Последний пьющий человек на планете: надежда человечества (18+)⁠⁠

18+

Из космического далёка, прямо из Главного пояса астероидов, на Землю обрушился метеорит. Он принёс проклятие: страшный вирус, который расползся по планете и навеки отнял у человечества возможность наслаждаться вином. Мир окутало отчаяние, люди потеряли всякую надежду на возвращение к прежнему укладу. Но когда тьма сгустилась до предела, внезапно забрезжил луч света. Имя этого яркого луча надежды — Леонид Петрович Кабачков. Нет, он не воспетый герой мифов, а всего лишь токарь с троллейбусного завода.

* * *

— Я, между прочим, Люда, исчезающий вид, — сказал Леонид Петрович, накалывая на вилку кусочек солёного огурца. — Как никак, последний пьющий человек на планете.

— Тьфу на тебя! — выругалась супруга Леонида Людмила. — Трепло запойное.

Она стояла у плиты с полотенцем на плече, а в красной кастрюле бурлил борщ. Аромат овощной поджарки витал в воздухе.

— У меня, знаешь ли, и документ официальный имеется.

Из кармана брюк Кабачков вынул небрежно сложенный в несколько раз лист. Петрович развернул его, задумчиво пробежал глазами и лишь затем показал жене.

— На вот, смотри! Тут же чёрным по белому написано: Леонид Петрович Кабачков — последний пьющий человек на планете Земля. И печать целого института стоит. Вот!

— В том-то всё и дело, что последний, — Люда устало вытерла руки полотенцем. — У других вон мужья... ну, просто мужья. Трезвые. Работящие. Хоть бы раз ты что-то в дом принёс, а не из дома...

Она посмотрела на него с обидой.

— Ты мне «Айфон» когда обещал? А путёвку в Анапу? Хоть разочек бы почувствовать себя как все.

— Дура! Да меня беречь нужно. Я ж единственный экземпляр. Сейчас вся мировая наука заинтересована, чтобы я, так сказать, пил.

— Ты лучше бы на завод возвращался. Там поди станок твой токарный уже на запчасти растащили. А ты тут сидишь, спаситель хренов.

Леонид Петрович молча наполнил цветастую пиалу водкой, запрокинул голову и выпил содержимое до дна. Морщинистое лицо на мгновение скукожилось, а в глазах появился блеск.

— Так я же для науки стараюсь, Люда. Возможно, меня к награде представят ещё при жизни.

— Да ну тебя к чёрту, вместе с наукой, — воскликнула супруга Кабачкова, кинула в мужа полотенце и тут же выбежала из кухни.

— Они говорят, что из моей крови им какой-то там белок нужно получить! — крикнул вслед убегающей жене Петрович. — А для этого я должен бухать как кочегар. Наука ведь дело тонкое.

«Может, она меня не любит? — подумал Петрович и ещё немного плеснул в пиалу прозрачной жидкости. — Одни «Айфоны» на уме, да путёвки эти. Нет, любит. Она у меня хорошая. Не всякая баба выдержит такого, как я. Точно любит».

Когда Люда вернулась на кухню, Петрович уже спал в стареньком кресле. Люда накрыла его пледом и выключила свет.

* * *

В лаборатории было тихо. Петрович сидел в специальном кресле, а из головы торчали провода. Владлен Владленыч, так звали профессора, смотрел в монитор, сидя за рабочим столом, и что-то записывал в блокнот.

– Да не могу я больше так, – сказал Леонид Петрович, осушив очередной стакан армянского коньяка. — Даже ради науки не могу. Понимаете, профессор?

— Да поймите же вы и меня, голубчик, – ответил профессор, поправляя очки на переносице. – На вас смотрит весь мир. Вы наша единственная надежда.

В воздухе повисла неудобная пауза. Владлен Владленыч встал из-за стола, заложил руки за спину и начал расхаживать по кабинету, изредка посматривая на подопечного.

— Понимаете, Леонид Петрович, — заговорил профессор после непродолжительной паузы. — Этот коварный вирус интегрировал в ДНК человека новый, нерабочий вариант гена ALDH2.

Петрович смотрел на профессора сквозь алкогольную пелену и толком не понимал, чего хочет от него человек в белом халате.

— Зачем мне всё это? — наконец спросил Кабачков. — Для чего мне забивать этим голову? Я всё равно ни черта не смыслю в этих ваших генетических вопросах. Вот резьбу на валу нарезать — это да, я могу.

— Из вашей крови, голубчик, мы должны получить специальный белок-катализатор, который при попадании в организм нейтрализует ацетальдегид.

Кабачков закрыл глаза, а потом воткнул в голову постоянно выпадающий красный провод датчика.

