Глава 4. Кара небесная. Из пяти частей
Роды у Евдокии начались за неделю, до Троицы, шли долго и тяжело. Дуся была крепкой женщиной, и обычно после родов, через несколько часов уже была активной. Но в этот раз всё пошло по-другому, когда она разродилась, встать с постели, как обычно, не смогла. Хорошо рядом была Глафира, она и девочку новорожденную обмыла и роженицу привела в порядок. Молоко у Дуси не пришло, как обычно, малышку Глаша накормила козьим молоком, через тряпочку – соску. Всю ночь Евдокия провела в бреду, был жар, и на утро лучше не стало, сил не было, аппетит полностью пропал.
Федот вернулся из леса, как и обещал на Троицу, увидел тяжелобольную Евдокию, без отдыха, сразу запряг коня в телегу и погнал за бабкой Агафьей, которую привёз часа через три.
Знахарка оглядела, ощупала Евдокию и стала собирать и заваривать разные лечебные отвары, при этом всё время, бубня что-то себе под нос.
Научив Федота и Глафиру набирать и правильно заваривать травы, а также как и когда поить больную, бабка собралась домой. С Евдокией осталась Глафира, а Федот отвёз знахарку домой и при расставании дал ей два самородка, пояснив, что за них можно получить большой кувшин мелких монет. Бабка разохалась, но было видно, что она, осталась очень довольна.
Троица в доме Федота прошла незаметно, висела зловещая тишина, даже дети не шалили и сидели на полатях очень тихо, перешёптывались друг с другом на ухо.
Евдокия угасала с каждым днём, перестала есть, а отвар из трав, что готовил ей муж, желудок стал отторгать.
На восьмой день после родов, Дуся очнулась посреди ночи и зашептала Федоту:
«Глашу бери в жёны, Глашу! Она вырастит наших детей». И снова провалилась в тяжёлое забытьё.
Под утро Евдокия умерла.
Глафира забрала всех детей в свой дом, а за козьим молоком приходила два раза в день, ещё успевая убраться у скотины и покормить Федота.
Вся деревня помогла одинокому отцу проводить покойную жену в последний путь.
И вот он остался один, сидел за пустым столом в доме, где стояла абсолютная тишина и не в состоянии что-либо делать, а в голове кружились одни вопросы:
«Как дальше жить? Кто детей будет так любить, и растить, как Дуся? Выживет ли новорождённая девочка»? и ещё вопросы, вопросы и вопросы.
Так просидел наш герой, обхватив руками голову, в полном одиночестве, до глубокой ночи, единственное, что он делал, это свечи менял.
Вдруг в полной тишине скрипнула входная дверь и в избу вошла Глафира во всём чёрном.
«Можно к тебе?» спросила она.
«Да», ответил убитый горем Федот.
Глаша бесшумно прошла к столу и села поодаль. Помолчав сначала, она начала говорить:
«Я знала, что ты не спишь, как дети уснули, решила тебя проведать. Ты не бойся Федот Елисеич, я буду тебе помогать с детьми и хозяйством, сколько ты мне добра-то сделал. Вот только отпустит ли староста, я же работаю у него на кухне?»
«Спасибо, я уж не знал, что дальше мне делать. Но мне придётся постоянно ходить в тайгу, тогда я вас всех смогу прокормить. В дом в этот переходи, он больше и добротнее. Я буду спать на сеновале летом, в бане зимой», закончил он и тут же снова спросил:
А вот как маленькую назовём?»
Может Машей, красивое имя», ответила Глафира.
«Пусть так и будет», подытожил наш герой.
Поняв, что больше говорить не стоит, Глаша молча ушла в ночь. Хозяин с облегчением на сердце лёг на скамейку у стола, где сидел, и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.
Как в любой деревне, моментально прошёл слух, мол, Федот сошёлся с Глафирой, а наш вдовец, предвидя это, всё как есть рассказал другу Ивану, да не одному, рядом ещё сосед был.
Дома он показал Глаше, где что лежит, где мясо солёное, копчёное, специальное для собак, где крупы с мукой, где кувшин с монетами припрятан, даже показал, где закопан горшок с золотом, на всякий случай.
«Ну, вот и всё вроде. Ты всем пользуйся, не стесняйся. Только про золото никому не говори, на чёрный день береги. Я буду раз в месяц приходить, приносить мясо и шкуры, да деток проведывать. Завтра я уйду в тайгу», сказал Федот.
С вечера со всеми распрощавшись, расцеловал детей, с утра пораньше вывел коня с грузом по уздцы и пошёл пешком на заимку.
На душе у нашего героя было спокойно, дети находились в надёжных руках, а он знал, как дальше жить и что делать.
Все маленькие дети защищены Всевышним от умственных потрясений и стрессов. Они ещё не знают, что такое смерть и потеря близкого человека, и любое, более-менее логичное объяснение авторитетного взрослого, воспринимается ими, как истина.
И когда Федот пришёл на заимку и рассказал о смерти матери Афанасию, тот довольно спокойно отнёсся к этой трагической новости. Только спросил у отца:
«А мама теперь на облаках живёт?»
«Да сынок, и с небес на нас с тобой смотрит».
Бонда долго и искренне сокрушался по поводу смерти Евдокии, хотя и ни разу её не видел.
