Отряд неполноценных #2
Ветер свистел в ушах. Листья, ветки, кора, небо и дерево. Все смешалось в сплошную кашу. И из этой смазанной картины мира я все же успел разглядеть черный силуэт летучей мыши, что бесшумно плыла по воздуху. Только ветром обдало от ее крыльев. И тут я понял, что только что нам крупно повезло.
Я зажмурил глаза, стараясь не упасть. Не грохнуться – единственное, чего мне хотелось больше всего. Иначе полет будет долгим. До земли еще далеко. А на земле? А там рыжие муравьи, рыщущие в поисках съестного. Набросятся они на меня. Ну от одного я отобьюсь. Быть может, и от десятка. Но их ведь миллионы. Они обсыплют меня. Облепят, как кусок сахара, и удушат.
Нет! Туда я точно не хочу. Точнее хочу, но не таким образом. Уж лучше я сам. На своих восьми доберусь.
От таких мыслей я еще сильнее вцепился в брыкающуюся, как дикая лошадь, сороконожку и украдкой посмотрел на гусеницу. Неужели и я так выгляжу?
Ее волоски пригладились ветром. Глаза сузились. Да и вся она как будто стала меньше. Ухватившись лапками за спину, она взлетала и снова падала. В какой-то момент я понял, что ей не удержаться. Ее коротких лап не хватало (мне в этом плане было удобнее). Первыми соскользнула передняя пара и тело ее сразу вздыбилось от встречного ветра. Как будто она в этой непростой ситуации снова решила устроить танец кобры. Затем с каким-то щелкающим звуком начали отрываться и последующие пары: вторая, третья… она держалась на последних ножках, продолжая болтаться, как тряпка на ветру.
Я услышал последний щелчок и поднял передние лапки вверх, надеясь ухватить гусеницу. Она мелькнула мимо меня и исчезла. В какой-то момент я подумал, что мы больше никогда не увидимся. И именно в это мгновение, меня резко рвануло назад.
Оказывается, эта хитрая тварь успела выпустить паутину, которая и запуталась в моих лапках.
Тут едва и меня не сорвало с бешено несущейся сороконожки.
- Стой! – прокричал я, понимая, что долго так не выдержу. – Остановись же!
Ветер срывал слова и топил их в ночной тьме. Я еще раз увидел силуэт летучей мыши, что заходила на новый вираж.
«Сейчас точно всё» - вдруг понял я. Она больше нас, быстрее, проворнее. Она села нам на хвост и начала бесшумно снижаться. Сейчас будет атаковать.
Я не ошибся. Я чувствовал, что мышь готовится к последней атаке. И она ее совершила. Камнем пошла вниз, но сороконожка резко вильнула в сторону, укрывшись под листьями пышной ветки.
В ствол дерева мы врезались на полном ходу.
Точнее сказать, врезались только я и гусеница, и разлетелись, словно игральные кости на столе. Сороконожка же взбежала чуть выше и замерла, будто гвоздем прибитая.
Несколько минут мы лежали неподвижно, пытаясь сообразить, миновала ли опасность.
Летучая мышь исчезла так же бесшумно, как и появилась. Лапки и голова целы.
- Могла бы и предупредить, - прохрипела откуда-то из темноты гусеница.
- Я и сама не знала, - ответила сороконожка, понимая, что обращаются к ней. – Ноги сами вдруг побежали, а мне только и оставалось, что зажмурить глаза.
- Ты бежала с закрытыми глазами?! – не веря себе, спросил я и привстал на лапки.
- Ага. У меня ведь знаете, как бывает. Я опасность чувствую. Могу не видеть и не слышать, но ноги сами вдруг начинают передвигаться с невиданной скоростью. А я что? Я ничего не могу с этим поделать. Хоть вижу, куда бегу, хоть не вижу. Все равно не могу управлять. Но лучше такое не видеть. Вот и зажмуриваюсь.
- Повезло нам, - сказал я, отряхиваясь от древесной шелухи.
