Иной суд⁠⁠

Начало

Продолжение 1

Продолжение 2

Глава 10

В квартире ничего не поменялось. Всё та же пустота и тишина.

Юля побродила по комнатам, трогая руками вещи. Неужели она здесь когда-то жила? Спала на этом диване, ела за этим столом? Читала эти книги. Разговаривала с людьми, которые были её семьёй, любила их. Прошло совсем немного времени, но прошлая жизнь забылась, подёрнулась туманом. Той мглой, что поднималась на чёрном озере от песни Агаты. Права была ведьма, Юля менялась. И самым страшным изменением было забвение.

Она подошла к зеркалу, взглянула на своё отражение. Тёмными карими глазами попыталась заглянуть к себе в душу. Ты еще человек? Кто может ответить? Тишина.

Юля покривилась от своего отражения, скорчила рожицу. Прищурилась, и вдруг нащупала у себя внутри тонкую ниточку живой силы. Она билась в такт биения сердца, разливалась по телу искрящейся бодростью, искала выход. И Юля решилась. Приняв в себя мощь, она уперлась ладонью в зеркало и стала экспериментировать.

Первым делом поменяла цвет волос, сделала их светлыми, лёгкими, пушистыми. Вытянула в длину, почти до пояса. Лицо сделала тоньше, округлила губы. Добавила себе роста, утянула фигуру, полюбовалась на длинные гладкие ноги, открытые короткой юбкой.

Последним она изменила глаза – заменила глубокий карий на яркий голубой, как летнее небо, цвет. И вот уже Полина смотрит на неё из зеркала, улыбается пухлыми губами. Но только взгляд… У младшей сестры он был беспечный, по-детски наивный, широко распахнутый навстречу миру. А из зеркала на Юлю голубоглазая девочка смотрела тяжёлым, угрюмым взглядом, полном недоверия и ненависти к людям.

Юля вздохнула и отошла от зеркала, одним взмахом руки вернув себе прежнюю внешность. Села в кресло, невольно прислушиваясь к звукам, доносившимся к ней от соседей. И вдруг замерла. Где-то рядом плакала маленькая девочка. В её рыданиях было столько страдания и горя, что девушка не выдержала, метнула свою сущность через все балки и перекрытия в поисках человека, которому так нужна её помощь. И тут же очутилась в маленькой комнате.

За столом под лампой с голубым абажуром сидели двое – девочка и взрослая женщина. Девочка сгорбилась, поставив локти на стол и сжатыми кулаками подпирая голову. Перед ней лежала исписанная тетрадка, на которую падали крупные капли слёз.

- Танюша, - устало произнесла женщина. – Ну мы же с тобой разбирали правила. Три умножить на одну третью, ну сколько будет?

- Я не знааааю, - с надрывом произнесла девочка, запрокинула вверх голову и разразилась такими горьким рыданиями, что у Юли сжалось сердце.

Но здесь она ничем не могла помочь, и покинула комнату так же тихо, как и появилась. Вернулась в своё тело, удивляясь той лёгкости, с которой приняла свои возможности. Она менялась, как и предупреждала Агата, но эти изменения не пугали её, а принимались как должное.

Пустота давила на неё, делая нахождение в квартире невыносимым, и Юля стала часто гулять, с каждым разом всё дальше и дальше уходя от дома. Всегда на прогулку собираясь так, как будто не планировала возвращаться — в рюкзак сложив вещи первой необходимости и все имеющиеся деньги. С платёжных карт она уже давно сняла наличные.

Юля бесцельно бродила по городу, заглядывая в окна, прислушиваясь к смеху и к разговору проходящих мимо её людей. Она иногда завидовала им. А иногда жалела. К каждому из них придёт своё горе, дай только время. Все теряют своих близких и любимых. Однажды они так же, как и Юля, станут одиноки и несчастны.

«Но я не одинока», — тут же поправилась в своих мыслях Юля. В её походах всегда сопровождали два неизменных напарника — чёрный ворон и чёрный кот. Ворон иногда парил над головой, а иногда перелетал от дерева к дереву, не выпуская хозяйку из виду. Кот тёмной тенью пластался у ног, не отставая ни на шаг.

