Класть или ложить? Вот в чём супплетивизм.⁠⁠

Реагирую на просьбу @DragonSpace  рассказать о взаимоотношениях класть и ложить.

Для начала следует разобраться, что такое супплетивизм. Cупплетивизм – это когда в одну парадигму входят формы двух или более неродственных корней. Например, один корень в единственном числе, а второй во множественном: ребёнок – дети, человек – люди, год – лет. И поменять ни в коем случае нельзя. Не в шутку сказать «он ещё совсем деть» или «у них двое ребёнков» может только человек, для которого русский не родной.

В русском языке супплетивизм встречается ещё в следующих случаях:

именительный падеж vs косвенные: я – меня, он – его;

положительная степень vs сравнительная: хорошо – лучше, плохо – хуже, маленький – меньше;

настоящее время vs прошедшее: иду – шёл, есть – был;

несовершенный вид vs совершенный: брать – взять, говорить – сказать, ловить – поймать, класть – положить.

Аналогичные примеры вы с лёгкостью можете сами подобрать из тех языков, что учили в школе.

Зачастую супплетивизм потрясающе устойчив и может сохраняться тысячелетиями (как в случае я – меня). Но иногда он возникает прямо на наших глазах. Например, так звучали формы «я пошёл», «я иду», «я пойду» на латыни: ii или ivi, eo, ibo. Этимологически все от одной основы. А вот так это будет на потомке латыни, французском: je suis allé /але/, je vais /вэ/, j'irai /ире/. Три разных основы. А вот в немецком у gehen /гéэн/ «идти» супплетивизма нет. Но зато у английского to go он есть: «я шёл» – I went. Изначально went – форма глагола to wend «направляться, держать путь».

Откуда же берётся супплетивизм? Каждое поколение усваивает язык от родителей не механически, а «творчески»: что-то теряется, что-то привносится. Что-то упрощается, что-то усложняется. Неотъемлемая часть этого процесса – замена одних слов другими. Например, в истории русского языка глаз вытеснил на далёкую периферию око. Иногда такое вытеснение проходит не до конца, только в части парадигмы. Тогда формируется супплетивная пара (или тройка).

Был у меня, скажем, одноклассник, который очень любил говорить «я попёр» вместо «я пошёл». Теперь представим гипотетическую ситуацию: если бы моё поколение воспылало по стечению обстоятельств особой любовью к этому словечку в таком значении, то «попёр» бы начало постепенно теснить «пошёл». И для наших детей и внуков бы уже вполне могло стать вполне нейтральным. То есть, они бы говорили «он попёр на балет» без тени улыбки. И тогда сформировалась бы супплетивная парадигма. Например такая: я иду – я шёл – я попёр.

Кстати, подобные процессы могут осуществляться куда быстрее, чем многим кажется. Например, несколько лет назад все внезапно стали употреблять тупо в значении просто («мне тупо некогда»). Причём далеко не только дети. Сейчас, кажется, эта волна несколько схлынула. Но ей достаточно было бы продержаться пару поколений, чтобы «мне тупо некогда» стало восприниматься как нормальное, а «мне просто даже некогда» как «в книжках читал и от бабки слышал, но сам так не говорю».

Но вернёмся к супплетивизму. Как я уже писал, иногда при передаче от родителей к детям языковая система усложняется, а иногда упрощается. И супплетивизм в числе первых кандидатов на упрощение. Потому что иметь в одной парадигме два разных корня тупо неудобно. И если вы присмотритесь к списку супплетивных пар любого языка, в большинстве случаев это будут очень частотные слова, потому что им проще удержать нерегулярные формы.

Пример того, как язык избавляется от супплетивизма, можно найти в украинском. Там слово чоловік стало значить «мужчина», а парадигма человек – люди стала выглядеть как людина – люди.

В своё время при формировании категории вида в праславянском/славянских языках появилось некоторое количество супплетивных видовых пар. В том числе класть – положить (эта пара присутствует и в других славянских языках, например в польском и чешском: kłaść – położyć; klást – položit). У возвратного глагола, что интересно, супплетивизма не сформировалось: лечь – ложиться.

Спустя некоторое время некоторые носители русского языка «решили», что это слишком сложнодосвиданья. И упростили систему по принципу:

посмотреть – смотреть

понравиться – нравиться

поставить – ставить

положить – x

Найдите x.

Если бы у нас не было строго нормированного литературного языка, этот процесс, наверное, бы уже закончился. Но норма ему пока что отчаянно сопротивляется. Кроме того, форма ложить стала таким же важным маркером, как и звóнит. По ним в обществе определяется, кто «грамотный» и «культурный», а кто нет. Это как снимать шапку в помещении или не ложитькласть локти на стол. Вроде и глупость, но если хочешь сойти за приличного человека, изволь следовать.

Так что в ближайшее (по лингвистическим меркам) время мы сможем узнать, держит ли норма умы масс в узде настолько крепко, чтобы отстоять класть.

Вы спросите, а почему это происходит именно в русском? Вот поляки и чехи не такие раздражительные, у них класть прекрасно себя чувствует. Дело в том, что процессы, подобные описанным выше, – стохастические. То есть, мы знаем, что они регулярно происходят, но, где и когда конкретно осуществятся, предсказать не можем.

Допустим, вместо «там было много людей» вы можете в разговорном русском сказать «там было много народу», да и в принципе люди в очень многих контекстах можно заменить на народ. Потенциально это создаёт возможность для нового супплетивизма человек – народ (подобно тому, как сейчас в английском person – people вытесняет man – men). Однако произойдёт ли это когда-нибудь, наука предвидеть не в состоянии.