Муртен, 22 июня 1476 г. Часть 1⁠⁠

Утро субботы, Близ городка Муртен, 22 июня 1476 г. выдалось холодным и сырым как вчерашняя шаверма в Санкт-Петербурге. Примерно 19 тысяч контрактников месье Карла изволили осадить этот городок, дабы вырезать его жителей, как бройлеров на потерявшей контракт с армией птицеферме. Почему? Во имя справедливости, разумеется.

Одновременно, около 33 тысяч членов запрещенной в Бургундии организации “Швейцарская Конфедерация” собрались недалеко от Муртена, с целями во многом схожими, а именно — вырезать во имя справедливости наемников Карла.

Отсюда и конфликт.

В войске Карла в основном были те же самые люди, которые задорно драпали от швицов во время битвы при Грансоне и ему можно посочувствовать — продолжать проект со столь “преданными” сотрудниками было, надо полагать, весьма ссыкотно.

Но выбора у Карла не было. В прямом смысле, он не мог сказать еще недавно ловко убегающему наемнику, фразу в стиле российских руководителей “ты уволен, вон за забором очередь из желающих на твое место”. Забор был, очереди не было. Карл и так нанял всех кого смог, начиная от английских лучников, и заканчивая итальянской тяжелой кавалерией. Приходилось работать с теми, кто есть.

Ну, тут понимать надо — профессионал складывается годами, а в реалиях средневековья им, по хорошему, еще и родиться надо. Сын крестьянина будет крестьянином, сын кузнеца — кузнецом, и так далее. Нечто вменяемое, хоть отдаленно напоминавшее современную муштру, или скорее античное обучение легионов, смогут сымитировать только во время буржуазной революции в Нидерландах, в 16-м веке. То есть вообще образование, которое для нас очевидная и понятная вещь — сравнительно недавнее изобретение. Учебники, вот это все — ничего похожего не было. То, что могло сойти за учебники, самое близкое — диалоги Платона. А что бы представить себе как людей учили — книгу Макиавелли можете прочитать, об устройстве государства, или более краткую её версию, “Государь”. Это которого на цитатки растащили. Вот тебе и учебник образца 1513-го. По сути, единственная форма обучения — смотреть как делают другие и пробовать самому. Нельзя сказать что это так уж не эффективно — на самом деле это работает. Наймите себе индивидуального учителя французского, проводите с ним часов по шесть в день, и уже через год будете не хуже носителя парлевукать. Но если вам надо обучить французскому десять тысяч человек сразу — то без школ, учебников и учителей умеющих учить, то есть без системы — невозможная задача. Да и с системой — качество подготовки будет заметно хромать по сравнению с индивидуальным способом обучения. Ну вот ты читатель, сколько лет в школе, например, английский учил? В оригинале Гарри Потера бы после школы осилил? Я, например, — нет. Суровая средневековая реальность проста — если у тебя нет швейцарцев, которые прям с алебардами рождаются, или уэльсцев, которым лук даешь и они как давай шмалять, или викингов, или монголов — короче, если у тебя нет уже готовых воинов, то всеобщая мобилизация тебе никак не поможет. Хотя, надо сказать, ребята пытались. Макиавелли носился со своим ополчением — толку ноль. Во Франции создавали легионы из граждан по римскому образу и подобию — получилось сборище мародеров и бандитов, с абсолютно нулевой боевой эффективностью. Так что, Карл сделал, что было сделать возможно, и даже еще немного, и собрал просто немыслимую орду. Такими силами в Китай можно вторгаться, а уж раннесредневековые королевства захватывать — только в путь. Теоретически, графства и города на которые Карл был нацелен, именно такими уязвимыми, рыхлыми и маленькими образованиями и были.

