"Руха". 19 01 «Облака»
В конце 1984-го года зима в Рухе не отличилась суровостью трескучих морозов. Обилием снега тоже не мола похвастаться. Снег периодически выпадал, накрывал пуховой периной землю между дувалов.
Фото из архива Денисова С.Н. Миномёт «Василёк» на позиции в зимней Рухе.
Однако, пушистый красивый снег лежал не долго. Через несколько дней белые сугробы таяли, от них оставалась лишь лужи да раскисшая глина. Глина противно чавкала под ногами, мешала ходить, пачкала обувь и обмундирование, забивала прогрессивные протекторы экспериментальных сапог, приезжала на них в расположение взвода и устраивала на дощатом полу отложения пермского геологического периода палеозойской эры. Эти отвратительные отложения приходилось то и дело соскребать с досок сапёрной лопатой и выносить из расположения взвода обратно в Афганистан. Как правило, такую незатейливую работу поручали кому-нибудь из молодых бойцов, заступившему в наряд по роте в качестве дневального.
В один из зимних дней в нашем взводе скрипнула входная дверь, на пороге возник дневальный рядовой Азимов с сапёрной лопатой в руках. Он перешагнул через порог, за его спиной светил улицей полуприкрытый проём. Пружиной входная группа в те дни ещё не была облагорожена, поэтому тупо и незатейливо из ослятника за борт потекло накочегаренное буржуйкой тепло. На первом ярусе нар вскинулся офигенный дембель Бахрам. Он обернулся на струю холодного воздуха и выкрикнул в адрес дневального на чисто русском языке:
- Э! У тэбя дома двэрь нэту што ли?
Азимов вздрогнул, как будто его укусила оса, покраснел с лица, затем обиженно надул губы, развернулся, вышел из расположения взвода и закрыл за собой дверь. Мне было очевидно, что он обиделся до глубины души, однако была непонятна причина столь резкой реакции на простые слова. Чтобы понять произошедшее, я обратился к Бахраму:
- Чего Азимов так обиделся? Ты ничего плохого не сказал.
- Сказаль. Ощ-щень абидный слова сказаль. У нас в Узбекистан в нэкатори дэревня ест бэдни люди. Вмэсто двэрь у них адэяло висит. Его закриват нэ надо, он сам на мэсто падает.
Пацаны во взводе заржали, а я принялся обдумывать неожиданный экскурс в узбекскую этнографию. В результате пришел к выводу, что Бахрам - коварный приколист и злостный подъегоривальщик.
После того, как все проржались и успокоились, я затеялся размышлять о сущности бытия. Делать нам всем было нечего, мы никуда не спешили. По тихой грусти я валялся на нарах с закинутыми под затылок руками, смотрел в пустоту и переживал грусть-печаль, которую наводила на меня в Рухе зима. Зимние дни редко радовали глаз сверкающим солнцем и искрящимися снежинками. Часто в ущелье заходили облака, укутывали всё пространство угрюмыми серыми туманами. Облако лишь снаружи выглядит весёлым, белым и пушистым. Как только оно обнимет тебя, как только ты попадёшь внутрь облака, то сразу поймёшь, что весь солнечный свет остался на внешней белой оболочке. Потому что внешний слой вобрал в себя всю радость солнечного света и тепла. Внутри белой сверкающей красоты тебя ждёт сырость, серость и меланхолия. Мельчайшие частички воды окружают всё плюсовой температурой, плавят снег, размягчают глинобитные крыши дувалов, расквашивают грязь под ногами. Всё вокруг становится унылое, серое и промозглое. Мельчайшие капельки влаги придают облаку нехилую теплоёмкость, оно высасывает из тебя тепло с невероятной быстротой. Только что на солнечном свете ты был мордатый и румяный, а как попал в объятия облака, дык уже думаешь как бы не окочуриться от гипотермии.
С людьми зачастую происходит точно так же. Облака – как люди, это давно известно. Встречаешь человека, снаружи он выглядит как пушистое, воздушное и нарядное облачко. Улыбка у него сверкает крупными перлами. А ты присмотрись к поступкам этого светлого на вид человека, копни вглубь, за наряды. Запросто может оказаться что все наряды и улыбки-перлы — это уловки. Стоит лишь заглянуть за эти уловки, так окутает тебя серая мгла, повеет промозглой сыростью. Внутри нарядного «облака» обнажится унылая душонка мелочного крохобора. Все его улыбки направлены лишь на то, чтобы отщипнуть от тебя хоть что-нибудь, хоть крошечку. Утащить её в свою крысиную норку. Сложить в кучку к таким же крошечкам, радоваться как прирастает личное достояние. В условиях горной войны люди с такими душонками «всплывали кверху пузом» практически сразу. Не спроста среди бойцов горнострелкового батальона бытовала поговорка: - «Первый же выход в горы всё расставит на свои места и покажет кто есть кто». В горах жмоты и «крысы» вскрывались на первом боевом выходе. В условиях, когда подразделенье далеко уходило от основной базы полка, каждый боец превращался в ценную боевую единицу. Если хоть один солдат «ляжет» от обезвоживания или истощения, то его придётся вытаскивать, что называется, «на горбу» всего подразделения. Чтобы не допустить такого печального развития событий, бойцы быстро-пребыстро научились делиться с товарищем последним глотком воды, пускать по кругу заключительную сигарету, кушать гречневую кашу одной ложкой на шестерых из одной консервной банки. Потому что ложку носил по горам не каждый боец, ибо даже такой неогромный предмет на высоте очень сильно задалбывает. В нашей роте ложку в горы брал лишь один из пяти или шести бойцов. Причем выбор часто падал на «десертные» ложки японского производства, выполненные из нержавейки. Столовая ложка слишком тяжелая, а чайная слишком маленькая. Десертная ложка обладала наиболее удачным набором потребительских свойств в условиях, когда от усталости не лезет в горло кусок . А для пущего увеличения полезных функций этим ложкам затачивали край «черпалки», чтобы вскрывать этим краем консервные банки из сухпайка. Получалось, что, вооружившись такой ложкой, можно было сэкономить силы на перетаскивании консервовскрывателя.
Вообще, в Советской Армии нормальный солдат был способен вскрыть консервную банку любым подвернувшимся под руку металлическим предметом. Если не считать консервооткрыватели, ножики и заточенные ложки, то самыми популярными предметами для откупоривания банок были: бляха от солдатского ремня, крышка ствольной коробки от автомата и каска. Чего-чего, а солдатский ремень и автомат были всегда под руками у бойца в горах.
Не скажу, что я считал себя «мастером спорта по всёх», но в горы с собой всегда брал японскую отточенную ложку и душманский ножик. Ножик использовал для хозяйственно-бытовых нужд, а ложку во время приёмов пищи постоянно пускал по кругу. Понятное дело, что в случае возникновения инфекционного заболевания у кого-нибудь из бойцов, зараза могла распространиться с неимоверной быстротой по всему подразделению. Однако, наш батальон постоянно лазил по экологически чистой горной-пустынной местности. Там из инфекционки можно было подхватить разве что малярию. А она через ложку не передаётся. Поэтому бойцы передавали друг другу ложки, кружки и котелки без сомнений и жадности. Через несколько месяцев практикования образа жизни «брат за брата» каждый нормальный боец горнострелкового батальона воспринимал любое «облачное создание» как полнейшее, конченое ничтожество. Жадину, шкурника, а тем более жулика, пытающегося воровать у своих, ждало очень строгое общественное порицание. Как правило, с занесением в грудную клетку. Недурственно было бы перенять такое отношение в повседневную жизнь.