— Погубит меня ваша наука, профессор. Я уже на коньяк смотреть не могу, а вино вызывает изжогу. Про водку я вообще молчу — от водки дурным становлюсь сразу.

— Ну это ничего. Так сказать, побочный эффект. Вам же памятник поставят при жизни, если вы спасёте человечество.

— Да идите вы к чёрту с памятником! Конечно, поставят мне памятник. Вот только на кладбище. И эпитафию напишут: «Спился ради всего человечества».

Профессор подошёл к специальной установке, в которой сидел Кабачков.

— Дай-ка я, голубчик, реакцию проверю. Потерпи немного.

Он достал из нагрудного кармана небольшой фонарик и принялся поочерёдно направлять луч света в каждый глаз Кабачкова.

— Всё прекрасно, — пробурчал себе под нос Владлен Владленыч.

Он убрал фонарик в нагрудный карман и вернулся за стол.

— Вот раньше, профессор, бывало как: утром проснёшься с бодуна, наскребёшь мелочишку по карманам и в магазин. А денег в аккурат на чекушку беленькой. Но зато какая ценность в этой чекушке. Выпьешь сто грамм и смотришь на неё, предвкушаешь остатки. Жить сразу же не терпится. Можно и поговорить по душам. А сейчас, когда всего в достатке, пить больше не хочется. Ну нет трудностей и страданий, а потому вся ценность теряется. Понимаете?

— Нужно ещё потерпеть ради науки, Леонид Петрович. Экономики крупнейших стран мира трещат по швам. Больницы вон переполнены людьми с абстинентным синдромом. Здравоохранение перегружено. Вы хоть понимаете масштаб проблемы?

— Ну а мне то что? Я рыжий, что ли, за всех отдуваться?

— Я сегодня же поговорю с начальством. Думаю, они пойдут на встречу и выделят для вас «Мерседес» с водителем и ежемесячное пособие. Постараюсь, чтобы вы не в чём не нуждались.

«Ну тут сам бог велел потерпеть ради науки, — подумал Леонид Петрович. — Всё же хороший мужик, этот профессор. Глаза у него честные, да и дело своё знает. А Людка-то как обрадуется. Может, и пилить меня будет меньше».

* * *

На следующий день соседи Кабачковых обсуждали чёрный «Мерседес», на котором привезли Леонида Петровича из института. Люда сияла как мартовский лёд, когда к их деревянному бараку подкатила роскошная машина и при всём честном народе водитель открыл заднюю дверь, чтобы выпустить Кабачкова. Людмила смотрела не столько на машину, сколько на соседок, на их открытые рты.

— Ну, а я тебе что говорил? — сказал Петрович, выходя из «Мерседеса». — Я теперь человек уважаемый. Обо мне даже в газете написали.

«Наконец-то!» — кричало всё её естество.

— Какой же ты у меня красивый, Лёня, — сказала Люда, и глаза её наполнились блеском.

— На вот, — Петрович протянул пакет, забитый всякой всячиной. — Ананасы тут, колбаска копчёная. Так, всего помаленьку.

«Интересно, — думал Петрович, разглядывая счастливые глаза жены. — Это её так «Мерседес» впечатлил или она за меня действительно рада?»

Когда супруги поднялись на этаж, Леонид приобнял жену за талию, но она одёрнула его руку, сказав: «Не сейчас, Лёня. Ты же пьяный. У нас гости будут, ты давай... держись».

Вечером в семье Кабачковых был праздничный ужин. Пришли соседи по этажу. Леонид Петрович был облачён в старый свадебный костюм, а Людмила надела красивое платье, которое было куплено для поездки на море.

За столом обсуждали мировой кризис и калитку палисадника, которую на прошлой неделе сломали малолетние хулиганы из соседнего дома. Петрович пил коньяк, закусывая консервированными ананасами, а круглолицый сосед из восьмой квартиры пристально наблюдал за процессом. В какой-то момент Петровичу стало совестно, и он убрал бутылку от греха подальше.

* * *

— Когда метеорит-то этот бахнул, я ж в охотничьей заимке был. Совершенно один. Полез в погреб за огурцами и услышал грохот.

Рассказывал Петрович молоденькой лаборантке, развалившись в красном дерматиновом кресле. Профессор Владлен Владленыч задерживался, и Петровичу ничего не оставалось, как ожидать профессора в коридоре института. Благо рядом была симпатичная лаборантка Наташа, которая с удовольствием слушала истории Петровича.

— Как интересно вы рассказываете, Леонид Петрович, — сказала Наташа. — Вам бы романы писать.

Она сидела на соседнем диване, подперев подбородок рукой, и слушала хриплый голос собеседника. Их разговор прервал Владлен Владленыч. Он подошёл к кабинету под номером 13 и отпер ключом дверь.