На четвёртый день, возвращаясь с прогулки, она вдруг остановилась, почувствовав надвигающуюся беду. Кот мявкнул, вцепился когтями в джинсы, запрыгнул на плечо, прижался к голове, и Юле как в ухо шепнули, что нельзя ей возвращаться домой, да не просто нельзя, а смертельно опасно. И тут же завибрировал телефон. Даже не посмотрев, кто звонит, Юля аккуратно положила телефон на землю и пошла в обратном направлении, как можно дальше от дома. Устав идти пешком, она села в автобус и отправилась на окраину города. Там нашла небольшую гостиницу и сняла номер. В этом номере и заночевала. А на следующее утро, умывшись и включив телевизор, она с удивлением увидела свою фотографию и ярко красные буквы, оповещавшие, что разыскивается особо опасный преступник. Всем, кто видел эту женщину, просьба срочно позвонить по телефону. И ряды цифр телефонных номеров.

Страх окатил её ледяной волной. Она боялась не столько за себя, сколько за то, что ей не позволят довести дело до конца. Ведь есть еще третий человек, третья фотография с каплей крови. До следующего новолунья еще почти три недели, и нужно переждать это время в безопасном месте.

Юля торопливо оделась, выскользнула из номера, спустилась на первый этаж. Девушка за стойкой подняла голову, рассеянно взглянула. Но, как только увидела Юлю, в испуге округлила глаза, занервничала, схватилась за телефон, а сидевший рядом с ней охранник встрепенулся от дремоты, вскочил и направился к ней.

«Я невидима, — мысленно произнесла Юля. - Вы меня не видите». И тут же охранник остановился, озадаченно оглядываясь вокруг, а девушка выбежала из-за стойки, подошла к лестнице, растерянно посмотрела наверх. Неслышной тенью проскользнув мимо, Юля толкнула дверь и вышла на улицу. Куда теперь ей идти? К друзьям нельзя, домой тем более. В любой гостинице её опознают. Можно, конечно, отвести глаза, изменить внешность, но это требует постоянной концентрации, чуть отвлечешься и вот уже возвращается истинный облик.

Есть только одно место, где она может укрыться.

Юля пешком дошла до автовокзала, но внутрь заходить не стала. Спрятавшись за дерево, она внимательно оглядела здание и площадь перед ним. Затем обернулась старухой и шаркающей походкой прошла мимо полицейской машины, мимо охранника к кассе и купила билет до деревни, где жила Агата. Сидя в зале ожидания, она наблюдала, как сотрудники полиции медленно обходят помещения, разглядывая ожидающих и сверяясь с фотографией. На ней их взгляд не задерживался. А Юля не позволяла себе отвлекаться ни на минуту, поддерживая обличие пожилой женщины. И испытала облегчение, когда, наконец, подъехал её автобус.

Через шесть часов она уже стояла у ворот дома Агаты. Протиснулась в узкую щель между створками ворот, прошла через двор, пустую прихожую и без стука открыла дверь в избу.

Пол был покрыт пылью, паутина рваными клочками свисала с потолка. Сквозь грязные окна чуть пробивался дневной свет. В доме стоял застоявшийся запах нежилого помещения, старости и запустения.

Из глубины дома раздался неясный звук, Юля подошла поближе и с ужасом увидела хозяйку дома.

Агата лежала на лавке у печки. Она тяжело дышала, уставившись на девушку, и та невольно сжалась под её тяжелым взглядом. Агата усохла, глаза ввалились, кожа туго обтянула череп. Из-под сбившегося на одну сторону платка торчали белые волосы. Хозяйка открыла беззубый рот, и Юля скорее поняла, чем услышала, что та хочет сесть. Помогла ей подняться, поразившись, что Агата теперь едва достигает её плеча, довела до стола и бережно усадила на скрипучий стул у окна, мельком обратив внимание на глубокую трещину, расколовшую поверхность столешницы. Хозяйка умирала, умирал и дом.

Юля подошла к печке и громко позвала домового.

За печкой зашуршало, и вылез Запе́чник всё в той же красной рубахе. На девушку он глядеть опасался и поэтому смотрел куда-то в угол.

