На дне. Волшебные приключения на Улице Одного Енерала #3. Баян
Как я уже писала, Алкопапа был охуеть как музыкален. На самом деле, впервые услышав звуки баяна, я даже не подумала на соседей. Играли «Шутку» Баха – значительно медленнее, чем полагается для концертного исполнения, но чисто и весьма достойно. О, у подъездных стариков ниибаццо-титаново-кремниевая свадьба, подумала я и успокоилась. Концерт продолжался, неведомый баянист демонстрировал завидный репертуар, причем как-то отчетливо понималось: это все наизусть, вряд ли ему подают ноты, чтоб он играл, практически не останавливаясь.
Мне даже стало интересно, когда баянист устанет – у меня был редкий свободный вечер, я включила сериал и устроилась на диване с компании бокала недорогого винишка, и Иоган наш Себастьян в переложенье на баян вовсе не мешал, а где-то даже и вкатывал. Баянист не устал. Устали неблагодарные слушатели. У соседей начался обычный безумный ор, и я внезапно поняла: во-первых, классику любят не все, во-вторых, охуеть, да это же играл кто-то из алкосемейки!..
Как-то сразу я поняла, что кто-то – это Алкопапа. Регулярных упражнений на музыкальных инструментах – непременного атрибута учебы в музшколе я не слышала, Алкамама для такой прочувствованной игры казалась слишком забитой, а их старшая дочь Тонька – слишком четкой и конкретной. К тому же у нее, по всему, наступило очередное обострение любви с Петечкой, и она съехала, забрав собственных отпрысков. Так оно и оказалось. Сосед-алкаш оказался ко всему прочему музыкантом.
Репертуар его был колоссален. В этом было что-то загадочное и иррациональное: с памятью у него была беда, за почти год моей жизни на съемке он так и не запомнил, как меня зовут. А вот музыку – не забывал. Классика, народные песни, военные… Думаю, всего, что он знает, не слышал никто и никогда: не хватало нервов. Желание музицировать одолевало его редко, но метко и исключительно по ночам. Чаще всего сдавались первыми его же родственнички. Супруга начинала верещать, дети – лезли в драку.
Конечно же, порой, бесило енто и меня. Стоишь ты, скажем, в коленно-локтевой позе, познавая всю тайную прелесть возвратно-поступательных движений, а за стенкой – баянист заунывные песни про замужество вымучивает. В тот год я отчетливо поняла, что у девчонок тоже есть некоторый виртуальный член, который умеет падать. Мой, например, не переносит баян. (Реальный член Полового Дядьки тоже возражал, в результате чего алкаш получал живительных пиздюлей; но настроение все равно пропадало).
Я, каюсь, однажды отдала ему недопитую бутылку коньяка, чтоб заткнулся. Ну, я уже писала, не очень умная девушка. Сосед узрел реальный план: музыка = шантаж = бухлишко. Концерты участились. Я, конечно, нихуя не понимала, почему. Наивная чукотская девочка. Тем более что обычно он мне не мешал. Ну серьезно. Дома бываю только по ночам, играет он хорошо. Не нравится – включаю свое.
Как-то раз я сидела и писала что-то учебное, для разнообразия – для себя, а не для клиентов. Лепота: контрольная потихоньку пишется, Хелависа про драконов с Тамерланами поет, в кружечке чаек, в мисочке – вишня сушеная. Это благолепие, к сожалению, не устроило Пса. Четверолапый негодяй решил, что в такой прекрасный вечер не грех посрать дважды. Или трижды.
Вылетаю на площадку с поводком наперевес… Ба… Что за люди! В нашем незакрывающемся тамбуре, на скамеечке из тех, которые бабки берут в огород, а в ванных ставят под тазик, сидит соседушка с баяном и наяривает про тонкую рябину.
- Антон, – говорю, – сдвинься!
Но сосед тоже не промах. Я, значит, сейчас с собакой убегу – а ему, значить, засыпать без допингу?!!
- Соседка, – жалостливо тянет он. – А не найдется ли у тебя… чего-нибудь?
- Пиздюлей, – говорю, – даже с горочкой! Видал, как собаки фонтаном срут?!!
То ли проверял, то ли фантазия богатая. Свалил. Даже шантаж прекратил, на время, конечно.
Томным вечером девятого мая мы с Половым Дядькой возвращались домой из центра, где культурно отдыхали: пили неправославный вискарь в баре, смотрели сначала на парад, а потом на других пьяных и ржали над приятелями, которые несмотря на размер и количество звезд на погонах стояли в оцеплении, как последние пэпсы. Увы, собак, даже самых воспитанных, на массовых гуляниях отчего-то не ждут. Так что наплевав на салют, мы решили продолжить праздник у меня, предварительно погуляв с Псом.
На лавочке у подъезда сидел мой сосед с баяном в руках. А вокруг него стояли все старики с нашего и соседних, наверно, домов. Сосед играл военные песни и пел. И все ему подпевали. Он играл и играл, и его никто не останавливал, наверное, в первый раз с прошлого девятого мая. Рядышком примостилась Алкомама в парадно-выгребном плюшевом платье с цыганского развала и утирала счастливую пьяненькую слезу. И дети его были тут же (но не поручусь, что все). Чуть погодя я с изумлением заметила даже циничную Тоньку с потомством, наряженным в пилотки. Она смотрела на отца, и мне показалось, что на ее лице досада смешивалась с какой-то жуткой тоской.
В этот момент я отчетливо поняла: мой немытый, вонючий, мерзкий, пьяный, отвратительный сосед когда-то вероятно был очень талантлив и еще более трудолюбив. И его усталая, забитая и тоже частенько пьяная жена вышла на него не из-за безнадеги, а потому что выбирала, долго и старательно. И… короче, все закончилось, как закончилось.
Мы с Половым Дядькой гуляли с Псом очень долго. Когда вернулись, встретили Алкопапу в подъезде, обоссамшись. Не дошел.