— Нус, прошу, — сказал профессор и поманил рукой Петровича. — Вы, наша гордость и надежда.

— Да какая там гордость, — пробубнил себе под нос Кабачков и вошёл в кабинет.

«Хороша Наташка, — думал Петрович, глядя профессору в глаза, пока тот пристёгивал его ремнями к креслу. — Красивая, должно быть, умная, коли работает в институте, но я Людку люблю. Людка зрелая и мудрая. Людка меня с полуслова понимает».

— С чего сегодня начнём, голубчик? — улыбнулся профессор, покончив с ремнями. — Армянский пять звёзд или, быть может, бразильский ром?

— Да мне всё равно. Хотя нет, давай водочки. Устал я от коньяков этих.

Профессор налил в гранёный стакан грамм сто пятьдесят и поднёс к губам Петровича. Когда с водкой было покончено, профессор принялся нажимать разноцветные кнопки на главном пульте управления. Что-то зажужжало и запищало в стальной утробе установки. Петрович напрягся, а лицо его при этом стало красным. На морщинистом лбу набухла вена.

Уже через час спаситель мира ехал домой. Откинувшись в удобном кресле, Леонид Петрович смотрел на мир из окна «Мерседеса». Серые угрюмые лица горожан и закрытые алкомаркеты напоминали Петровичу о недавней трагедии. Лёгкая музыка ласкала слух. Машина покачивалася на дорожных волнах, убаюкивая усталого Кабачкова.

«Ничего, скоро всё изменится. Я обязательно справлюсь, а по-другому и быть не может».

* * *

Две недели подряд Петрович провёл в лаборатории. Он пил коньяк, вино, шампанское и даже портвейн «Три топора». Профессор трудился не покладая рук. Они не единожды были близки к заветному результату, но каждый раз, когда они подбирались к разгадке, всё внезапно становилось ещё запутанней. Будто какая-то невидимая сила мешала им это сделать. Профессору даже звонили сверху и просили ускориться.

Тяжко было Петровичу все эти дни, но он держался. И единственное, что занимало его замутнённый разум, когда он сидел в специальном кресле установки, это отношения с Людой. Он не мог понять, чего она всё-таки хочет. И нужен ли он ей без «Мерседеса» и гонорара.

Когда профессор сообщил Петровичу, что ближайшую неделю, придётся безвылазно просидеть в лаборатории, Петрович послал светилу на три буквы и сказал, что больше не хочет спасать человечество, а хочет просто жить, как раньше: ходить каждое утро на любимый завод и ездить по выходным на охоту или рыбалку. Профессор назвал его сумасшедшим и безответственным, но недолго думая Петрович собрал свои вещи и уехал домой на такси.

* * *

— Всё, Людка! — сказал Петрович, оперевшись на косяк входной двери. — Теперь я человек новый. Нет больше места в моей жизни алкоголю. Всё именно так, как ты хотела.

— Тшшш! — зашипела Людмила и схватила Петровича за грудки, — Соседи услышат же. Ты совсем дурной?

Она затянула мужа в квартиру и закрыла дверь.

— Да плевать я хотел на этих соседей.

— А как же человечество? — спросила Люда. — А как же лаборатория и деньги, которые мы получали каждый день?

— Люда, ты, наверное, меня не так поняла? Я хочу начать новую жизнь. Хочу жить как сосед Васька из шестой квартиры. Приходить хочу трезвым домой, видеть семью, а не бутылку.

— Нет, Лёня! — она схватилась за голову, — Я думала, что это наш шанс! Наконец-то выбраться, Лёня! Купить дом, чтобы не жить вот так, в стыде и запахе! Чтобы не бояться, что ты свалишься где-нибудь под забором.

Голос Люды сорвался.

— Чтобы не считать каждую копейку на еду! Я ж думала, что это тебя изменит, Лёня! А ты!

— Люда! Да пойми же.

— Ты мне давай не Людкай. Понял? Именно ты забрал лучшие годы моей жизни. И теперь, когда всё вроде бы наладилось, ты заявляешь, что хочешь начать новую жизнь. Ты, Кабачков, никогда не бросишь пить. Всё это просто слова, которые я слышала миллион раз.

Петрович не выдержал такого напора, махнул рукой и ушёл в спальню. Он больше не хотел слушать наставления жены.

«Сбегу, — думал Петрович, глядя в потолок своей спальни. — Ночь придёт, рвану в Якутию и затеряюсь в тайге. Уж там меня ни одна падла не найдёт. Буду в землянке жить и писать стихи. Буду охотиться на зверя. Рыбалкой, наконец-то, займусь всерьёз. Ведь никто не хочет понять, что в душе моей творится. Всем только и надо, чтобы я спасал человечество. А меня-то кто спасёт? Я ж ведь тоже человек».