Но швейцарский союз, после Грансона, внезапно быстро оброс примкнувшими людьми, которые в свое время Карлом были обижены. Кроме того, уже сложились прочные торговые связи и некая мирсистема, в которой у многих крупных игроков были свои интересы, и с интересами которых Карл не посчитал нужным считаться. И эти счетоводы посчитали, что Карлу можно выставить счет сразу и наперед. Короче, швейцарцы набрали орду еще больше чем Карл. Часто это были крупные феодалы со своими частными армиями. Еще чаще коллективные феодалы вроде общин и городов, которые поставляли в баталии пусть и плохенькую, но злобную как орки пехоту. Поэтому на момент битвы при Муртене у “швейцарцев” оказалось довольно много не только хорошо мотивированной пехоты, но и достаточно агрессивной кавалерии.

Диспозиция была проста — Карл, наученный горьким опытом, был намерен принять швейцарские баталии на полевые укрепления, расстрелять их своей спешно восстановленной артиллерией и толпой стрелков, а потом добить жандармами. Дабы швицы в его коварный план вписались, он закосплеил Цезаря — то есть осадил важный торговый узел, и немедля построил контрвалационные укрепления. Очевидно готовясь не столько к штурму (хотя Муртен на зубок он разок все же попробовать успел) сколько к обороне. Я же говорю, образованный был человек, классику знал.

Сидение в укреплениях весьма благотворно сказывалось на боевом духе пехотинцев, и после Грансона важность этого момента становится понятна даже мне. Объективно, я избалованный компьютерными стратегиями, где нарисованные человечки сражаются до последнего хитпоинта и не помышляя о бегстве (исключение разве что серия Total War), да еще и с установками современного человека о армии, приказах и тому подобными социальными конструктами, просто не ожидаю повального бегства своей армии прямо перед лицом противника. И совершенно напрасно. Мало того, что в средневековье дезертирство перед намечающимся крупным сражением было явлением реально массовым, (случалось что армии “худели” в два раза!), так еще и непосредственно на поле боя, одна из сторон могла попросту разбежаться еще до начала битвы.

Это серьезная проблема. И способы её решения, кстати, проясняют многие детали древних битв. Например, ставить закаленных ветеранов позади строя, а новичков с плохо разработанной психикой, впереди. Действительно, как только враг бежит, победителей охватывает азарт погони, они кидаются в ножи, дабы славно кромсать вражьи спины. И делают это с удивительным энтузиазмом, ломают строй и, главное, оказываются абсолютно не готовы к мощному контрудару, который просто обрушает моральный дух людей, которые уже чувствуют себя победителями. А если учесть невероятно трудное управление в бою, в такой ситуации отойти и перестроится могли очень немногие армии в истории. Но и притворное отступление грозило превратиться во вполне себе реальное бегство. И хрен ты их остановишь. Карл не смог остановить свою бегущую пехоту при Грансоне, которая даже толком не увидела противника, несмотря на то что с ним была вся его гигантская свита. А представьте если подобное произошло после кровопролитной схватки? И если вы главнокомандующий, вам остается только драпать, как все. Вас не услышат за грохотом и воплями битвы, близкие вам люди разбегутся, или погибнут по одному в окружении. Вы сами вполне можете попасть под удар, став легкой добычей преследователей, вас вполне могут убить, или пленить. Поэтому маневры на средневековом поле боя — удел для избранных довакинов. Если верить античным источникам, такое практиковали на постоянной основе без относительно конкретного командующего, только легионы Древнего Рима и, немного позже, воины степных империй. И те, и другие были профессионалами, проведшими всю жизнь в походах и битвах. У Карла таких было слишком мало, и он смирился с тем, что его, прямо скажем, не очень то и хитрые маневры, феодальное войско выполнить не в состоянии. Может быть позже, прокачавшись, он бы смог юзать этот скилл, но сейчас ему пришлось действовать как все. А именно — строиться загодя, пехтуру особо не трогать, по возможности прятать её за укреплениями, и налегать на стрелков и кавалерию.