- Как же болит все, - простонала гусеница и бесшумно выползла из темноты. – Тебе не кажется, что я чуть длиннее стала, пока меня там вытягивало.
- Кажется или нет, - сказал я, - но этот день был слишком долгим. Нам всем надо поспасть. Место вроде бы удачное. – Я огляделся.
Ствол дерева. Ветка, на которой мы находились, росла чуть вверх, что создавало небольшую ложбинку, куда не каждый хищник сможет добраться. Да и над нами куполом свисали листья, что придавало защиту с воздуха.
- Мне вообще плевать. Я хоть на вершине, хоть в логове этих рыжих тварей смогу уснуть, - сказала гусеница, повалилась на бок и уснула.
Недолго думая, я прижался к теплому дереву, свернулся в комочек и уснул. Уснул, наверное, так же быстро, как и гусеница. Хотя, когда она повалилась, я удивился и не поверил, что можно так быстро отправиться в объятия морфея.
Проснулся от назойливого скрежета. Будто дерево о дерево трется. Ветра не было. Странно. Откуда тогда звук? В полудреме я не совсем понимал, что происходит. Однако скрежет и треск продирались сквозь шум ночного леса и проникали в уши. Будто бы кто нарочно зудит.
Собрать что-то цельное из этого скрежета получилось не сразу. Спустя минуту или две:
- Спусти… путси… пожалуйста, спусти, - хрипело сверху.
Сороконожка.
Это она!
Сбрасывая дрему, я выпрямился и осмотрелся.
Сороконожка зацепилась лапкой и висела на стволе, как мокрая тряпка. Она только жалобно поднимала и опускала передние лапки, как она их называла – ручки. Да еще пыталась что-то говорить. И вместо привычного голоса, звучал этот противный скрежет.
- Ты чего там?
- Я… я пыталась, - медленно, с большими перерывами говорила она. Скажет что-то, затем долго молчит, силы копит. А после, задрожав всем телом, продолжит, - пыталась разбудить вас… но вы… вы так крепко спите. А я… а я застряла и даже упасть не могу.
- Почему же ты нам не сказала до того, как мы уснули?
- Я не успела. – Раздраженно сказала она. – Я же не знала, что вы засыпаете, как только глаза закрываются.
- Ну что же ты? Бедная. Бедная сороконожка. – Приговаривал я, сонно спуская ее со ствола дерева.
Она как кусок веревки, повисла на мне и все ее сорок или сколько там у нее лап безжизненно болтались, как нити.
- Ложись, отдыхай.
- Спасибо… - прохрипела она и зашлась долгим кашлем. – Спасибо тебе… - не уверен, успела ли она закончить фразу, потому что в следующее мгновение челюсть ее отвалилась, и она поникла на моих лапах.
Вот так я и просидел полночи, боясь спугнуть сон измученной сороконожки. А она совсем как малое дитя: затрясется, заскулит, напряжется, будто во всю длину тела у нее штырь металлический образовался. А после скиснет, обмякнет и только ртом чмокает.
Завидно было смотреть, как она нежится во сне. Еще и гусеница, как мертвец. Ни разу не перевернулась. Даже почесаться не удосужилась. Как упала, так и лежит.
Она хоть жива там?
Благо, мучаться мне оставалось недолго. Лес начал оживать задолго до рассвета. Черные силуэты летучих мышей растворились в утренней серости. Их место заняли ранние пташки. Они еще не улетели из насиженных и теплых гнезд, а словно только перекрикивались, как соседи в солнечное деревенское утро. Словно бы здоровались, желали доброго утра и хорошей охоты. Спрашивали новости и делились планами на день. Бессистемный и такой многогранный клекот с каждой секундой нарастал над лесом. Вовлекал новых участников и превращался в один сплошной и очень монотонный шум. И в какой-то момент среди этого многообразия раздавался мощный, всезаглушающий вороний – Кар! Кар! но тут же тонул в общем гомоне, и мелкие пташки дальше продолжали свою бесконечную болтовню.
