Парнас. Главы 1-3⁠⁠

Платон живёт в панельной соте огромного улья на задворках Петербурга. Кормится фрилансом, греется в синеватом мерцании новостных лент и всё чаще задумывается, правильный ли выбор сделал в жизни. В очередной раз не получив ответа, он выходит за сигаретами. И невольно выясняет, как связан греческий культ, секретный советский эксперимент и гора Парнас, затерянная в парке на окраине города.

Предисловие

Этот рассказ не о любви, истории или религии. Не о «плохих» и «хороших», «глупых» и «умных», «правильных» и «неправильных». Это рассказ о выборе. Я начинал писать его для себя, чтобы найти ответы на свои вопросы. Но постепенно история впитывала новые смыслы, взращивала своих героев, отбрасывая при этом всё лишнее — обретала грани. А я — надежу, что читать её будет интересно и вам. В книге все совпадения, метафоры и отсылки случайны. В жизни — нет.

Глава 1

— Nosce te ipsum 

Дни слиплись в одну отвратительную, бесконечную ленту, пропитанную потом от жары и пахучими выделениями от постоянной дрочки. Работа, ночь, работа, ночь, работа, ночь, работаночть, раночь, нарота…

Вот она, свобода от офисного рабства: домашнее самозаточение на земле обетованной сотен фрилансеров — Парнасе. Питер душил несвойственной ему жарой, новая дизайнерская лихорадка держала на замке все двери.

Экран смартфона ожил напоминанием: «Собирайся». Платон отлепил высохшие глаза от ноутбука — взгляд задержался на заставке: тёмное каре, безумно-глубокие карие глаза. В меру пухлые губы. Детские (но не кукольные — она ненавидела это слово) черты лица. Худое, почти щуплое тельце, обтянутое молочной кожей. Черное белье.

«Пора к Асе»

Накинув куртку, он выдавил себя на улицу.

Вот так и выглядит кладбище надежд. Панельные гряды, наспех слепленные из дерьма и гипсокартона. Залитые асфальтом поля, на которых волдырями торчат грязные вёдра автомобилистов. Поросшие бурьяном пустыри, куда сваливают остатки строительного мусора и амбиций.

Да, когда тебе 18, жаждешь поступить в Питер — выбраться, наконец, из своей дыры. И решение выбрать филологию, Восточный факультет — связать свою жизнь с мёртвыми языками, кажется охуеть каким верным. Не потому, что ты глупый или наивный — просто веришь, что заряда хватит на всё.

Напишешь монографию, может, книжку выпустишь, пару раз выступишь приглашённым профессором в Европе или США. Будешь вести свой блог или даже колонку — это другие гниют в болоте, потому что закостенели и не могут грести. У тебя то всё получится, главное — руки не опускать.

Направо, за угол: через ущелье между двух многоэтажек. Платон вышел к широкому проспекту — напротив коричневая стена с бесконечными рядами бойниц-окон всё также нависала над дорогой.

«Просто, блять, ультратерем»

Сунул руку в карман, нащупал тонкий холодный прямоугольник. Достал. Сделал затяжку. Ничего. Батарейка села. Неслышно выругался.

Но вот тебе уже четвертак, и ты сидишь в этом самом болоте. И не потому что ничего не делаешь — делаешь: ебашишь, въебывешь, заёбываешься… Гребёшь, словом. А всё остаётся на своих местах. Так, как будто ничего и не было. Будто конечности, которыми ты перебирал — фантомные. И, на самом деле, не плыл ты никуда, а лежал на месте. Или не лежал?

Но маяков нет. И скал нет. Вообще нихуя нет. Тебе не видно даже, оставили ли твои действия круги на поверхности — взгляд направлен вверх, в небо, где едва заметно отражается течение жизни.

И ты начинаешь… Нет, не сожалеть, но сомневаться. Не знаешь, что делать. «А может… Или нет, всё же…» Сомнение это пропитывает всю твою жизнь — медленно вытягивает из тебя силы. Где больше платят или всё же интереснее? Открыть Тиндер или просто подрочить? В сырном или на тарелке?

И вот ты уже сидишь на кровати в панельной соте огромного улья где-то на задворках города и думаешь, стоит ли надевать носки и вообще барахтаться дальше. Кормишься фрилансом, греешься в синеватом мерцании новостных лент и всё чаще думаешь о том, чтобы подняться на последний этаж и быстро спуститься. Но не по лестнице.

«Значит, сегодня через парк. В «Дикси» должны быть сигареты».

***

Повернув налево, Платон довольно быстро добрёл до магазина с оранжевой вывеской. Остановился перед лестницей — уставился на кроссовки, раздумывая, а нужны ли ему эти сигареты. Понял, что нужны. Поднял глаза.