— Почему за домом не смотришь? — требовательно спросила Юля. — Почему пыль не метена, паутина не собрана? Чего молчишь?

— Ты мне не Хозяйка, — буркнул домовой.

— Скоро стану, — пообещала Юля, бросив взгляд на согбенную Агату. — И тебе лучше со мной дружить, а то ведь знаешь…

— Знаю, — домовой сверкнул глазами, вздохнул, засунул два пальца в рот и свистнул так оглушительно, что у Юли уши заложило.

И тут же всё пришло в движение. Сама собой подскочила метла. Встала на изготовке, полная решимости приступить к уборке. Взметнулись покрывала в спальнях, сдёрнулось постельное белье, полетело в прихожую, на улицу, а потом и в баню. Юле стало любопытно, и она прошла следом.

В бане в ряд стаяли три большие кадки. В первой в бурлящей воде с белой шапкой мыльной пены уже происходила стирка, две другие с чистой водой для полоскания ожидали своей очереди. На полу горой лежало грязное бельё, полотенца, скатерти.

Когда Юля вернулась в дом, уборка шла полным ходом.  Летали тряпки, убирая паутину и пыль под потолком, протирали стекла окон, поверхности лавок, стол, у которого с чуть слышным шелестом зарастала длинная трещина столешницы. Звякнула посуда, погружаясь в мыльную, невесть откуда взявшуюся воду в большом деревянном корыте.

Расчихавшись от пыли, девушка вывела Агату на двор, усадила на низкую лавочку, заботливо укутала шалью. Села рядом, погладила вспрыгнувшего на колени кота.

— Некуда мне больше идти, Агата, — вздохнула Юля. — Не могу я жить среди людей, после того, что сделала.

— Ты еще не всё сделала, — прошелестела ведьма. — А как сделаешь, так и живи здесь хозяйкой, людям помогай.

Из дома выплыли вёдра, миновали двор и выплеснули грязную мыльную воду в отхожую яму. Вернулись к дому и чинно встали у стенки. В дверях появился хмурый домовой.

— Всё сделано, — отрапортовал он, глядя в сторону.

Юля завела Агату в дом, усадила за стол. Пока грелся чайник, поискала в шкафу, чем бы перекусить, но нашла только засохшее печенье. По-хозяйски направилась в кладовую и поразилась количеству всевозможных продуктов: и круп, и овощей, и муки. Рядами стояли кадки с соленьями, за ними возвышались бутылки с маслом, бочонки с мёдом. В леднике на толстых крюках висели куски сала и копчённого мяса.

Пока варилась картошка, Юля из кадок набрала солёных огурцов, помидоров, капусты. Маринованные грибы перемешала с найденной в леднике сметаной, нарезала сала, присыпала луком. В большую тарелку высыпала горячую, исходившую паром, картошку, кинула кусок жёлтого масла, присолила. Достала тарелки, вилки, расставила на столе.

Агата к еде не притронулась, но, как только Юля заварила чай, то сразу протянула усохшую дрожащую руку к кружке.

— Ну вот и славно, — проговорила разомлевшая после еды Юля. — Вот так и жить будем.

И тут же почувствовала, что граница нарушена, во двор вошел чужой.

Юля накинула платок на голову, выскользнула в прихожую, открыла дверь.

На пороге стояла женщина. Ещё молодая, но уже не по возрасту истощенная и осунувшаяся.

— Прошу, помоги, — прошептала она. — Не к кому мне больше идти со своим горем. Только ты можешь помочь…

— О чём ты? — не поняла Юля.

— Ты всем помогаешь, помоги и мне. Знаю, что дорого берешь, так я и готова много заплатить.

Юля оглянулась на дверь в дом, где была Агата, но сказать ничего не успела.

