Hexenmilch⁠⁠

На пороге стояла соседка – Валентина Ивановна. В руках она держала желтый бидон, украшенный рисунком зеленых яблок.

- Максим, здравствуй. Я к тебе с просьбой.

Молодой человек рассеяно смотрел на бабушку. Утро субботы принесло не только долгожданный выходной, но и сильное похмелье, проникшее в каждую клеточку организма. Голова гудела. Сильно хотелось пить.

- Да, да. Внимательно слушаю.

- Вчера в подъезде повесили объявление, что по субботам будет приезжать машина с молоком. К пятому дому. Пожалуйста, купи мне три литра. Я бы сама сходила, но на улице скользко. Упаду еще, а в моем возрасте кости кое-как срастаются.

Старушку было жалко: в прошлом году она схоронила мужа и осталась одна. Единственная дочь переехала в Петербург и навещает мать несколько раз в год. С другой стороны на улице еще темно и сильный мороз.

- Давайте ваш бидон. Сейчас схожу.

- Спасибо! Спасибо! Вот еще, - Валентина Ивановна протянула две измятые купюры. – Сдачу себе оставь. За ноги.

- Ладно. Не надо. У вас и так пенсия небольшая.

- Ничего-ничего. Мне хватает. Заходи как придешь.

Закрылась входная дверь. Максим поставил бидон на кухонный стол, а деньги сунул в карман дубленки. Он твердо решил употребить сдачу на покупку пива.

Между тем в однокомнатной квартире был форменный кавардак. Последний раз здесь мыла полы и вытирала пыль Катя, которая ушла, попрощавшись смской. За эти два месяца Максим так никого и не встретил. Холостяцкое существование начинало тяготить, а тут еще мать с отцом полоскали мозги, желая скорее заполучить законных внуков.

Ворох грязной одежды копился на стиральной машинке. Зайдя в ванную, молодой человек бросил взгляд на эту гору, открыл створку машинки, но потом передумал и выбрал наименее грязные носки, джинсы и свитер.

Не прошло и минуты, как Максим накинул дубленку и зашнуровал ботинки. Бидон остался на кухне. Разуваться было лень, поэтому молодой человек на носочках пробрался к столу и взял артефакт советской эпохи за деревянную ручку. Яблоки на бидоне ярко алели.

Подъезд дохнул в лицо запахами мочи и сигаретного дыма. Глаза давно привыкли к похабным надписям и чьим-то телефонам на грязно-зеленых стенах.

На первом этаже, у самого выхода, был отчетливо различим запах гари. На полу тлел листок формата А4. Его почти весь слизал огонь, а на оставшемся клочке можно было различить слова «молоко» и «ул. Домбровского, дом № 5». Максим притоптал огонь ногой и вышел в холодное зимнее утро.

На улице светлело. Сосед с третьего этажа пытался завести машину, но из-под капота слышалось надсадное жужжание, которое и вовсе скоро прекратилось. Сел аккумулятор. Мужчина матюгнулся и отправился на автобусную остановку. Максим шел за ним следом. Бидон покачивался из стороны в сторону, то и дело задевая штанину. Редкие прохожие, поглубже опускали носы в воротники, семеня по одним им известным делам.

Через десять минут показался пятый дом, возле которого выстроилась очередь. Подойдя ближе, Максим увидел, что в ней стояли исключительно пожилые женщины, которые вели неспешные беседы. Клуб по интересам – ни дать, ни взять.

- Я за вами буду, - обратился Максим к высокой женщине в сером пальто, голову которой венчал красный берет.

- Хорошо, сынок, - ответила та и улыбнулась. Половины зубов не было и от этого улыбка вышла скорее неприятной и отталкивающей, чем дружелюбной и приглашающей.

Современная алюминиевая цистерна разливала свое содержимое исключительно по бидонам, палитре которых мог позавидовать любой производитель премиальных авто. А помогала ей в этом молоденькая девушка с симпатичным личиком. Портил ее только выбор одежды: валенки, телогрейка и пуховый платок. С другой стороны лучше уж так, чем модничать и морозиться.

Очередь двигалась споро и дошла до Максима.

- Полный? - спросила продавщица и насквозь прожгла молодого человека взглядом карих глаз. Эти глаза словно были от другого тела – слишком много в них было опыта и мудрости.

- Д-д-а, да, пожалуйста, - запинаясь, промямлим Максим и передал бидон. По шлангу потекло молоко.

- А почему Валентина Ивановна не пришла? Что-то случилось? – спросила девушка.

Максим впал в ступор. Он как нашкодивший ребенок на педсовете стоял, вытянувшись по струнке, и боялся дышать. В кулаке он крепко сжимал две купюры.

Продавщица перекрыла кран и подала бидон, до верха наполненный молоком. Она ждала ответа.

- Скользко сейчас ходить. Вот меня и попросила, а я согласился. – Максим передал деньги и взял молоко. Боковым зрение он увидел, как какая-то тень быстро пронеслась к нему за спину.

- Вы ей привет передавайте. Скажите, что я на нее больше не сержусь, но слово свое надо держать. Ведь мы порядочные люди. Правда ведь?

Максиму на мгновение показалось, что голос девушки огрубел, а сама она как будто увеличилась в размерах. Старухи, стоявшие в очереди, затихли и внимательно наблюдали за происходящим.

- Конечно-конечно. Я все передам. – Непонятные мурашки пробежали по шее молодого человека и спустились по позвоночнику. Хотелось бежать и бежать немедленно.

