Полип (Из жизни хирурга)⁠⁠

В первые годы работы врачом, при прохождении клинической ординатуры по хирургии, мне посчастливилось быть свидетелем и активным участником знаменательного события в истории флагмана нашего регионарного здравоохранения - РКБ. Эта дата коренным образом изменила существовавшие ранее представления, возможности и тактику полостных хирургов, и открыла новые горизонты дальнейшего развития оперативной хирургии. Не было фанфар и цветных воздушных шариков, гостей из дальнего и ближнего зарубежья, высокопоставленных чиновников из Минздрава и шампанского с импортными шоколадными конфетами. В клинику пришли люди в фирменных синих комбинезонах с белыми надписями на спинах «OLYMPAS», занесли в наше хирургическое отделение несколько прямоугольных коробок с аналогичными логотипами, дождались оформления документов и, также незаметно, как и появились, исчезли.

Глаза и лицо заведующего, в то время ещё эндоскопического кабинета, светились от радости, а руки бережно извлекали и освобождали от поролоновых и картонных прокладок вначале фиброгастродуоденоскоп, а потом - колоноскоп с многочисленными аксессуарами. Собравшаяся вся свободная от операций хирургическая рать, с неописуемым восторгом рассматривала невиданные доселе аппаратуру с инструментами и, постоянно упоминая всем известную «япону мать», поздравляла зава и друг друга с новой эрой в истории отечественной хирургии. Наконец, пощёлкав языками, и, выразив свои бурные эмоции, хирурги разошлись по своим рабочим местам, а я несколько задержался.

Тут надо сказать два слова о нашем заведующем эндоскопическим кабинетом. Невысокого роста, коренастый и жилистый, из самого глухого отдалённого района республики, он, как говорится, отличался крестьянской смекалкой, недюжинным умом и правильно вставленными руками. Уже спустя довольно короткое время, на утренних пятиминутках, он эпатировал нас рентгенологическими картинами эндоскопической ретроградной панкреатохолангиографии и другими «шедеврами» инновационных методик того времени. А в тот день заведующий с немецкой педантичностью разложил и развесил фиброскопы и остальные причиндалы по специальным шкафам и приспособлениям, а перед последним «буфетом» ненадолго приостановился и задумался. Немного поразмыслив, он обратился ко мне со словами:

- Михалыч, у меня тут барахло разное, а кое-что теперь уже совсем не нужно. Цистоскопы отдам урологам, эзофагоскоп спишу, а ректоскоп, если хочешь, забирай себе – будешь вместо пальцевого исследования per rectum выполнять ректороманоскопию (эндоскопическое исследование прямой и сигмовидной кишки).

- А что, чем чёрт не шутит? – подумал я.

В моих наивных ординаторских мозгах тут же нарисовалась картина: длинная, выходящая на улицу очередь страждущих обследовать ректосигмоидный отдел своего пищеварительного тракта у молодого перспективного доктора. Предварительная запись по телефону на месяцы вперёд, телевидение, смущенные дамы с гвоздиками в интимных местах («Доктор, это Вам»), коньяки, благодарности в газету…

- Короче, Склифосовский, берёшь или нет? - вернул меня к суровой реальной действительности заведующий.

- Ээээ… это… конечно… беру… - с придыханием ответил я, спускаясь с небес.

И тут же принял в руки Г-образный увесистый ректоскоп «Красногвардеец» пушечного калибра, образца тысяча девятьсот семидесятого года, больше похожий на дуэльный пистолет восемнадцатого века. Господи, да им же убить можно, как же его ещё в anus (заднепроходное отверстие, пер. с лат.) засовывать?

Инструкции к этому реликту, конечно же, не нашлось. Пришлось посидеть в библиотеке, почитать соответствующую литературу, поездить по другим городским больницам в плане обмена опытом. Дома возникла необходимость потренироваться на старом валенке и автомобильной камере, кое-что модифицировать и подремонтировать и, знаете, что я вам скажу – дело пошло. Не так, чтобы уж совсем с фанфарами и сообщениями ТАСС, но, тем не менее.

Оказалось, что как наша Россия богата хорошими людьми, так и прямая кишка с дистальным отделом сигмы – полипами, трещинами, изъязвлениями, геморроидальными узлами и пр., пр., пр. Самым неожиданным оказался тот факт, что больные, находящиеся у нас в отделении с язвами желудка и двенадцатиперстной кишки, калькулёзными холециститами, парафатериальными дивертикулами, ахалазией кардии и другой патологией верхнего этажа брюшной полости, даже и не представляли себе, что у них творится в противоположном конце дигестивного тракта. Совсем как в том анекдоте:

- Доктор, что-то мне в жопе нехорошо.

- А что же в ней может быть хорошего-то?