— Не дай свершить задуманное. Боюсь я себя, так и до убийства могу дойти, а у меня дети… — продолжила женщина. Она прижала руку к губам, сухими воспалёнными глазами с мольбой смотрела на Юлю. Неправильно истолковав её молчание, незваная гостья нагнулась, достала из большой холщовой сумки бидон с молоком, несколько упаковок с яйцами, обёрнутый в пергаментную бумагу шмат мяса. А сверху положила пачку денег. — Прошу, не откажи. Муж уходит, другая у него. Вслух пока не произнёс, но я знаю, я чувствую, готов он уже. А мне жизни нет без него. Любовница у него молодая, красивая. Я ходила к ней, с ножом ходила, издалека смотрела, караулила, но не смогла. А вот сейчас чувствую, что уже готова, что убью её. Не дай грех взять на душу, помоги мне. Пусть забудет он разлучницу, пусть отвернется от неё.

— Фотография есть? — неожиданно для самой себя произнесла Юля.

— Да, конечно… — женщина дрожащей рукой достала из сумки снимок.

Юля села на скамью крытой террасы, жестом предложив женщине закрыть дверь и сесть рядом, взяла фотографию, взглянула на изображение. Ничем не примечательный мужчина средних лет. Залысины, тёмные круги под глазами, лишний вес. А для женщины он самый лучший человек в мире.

Юля закрыла глаза. И тут вдруг развернулась картина перед её глазами, как проекция на экране монитора. Фигура мужчина расположилась в центре, пространство рядом наполнялось людьми, связанными с ним нитями разной толщины и цвета. Поморщившись, отмела всё лишнее, пока не остались только те, кто её интересовал. Толстая золотая нить вела к молодой женщине. Не менее толстые, но серебряные — к двум детским фигурам. Такая же серебряная, но тонкая, едва видная паутинка вела к фигуре её просительницы. Значит, ещё есть чувства, ещё можно вернуть.

Мысленно взяв ножницы, Юля разрезала толстую золотую нить. Она взвилась в воздух, разбрызгивая яркие искры. Мужчина и женщина беззвучно вскрикнули, их тела скорчились, как от боли, оба конца нити вслепую нашли друга, стали срастаться, но Юля безжалостно пресекла эту попытку, вновь разрезав по месту, чуть выше, где они сцепились. Нити несколько раз находили друг друга, пытались срастись, но Юля каждый раз препятствовала воссоединению, раз за разом разрезала золотую нить, и вскоре она пожухла, опала и осыпалась серым пеплом. Фигура разлучницы посерела, отдалилась.

Юля открыла глаза. В комнате было темно, солнце склонялось к закату. Сколько же времени она так просидела?

— Держи, — хриплым голосом сказала она женщине и протянула фотографию. — Забудет он её, в семью вернется. А дальше зависит только от тебя. Если сможешь удержать, останется, не сможешь — другую найдёт. Но тебе больше я помогать не буду. Если уйдёт во второй раз, значит, сама виновата.

Женщина смотрела на Юлю со страхом и надеждой, встала со скамьи, взяла фотографию дрожащей рукой.

— А теперь уходи.

— Спасибо тебе, спасибо, Хозяйка, — прошептала женщина и попятилась к выходу, волоча за собой пустую сумку.

Юля проводила её взглядом до ворот, взяла деньги, сунула в карман, приказала продуктам разложиться по местам и вернулась в дом.

Глава 11

И наступило третье новолуние.

Юля сама нашла среди пучков засушенной травы ту, которая открывала путь в мир мёртвых, заварила чай. Приготовила саван для себя и для Агаты. Выпив чая и напоив хозяйку, Юля облокотилась на спинку стула, устало закрыла глаза, погружаясь в сон.

Завершив во сне переход в иной мир, она поднялась, надела рубаху и подошла к Агате. Та тихо сидела на стуле, бессильно свесив голову и открыв беззубый рот. Даже дыхания не было слышно.

— Сегодня всё закончится, — произнесла Юля, помогая подняться ведьме. — Сделай еще одно усилие, и ты будешь свободна.

Агата поднялась. Безмерно старая, страшная старуха, она скинула одежду, с трудом надела на себя саван, вцепилась в руку Юли, и та повела её к выходу в чёрную звездную ночь. Светлячков не было, и пришлось призвать летучих мышей. Те нашли едва светящиеся гнилушки, подхватили в лапы и полетели впереди, освещая путь.

Юля без страха вошла в озеро, ледяная вода окатила её ноги, заставив охнув, но она сделала еще шаг и еще, не оглядываясь, но уверенная, что ведьма стоит за её спиной.