«Блять, Валера»

На крыльце материализовался бывший одногруппник. Староста. Отличник, который заебал всю кафедру из-за одной четвёрки в дипломе.

— Привет! — Валера перескочил ступеньки и оказался перед Платоном. — Ты за сигаретами? Возьми у меня.

Фигура Валеры почему-то раздражала одним своим наличием в близлежащем пространстве. Непонятно, почему: общем-то, злиться на Валеру было не за что — Платон это прекрасно понимал, и оттого Валера бесил ещё сильнее.

— Нет, спасибо.

— Да бери! — Валера продолжал тыкать в него пачкой Винстона с омерзительной фруктовой кнопкой — от одного вида этих сигарет тошнило и начинала болеть голова.

В надежде, что Валера отстанет, Платон вытянул одну.

— А я вот из парка только. Представляешь, там раскопки какие-то!

— Раскопки? — любопытство немного притушило раздражение.

— Ага. Вроде как под холмом что-то нашли. Археологи приехали.

— Чего там копать-то. Там же какой-то старый совковый НИИ.

— В здании дворца Воронцовой-Дашковой! Кто знает, может те самые катакомбы исследуют. А ты куда?

— К Асе, — задумавшись, как бы избавиться от сигареты, выронил Платон. И тут же пожалел об этом.

— Оу. Ты всё ещё… Видишься с ней? — последнюю часть фразы Валера осторожно и неуверенно просмаковал на языке, будто пробуя новый, не самый приятный напиток.

— Да. Я пойду, — он вернул сигарету Валере.

— Давно я её не видел. Помню, когда узнали… — Валера прилип блядской жвачкой и даже не думал отлипать.

Дослушивать Валеру Платон не стал — развернулся и направился к парку.

Глава 2

Многоэтажки вместе с Валерой остались позади. Позади: школа, старые бараки, огороды и неуклюжий железный мост, который, словно дряхлый консьерж, встречал недовольными раскатами каждого, кто переступал границу парка.

Под ногами Платона хрустела гравийная дорожка, закованная в зелень: слева росла стена из всевозможных кустарников и деревьев, справа же вплотную к тропинке подступал холм, поросший соснами.

Хрустела энергично: порция ненависти, любезно предоставленная одногруппником, бодрила не хуже энергетика. Елозя потным пальцем по экрану смартфона, Платон старался максимально корректно отвечать нетерпеливым клиентам в Телеграмме — дедлайны неприятно давили на затылок.

Ненароком он открыл диалог с Асей. Два последних сообщения так и висели неотвеченными — даже непрочитанными. Температура достигла критической точки.

«Ну, конечно, нахуя! Конечно, я же, блять, виноват. Думаешь, напишу ещё? Первым начну? Пошла ты. Надеюсь, у тебя всё хуёво, мразь — сегодня тебе всё выскажу»

Оторвавшись от телефона, Платон заметил, что на него плывут три тёмных фигуры, которые заняли всю ширину дорожки — он инстинктивно напрягся. По мере приближения, фигуры облачались в форму, обрастали погонами и прочими атрибутами власти. Страх усилился. 

«Мне нечего боятся, я ведь ничего не сделал»

— Добрый день, проверка документов! — один из них, по-видимому, вожак, перегородил Платону дорогу, остальные обступили его.

— Что это у нас, Телеграм? Покажите переписочки, — от волнения Платон даже забыл заблокировать телефон.

Вожак вёл себя напористо и даже нагло, часто скаля зубы в притворной улыбке. Среди унылых ТЗ, дебильных правок от клиентов и мемов не было ничего интересного — уж тем более незаконного. Но шакал точно бы открыл диалог с Асей, точно начал бы, капая слюной, жадно рассматривать фотографии, которые предназначались только ему, Платону. Начал бы читать слова, предназначенные только ей.

— Это не противоправно, вам нельзя. Представьтесь пожалуйста, — Платон решил взять инициативу в свои руки.

Получилось не очень. Формулировки корявыми предложениями лезли из недр сознания, которое сильно штормило — адреналин медленно наполнял вены. Холодило руки.

— Назовите при… — закончить фразу он не успел, чёткую точку поставил резкий удар под дых.

Платон согнулся, но не упал.

— Гражданин, мне кажется, вы употребляли, — съязвил шакал. — Как думаешь, Соколов?

— Да, явные признаки наркотического опьянения, — скучающим тоном протянул Соколов из-за спины. — Да ещё и один, посреди парка. Нужен досмотр.

— Чую, найдём мы там много интересного. Лет так на восемь.

— Но у меня ничего нет… — дрожащим голосом произнёс Платон.

— А кого это ебёт? — шакал сорвался на крик. — Кому, думаешь, поверят: тебе, пидор, или нам? Доставай кошелёк, или мы тебя в отделении на бутылку натянем.

