Рассказ «Директива номер семь»⁠⁠

Игорь принес домой маркерную доску в тот самый вечер, когда мы в третий раз поссорились из-за невымытой кружки. Он торжественно водрузил ее посреди коридора, сдвинув в сторону тумбочку с обувью, и объявил начало новой эры. Эры Прозрачности. Доска сияла белизной, как зубы акулы капитализма, готовой сожрать наш тихий семейный уют.

Мы разделили квартиру на зоны ответственности. Кухня стала «Сектором пищевой безопасности», балкон получил гордый статус «Логистического хаба», а ванная комната превратилась в «Зону санитарного контроля». За каждую вымытую тарелку начислялись баллы, за вынос мусора полагался бонус, а за полив цветов вводился коэффициент трудоемкости. Мы даже учредили еженедельные планерки и ежеквартальные отчеты по субботам, которые следовало сдавать до полудня.

Первую неделю мы жили в раю эффективного менеджмента. Я заработала двести баллов за генеральную уборку и с чистой совестью обменяла их на право три часа лежать в ванне с книгой, полностью игнорируя внешние раздражители. Игорь вдохновился успехами и внедрил систему тикетов в Telegram. Теперь при перегорании лампочки я должна была не просто сказать об этом, а заполнить заявку в общем чате, присвоить ей приоритет от низкого до критического и прикрепить фотодоказательства.

Катастрофа разразилась в среду вечером. Я вернулась с работы, мечтая о горячем ужине, но обнаружила девственно чистую и холодную плиту. Игорь сидел за компьютером в наушниках, с тем самым каменным лицом, которое обычно бывает у сотрудников паспортного стола за минуту до обеденного перерыва.
— Где еда? — спросила я, стараясь не повышать голос.
Он медленно снял один наушник.
— Твоя заявка на ужин оформлена некорректно. Ты указала дедлайн «как можно скорее», а согласно пункту 4.2 нашего регламента такие формулировки считаются размытыми, не содержат временных рамок и исполнению не подлежат. Заявка отклонена модератором.

Вместо скандала, который назревал где-то в районе солнечного сплетения, я молча достала телефон. Пальцы быстро набрали новый тикет: «Кризисные переговоры. Уровень угрозы: красный. Требуется присутствие всех акционеров».

Мы сели за кухонный стол, который теперь казался столом переговоров в Женеве. Игорь достал папку с распечатанными графиками и ткнул пальцем в кривую линию, ползущую вверх.
— Посмотри на динамику, дорогая. Твой индекс ворчания вырос на пятнадцать процентов по сравнению с прошлым отчетным периодом. Корреляция с невымытой посудой очевидна. Я вынужден применить санкции и урезать финансирование твоего внепланового шопинга до устранения нарушений.

Я посмотрела на мужа. Затем перевела взгляд на проклятую доску в коридоре, где красным маркером был отмечен мой «долг» по глажке рубашек.
— Игорь, — сказала я очень тихо и спокойно. — Я объявляю локаут. Кухня закрывается на неопределенный срок. Сектор пищевой безопасности объявляет бессрочную забастовку из-за нарушения условий труда и токсичной атмосферы в коллективе.
— Что? — он поперхнулся воздухом.
— Также вводится эмбарго на доступ к телу до пересмотра трудового договора.
Игорь побледнел. Он прекрасно знал, что я единственный сертифицированный специалист в этой квартире, способный отличить мультиварку от тостера, а режим стирки «хлопок» от «синтетики».
— Но это прямое нарушение брачного контракта!
— Подай на меня в суд. В Гаагский трибунал по делам семейных деспотов и домашних тиранов.

Вечером мы сидели на полу в гостиной и ели пиццу прямо из коробки, пачкая руки жирным тестом. Доска с графиками сиротливо стояла в углу, словно памятник нашим амбициям. Игорь вытер томатный соус с подбородка и посмотрел на меня с виноватой улыбкой.
— Знаешь, — сказал он, откусывая кусок пепперони. — Думаю, нам нужно провести реструктуризацию компании. Слишком раздут административный аппарат.
— Согласна, — кивнула я, наливая колу в пластиковый стаканчик. — Предлагаю перейти на упрощенную схему налогообложения. Кто первый встал, того и тапки. И никакой бюрократии.
— Принято единогласно.

Игорь вздохнул, встал, подошел к доске и рукавом футболки стер график моего ворчания. А потом пририсовал рожицу с высунутым языком.