Под покров деревьев свет проникал медленно. Как бы боясь ночных обитателей, что возвращались в последние минуты ночи в свои жилища. Фыркающий ежик побегал по кругу, заметая следы, и исчез в норе под трухлявым пнем. Ночные грызуны короткими перебежками, минуя открытые участки, семенили лапками от дерева к дереву. Над ними бесшумно и вальяжно парили совы. Садились на ветви, цеплялись когтями и, оглядывая свои владения, угукали в чащу, до смерти пугая застигнутую врасплох мышь.
А после взошло солнце. И густым маслом стекло по листьям желтым дурманящим цветом. Листья, почувствовав тепло, проснулись после долгой ночи. Вытянулись в струнку, будто разминали застоявшиеся прожилки. Капли росы слезинками срывались вниз, прятались от солнца и исчезали. Одна из них повисла на листочке и долго висела неподвижно. Пока не подул утренний ветер и не шелохнул листочек.
- Точно в голову, - негодовала гусеница, вытираясь и слизывая воду. – А вы тут что устроили? – спросила она, посмотрев на нас с сороконожкой.
- Это… это…
- Он спас меня, - пришла на помощь сороконожка. – Вы вчера отключились как по команде, а я полночи провела вверх ногами эм… то есть головой вниз. Даже охрипла.
Я встал, расправил длинные лапки и до хруста вытянулся. Чувство нового дня почему-то придало мне сил и вселило какую-то глупую уверенность. Словно сегодня, впрочем, и каждый будущий день будет только приближать, и приближать меня к цели. А цель моя есть не бесполезный спуск вниз на съедение рыжим муравьям, а нечто великое и возвышенное. Но как бы там ни было, а хорошее настроение – это уже прекрасно.
- Так что, ты с нами? – спросила гусеница.
Сороконожка подняла свои лапки-ручки, дескать, а что мне остается делать. Конечно, с вами.
- Поесть бы, - жалостливо сказала она.
- По дороге поедим. – Резко ответила гусеница и начала суетиться, словно опаздывала.
Мы поддались ее волнению и тоже собрались в дорогу. Я раздобыл новые рулевые палки. Гусеница в это время под пристальным моим завистливым взором сплела из паутины купол.
- Его мы будем использовать, как тормозной парашют. Я больше не хочу втемяшиться в дерево со всей ее скорости. А скорость у нее будь здоров. Извини, сороконожка, - гусеница подползла к ней сзади и приделала тормозное устройство. – Инструктирую! – заявила она, привлекая мое внимание. – Сейчас он в собранном виде. Но если дернуть вот за этот конец, то скорость сороконожки упадет до тридцатиножки, двадцатиножки, а потом и вовсе до десятиножки. А теперь по местам.
Мы с некоторой опаской занимали места, пытаясь как можно крепче ухватиться за гладкую и плоскую спину сороконожки. А вдруг сейчас ее шестое чувство вновь ощутит угрозу и все сорок или сколько там у нее ног, придут в движение. Нет, мы, конечно, не против, если она еще раз спасет нас от гибели. Ведь мы предназначены рыжим муравьям, а не летучим мышам, крысам и другим желающим нами поживиться. Но пусть в следующий раз попытается предупредить и ни в коем случае не закрывает глаза.
- Доложить о готовности! – скомандовала гусеница, сидя на передней части сороконожки.
Опять этот ее командный тон. Стоит ей чуть-чуть почувствовать себя главной, так сразу и речь меняется и повадки. Она даже свое тело-гармошку втягивает, чтобы казаться стройнее.
- Готов, - без всякого энтузиазма ответил я.
- Не слышу.
- Готов. – Повторил я, слегка повысив тон.
- Громче.
Оглохла она за ночь что ли?
- Готов!
