Глава 5 Последний довод⁠⁠

Пока гудел громоздкий лабораторный спектрометр, неугомонный Лев Константинович сделал несколько кругов по кабинету. Посмотрел энцефалограмму, снимки МРТ, пощёлкал пальцами перед носом у инспектора. На что тот попросил:

– Вы не могли бы отойти от меня?

– Почему?

– Ну, как вам сказать, дискомфорт ощущаю.

– Как я вас понимаю. Череп вскрыли. Кошмар! И главное, ничего не нашли. Безобразие! Я бы на вашем месте всех нас скопом отправил в распылитель. Ну, если не помрёте, конечно.

– Глупая у вас разведка. Вы не находите?

– Глас народа! А он, сами знаете, всегда прав.

– Не вижу связи.

– Экий вы сухарь. Я ведь мосты строю, ну так на всякий случай.

– Подождите вы со своими мостами! Кстати, как к вам обращаться, товарищ общественность? – спросил академик.

– Лев Проскурин. Можете, просто Лев. Я не обижусь.

– Ага, как я сразу не догадался. Лев – это так показательно. Ну так вот, голубчик, вы мешаете эксперименту. Посидите хотя бы минуту спокойно.

– Хорошенькое дело! Я тут всё организовал, а теперь мешаюсь!

– Так и знал, что это вы, – произнёс слабым голосом Чигин.

– Ну вот, посмотрите, господин академик, теперь пациент будет во всём винить меня. Ни черта не годятся ваши анализы, если он так думает, – Лев раздражённо показал пальцем на инспектора.

Отмахнувшись, Плещеев предложил:

– Вот что, товарищ Чигин. Пока ждём результатов, я вам задам несколько вопросов, требующих односложных ответов да или нет. А вы постарайтесь ответить максимально честно и без раздумий.

Увидев закрытые веки, академик продолжил:

– Вы холостяк?

– Да.

– У вас есть домашние животные?

– Нет.

– Вещи дома лежат на своих вещах?

– Да.

– Любите порядок?

– Да?

– В кабинете на работе имеются репродукции или портреты.

– Есть.

– Смею предположить, это портрет императора.

– Да.

– Всё, я думаю достаточно. Ага, а вот и результаты.

Подбежав к мигающему лампочками спектрометру, академик с нетерпением оторвал широкую бумажную ленту.

– Великий космос, я так и думал! – закричал он, хлопая себя по лбу.

– Академик, можно, я ему водички дам, – предложил Вячеслав.

– Конечно, конечно, от морфия всегда пить хочется.

Сделав губами задумчивое трум-бум-бум, Плещеев бросил результаты анализов на пол и полез в железный шкаф, напоминающий старинный кованный сейф. Тем временем Вячеслав начал столовой ложкой поить инспектора.

– Благодарю. Никогда бы не подумал, что вы делаете ядовитые жала?

– Хотите, я вас отравлю. Вдруг они ещё что придумают. Этот Лев в лепёшку расшибётся лишь бы оказаться правым.

– А разве сейчас он не прав?

– Хе, так ему требуется наглядная правда. А бумажки – это что. Это не доказательство.

За спиной у огромного Вячеслава раздалось нервное шуршание. Лев с лупой изучал перфорированную ленту:

– Профессор, тьфу ты, академик, и что всё это значит? Ничего не понимаю. Тут одни дырки и ничего вразумительного.

– Да погодите вы! – закрывая сейф, отговорился академик.

– Что значит это ваше «погодите»? Мы здесь что? В бирюльки играем? У нас, к вашему сведению, важный научный эксперимент проводится!

– И в чём его суть, по-вашему? – с усмешкой спросил академик.

– Вот, без меня вы бы зазря черепушку инспектору расковыряли! Я всегда знал, что вам ничего доверить нельзя. Вам бы только теории строить, когда жизнь вот она рядом. Человек он или нет, вот в чём вопрос! Если нет, то и лечить нет смысла, а сразу на запчасти для досконального изучения. Вдруг эта тварь прячется в его организме, где-нибудь в другом месте. Он что-то говорил про живот. Вдруг там?

– Бросьте эти ваши антинаучные догадки. Обычная психосоматика.

– Чего-чего, какая такая «психосоматика»?

– Кажется ему! Так понятно?

– Ну вот, умеете же нормально говорить. И что в этой дырявой ленте?

– Ничего.

– А я говорил! Именно, что ничего! Ну вот, Вячеслав, тебе и красить Де Борха. Нет этих твоих эльтов нигде. Не су-щес-тву-ют!

– А при чём здесь инспектор?

– Факт налицо, если в нём нет, то и нигде нет.

– Ничего не понимаю. А откуда они в нём должны быть?

– Бестолочь ты гастрономическая, а чего они тогда испугались?

– Жаль, что эльты к тебе в череп не заглянули. Вот бы обрадовались.

– Опять на личности переходишь! С тобой просто невозможно разговаривать! – вспыхнул Лев.

– Вот что, помощнички, встаньте рядом с креслом. Да не так! С расстоянием в два метра. Я думаю, будет достаточно. Лев, оставьте в покое спектрограмму. Хорошо. И перестаньте дёргаться, в глазах рябит. Персефона, принеси рулетку. Ты можешь, быть полезной хоть раз в жизни?! Вот, молодец, фиксируй на столе. Как? Чтобы не сматывалась. Там стопор есть! Всё-всё, оставь, ради космоса.

Из блестящей медицинской биксы Плещеев достал стеклянную реторту с зелёной субстанцией.

– Святые дыры, академик, вы её сохранили! – воскликнул Вячеслав.

– Точно! – довольно хмыкнул Плещеев.