Петрович ещё долго думал о жизни, разглядывая в сумраке комнаты старую советскую люстру. Люда так и не пришла к нему в спальню. По-видимому, легла в кухне на маленький диванчик, который они купили по случаю фарфоровой свадьбы.

Когда на часах было три, Петрович встал с кровати. Он быстренько нашёл дорожную сумку и скидал в неё самые необходимые вещи. Перед выходом из дома Кабачков зашёл в кухню, по привычке открыл холодильник и увидел бутылку коньяка. Люда крепко спала на диванчике.

— Один раз — не водолаз, — прошептал Петрович. – Можно на дорожку стопочку пропустить через организм для храбрости.

* * *

Когда утренний свет расползся по затёртому линолеуму, Петрович открыл глаза. Сквозь пелену он увидел силуэт до боли знакомой советской люстры. Он лежал на полу рядом с открытой дорожной сумкой. Неподалёку валялась пустая бутылка.

— Слабак... — прошептал Петрович и схватился руками за голову. — Даже уйти, как мужчина не смог.

Петрович неспешно принял вертикальное положение и отправился на звук телевизора. Когда он вошёл в кухню, Люда сидела на диване с тарелкой пельменей, щедро приправленных майонезом. Рядом на диване валялась пустая упаковка из-под пирожного «Картошка».

– Проснулся? — сказала Люда, не отрывая взгляда от телевизора. — Почему не ушёл? Небось силы закончились в самый ответственный момент? Или, может быть, меня пожалел?

Петрович сел в кресло, вздохнул и провёл рукой по седым волосам.

– Ты знаешь, Люда, я же только ради тебя согласился на эту авантюру. Думал, что ежели стану знаменитым и богатым, то ты меня любить будешь больше. Ведь какой нормальной бабе нужен токарь-алкоголик?

— А лаборантша эта молоденькая?! — её голос начал срываться на крик. — Разве у тебя с ней ничего не было?!

— Какая лаборантша?

— Ты мне тут дурачком не прикидывайся. Мне соседка из восьмой квартиры уже рассказала, чем вы там в институте своём занимаетесь.

«Вот же кретин! — думал Кабачков, не отводя взгляда от разъярённых глаз супруги. — И винить тут некого. Не следовало языком молоть перед мужиками».

— Люда, я ведь ей в отцы гожусь. Да и зачем мне она, когда... — он не успел договорить.

В этот момент они оба заметили: фоновый шум телевизора, на который они уже как десять минут не обращали внимания, изменился. На экране появилась заставка с надписью «Срочный выпуск».

— Прямое включение! — зазвучал взволнованный голос диктора. – Внимание всем! Только что стало известно о том, что молодой учёный из Новосибирска создал первую эффективную вакцину против злополучного вируса. У человечества появился реальный шанс на спасение. Уже через неделю вакцина станет доступна во всех странах планеты.

— Во как оно бывает в жизни, – сказал Петрович и потупил взгляд. — Выходит теперь я не герой, а обычный токарь‐алкоголик с троллейбусного завода.

В воздухе повисла неудобная пауза.

— Теперь ты меня бросишь?

— Дурак ты, Лёнька, — сказала Люда, и глаза её заблестели. — Я могла сделать это гораздо раньше, но не сделала.

Внезапно Кабачков вскочил с кресла, подбежал к дивану и подхватил Людмилу. Тарелка с пельменями перевернулась, и всё содержимое оказалось на ковре. Он начал кружить её, а она кричала, просила вернуть на землю, но Петрович был непреклонен. Домашние тапочки слетели, а волосы растрепались. Кабачков ощутил давно забытое чувство счастья.

— Ничего, Людка! — кричал Петрович. — Вот теперь-то мы заживём. Я многое понял за эти дни.

— Да что ты понял, балда?

— Всё понял, Люда. Всё! Вернусь на завод, пить брошу, и жизнь потихоньку наладится. Главное, что мы вместе, Люда. Понимаешь?

Наконец, он вернул жену на диван и немного успокоился.

— Правда? — вопросительно посмотрела на него Люда. — Ты правда так считаешь?

— Ну, конечно! А по-другому и быть не может.

* * *

Петрович сдержал клятву. Он навсегда порвал с вином и вернулся на родной троллейбусный. У них с Людой всё было ладно и спокойно. Жили они скромно, откладывая каждую свободную копеечку на поездку в Анапу.

Вот такая история приключилась в небольшом сибирском городке. Хотите — верьте, хотите — нет.