Последняя фраза отключила сознание — управление взял автопилот, который руководствовался лишь одной догмой: бей или беги. Оттолкнув шакала, Платон что есть мочи рванул вверх по холму. Жирная, влажная грязь налипала на ботинки, вместе с сухими еловыми иголками царапала руки, забивались под ногти. Передвигаясь почти-что на четвереньках, он жадно хватал комья земли, толкал их ногами от себя, карабкаясь вверх, вверх: «господи, пожалуйста, вверх, лишь бы убежать, лишь бы всё это закончилось».

— Стой, сука!

Когда склон выровнялся, Платон оттолкнулся от земли, пытаясь выпрямиться — упал, ударившись о мягкое месиво, тут же вскочил и побежал, огибая бронзовые стволы сосен.

— Стой, стрелять буду! — внезапно, из-за спины, уже гораздо ближе, снова раздался голос. Лязг взводимого затвора придал реплике убедительности.

Платон остановился, чуть не упав вновь и медленно поднял дрожащие руки.

«Ну всё, пиздец»

Пульс зашкаливал — он задыхался. В голове снова, перебивая одна другую, роились сотни мыслей. Настойчивее всего наружу лезла почему-то только одна — слова правозащитника с Ютуба: «…если вас избивают в отделении, постарайтесь забрызгать кровью тыльную сторону стола. Так адвокату будет легче доказать факт пыток».

Позади кто-то замешкался — Платон ожидал удара в затылок (совсем как в фильмах), но вместо этого из-под правой руки вынырнул не солдат — солдатик, почему-то одетый в форму советской армии. Видимо, юноша напугался не меньше Платона: окинув взглядом, боец начал нервно тыкать в него чёрным дулом «Калашникова».

— Шагай!

Глава 3

Платон вместе со своим конвоиром шёл по территории НИИ посреди Шуваловского парка. Попали они туда через калитку в заборе, которой, Платон мог поклясться, ещё на прошлой неделе не было — он часто обходил институт по периметру, гуляя в лесу и рассматривая старые, обветшалые постройки: дворцы в неоклассическом стиле и пару выделявшихся на фоне остальных зданий домиков из грубого камня — будто бы привезённых из Выборга или какого-нибудь немецкого городка. Вблизи строения выглядели куда целее.

Асфальтовая дорога, проходившая через весь Институт, поворачивала вправо, к КПП — оттуда как раз натужено ехал грузный армейский грузовик, грозясь задавить Платона. Не доехав до него, машина свернула на пустырь, резко развернулась и затормозила. К ней тут же подбежали два часовых и открыли засов: из кузова выпрыгнул здоровый богатырь — иного слова Платон подобрать не мог — с густой седой бородой.

Одет он был также, как и конвойный: грязно-зелёная гимнастёрка, перевязанная коричневым ремнём, натёртые до блеска кирзачи. Только вот на голове вместо фуражки был чёрный цилиндр со спадавшим на плечи, словно фата, шлейфом — православный клобук. Вслед за ним из кузова посыпали солдаты: в таких же гимнастёрках, но уже гладковыбритые. Вместо пилоток у них были маленькие церковные шапочки чёрной ткани — скуфьи. 

Заворожённый этим зрелищем, Платон замер — лёгкий удар прикладом привёл его в чувство. Они направлялись прямо, к главному корпусу — тому самому дворцу Воронцовой-Дашковой, о котором говорил Валера.

Желтая краска, портик с белыми колоннами, ниши, лепнина — скука, словом. Платону он напомнил Пулковскую обсерваторию — только поприземистее. Ну или какой-нибудь провинциальный дом культуры.

Не успели они подойти к гранитной лестнице, как двери с грохотом распахнулись.

— Ты что делаешь?! Что делаешь?! — по ступенькам семенил маленький круглый мужичок в светлом костюме. Он был похож на смесь Михаила Жванецкого и Дени Де Вито — только маленькие блестящие глазки не прятались под очками. Да и волосы были русые.

— Так он это… — замялся солдатик.

— Что «это»?! Что «это», идиот?! — истошно вопил Михаил Де Вито, постепенно приобретая насыщенный пунцовый оттенок — Платон Александрович перед командировкой по парку прогуляться захотел — а ты, имбецил, за ним с автоматом!

Выдав бойцу приказ направляться к ебене матери и подкрепив его порцией отборных ругательств, «костюм» резко повернулся к Платону и окинул его испуганным взглядом. Ярость мгновенно испарилась — он будто сдулся. 

— Платон Александрович, вы уж простите, — бормотал мужичок, неистово тряся его руку — Солдатня, она же, сами понимаете. Это он вас так?

— Да нет… Упал. Поскользнулся.

Мужичок издал тяжёлый вздох — не то облегчения, не то ещё большего отчаяния.

— Ну пройдёмте же внутрь, время поджимает.

Иллюстрация обложки: Александр Громов