Развитие искусств в России по оценке В.Н. Иванова
Данная статья относится к Категории: Публицистика
«В России не существовало индустрии до XX века. В России не существовало литературы до XIX века.
Что было в России тогда, когда в Европе были и Петрарка, и Данте, и Шекспир, и Мольер, и Сервантес, и Гёте?
Почти ничего! Несколько гениальных предвозвестительных взрывов, вроде «Слова о полку Игореве». И только один XIX век выбросил целый поток великих мировых литературных имен - от Пушкина, Гоголя до Достоевского, Островского, Толстого, Владимира Соловьева, Чехова, Андрея Белого, Ал. Блока, которые не только равняются, а превзошли по интуитивному размаху, по глубине своего творчества Запад.
Дух пророчества - великий дар беспощадного созерцания действительности, дар понимания тайн бытия, дар великого изображения природы, изображения человека, дар анализа его души, острого и беспощадного, дар мистических прозрений в бездны совести, в её полеты, прозрения и падения - вот что такое русская литература, свободнейшая из свободных.
Он здраво судит о земле,
В мистической купаясь мгле, -
сказал про русский ум Вячеслав Иванов.
Не случайно именно В.В. Стасов ввёл Рериха и к Толстому и в недра Публичной библиотеки. Стасов - этот неистовый вождь бурлящего русского сознания - пишет в 1886 году своему брату Дм. Вас. за границу:
«Ох уж это мне проклятое «традиционное»! И кому оно только не мешает! Отчего русское искусство, как русская литература, во многом опередило мир? Оттого, что оно храбро и дерзко! У них нет там ни одного Гоголя, ни одного Льва Толстого! У нас одних только есть непочтительность к старому, а отсюда является и самостоятельность, и оригинальность настоящие. Пётр Великий, какой он ни был зверь и монгол, а был настоящий русский, настоящая русская натура, наплевал на все традиции, на все предания, на всю школу. В этой русской храбрости - главный русский характер...»
Однако русская литература, как связанная с разработанным словом и, следовательно, связанная с определенными понятиями, все же главным образом воспроизводила верхние слои русского общества с их сомнениями, с их проблемами. Народная стихия оставалась не вполне освещена. Зато в музыке русское искусство вполне погружено в народную стихию. Исторический момент, определяющий начало этой новой эпохи осознания русских глубин через музыкальное искусство, определяется тем временем, когда образовывается знаменитая «Могучая кучка», славная русская музыкальная пятёрка.
Глинка, Балакирев, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков, Кюи - вот она, русская явленная музыка, вошедшая теперь в необходимый обиход русской культуры; вот оно, глубочайшее освоение, осознание певучих глубин русской души. Это первый, знаменательный уход русских от навязанной нам сладкой «итальянщины».
Труды этой «Могучей кучки», их оперы, симфонии, романсы - это сама кристаллизация в звуках русской души, это откровения чрезвычайные, такие, что в лоне своем держат неразрывно, объединённо душу русского человека и русского «интеллигента», охватывая обоих, обдавая единой русской волной.
- Все рождены, - говорит В.В. Стасов по поводу этих великих художников, - все рождены на то, чтобы рождать из себя все новые и новые создания, новые мысли, новую жизнь, как женщина рождает новых людей. Все, все - от маленького человека до самого большого, от трубочиста и до наших богов - Шекспира и Бетховена, - все они только счастливы и спокойны, когда могут сказать, что «я сделал, что мог»!..
И эти гениальные люди рождали действительно то, что воспринимали их великие и чуткие души из бескрайних глубин могучей России, из-за докучного житейского шума повседневности. В их музыке развернулась перед нами вся Россия, от древних времён, от былинных богатырей, от татарских страшных погромов, от буйств Васьки Буслаева и до таких тайных вод озера Китежа, что на румяной заре летнего дня показывает верующим чудесные святые, лазоревые и золотоверхие города, куда в сущности всегда стремится русская душа от своих огненных переживаний. А около этого проникновения в глубину русского переживания - зацвела и запела в партитуре и русская сказка, записанная уже Пушкиным, заплакала и зазвенела русская история в гениальных операх на исторические темы.
