Рейс из Пхукета⁠⁠

В самом последнем ряду, на кресле у окна, сидела женщина лет тридцати, смуглая и чернявая, в черном же платье, да еще в шелковом платочке – впрочем, расшитом яркими тайскими цветами. Из-под платочка выбивались черные, как вороново крыло, волосы. На шее блестел золотой кулончик-амулет. «Цыганка, – подумал про нее стюард. – Поосторожнее надо с ней, а то ведь сглазит».

Но цыганка не спешила никого сглаживать. Весь рейс она сидела молча, иногда будто спала, а по временам бесшумно шевелила губами. Стюард изумился, когда заметил под платочком обыкновенный белый провод от наушников: он решил, что цыганка слушает музыку. Он даже улыбнулся своему открытию, осмелел и предложил ей чай-кофе. Тогда цыганка неожиданно взяла его за руку и легонько сжала запястье.

– Постой, мальчик, – сказала она шепотом, с сильным южным акцентом. – Чай потом принесешь. Лучше скажи, что случилось? Что-то не так с самолетом?

– Все так, – сказал стюард тихо. – Связи с диспетчером нет. Но это временно.

– Тогда скажи, почему машина сама себя ведет? Где ваш главный летчик?

Стюард очень смутился. Но промолчать почему-то не смог.

– Командир отдыхает, – признался он. – Как взлетели, так и отдыхает. У него личные проблемы, ему жена сообщила, что... Но откуда… – тут он испугался и умолк.

– Я его слышу, – просто ответила цыганка. – Я любую беду слышу.

Стюард похлопал глазами.

– Скажите, – начал он. – Скажите… у нас все нормально будет? Мы же сядем?

Цыганка взглянула на него и вдруг улыбнулась.

– Ты хочешь, чтоб все нормально было, да? А чего ты больше всего на свете хочешь?

Парень облизнул губы. С ним происходило что-то странное: пока она смотрела ему в глаза, он совсем не мог врать.

– Я… хочу… со Светкой Малышевой вместе на Финнэйре работать. И чтобы она мне… прямо на коврике…

Цыганка чуть не рассмеялась, и наваждение пропало.

– Ой, – сказал стюард. – Что это было?

– Ничего такого. Совсем ничего.

Стюард оглянулся: кажется, Жанна ничего не видела. Все же он чувствовал смутное неудобство. И почему-то вспомнилось, чем кормят на Финнэйре. И сколько платят. Вот меня не взяли туда, а Светку взяли, подумал он с досадой. Глупо завидовать.

– Так чай принести вам? – сказал он немного грубовато.

– Принеси, золотой мой. Будь так любезен.

Тут ему впервые показалось, что цыганка малость переигрывает. Он принес ей чай и счел за лучшее больше к ней не приближаться. «Пусть Жанка ее обслуживает», – решил он.

А потом случилось то, что случилось, и про странную пассажирку все забыли. Кажется, ее это совершенно устраивало. Как все, она смотрела в окно на неизвестно откуда взявшийся истребитель-перехватчик – разве что, может быть, чуть пристальнее других пассажиров.

Старший лейтенант Андрей Ковальчук на МИГе, конечно, не мог ее видеть из своей кабины. Он конвоировал «эйрбас» уже минут десять, и ему, сказать по правде, уже надоела эта идиотская миссия. Велено было никого не пускать ни в Питер, ни из Питера. Почему – ему не объяснили. Сказали, карантин. Смертельный вирус. Всего вероятней, диверсия. Не допустить расползания заражения – это и было их задачей. А для этого воздушное пространство следовало наглухо закрыть.

Сам Андрей родился в Таганроге, в Петербурге был один раз – со школьной экскурсией, – и на всех зажравшихся питерских ему было наплевать. Он мог выполнить приказ легко и буквально, как вдруг услышал голос в наушниках.

«Не стреляй», – сказал голос – почему-то женский.

«Кто говорит?» – спросил Андрей.

«Совесть твоя говорит».

Андрей шмыгнул носом.

«Шутить заканчиваем, – предупредил он. – Позывной скажите».

«Сокол», – соврал голос.

Андрей пощелкал тумблером.

«Совесть не выключишь», – сказал голос.

«Что за […]», подумал Андрей.

«Слушай внимательно, – перебил голос. – Ты оставишь самолет в покое. Вернешься на свою базу. Купишь парацетамол для Дашки. Детский, не забудь».

«Почему?»

«Потому что жена тебе смс-ку кинет. Дочка заболела».

Андрей Ковальчук молчал.

«Слушай дальше. В самолете есть мальчик Сергей. Плачет постоянно. Боится тебя. Если ты улетишь, он вырастет. Познакомится с Дашкой. Она в Питер приедет учиться. У них будут дети, мальчик и девочка. Это если ты улетишь».

«Не верю», – сказал Андрей.

«А ты поверь. Добро вообще трудно делать. Это зло само делается».

«Служба такая», – сказал Андрей, чтобы что-то сказать.

«Теперь я не верю. Служба у твоего генерала Прохорова. Он уже не человек. А ты человек».

Здесь Андрей отчего-то вспомнил, сколько ему заплатили в прошлом месяце. Вспомнил генерала Прохорова, наезжавшего с проверкой за неделю до того. Эти два факта определенно были взаимосвязаны.

«Не агитируй», – сказал Андрей сердито.

«Я не агитирую. Я мысли твои вижу. Я – это и есть ты».

Андрей вытер пот со лба.

«Как тебя зовут?» – спросил он.

Но никто ему не ответил.

Это был фрагмент романа (для редакционного проекта про зомби)

Еще один рассказ ("Третий", хоррор) здесь: "Третий" (конкурсный хоррор, 2021)