Агата крикнула, это был слабый, еле слышный зов, но её услышали и откликнулись совсем рядом. Юля непроизвольно дёрнулась, хотела оглянуться, но женщина зажала ей голову двумя руками, не позволяя даже пошевелиться, и тут же запела свою заунывную песню треснувшим голосом. Озеро заволновалось, забурлило, туман загустел, медленными волнами поднялся по грудь Юли.

Агата пела, и из воды показались руки. Кости ярко белели над поверхностью, исполняя замысловатый танец, они плели неведомые узоры, то замирая, то двигаясь вновь в такт мелодии. Агата гнусаво выводила слова, орошая макушку девушки водой, её голос слабел, срывался на шепот и вскоре совсем затих. Костлявые руки скрылись во тьме, туман стал редеть.

Юля подождала, но было тихо, и девушка с грустью поняла, что на этом озере из живых осталась она одна. Позади никого не было, туман развеялся, лишь в воде неспешно плавали останки савана ведьмы. Они распадались на части, растворяясь и погружаясь в глубину.

Юля вышла из озера, остановилась. У своих ног она увидела три дороги. Правая, тусклая, едва светилась медным цветом. Эту дорогу она уже прошла. Вторая, серая, по центру, тоже была пройдена. Осталась левая, горевшая ярким золотым цветом. Что-то коснулось её ноги и, опустив взгляд она увидела чёрного ворона, сидевшего на камне, и чёрного же кота. Кот лениво поднялся, выгнул спину, отошёл, открыв, что он лежал на фотографии. Юля подняла снимок, посмотрела в лицо парню, смутно осознавая, кто это, сжала в руке и ступила на золотую дорожку.

Как и прежде, налетел ветер, осыпал её колючими брызгами мелкого дождя. Над головой раскатисто прогремел гром, сверкнула молния. Она шла по золотой дорожке, от холода не чувствуя ни ног, ни рук. На камне в конце пути клубилась чёрная туча. Она постоянно меняла форму, вырастая вширь и ввысь, принимая то облик паука, то неведомого шестиного зверя.

Юля положила на навершие камня фото последней жертвы, три раза прокричала заветные слова, закрыла глаза, три раза топнула левой ногой. И с облегчением вздохнула. Всё закончилось.

Открыв глаза, она, как и прежде, оказалась у ворот дома. Её дома. На шесте сидел ворон, о деревянный столб точил когти чёрный кот, а существа тёмного мира покорно ожидали её приказов, скрывшись от взора людей.

Эпилог

Дни становились всё короче, ночи холоднее, зима подходила к самому порогу.

Юля неспешно шла по тропинке, как в детстве, поднимая и подбрасывая ногами жёлтые листья. Деревья у её дома уже почти все сбросили листву, но здесь, на кладбище, и берёзы и осины ещё сохранили своё убранство и стояли одетые в золотое и красное.

У могил её родных сидел мужчина. Он давно поджидал её в надежде объясниться, терпеливо приходя сюда день за днём. Юля чувствовала это, но на встречу не спешила. И только сегодня, решив, что проситель уже сполна получил свою долю ожидания, она пришла его выслушать.

Юля замедлила свой шаг, издалека разглядывая непрошенного гостя и невольно отмечая все перемены, произошедшие с ним с момента их последней встречи.

Увидев её, гость поднялся, неловко переступая с ноги на ногу, ожидая, когда она подойдёт поближе.

— Здравствуйте, — произнес Орешников. Выглядел он плохо — осунулся, похудел так, что одежда висела на нем мешком, глаза приобрели нездоровый блеск.

— Что вы здесь делаете?

— Вас жду, — робко сказал он. Его губы дрогнули, пытаясь улыбнуться. — Вы, наверное, не помните, но в деле сохранилась отметка о месте захоронения вашей сестры, это обязательно указывается, если проходило следствие. Вот я и подумал, что если и стоит вас где-то искать, то только здесь. Уже которую неделю тут сижу, на работе потеряли…

— Так вы меня арестовывать пришли? — усмехнулась Юля.