– Она? А я, что говорил. Не могут они просто так смыться. Шпиона оставили. А вы, академик, молодец! Оставили для опытов наверняка? И правильно. А то шпионить захотели. А в лабораторию под микроскоп не желаете? – восторженно закричал Лев со своего места.

– Ну вот с вас и начнём, пожалуй. Встаньте рядом со столом.

Начав с отметки пять метров, академик начал двигать реторту к испытуемому. Лев картинно пытался изобразить бесстрашие, но в глазах у него застал страх. По мере приближения реторты с инопланетной плесенью зрачки начали расширяться. Зелёная субстанция почти сразу прильнула к прозрачной стенке, словно увидела что-то крайне вкусное. Она даже вытянулась в сторону академика несколько раз, предлагая двигать себя быстрее.

– Всё-всё-всё, товарищ Плещеев. Нравлюсь я ей, чё непонятного. Ишь как расслюнявилась, тварь! И не надейся, – попробовал остановить учёного Лев, но академик подождал, когда плесень вся не прилипнет к стенке напротив испытуемого, и только здесь распорядился:

– Персефона, пиши: три тридцать пять.

– Пушистый, а чего ты добиваешься? Я всё это уже видела.

– Демагогией решила развлечься?

– Почему сразу демагогией? Бесполезная работа какая-то!

– Не мешай. Вячеслав, встаньте на место Льва.

– Персефона, пиши: два тридцать.

– А теперь, дорогие мои, самое замечательное, подкатите кресло к столу. Всё правильно. И что тут у нас?

Зелень мгновенно отскочила в противоположную от инспектора сторону и умоляюще начало стучать отростком в сторону академика, требуя отодвинуть реторту от инспектора как можно дальше.

– И что это доказывает, профессор?

Поморщившись на «профессора», академик ответил:

– Скорее вы, сударь, принадлежите эльтам, чем уважаемый инспектор.

– Нет, я не понимаю. И что дальше-то? Вот не станет этого нашего распрекрасного инспектора, тогда кого они станут бояться? Видишь, как кровь моя их интересует! Аж прям так и застучала лапками, тварь зелёная.

– Для чистоты эксперимента нужно дополнительное обследование. Смею надеяться, вы согласны?

– Абсолютно. А как иначе? Вдруг и взаправду у него в животе что-то поселилось?

– Да нет, голубчик, это вам требуется вскрыть головку, коль у плесени такая реакция. Для сравнения, так сказать.

– Что?! Как это? Я-то здесь причём. Да нет ни разу. Полнейшая чушь!

– Значит, вам наплевать на нужды подъезда?

– Точно, академик, ему лишь бы свою правоту отстоять, а на остальное ему с трубкой на шесть градусов. Да, что там с трубкой, с палтусом в оба глаза, и только! – заметил Вячеслав.

– «Палтусом» говорите? Однако наука требует жертв.

– Я не дамся.

– У меня есть Глаша. Отличный робот доложу я вам. Глаша, подойди, пожалуйста.

Из кухни вышел домашний робот, посмотрев на который Лев побелел и обратился к инспектору со вскрытым черепом:

– Феоктист Петрович, да что же это такое, добропорядочного гражданина хотят вскрыть, словно консервную банку? Разве это по закону?

– Извините, Лев, я, сами видите, слегка беспомощен.

– А если освобожу?

– Сначала сделайте как было, а потом поговорим.

– Обещаете?

– Непременно, – зажмурился Чигин.

– Всё, товарищ Плещеев, я принял решение. Нужно отпустить коллегу. Вы сейчас ему привинтите на место крышку. А то неудобно как-то. Обещали всё-таки?

– Глаша?

Раздался щелчок, и на Льве повисли два мощных аккумулятора, обездвижив нервного товарища мощным разрядом тока.

– Глафира, напомни, на сколько это?

– Тридцать минут. Но у меня ещё есть.

– У Персефоны нахваталась? Я про ещё спрашивал? Нет. Тогда зачем болтать?

– Хотела быть полезной.

– Молчи, пока не выключил навсегда.

– Товарищ Плещеев, боюсь инфекции. Вы не могли бы на место поставить череп? – попросил Чигин.

– У вас там пищевая плёнка. Но вы правы. Мне кресло нужно.

– Может, я пойду? – спросил Вячеслав.

– Да-с, дружочек, показатели у вас самые что ни на есть никудышные: два тридцать – это фиаско, доложу я вам. Ни рыба ни мясо. Что же вы так? – академик сочувственно прищурился.

– Оказалось выгодно.

– Да? Ну что ж, по-своему вы и правы. Тем не менее спасибо за помощь. Без вашей глупости я бы никогда не заглянул в череп товарищу инспектору.

Положив сухую руку на плечо инспектора, академик спросил:

– Феоктист Петрович, а что если я вам из нержавейки череп сделаю?

– Шутите?

– Квадратный такой. Вот как этот контейнер?

– Меня устроит родной. Привык, знаете ли.

– Хозяин – барин. Чем мне вас ещё задобрить?

– Проскурина обязательно вскрывать?

– Нет. У нас здесь двадцать тысяч таких живёт, за исключением вас, конечно.

– А что со мной?

– Торг?

– И всё же?

– Бездушный вы сухарь. Впрочем, на вашей работе иначе нельзя: убийства там всякие, придурки, быт проклятый.

– И что дальше?

– Хотите, крылья пришпандорю? Всё-таки развлечение.

– Не соглашайтесь инспектор. Их чистить каждый день нужно, – отсоветовала Персефона.

– А Проскурину?

– Что? Ему?

– Или хвост?

– Интересная идея. Практичности ноль. Но как эксперимент, так сказать.

– Вот-вот, как эксперимент…

Глава 4 Жертва науки