- Запускай попарно. Медленно! Не спеша! Разомнемся тут на равнине немного. Легкий поворот направо. Легче! – рявкнула она, что даже я вздрогнул. – Ускорься слегка. Еще немножко. Вот так! молодец! И ты молодец, - обратилась она к сороконожке.
- Я и сама в восторге, - отвечала та с глазами навыкате.
Несколько минут мы нарезали круги. А один раз даже обползли ветку по кругу. Это было неожиданное и довольно рискованное решение. Свесившись вверх ногами и вцепившись в спину сороконожки, мы едва не попадали. Да и лапки у сороконожки могли не выдержать нагрузки. И полетели бы мы в самый-самый низ. Сразу в пасть к рыжим муравьям.
Но гусеница заверила, что эта мера была необходима, как проверка. Мне же показалось, что она просто не справилась с управлением. Потому что говорила она так, будто только что побывала в лапах летучей мыши. Но, как бы там ни было, а теперь мы знали наверняка, что сможем удержаться даже вверх ногами. Это дорогого стоило.
После того, как отдышались и отошли от столь рискованного маневра, мы двинулись в путь. И почему-то совсем не подумали, что спуск по стволу дерева обернется для нас некоторыми неудобствами. Во-первых, конечно же, опасность. Открытое пространство. А древесный ствол это как широкополосная магистраль. Тут вам и мошка, и паук, и ящерицы с длинными языками. Во-вторых, при долгом спуске я начал потихонечку сползать, все больше и больше поджимая гусеницу. Которая в итоге оказалась на голове у сороконожки и ворчала на меня, как старушка.
- Опять жмешься ко мне, хищная твоя душа, - бубнила она.
Я как мог пытался отползти, но что тут поделаешь с гравитацией.
- Надо сделать привал и решить эту проблему.
Инженерный мозг гусеницы тут же придумал решение, и мы соорудили небольшую перегородку. И снова нам помогла гусеничная паутина.
Я поймал себя на мысли, что бесконечно ей завидую. А когда прикоснулся к паутине, меня как током шибануло. Какая же она нежная и мягкая. Податливая, как размокшая глина. Так бы и мял ее без конца. Гусеница заметила мое настроение и не упустила шанса кольнуть:
- Как-нибудь сплету тебе клубок, поиграешь. А сейчас пора ехать.
- Как я выгляжу? – спросила сороконожка.
- …отлично, превосходно, замечательно. Тебе очень идет.
Перебивая друг друга, начали мы нахваливать. И прееглянувшись, улыбнулись. Ну не говорить же ей правду, что вид сороконожки стал, как бы так выразиться, немного странным. Мало того, что она двигать своими лапками не умеет, так у нее на горбу теперь еще и это. Словно на вагоны ее поделили.
- Что ж, по местам. – Скомандовала гусеница. – Проверь тормозной парашют и спусковой механизм.
- В норме, - отрапортовал я.
- В путь! Давай помаленьку. Снимай с нейтралки. Плавно… плавнее. Втыкай вторую. Отлично! Давай третью… - сыпала гусеница новыми терминами, приобретенными во время сегодняшнего пути.
Ближе к обеду, всю дорогу молчавшая сороконожка, вдруг сказала:
- Я есть хочу.
- Потерпи, - тут же отрезала гусеница.
- Вам хорошо. Вы сидите на мне и сидите. А я вообще-то ножками двигаю. И долго я не протяну.
- Она права, - шепнул я гусенице.
- Знаю, - ответила она, - но где нам еду искать. Мы вообще-то на стволе. А заезжать на каждую ветку, не сможем. Представляешь, сколько времени потратим? Скорее эти рыжие паскуды быстрее поднимутся, чем мы спустимся.
- Надо на ветку, - сказала сороконожка. Оказывается слух у нее довольно острый. - Свернуть и там под листочкам поискать. Несколько раз я там находила чьи-то яйца. Не так их было и много. Но вкусные они… - мечтательно сказала сороконожка. Будь у нее свободные лапки, погладила бы живот.