— Нет, что вы! Конечно нет! — Орешников так сильно замотал головой, что редкие, давно не мытые волосы взметнулись над головой. — Я поговорить хочу… Прошу, разрешите мне поговорить с вами.

Юля молчала. Подождав, Орешников продолжил.

— Я знаю, что это сделали вы… Не отрицайте, я просто это знаю. — Юля и не думала отрицать, и, немного помолчав, он продолжил. — Первые две смерти… Страшные смерти, но их еще можно как-то объяснить. Но последняя смерть… Её никак нельзя понять.

Он помолчал, отёр лицо. Юли вдруг стало любопытно.

— Скажите, как он умер?

Орешников вскинулся, с недоверием и неожиданной злостью уставился не неё.

— Не делайте вид, что вы не знаете!

Девушка чуть нахмурилась, и он тут же обмяк, достал платок, вытер глаза, тихо произнёс:

— Но если хотите услышать от меня, то пожалуйста, я расскажу.

Он потоптался на месте, втянул голову в плечи. Юля с холодным любопытством разглядывала его. Куда девался тот самоуверенный нахальный следователь? Испуганный, измученный человек, который стоял перед ней, разительно отличался от того Орешникова, которого она помнила.

— Вы знаете, я же охранял его в тот вечер. — с усилием начал он. — Алекса вывезли в загородный дом, наняли охрану, камер везде понатыкали. Якименко, отец Алекса, даже металлическую ограду поставил и ток к ней подключил. Конечно, это не совсем законно, но кто посмеет ему возразить… А вот про генератор забыл. И когда отключилось электричество, то ни камеры не помогли, ни ограда. Даже фонарики почему-то не работали. Батарейки разом сели, что ли… Я в будке охранника сидел и, когда свет вырубился, то сразу понял, к чему это… Все бросились к Алексу в комнату. А она заперта. Якименко приказал ломать. Представьте, свечи горят, тени по стенам мечутся… И среди этого безумия Якименко бегает, пистолетом перед нами размахивает. Мы стали выбивать дверь, и тут вдруг крик… Я этот крик никогда уже не забуду. Он мне теперь часто во снах снится… Выбежали наружу, пытались окна разбить. А стекло не поддаётся… А Алекс всё кричит. И кроме него, еще кто-то кричал, но даже не кричал, а рычал, скорее. А вы знаете, света нет, камеры не работают, а звук записывается… Ну как так может быть? Я пытался прослушать запись. Потом, когда всё кончилось, но не смог, бросил, боялся, что с ума сойду.

Орешников замолчал, опять достал платок и вытер слезящиеся глаза.

— А потом вдруг вспыхнул свет, и дверь открылась. И оконные стекла посыпались. Все дорожки под домом осколками усеяны. Мы вошли, а Алекс под потоком в удавке висит… Ремень был закинут на крюк от люстры, и вот на этом ремне он и повесился. Но это официальная версия. А по правде - три с лишним метра потолки, ни стульев, ни стола не было, сам он не мог взобраться. Да и то, что не сам умер, это и так ясно было. Язык вырван, глаза выцарапаны… И больше никого в комнате…

Орешников опять замолчал. Потом тяжело, со всхлипом, вздохнул.

— А вы знаете, что Марина, подруга Александра, умом тронулась? Кричит, плачет, никого к себе не подпускает… Видится ей что-то… Ей родители лучших психиатров наняли, но лекарство не помогает…

— Зачем ты пришёл? — прервала его Юля.

— Я пришел… — следователь облизнул сухие губы, взглянул на Юлю больными глазами. — Новолуние же скоро… Я заметил, что все смерти в новолуние происходят. Я… Мне… Мне ты тоже мстить будешь? Я хочу знать, мне ты тоже мстить будешь?

Юля еще раз окинула взглядом осунувшуюся, жалкую фигуру следователя.

— Живи, — обронила она, и глаза Орешникова вмиг зажглись безумной радостью и облегчением. — Зла только большого не делай, — и тут она вспомнила слова ушедшей ведьмы: — На все поступки и свершения в этом мире есть суд, не людской, не божий, а иной, не всем подвластный. Когда людские законы не действуют, вступают в силу законы иной силы. И бойся, чтобы ты не был судим по этим законам.