А вот швейцарцы, серьезно поднатаскавшись в постоянных мелких междусобойчиках, смогли выставить при Муртене неожиданно хорошо управляемые и стойкие пехотные части. При этом, физические и другие объективные ограничения, накладывались и на них. Они не выделывались, и даже не пытались делить своих бойцов на отряды с однородным вооружением (которые так хорошо управляются в Total War) как Карл, не пытались комбинировать рода войск и так далее. Они просто делали то, что получалось у них хорошо. А хорошо у них получалось три вещи. Сами они, впрочем, называли только две вещи — быстрота и натиск.

Быстрота — и это внезапно не перк типа “+15 к скорости передвижения” на поле битвы. Как раз нет. Швейцарская баталия, двигалась медленно, очень неспешным шагом. Слегка разгоняясь только перед атакой. Даже хохма такая была “Почему швейцарцы так отчаянно дерутся? Они не умеют бегать!”. Но вот сбиться в баталию, по сути довольно примитивный строй, они могли очень быстро. А еще, они обычно передвигались без больших обозов — либо у них не было в телегах слишком уж больших ценностей, и потому не очень боялись от них оторваться. Не важно. Важно то, что даже пешком швейцарские сотни шустрили по карте не хуже монгольских всадников, реально неожиданно для врагов сливаясь в огромную толпу в нужном им месте.

Быстрота — и это внезапно не перк типа “+15 к скорости передвижения” на поле битвы. Как раз нет. Швейцарская баталия, двигалась медленно, очень неспешным шагом. Слегка разгоняясь только перед атакой. Даже хохма такая была “Почему швейцарцы так отчаянно дерутся? Они не умеют бегать!”. Но вот сбиться в баталию, по сути довольно примитивный строй, они могли очень быстро. А еще, они обычно передвигались без больших обозов — либо у них не было в телегах слишком уж больших ценностей, и потому не очень боялись от них оторваться. Не важно. Важно то, что даже пешком швейцарские сотни шустрили по карте не хуже монгольских всадников, реально неожиданно для врагов сливаясь в огромную толпу в нужном им месте.

Так или иначе, баталии швицев были почти так же страшны в рубке, как спешенные рыцари. Но швейцарцев было больше. Намного больше. И они были менее чувствительны к потерями. Очень сильно менее чувствительны к потерям. Еще более менее чувствительны к потерям только нежить в играх. Спасибо если оценили мою все более и более грубую, и менее и менее изысканную словесную эквилибристику. Идем дальше.

Ну а третья сильная сторона швейцарцев, которую подчеркну лично я — устойчивость против кавалерии. Если до этого пехота могла остановить удар кавалерией только в специально оборудованных для этого местах, как я уже описывал в первых главах, то вот именно швейцарская баталия сама по себе была таким местом.

Нам плохо понятны детали того далекого времени, а нарративные источники обычно откровенно лгут. Например швицы даже в личных письмах утверждали что войско Карла при Муртене было численностью не менее 140 000 человек. Может им и в самом деле так казалось. Но у нас есть платежные ведомости, причем, конкретно того самого дня — 19 000 человек сидели на жаловании Карла. И это, как вы понимаете, потолок численности, по факту там может быть половина уже дезертировала. Возможно были еще союзные контингенты, но они точно были весьма скромные по количеству. То есть в том, что мы знаем, расхождения примерно в семь раз. А когда начинаются свидетельства очевидцев о битвах — это такая, весьма витиеватая вязь впечатлений, страха и предрассудков людей того времени. Но, к счастью, коняшками пользовались и в более поздние периоды, когда эпистолярный жанр был, с одной стороны более развит, а с другой — в силу большого охвата, врать как Мюнхаузен, уже было чревато репутационными потерями. Речь идет о Наполеоновских войнах.

Короче, цитирую по книге Джека Коггинса, "Эволюция вооружения в Европе".

