Сахалинские олени⁠⁠

Руководитель полетов на полигоне мыс Тык. Полигон на Сахалине, до дома 300 километров через Татарский пролив. Забрасывают на полигон на Ан-2 или Ми-14, забирают аналогично. Меняю на дежурстве товарища с соседнего полка, он рассказывает мне об особенностях быта и передает мне остатки пайковых продуктов. Товарищ улетает на этом же борту. Остался один, есть еще местная собака Найда, но она где-то шляется.
Жить придется одному, в избе на окраине гиляцкой деревушки. "Гиляки" - это местные аборигены, алкоголики и якобы оленеводы. На самом деле олени пасутся совершенно независимо от своих, вечно пьяных, пастухов. В избе печь, погреб, две солдатские койки и стиральная машинка "Рига". После того, как ребята целые сутки перемешивали в ней брагу (для ускорения химических процессов), машинка не работает. Ещё есть сломанный телевизор и бочка для воды. Электричество от дизеля, выключают в 21:00. Вот в таких спартанских условиях я и должен выполнять боевую задачу по обеспечению полетов 2-х ракетоносных полков и всяких-разных согласно заявок. Боевую задачу буду выполнять не менее 20 суток.

КП полигона
Пошел на КП полигона, не очень далеко, 2 километра. Вся военная команда состоит из 4-х офицеров, 3-х прапорщиков и 15 матросов. Познакомились, условились о способах связи, мне показали, где микрофон. Решив, что для первого раза вполне достаточно, получил паёк и пошел устраивать быт.
Прошло 30 дней. Я озверел и одичал. На Сахалине был "сухой закон", поэтому общение с местными военными как-то не получалось. Все книги я прочитал, дрова переколол, научился мастерски готовить гречку и макароны, разогревать тушенку. Я уже хорошо варил воду для чая, умело вскрывал банки со сгущенкой. Но скучно и страшновато.
03:00. Стук в дверь. Дизель выключен, электричества нет, за окном темнота. Беру топор и иду к двери. Через дверь слышу голос гиляка, его интересует, бреюсь ли я. Честно признаюсь, что делаю это все реже, пытаюсь понять, в чем дело. Логика гиляка:- если "командира" бреется, то значит, пользуется одеколоном, который можно выменять на свежевырубленные из башки оленя рога, и выпить. Рога мне не нужны, обещаю гиляку побрить его топором, если ещё будет приставать, иду спать.
Со скукой каждый борется, как может. Один инициативный товарищ решил принести пользу, вырыть яму для мусора. Грунт песчаный, копается легко. Товарищ копал дней 20. Получилось что-то похожее на вскрытый тоннель метро, глубиной 3 метра. Как он вылазил из ямы, одному ему известно. Теперь в этой яме живут штук 50 крыс, они нарыли в стенках нор, ждут, когда бросят пустую консервную банку. Банку ловят на лету, устраивают страшную бойню. Яма вырыта за домом, по дороге в туалет.
Перед сном решил сходить в туалет. Вечер, света нет, темно. Осторожно иду по дорожке, вдруг какая то сволочь толкает меня в спину. Падаю в яму, на лету вижу, как крысы радостно потирают лапы. Но морские летчики не сдаются! В полете хватаюсь за куст, повисаю на руках, с трудом вылажу. Резонный вопрос: "Где эта сволочь?". Оглядываюсь, вижу оленя, который преданно смотрит на меня своими добрыми глазами. Я этому животному высказал всё, что думал о свободном выпасе скота, о его пьяных пастухах, и о тех, кто не присылает мне замены.

На 30-е сутки я потерял всякие остатки субординации, выдал троешный результат командира полка и сообщил, что "больше я вахту не в силах стоять" вследствие тяжелой болезни. Летевший сзади заместитель командира дивизии все понял, обещал замену через день, за что и отбомбился на пятерку. Радость по поводу предстоящей замены была усилена отменой "сухого закона", к прилету вертолета перешла в хроническое состояние.
В вертолет я залез с трудом, сразу уснул, группа по торжественной встрече отметила, что болезнь прогрессирует, необходим постельный режим.
Через пару дней мне настоятельно порекомендовали выйти на службу.