Да и как они могли себе это представлять, если на тот момент у них не было никаких жалоб вообще? Наконец-то я понял всю гнилую сущность «проклятых капиталистов», которые в обязательном порядке, в рабочее время, два раза в год (!) направляли своих сотрудников на эндоскопическую ректоромано- и фиброгастродуоденоскопию (эндоскопическое исследование пищевода, желудка и двенадцатипёрстной кишки). А потом в амбулаторных условиях, без отрыва от производства, удаляли полипы и заклеивали язвы биологическими клеями с их последующим заживлением. Теперь представьте себе нашего передовика производства дядю Федю, долго лечившегося от хронических запоров, а госпитализированного, наконец, с низкой обтурационной кишечной непроходимостью, возникшей на фоне рака прямой кишки, осложнённого канцероматозом брюшной полости. А ведь речь идёт не о мезозойской эре, а о начале восьмидесятых годов прошлого века! У нас в деревне говорили: ясно – лошадь, раз рога. Ясен пень, у кого ближайшие и отдалённые результаты хирургического лечения рака прямой кишки будут лучше. Но, оказалось, что япошки перехитрили нас и на этот раз.

Много лет спустя, проходя стажировку в институте Склифосовского, я обратил внимание на одну статью в зарубежном эндоскопическом журнале. Какой-то исследователь Ясука из префектуры Тосикатокака описывал результаты проспективных рандомизированных методов лечения язвенной болезни двенадцатиперстной кишки у экспериментальных белых мышей. Модель создавалась эндоскопически (!), таким же образом осуществлялось и лечение. Год издания журнала совпадал с тем же периодом, когда в нашу клинику был внедрён метод эндоскопической фиброгастродуодено- и колоноскопии. Выходит, уже в то время, когда япошки «сплавляли» нам устаревшие образцы своих эндоскопов, сами они располагали более усовершенствованными приборами. А окончательно меня добила цветная фотография двух эндоскопов, «встретившихся» нос к носу в тонкой кишке. Как говорится: без комментариев.

Жирную точку в моей восходящей карьере ректороманоскописта поставил один случай. В клинику поступил больной с язвенной болезнью двенадцатиперстной кишки. Хорошо известно, что эта категория пациентов отличается от «желудочных» язвенников тем, что им, для купирования болевого синдрома, постоянно приходится что-то кушать. В связи с этим, их толстомордый и упитанный хабитус (внешний вид) не такой, как у тощих и костлявых «желудочников», боящихся пищи, как огня.

Вот и наш пациент, ростом под два метра и массой более ста двадцати килограммов, внешне очень похожий на артиста Моргунова, не был исключением из правил. При заполнении истории болезни обратил на себя внимание тот факт, что у него периодически обнаруживалась алая или темная кровь в стуле. Однако, при пальцевом исследовании per rectum, геморроидальных узлов или полипов в доступном отделе кишки обнаружено не было. Анализ кала на скрытую кровь также дал положительный результат. Понятное дело, что перед планирующейся операцией селективной проксимальной ваготомией с соответствующей пластикой, было решено выполнить ему ректороманоскопию.

Мужчина оказался вполне адекватным, разумным, понятливым пациентом и против деликатной процедуры, в отличие от некоторых других больных, рассматривающих исследование как посягательство на их честь и достоинство, возражений не имел. После двух вечерних и двух утренних очистительных клизм ему сделали премедикацию, и он занял «достойное» коленно-локтевое положение в перевязочной. Прошу прощения, но его Жопа (именно так, с большой буквы) напоминала собой торцовую часть двухсотлитровой промышленной бочки для жидких продуктов. Я обильно смазал область заднего прохода и сам ректоскоп густым вазелином, аккуратно и осторожно вращательным движением ввёл тубус на небольшую глубину, извлёк стержень-мандрен, надел окуляр и подключил источник света. Далее, под визуальным контролем, стал медленно продвигаться глубже – вначале горизонтально, а потом кверху к крестцу, слегка подкачивая воздух баллоном Ричардсона.

Твою мать! Я сразу же понял, что вечерняя дежурная сестра никаких клизм больному не делала, потому что, натурально, очутился в округлой пещере, изобилующей сталактитами и сталагмитами в виде каловых масс, в простонародье называемых говном. Точь-в-точь как пишут школьники в своих сочинениях: нос Гоголя был наполнен глубочайшим содержанием.

Что делать? Посылать его снова в туалет, а потом опять загонять в стойло, как норовистую кобылу, в позу «раком»? Как-то не совсем удобно и неэтично. Делать нечего, попробую так, а дальше видно будет. На всякий случай, попросив медсестру подержать ректоскоп, подошёл к больному спереди и справился о его самочувствии. Оказалось, нормально. Кстати, руки у него были согнуты в локтях, а голова покоилась на кистях, уложенных на прихваченную из палаты подушку. Ни дать ни взять – нет, это я не про ангину при месячных – вылитый Моргунов из «Кавказской пленницы», когда Шурик с напарником делал известной троице уколы со снотворным.