"...Лишь в одном-единственном случае в ходе войны на Пиренейском полуострове должным образом сформированный строй пехоты, доселе не раз отражавший атаки конницы, был ею прорван. На следующее утро после сражения при Саламанке два французских батальона были построены в каре на хорошей позиции в открытом поле, на склоне с легким уклоном. Здесь они были атакованы тяжеловооруженными драгунами из Королевского германского легиона, которых французский генерал Фой называл лучшими из кавалеристов, которых ему приходилось когда-либо видеть. Залп французов нанес изрядный урон атакующим, и атака, вероятно, была бы отбита, но одна смертельно раненная лошадь, неся на себе уже мертвого драгуна, последним усилием перепрыгнула через припавших на одно колено для выстрела пехотинцев первой шеренги. Упав на землю, она принялась биться и лягаться в смертельной агонии и сбила на землю полдюжины человек, проделав в строю брешь, через которую тут же прорвался конный офицер, ведя за собой клин конных драгун. Строй был разрушен, каре дрогнуло, большинство солдат просто побросали оружие на землю.

Солдаты во втором каре, потрясенные зрелищем уничтожения своих друзей из первого батальона, изготовились к стрельбе. Огонь, которым они встретили атакующих их строй драгун, был неистов, но все же первая шеренга каре была смята, а спустя несколько минут и со вторым батальоном все было покончено.

Свидетельством тому, что до того, как произошел инцидент с лошадью, первый батальон упорно оборонялся, стали пятьдесят четыре погибших драгуна из числа нападавших и шестьдесят два раненых из общего числа в семьсот человек."

Офицер драгунской бригады Томкинсон, бывший свидетелем этого инцидента с лошадью, написал о полке британской пехоты следующее:

«Они были атакованы внезапно, и им пришлось выстроиться в каре, не теряя времени, прямо в пшеничном поле. Враг отважно атаковал их, но они встретили его столь хладнокровно и в таком образцовом строю, что было невозможно прорвать его, лишь только главными силами (что было вещью неслыханной; пехота либо ломала строй еще до того, как кавалерия приближалась, либо конников отбрасывал огонь пехотинцев). Для пехотинцев всегда представляется ужасным зрелищем вид несущейся на них на полном галопе кавалерии: солдаты в строю часто начинают пытаться укрыться за спинами своих товарищей, и этим начинается паника. Она же не дает им встретить кавалерию залповым огнем. Кавалеристы же видят все это, и начинающаяся паника побуждает их пришпоривать своих коней, а это повышает вероятность того, что им удастся прорвать строй и прорубиться внутрь каре, тогда уже все заканчивается за несколько минут. Если строй пехоты прорван, тогда у нее уже не остаётся никаких шансов на спасение. Но если она будет держать строй, то кавалерии почти невероятно добиться успеха против пехоты; и все же я всегда был настороже, командуя пехотинцами, которых атаковывала кавалерия, поскольку мне уже приходилось видеть, как самые лучшие части боялись кавалерии куда больше, чем всего прочего».

Я приведу только один пример, потому как не хочу вас грузить, а остальные источники обычно повторяют показания Томкинсона. Самые тертые, побывавшие в огненном шквале ветераны, из раза в раз, в своих воспоминаниях отмечают что нет “ничего страшнее” чем оказаться перед кавалерийской атакой. Многие даже подчеркивают, при выборе позиции, шанс попасть под артиллерийский обстрел предпочтительнее, чем дать врагу возможность внезапной кавалерийской атаки!

Как по мне, так зрелище ядра, убивающего в соседней шеренге семерых человек, первому отрывая голову, а последнему ноги — наверно достаточно жуткое, что бы не боятся после такого бегающую конину. Но нет. Люди у которых было сомнительное удовольствие сравнивать, однозначно срались от зрелища приближающихся коняшек больше, чем от человеческого фарша в который внезапно превращались соседи по строю.

Странно, но ладно.

Но это только с одной стороны. Многие историки сейчас соглашаются, что львиная доля успеха средневековой кавалерии лежит в плоскости психологии.

А с другой, чисто физической, стороны — те коники на которых ездили суровые кирасиры наполеоновских войн, вовсе не были похожи на тех рыцарских дестрие, что были в ходу у средневековых отморозков.

Но об этом мы поговорим в следующий раз.

Если лень ждать выхода постов, все статьи собраны в книгу тут