От ее рассказа и у меня слюнки потекли.
- Согласен с ней.
Гусеница бросила недовольный взгляд. Вначале на меня, а потом и сороконожке досталось.
- Ладно, - сказала она после долгого молчания. – Вон, пышная есть, давай туда. Что-то мы там обязательно найдем. Заодно и я перекушу.
Свернули и остановились под пологом листвы. Слезли, размялись. Гусеница свернулась в клубок в одну сторону, затем в другую. Я, как мог, вытянулся на лапках. И только сороконожка устало наблюдала за нами.
- Где эти яйца? – недовольно сказала гусеница, разглядывая листья.
- Не знаю. Я тут вообще мало чего знаю. Я же с земли.
- С земли? – не поверила она. – А здесь как оказалась?
- Страх загнал. Я же не соображаю, куда мне двигаться. Бегут ноги и пусть себе бегут.
- Мда… - недовольно протянула гусеница.
Она отползла на открытое пространство. Сощурилась от солнца и начала медленно сканировать каждый листик. Взгляд ее был точен. Глаза ощупывали каждую прожилку, после чего она плавно переходила на другой лист. Потом на следующий.
Не зная, что мне делать, я подошел к ней и занялся тем же.
- Во все свои восемь смотри, - не отрываясь, сказала гусеница.
Я начал разглядывать листочки. Правда, ни один из них не мог приковать моего взгляда. Я пытался… честно, пытался сконцентрироваться и увидеть обещанные яйца. Я и сам был голоден. Так что смотрел я не только ради сороконожки. Имея восемь глаз, сложно их все удержать и не дать разбежаться. Вроде бы оглядываешь листок. Присматриваешься к нему. Видишь его прожилки. Еще внимательнее и становится различим легкий пушок, едва заметное напыление. Высматриваешь яйца, пытаясь сделать это качественно.
Хлоп! А остальные глаза как горох в банке. Кто куда смотрит.
Мне быстро наскучило это занятие. Особенно беря во внимание то, что пользы я принесу мало.
Прошелся вдоль ветки и дошёл до конца. Благо, не такая была большая как та, где ночевали. Уже возвращаясь к гусенице, что статуей стояла на месте, я заметил движение. Точнее тень. Она скользнула у самых ног и провалилась вниз – на землю. Первым делом я побежал и только потом попытался разглядеть, кто отбрасывает эту тень.
Две тонкие, как мыльные пузыри, бабочки летали надо мной. Они бесшумно и даже как-то вальяжно двигали крыльями. Словно совсем не заботясь о том, останутся ли они парить или упадут. А может, и вправду это их не заботило. Крылья их яркими кляксами переливались на солнце, как те самые мыльные пузыри. Желтая окантовка, а внутри… будто бензин в воде развели. Красный, темно-зеленый, черный, белый… кажется, названия цветов еще не придумали, какие имели честь носить на себе эти бабочки.
Я заворожено смотрел. И в этот раз все мои восемь глаз смотрели с таким вниманием и такой концентрацией, что даже у гусеницы она вряд ли была.
- Нравится? – спросила одна из бабочек, держась от меня на почтенном расстоянии. Голос ее был не менее красив, чем она сама. Нежный и какой-то волшебный. Словно не она говорила, а кто-то за ней. Невидимый.
Я не нашел, что ответить. Мне стыдно было открывать рот и своим грубым, некрасивым, хриплым голосом портить прекрасный мир, где существуют такие создания. Честно говоря, я бы и сам спрятался, но совершенно не мог двигаться. Я окаменел.
- Он глухой? – спросила вторая бабочка, будто меня не было рядом.
- Может, замер для прыжка. Чтобы съесть нас.
Съесть? Уничтожить такую красоту. Испортить эти шелковые крылья ради того, чтобы набить свое брюхо? Нет. Такого точно не произойдет.
- Эй! – окликнули меня. – Ты чего замер?