К этой диаде музыки и литературы примыкает могучая третья ветвь русского искусства - живопись. Как литература, так и музыка - она тоже двинулась в XIX веке своими путями, выискивая новые русские сюжеты, новые приёмы трактовки, изучая русские колориты, опрозрачивая их, погружаясь в эту единую стихию и русского опыта и русской природы.
В 1862 году тот же В.В. Стасов пишет пламенную статью: «Наша художественная провизия для Лондонской выставки».
«Всякий народ должен иметь своё собственное национальное искусство, - гремят его могучие слова, - а не плестись в хвосте других по проторённым колеям, по чьей-нибудь указке. Довольно русской живописи подражать чужому искусству, петь с чужого голоса! Те художники, которые не боятся быть самостоятельными на верхней дороге, смелей вперед! Работайте по-своему, берите сюжеты откуда хотите... Будьте самобытны…»
Эти призывы - не анархические призывы, зовущие к тому, чтобы бросить «проторенные дороги» во что бы то ни стало, чтобы только разрушать старое. Нет! Эти призывы - призывы смотреть вокруг себя острыми глазами на то великое и сложное целое, которое называется Россией, и, усматривая там вещи неслыханной силы и глубины, - воспроизводить их...
Наша литература, наша музыка, наша живопись этого громкокипящего XIX века имеют и общие судьбы. Все они сталкивались с рутиной, с инертностью русского общества, с его ленивым консерватизмом, с его тягой подражать уже готовым, западным канонам, а не создавать свои.
Ведь все мы помним, по поводу юношеского «Руслана и Людмилы», воспроизведённое Белинским «Письмо жителя Бутырской слободы», который протестовал против появления такого молодца, как Руслан, в «благородном обществе» и кликал будочника с алебардой, чтобы выбросить за шиворот этот красочный народный сюжет с паркетных полов, где царили окаменелые и косные приемы, сюжеты, традиции.
То же повторилось и с музыкой. Как и литература, музыка шла путём борьбы, страстной и напряжённой. В 1867 году некий критик Ростислав писал ведь, что напрасно полагают, что у нас есть какая-то инструментальная народная музыка, тогда как у нас есть лишь ряд «тривиальных трепаков». «Появятся ещё трепаки, пожалуй, - татарский и киргизский», - саркастически писал этот критик и уверял, что наши композиторы «вдохновляются отвратительными сценами у порогов питейных домов».
Не отставали от литераторов и музыкантов и наши художники XIX века: проламывая свои академические традиции, боролись с официальною затёртостью классических перепевов, утверждая свое неотъемлемое право слушать вещим, припавшим к земле ухом, что там происходит, и изображать именно это.
Парадоксально, печально, но история русской живописи половины XIX века - есть борьба талантливых художников с Академией художеств, которая стала почему-то символом застоя и упадка, инертности в искусстве.
Но это отрицание, эти борьбы, все эти болезни рождения - не напрасны. Нет! Из этих отрицаний возникают всё новые и новые несказанно талантливые русские школы, по-новому и новому утверждая свое художественное видение, свое право искусства во всех его отраслях, В живописи, в свободном самоопределении возникают эти школы, начиная от «Художественной артели», позднее «Передвижников» и до «Мира искусства». И в каждом таком взрыве энергия, воля к жизни, протест направлены к одному - к желанию объективно познать, освоить в тех или иных аспектах или формах великий мир, который именуется «Россией».
И то великое русское искусство, которое царит теперь над Россией, не зная уже преходящей борьбы, - это всё сладкие цветистые побеги от тех семян художества, правды и жизни, что всегда сеялись на великом, тучном и неоглядном лоне многоликой русской страны.
И в конце XIX столетия в эти порывные ряды русского искусства становится и Рерих».
Иванов В.Н., Россия и искусство / Огни в тумане, М., «Советский писатель», 1991 г., с. 311-315.
Изображения в статье
Image by JEROME CLARYSSE from Pixabay
Image by JEROME CLARYSSE from Pixabay
Image by press 👍 and ⭐ from Pixabay
Image by Djemka from Pixabay