Наш герой стал ещё более молчаливым, хотя и раньше не отличался красноречием. В спокойной мирной жизни, он мог себе позволить после вкусной еды, часок поваляться и кемарнуть, а теперь стал загружать себя работой, сон вообще не шёл днём. А когда приходило время ночного сна, ему достаточно было уронить тело на деревянные нары, как тут же засыпал. Сон был коротким, чутким и тревожным. Федот каждую ночь что-то бурчал и вскрикивал во сне.
А насколько он стал чувствительно спать, показывает один случай. Однажды утром, из избы первым вышел Афанасий, отец с Бондой ещё отдыхали на своих местах. Сын тут же вернулся с испуганным видом назад и закричал:
« Тятя, тятя, там медведь лежит возле конюшни»!
«Я знаю», спокойно ответил Федот.
«Ну, так пойдём его убьём или прогоним», предложил Афоня.
«Я уже его убил, сейчас пойдём с тобой разделывать тушу».
«А когда же ты его убил»?
«На рассвете, пока вы с Бондой дрыхли», и рассказал, как это произошло.
В то утро, Федот проснулся от тревожного лая Полкана. Поняв, что какая-то опасность появилась на их дворе, оделся, взял лук со стрелами, боевой топорик и вышел на крыльцо, стараясь не разбудить спящих. Перед глазами открылась картина, как огромный медведь пытается поймать юркого Полкана, а тот всё пытается укусить хозяина тайги за ноги. Это было только на руку охотнику, и он моментально выпустил из лука штук десять стрел в незваного гостя, стараясь попасть в грудь и задние лапы. Когда же медведь упал от ран на брюхо и мог только реветь, он подбежал к нему и закончил его мучения одним ударом топорика по черепу.
Выдернув стрелы, Федот вернулся в тепло избушки, где ещё спал сын. А Бонда, хоть и проснулся, но продолжал лежать на печи, позевывая и почесываясь. Он так и не понял, что за шум был на дворе, пока Афоня не прибежал и не закричал про медведя.
Тушу разделали быстро, немного мяса засолили про запас, в большом чугунке сварили ячменную кашу с мясом и черемшой, а всё остальное переложили листьями крапивы и опустили в коробах в погребок. Будет чем кормить собаку целый месяц, так как ни кому из них особо не нравился вкус медвежатины.
Из облезлой летней шкуры медведя, с большими проплешинами, ничего толкового не выйдет. Её решили сжечь на костре, чтобы не смердило рядом.
Федот часто уходил в тайгу один, не брал с собой сына. А когда возвращался с пустыми руками, никто ничего не говорил, охота есть охота, значит, сегодня не повезло.
А Афанасию очень нравилось оставаться с Бондой и трудиться над какой-нибудь вещицей из дерева, или слушать красивые рассказы своего учителя о дальних странах.
Поделки из дерева становились добротнее и всё больше радовали глаз. Лесная избушка, как внутри, так и снаружи, а также поляна рядом, становились красивее и красивее. Вот у крыльца появился богатырь в натуральную величину, в избушке на стене висела птица волшебная, из дуплистого пенька, получилась чудесная ваза для сухих цветов, и это не считая всякой мелочи, ложек, разделочных досок, маленьких и больших фигурных полочек на стенах. Федот всячески поощрял увлечение сына резьбой по дереву, но и не забывал регулярно его тренировать, и самому практиковаться в стрельбе из лука, метанию ножа, топора и копья, а также рукопашному бою.
Когда же Федот один уходил в лес на охоту, на самом деле, он шёл к истоку ручья, версты две-три от избушки. В верховье ручья, собирал крупные золотые самородки и перетаскивал их в погребок под дуплистой сосной. Когда же этот тайник наполнился мешками и горшками с золотом, наш герой выкопал второй погреб, в пять раз больше, чем первый. Место выбрал под огромным валуном, который он приметил по дороге в соболиный край.
Вход в погреб, закрыл щитом из тонких стволов лиственницы и каждый раз, уходя, тщательно маскировал землёй и листвой.
Этот большой тайник под валуном, Федот заполнял долго, все пустые горшки и дырявые ведра пригодились и бракованные звериные шкуры, из которых он сшил мешки.
Ближе к сороковому дню смерти Евдокии, отец с сыном сходили на охоту и добыли молодую, но крупную дикую свинью.
На этот раз Федот принимал зачёт у сына по охоте на кабанов. Ничего не подсказывал, даже стрелу не доставал из своего колчана, но Афанасий всё сделал правильно. Как учил отец, нашёл свежие следы стада, определил направление, в котором оно ушло, быстро и бесшумно догнал его, поняв, откуда дует ветер, обогнул свиней по большой дуге, выбрал место засады в густых кустах, и охотников не видно, и стрелять удобно, если встать во весь рост. Стрелу всадил чётко в сердце, кабаниха завалилась на бок и задергала всеми четырьмя копытами. А когда Афанасий выпустил кровь из дичи, отец гордо сказал:
«Ну, вот сынок, ты и стал мужчиной, и сможешь сам прокормить свою семью».
А ведь Афанасию только что исполнилось одиннадцать лет.
Мяса получилось много, и засолили, и закоптили, и собака будет сыта неделю и сами вволю поели варёных рёбрышек с черемшой.
Когда Федот объявил, что пойдёт в деревню, Афоня запросился с ним, видно было, что соскучился по родным, да и могилку матери посетить хочет.
Встреча Федота с Глафирой была спокойной и ровной, женщина была во всём чёрном и бледная, как полотно.
«Кто?» всё поняв, тихо спросил хозяин дома.