- А сдачу? – девушка протянула ладонь с горстью монет. На мизинце левой руке не хватало фаланги.

- Оставьте себе. Я пойду. – Максим развернулся и быстро пошел к дому. Пенсионерки о чем-то зашептались на незнакомом языке. Хотелось покинуть эту шипящую очередь и оказаться дома на любимом диване, погреть замерзшие руки чашкой крепкого кофе.

Между тем на улицах было также пусто, несмотря на то, что время перевалило за девять. Красные яблоки на бидоне сморщились и стали темно-коричневыми.

Впереди виднелась родной дом. Дрожащими, то ли от холода, то ли от необъяснимого страха руками молодой человек открыл дверь в подъезд. Поднявшись на пролет вверх, он услышал сзади торопливые шаги. Быстро обернувшись и взглянув вниз, он никого не увидел. Осталось пройти три этажа.

Вбежав в квартиру, Максим закрыл входную дверь на оба замка, чего никогда не делал. Спокойствие постепенно к нему возвращалось – благотворно действовали знакомые стены.

Пора было, наконец, позавтракать. На плите грелся чайник, а в холодильнике остался кусок колбасы. Батон зачерствел, но это легко было исправить, засунув его в микроволновку. Кофе, бутерброды. Только молока не осталось.

Максим зачерпнул половником молоко из бидона Валентины Ивановны и добавил его в чашку с растворимым кофе, сел за стол и включил телевизор. С наслаждением откусил бутерброд и запил его кофе.

На противоположном конце кухонного стола появилась черная тварь. Максим продолжил смотреть телевизор, не подавая вида, что заметил присутствие незваного гостя. Периферийное зрение позволило разглядеть черный силуэт под полтора метра ростом, когтистые лапы и матовую чешую. В нос ударил прогорклый болотный смрад.

Молодой человек, стараясь не выдать своего возбуждения, медленно встал и подошел к столешнице, в которой хранилась кухонная утварь. Быстрым движением он выхватил нож и, развернувшись, пырнул сущность в область груди. Нож застрял. Из раны полилась зеленая кровь. Кухню огласил поросячий визг. Черный комок скатился на кафельный пол и забился в конвульсиях.

В дверь позвонили. Максим выдернул нож из тела существа и на цыпочках подошел к глазку. На пороге стояла Валентина Ивановна.

- Я слышала, что ты вернулся. Сынок, отдай мне молоко.

Пора было выяснить, что за чертовщина тут происходит. Решение пришло мгновенно. Он спрятал нож за спину и открыл дверь.

- Проходите пожалуйста.

Как только Валентина Ивановна сделала шаг за порог, Максим выхватил нож и приставил к горлу старухи.

- Пошла на кухню. Ведьма недоделанная.

- Ты чего? Пьяный что ли? Я в полицию…

Не успела она договорить, как увидела неподвижное тело черного существа в луже крови.

- Эх, зря ты мое молоко пил. Теперь у тебя нет выбора. Смерть. – Валентина Ивановна грустно улыбнулась и облизала губы, увидев заветный бидон.

- Ты серьезно мне угрожаешь?!

Старуха его не слушала. Она продолжала:

- Так даже лучше. Я смалодушничала. Не смога найти жертву на Рождество. Подвела верховную. Но теперь жертва сама меня нашла.

Старуха вывернулась и ударила Максима в пах ногой. Нож выпал из его руки. Валентина Ивановна бросилась к бидону и начала жадно пить. Молоко тонкими струйками стекало по ее горлу, мочило теплую коричневую кофту и шерстяные колготки. Чем больше она пила, тем меньше морщин становилось на ее лице, а осанка – распрямлялась. Волосы из пепельных стали светло-русыми, а на щеках заиграл румянец. Теперь на кухне стояла очаровательная восемнадцатилетняя девушка. Она взяла скалку и несколько раз ударила корчащегося Максима по затылку. Он отключился.

Настал вечер. За окном зажглись фонари. Снег шел крупными хлопьями. Юные девушки в старушечьих платках и пальто выстроились вокруг голого Максима, который был привязан к стулу в центре комнаты. Молодой человек очнулся и обвел присутствующих широко раскрытыми от удивления глазами. Изо рта, забитого кляпом, раздалось невнятное мычание. На него пристально смотрели.

К нему подошла девушка, в которой он узнал продавщицу молока. Сейчас она была особенно красива. Она смиренно встала на колени, а над головой подняла нож, которым Максим убил тварь на кухне. Утробным голосом она произнесла:

- Heute bieten wir dieses Opfer zu Ehren unseres Herrn an. Lass das Fest beginnen.

Поднявшись, она склонилась над лицом молодого человека и три раза поцеловала его в щеки. После этого резким движением отрезала кусок щеки и начала его жевать. У Максима потемнело в глазах, но он остался в сознании, и с ужасом видел, как очередная девушка подошла к нему. Взмах ножа – и на месте уха оказался уродливый обрубок. От боли Максим завалился со стулом на пол, но это не могло остановить дьявольский пир. Красное марево застилало глаза, перемежаясь с образом пленительной продавщицы. Кажется, он навсегда влюбился. Наконец сталь пронзила сердце, и муки прекратились. Под хоровое пение на труп полилось молоко. Тело Максима медленно стало покрываться чешуйчатой кожей, а когти на руках сжимались и разжимались, пытаясь что-то ухватить.