- Я… - какой же противный у меня голос. – Смотрю на листья. – Быстро выпалил я, стараясь, лишний раз не раскрывать рта.
- На листья? Зачем?
- Там это… яйца ищу. Есть. Есть буду.
- Он голоден, - сказала одна второй.
- Я же говорила, что он нас хочет слопать.
- Нет-нет. Я ни за что не буду вас есть, - тут же начал оправдываться я. – Вас не трону.
- Правда? – спросила одна из них.
- Абсолютная правда. Я ведь даже паутину плести не умею. Даже если захочу, все равно не смогу вас поймать. Но вы не думайте, я не хочу. Нисколечко не хочу.
Как же мне легко было говорить им о своих недостатках. Неловкости не было вовсе. Больше того, я начал гордиться. Ну конечно, куда мне до них. Если я совершенно несовершенен перед ними, то какое-то жалкое неумение плести паутину нисколько не качнет весы в их стороны. А не качнет потому, что дальше уже некуда. Все, стрелка добила своего пика. И что бы я тут не говорил, она не сдвинется.
Они продолжали кружить надо мной, выписывая немыслимые зигзаги и петли. Я пытался их хоть как-то различить, чтобы при обращении не спутать. Но как можно различить два совершенства. Два идеала.
Одна другой быстро шепнула что-то и меня тут же залило теплым звуком смеха.
- Яйца ищешь?
Я кивнул. Опять же, говорить совсем не хотелось.
- Мы сейчас тут видели несколько листьев с кладками. Если хочешь, можем показать.
«Святые, не иначе», - подумал я.
- Х… хочу. Очень хочу.
- Давай за нами.
И они полетели. Как же красив был их полет. А переливы крыльев… ух, так бы и смотрел во все свои восемь глаз. Во все!
Я брел за ними, пытаясь нагнать.
- Здесь! Вон в той пачке, - крикнула одна из них.
Подо мной, на ветке виднелись листья.
- На этих?
- Сейчас.
Бабочка быстро слетала вниз, оглядела и вернулась.
- Да.
- Спасибо вам огромное.
- Ну что ты.
- Нет-нет… вы и вправду нам очень помогли. Спасибо вам. – Я даже поклонился невольно. Как-то машинально это вышло.
Спустившись на короткий отросток с курчавыми листьями, я начал разглядывать их. Погода стояла безветренная и я совсем не боялся. Цепляясь лапками то там, то здесь, я чувствовал опору. Бабочки продолжали порхать надо мной. Иногда облетая всю ветку по кругу.
- Где?
- Ниже.
- Еще ниже?
- Да. Вон на той пачке. Тебе оттуда не видно.
- Спасибо.
В этот раз пришлось действовать аккуратнее. Веточки становились тоньше и превращались в ниточки, на концах которых были листики. Они шатались и дребезжали. Растопырив лапки, я пробирался к назначенным листьям.
- Видно? – спросила одна из бабочек.
«Переживают, - подумал я. – Заботятся».
- Еще нет.
- Чуть дальше.
И я карабкался дальше. Один раз едва не сорвался, когда листик под лапкой оторвался и полетел вниз.
- Нашел? – интересовались они.
- Нет.
- А так?
Одна из этих волшебных созданий присела на основании тонкой ветки, где я сидел, и начала ее трясти.
Кажется, что это невозможно. Чтобы невесомая бабочка смогла вот так, раскачать ветку, точнее не ветку, а так, прожилку. Да и я к этому совершенно не был готов. Я и без их помощи едва держался на листьях и ловил равновесие.
- Вы что делаете? – спросил я. В этот раз никакого стеснение не было. Был только страх.
- А ты разве не видишь? - раскачиваясь на прожилке, ответила бабочка.
Я попытался вернуться, но именно в этот момент прилетела вторая и присела рядом. Вдвоем они быстро раскачали прожилку и я, только и успел, что крикнуть и ухватиться за сухой листик одной лапкой.
Продолжение будет завтра