Рутина⁠⁠

Виктор Петрович закрыл глаза на секунду, вдохнул запах старого автомобиля: смесь пыли, бензина и чего-то еще, чего не могли вывести никакие химчистки - и снова открыл их. На заднем сидении сидел Андрей.

Тот самый Андрей, который три года назад решил, что успеет проскочить перед грузовиком. Не успел.

Виктор не вздрогнул. Он уже давно не вздрагивал. Он просто посмотрел на нового ученика, пятнадцатилетнюю Лену, которая с белым от напряжения лицом сжимала руль, и сказал своим обычным монотонным голосом:

«Сцепление плавнее. Не торопись».

Лена кивнула, не отрывая глаз от дороги. Она не видела полупрозрачную фигуру на заднем сидении. Никто никогда не видел.

«Он вернулся, — подумал Виктор Петрович. — Интересно, на этот раз он что-нибудь скажет?»

Но Андрей, как и всегда, просто сидел и смотрел в окно. Его спортивная кофта была чистой, без пятен крови, без разрывов. Призраки всегда приходили такими. Целыми, но неживыми. Молчаливыми напоминаниями.

Виктор Петрович не знал, почему он их видит. Возможно, это было проклятие. Или наказание. Или просто галлюцинации уставшего человека. В первые месяцы после смерти Андрея он пытался понять, что им нужно. Говорил с ними, спрашивал. Ответом была тишина. Они просто появлялись в моменты, когда нынешние ученики повторяли ошибки погибших. Как живые предупреждающие знаки, которые никто, кроме него, не мог прочитать.

«Лена, сбавь скорость, — сказал он, когда машина начала набирать ход на прямом участке. — Здесь часто выходят животные».

Он солгал. Животных здесь не было. Но именно на этом участке Светлана, чей призрак иногда пах духами и бензином, потеряла контроль на мокром асфальте.

Лена послушно перенесла ногу на тормоз. Виктор почувствовал, как в салоне повеяло холодком, и знал, Светлана здесь. Двое на заднем сидении. Полный комплект.

Это была рутина. Проклятая, бессмысленная рутина. Он как Сизиф, который снова и снова везет своих мертвых пассажиров по одним и тем же маршрутам, надеясь, что в этот раз камень не скатится вниз. Но он всегда скатывался.

«Поворот направо, потом налево, на развилке», — сказал он Лене.

Он вспомнил, как Максим, чья шея всегда была неестественно вывернута, на этом самом повороте не посмотрел в слепую зону. Теперь Максим иногда появлялся на пассажирском сидении, молча потирая шею.

Лена справилась с поворотом лучше, чем ожидал Виктор. Она была способной ученицей. Быстрой. Слишком быстрой.

«Не спеши, — сказал он. — У нас много времени».

«Все всегда спешат, — подумал он, глядя на призраков в зеркало заднего вида. — И у вас не осталось времени совсем».

Они выехали на загородную трассу. Широкая, ровная дорога, мало машин. Идеальное место для самых опасных ошибок.

«Давай потренируем обгон, — сказал Виктор. — Смотри внимательно».

Лена кивнула, её глаза загорелись азартом. Она разогналась, смотря на грузовик впереди.

«Подожди, — сказал Виктор. — Не сейчас».

Но она уже решила. Она посмотрела в зеркало, увидела, что сзади никого нет, и начала маневр.

В этот момент Виктор Петрович почувствовал знакомый холодок. На пассажирском сидении материализовался Андрей. Он не смотрел на Виктора, он смотрел на Лену. И в его глазах не было ни упрека, ни укора, лишь глубокая, бездонная печаль. Та самая, что Виктор видел в зеркале каждое утро.

Лена уже выехала на встречную полосу. И в этот момент из-за поворота появилась фура.

Все произошло за секунды. Лена замерла, её нога забыла про тормоз, про сцепление, про все на свете. Она смотрела на надвигающийся грузовик, и в её глазах читался тот же ужас, что Виктор видел у десятков своих учеников перед тем, как...

Но нет.

Вместо того чтобы дернуть ручник или схватить руль, Виктор Петрович повернулся к призраку на пассажирском сидении и крикнул — не Лене, а ему:

«Андрей, я знаю! Я вижу!»

Его голос, обычно такой монотонный, прозвучал как выстрел. Хриплый, полный отчаяния и боли, которые копились годами.

Лена резко нажала на тормоз, не от крика, а потому что инстинкт все же сработал. Машина дернулась, заблокированные колеса завыли, и они остановились в метре от обочины, все еще на своей полосе. Фура пронеслась мимо, сигналя.

В салоне повисла тишина. Пахло гарью от резины.

Виктор Петрович сидел, не двигаясь, глядя на пассажирское кресло. Андрей смотрел на него. И впервые за три года его лицо изменилось. Уголки губ дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку. А потом он начал таять, как туман под утренним солнцем, пока от него не осталась лишь легкая прохлада.

Лена смотрела на Виктора широко раскрытыми глазами.

«Виктор Петрович...— начала она дрожащим голосом. — Кто... кто такой Андрей?»

Он медленно перевел взгляд на нее, потом на пустое пассажирское сиденье. В воздухе еще витал едва уловимый запах сигарет и одеколона, тот самый, что всегда был с Андреем.

«Пассажир, — глухо сказал он. — Очень важный пассажир».

Он глубоко вдохнул, вытер ладонью лицо и посмотрел на дорогу впереди.

«Поехали, — сказал он. — Поехали дальше. На этот раз сцепление плавнее...»

Когда Лена снова тронулась, машина дергалась меньше. Девушка была еще бледной, но руки на руле лежали увереннее.

Виктор Петрович смотрел на дорогу и думал о том, что рутина не лишена смысла. Просто смысл нужно разгадывать каждый день заново. Он не может спасти тех, кто уже умер. Но он может быть мостом между их ошибками и чужими шансами.

Он ехал по улицам города, и знал, что тени вернутся. Они всегда возвращались. Но теперь, когда в салоне запахнет духами Светланы или Максим начнёт тереть шею, он не просто вздохнет. Он спросит их, без слов, одним лишь взглядом: «Чему вы должны научить меня на этот раз?»

И в этом вопросе, отчаянном и вечном, заключался единственный смысл, который ему был нужен.