Санта-Барбара по казански. Товарищи⁠⁠

Данная история была напечатана «Казанские ведомости» в рубрике «Санта-Барбара по-казански», в которой публикуются простые и немного сентиментальные истории о любви, взаимоотношениях и многом другом. Все выложенные истории были написаны мной под несколькими псевдонимами. В основе большинства рассказов лежат реальные события, произошедшие со мной или моими знакомыми. Ссылка на первоисточник

http://kazved.ru/art/10442.aspx

Товарищи

Владимир Николаевич, достав из чехла старую бритву, называемую в народе опасной, оценил ее остроту большим пальцем. Инструмент был изготовлен из закаленной оружейной стали и не нуждался в частой заточке, но привычка, как известно, вторая натура. На самом деле обычно для ежедневного бритья Владимир Николаевич использовал простые одноразовые станки, но подготовка к праздничной встрече с сослуживцами за многие годы обросла множеством ритуалов, настраивающих пожилого мужчину на особое настроение. Одним из них стало бритье его фронтовой бритвой.

Сделав последнее движение, Владимир Николаевич придирчиво оглядел свое лицо и остался доволен результатом. Чем отличается русский офицер? Тем, что он до синевы выбрит и слегка пьян, но ни в коем случае наоборот. Владимир Николаевич, впрочем, был сержантом РККА, но считал, что внешний вид его также должен быть безупречен, особенно когда он надевает парадную форму. Обернувшись, мужчина увидел, что в дверном проеме ванной стоит его правнук Виталий.

- Давно стоишь? - усмехнулся дед.

- Да нет, - замялся парень. - Вот, заглянул...

- ...проверить, не отрежет ли себе ухо бритвой старый пень, - закончил за него Владимир Николаевич.

- Дедуль, ты чего? Как можно...

- Ага, заливай, - засмеялся мужчина. - Мне, может, и за девяносто, но с головой все в порядке и рука потверже твоей будет.

- Это точно, - радостно согласился Виталий. - Через час выдвигаться пора.

Владимир Николаевич кивнул. Будучи по натуре очень пунктуальным человеком, он не нуждался в подобных напоминаниях. Мысленно был уже в дороге.

Традиция встречаться с сослуживцами в День Победы сложилась не сразу и не вдруг. В первые послевоенные годы каждый из них строил собственную жизнь и вместе с тем восстанавливал обескровленную страну. Да и разбросало их впоследствии по этой самой стране будь здоров: от Пскова на западе до Южно-Сахалинска на востоке. Спасибо старшине Валерке Пантелееву, который не дал им потеряться и всегда следил за тем, чтобы каждый знал почтовый адрес друг друга.

Действительно регулярными их встречи стали уже в 90-х, после того как парад Победы в Москве стал ежегодным. По понятным причинам местом их встречи стала именно она, благо среди фронтовых товарищей было и несколько москвичей.

Вместе они возлагали цветы к Могиле Неизвестного Солдата, ходили на парад.

Увы, люди не вечны... С каждым годом на встречу приезжало все меньше и меньше: кто-то не мог позволить себе путешествие до Москвы по состоянию здоровья, а многих уже не было в живых. Постепенно их большая компания сократилась до двух человек - Владимира Николаевича и Андрея Нечаева.

- Дед, почтальон тебе телеграмму принесла, - сказал появившийся в комнате Виталий.

У Владимира Николаевича остро заныло сердце в предчувствии плохих новостей. В последние годы они с сослуживцами практически все научились пользоваться мобильным телефоном, поэтому в основном созванивались. Телеграмма же наверняка означала дурные вести.

Расписавшись в получении, Владимир Николаевич долго вчитывался в разбегавшиеся от волнения строчки. Стоявший рядом правнук не решался предложить ему свою помощь.

- Не поеду я никуда, Виталька, - произнес, наконец Владимир Николаевич. - Умер Андрюшка.

Пройдя на кухню, мужчина достал из шкафа бутылку водки, налил полный стакан и, накрыв его куском ржаного хлеба, поставил на стол. Себе наливать не стал - больной желудок много лет назад отбил привычку к алкоголю.

- Виталь, - позвал он после парня. - Ты знаешь, я передумал. Отвезешь меня на дачу?

Через полчаса езды по пыльным майским дорогам машина остановилась у дачного домика семьи Владимира Николаевича.

- Дедуль, может, мне с тобой остаться? - осведомился Виталий.

- Я в порядке. Мне просто нужно побыть одному.

Зайдя на веранду, Владимир Николаевич усмехнулся:

- Ну я, блин, граф Толстой.

Еще спустя несколько лет после окончания войны у него появилась мечта - написать книгу о тех событиях. Честную, правдивую, возможно, жесткую, описывающую войну без розовых очков. Будучи по натуре человеком скромным, Владимир Николаевич очень стеснялся этого желания, хотя сослуживцы, ценившие его умение рассказчика, часто говорили ему, что он должен стать писателем.

- Куда уж мне, - отмахивался смущенный ветеран. - Я же не историк и не филолог, а простой строитель.

Тем не менее он несколько раз пытался начать свой роман, но не мог даже написать первую главу. Большая часть советского кино и книг о войне ему не нравилась. Вернее, эти фильмы и книги его не удовлетворяли. Красивые истории о настоящих людях оставляли в его душе определенный след. Но, по мнению Владимира Николаевича, они были слишком лакированными, приукрашенными. Он прекрасно понимал, что его книга должна быть совсем иной, поэтому, даже если он и написал бы, то ее вряд ли издали бы...

Ветер перемен, подувший в 90-е, сначала обнадежил его - казалось, теперь-то он сможет рассказать о войне без прикрас. Но вскоре увидел новые фильмы и прочитал новые книги о войне. «Отвращение» - наиболее точное слово, характеризующее его впечатление о них. Излишне натуралистичные, несущие мерзкий лозунг «Подвига не было, нас обманули», они производили на него гнетущее впечатление.

Много раз он садился за пишущую машинку, пытаясь начать свою историю. И всякий раз отправлял первые листы в корзину.

Осознание того, что его товарищей больше нет, изменило его мысли. Возраст научил относиться к смерти философски. С какого-то момента к нему вернулось ощущение, знакомое по фронту: каждый день может стать для него последним, поэтому не следует бояться неизбежного, а вместо этого сделать все, что в твоих силах.

Впервые за многие годы он садился за пишущую машинку с чистыми мыслями. Все это время он хотел рассказать историю о войне, но она ему не давалась. Теперь он понял почему. Вспомнились многочисленные лица, еще молодые: старшина Валерка - строгий, но основательный, хмурый, но чуткий товарищ Ленька, легкомысленный и отчаянный в атаке Марат и всегда прикрывавший его земляк Ильнур. И еще много людей, навсегда запомнившихся. Владимир Николаевич понял, что история его должна быть не о войне, о которой так много уже написано.

«Моим товарищам, настоящим героям и верным друзьям, посвящается...» - уверенно начал он набирать текст.