Я снова «зашёл» пациенту с «черного хода» и продолжил осмотр слизистой прямой кишки. А вот и рыбка! На шести часах, в верхней трети rectum (прямой кишки, пер. с лат.), обнаружен изъязвлённый полип на тонкой ножке диаметром около одного сантиметра. «Это была большая и неожиданная удача», - сказал голос Ефима Копеляна за кадром. У меня даже «зубы вспотели» от такого «улова». Так или иначе, причина появления крови в каловых массах стала понятной, как и то, что планируемая операция, скорее всего, отменяется и, наряду с выпиской, придётся писать направление в Республиканский онкодиспансер. Осталось только удалить новообразование для патогистологического исследования. На всякий случай «поднялся» прибором до ректосигмоидного отдела – всё чисто, больше ничего нет. Я аккуратно подвёл и затянул на ножке полипа металлическую петельку для термокоагуляции, а также бережно прихватил его тело биопсийными щипчиками. Готово. Осталось только нажать на педаль аппарата, что я незамедлительно и сделал.

В ту же секунду раздался взрыв.

Вместе с ректоскопом и всеми причиндалами я был отброшен назад ударной волной, и буквально «впечатался» в кафельную стену перевязочной, больно ударившись затылком. Каловые массы, как шрапнель, изрешетили мой накрахмаленный халат, шапочку, морду лица, медсестру и всё, что было впереди и за нашими спинами. Если учесть периметр задницы нашего пациента, то, собственно anus у него был так, признаться, калибра сорок пятого. Мой дядя, прошедший всю Великую Отечественную войну наводчиком артиллерийского орудия, рассказывал как они из «сорокапяток», с одного выстрела подбивали фашистские танки. Когда я его спросил: как такое возможно? - он, затянувшись папироской, и, хитро прищурив правый глаз, ответил мне: «Места знать надо!». Так это танк, а здесь бедного доктора в упор говном расстреляли! Мне даже, некоторым образом, показалось, что из «ствола» вырвались язычки огня и небольшой дымок.

Первая мысль была, когда я немного пришел в себя от шока: что с больным? Наверно, разрыв дистального отдела толстой кишки с повреждением смежных органов и кровотечение? А далее - экстренная операция, смерть на столе и, как логическое завершение, изгнание с позором из ординатуры и работа в «медвежьем углу» до конца жизни. Да какая на х…й потом работа: диплом отберут, засудят врача-убийцу…

Осторожно, на цыпочках, держа дрожащими руками ректоскоп на груди, как автомат «Шмайсер», сбоку заглядываю в лицо больному. Живой, что ли? Невозмутимый взгляд вдаль. Вероятно, в светлое будущее. Поза прежняя - руки согнуты в локтях, голова лежит на кистях, а последние – на подушке. Сухим от шока горлом я еле слышно прохрипел:

- Как вы себя чувствуете? Вас что-нибудь беспокоит?

Ответ был кратким:

- Спасибо, доктор, всё нормально, чувствую себя прекрасно.

Разумеется, надо думать, замечательно, если так пропердеться. Уф-ф-ф. Кажется, пронесло. В смысле: и больного, и меня. Бли-и-и-н, а что там - в жопе-то? Снова аккуратно ввожу ректоскоп. Разрывов, кровотечения, трещин слизистой - нет. Прямая кишка девственно чиста и даже подмигивает мне световыми бликами на складках, так сказать: не боись, доктор, всё о кей! Спасибо, спасибо. А где полип-то? Полипа нет! Куда же он подевался, мать твою? Обыскал всё, даже самые, как сейчас говорят, труднодоступные места, почти максимально введя ректоскоп до самой ручки. Полипа нет. Где же он может быть, ума не приложу? И что я теперь должен докладывать на «пятиминутке»? Что его разнесло в клочья? А может, возразят мне, он улетел в открытое окно, и только по счастливой случайности никого не ранил или убил на улице? Ну и дела!

Отпустил больного в палату. Вдвоём с медсестрой сантиметр за сантиметром обшарили всю перевязочную. Нет полипа – и всё тут. Хоть тресни! Так и не нашли.

С пациентом, в конце концов, всё обошлось благополучно. На следующий день мы его прооперировали. Для подстраховки произвели мануальную ревизию нижнего этажа брюшной полости. Никакой патологии не обнаружили. Потом он неоднократно приходил к нам в клинику уже на фиброколоноскопию, и угощал всех воблой из собственноручно пойманных на Волге лещей. А знаете, какова была длина сушёного леща от носа до кончика хвоста? Ни за что не отгадаете! Девяносто сантиметров! Видели когда-нибудь такую воблу? Я, без шуток, тоже нет.

Мораль: никогда не пукайте вблизи открытых источников горения! Это опасно! У вас могут быть о-о-очень б-о-о-ольшие проблемы.

источник