Фанфик. Глава 2⁠⁠

Хэлло, бред продолжается...

Пролог: https://pikabu.ru/story/poka_bez_nazvaniya_5368543

Глава 1: https://pikabu.ru/story/fanfik_glava_1_5485999

Глава 2.

Голосовая запись №1:

«…помощи, помощи. Хрен от кого дождешься. Все, рация сдохла. И на КПК батарейка умирает, но мне чуток осталось, так что нестрашно.

Я по жизни невезучий. Угораздило моих родителей остаться жить около Зоны. Ну а тогда – кто ж знал? Рядом речушка, летом красота неописуемая – в зоне отчуждения заповедник, полный зверья. Городских за уши не оттащишь, когда понаезжают отдохнуть. Какая радиация? В вашем Киеве токсичность воздуха такая, что никакое гамма-излучение не сравнится!

С соседом Николаичем, помню, выбрались перед Вторым Взрывом на охоту. Я-то в отпуске, а Николаич в первую смену на консервном заводе работал в ВОХР. Отпросился он, да и махнули на «Ниве» за кордон.

У меня ружье старенькое, еще отцовское, но ничего – когда надо, не промахиваюсь. А может из-за того, что Николаич однажды засмеял: «Капитан, говоришь? Боюсь представить, как у вас солдаты стреляют. Эх, молодежь…».

И вот, тогда-то, мы просидели с обеда до вечера: ни утки какой, ни зайчишки, даже лягушата молчат на болотах.

- К дождю, что ли? – озадаченно скреб затылок сосед и тихо плевался.

- Не, по телику не говорили, - отвечал я, закуривая сигарету. – Собирайся, нах, домой поедем лучше. Ко мне заедем, Еленка сообразит на закусь. Хватит комаров кормить.

- Закусь – это хорошо, - согласился Николаич и прихлопнул очередное насекомое. – Да только твоя-то понимает, шо у тебя отпуск. А вот моей хрен объяснишь, зачем я отгул взял. Хоть бы кулика подстрелить или ворону. Чем докажем, что на охоте были, а не на бл…дках каких?

- Ничем, - погрустнел я.

Николаич, покорившись судьбе, разрядил ружье и пошел к «Ниве».

- А знаешь, - повернулся он, внезапно озарившись идеей, - Давай-ка мы скажем Анне Степановне, что подстрелили одну утку, да и ту ты забрал, а?

Я лениво затоптал окурок и выпустил последний дым изо рта:

- Да мне, сосед, по фиг. Можешь хоть стаю кабанов на меня повесить. Поехали, чегой-то душа требует…

Все это безобразие вылилось, как понимаете, в добротную пьянку. Я не скажу, что любитель – но в хорошей компании да за домашним столом… Еленка и словом не упрекает, дочь уложила, сама спать пошла. А мы с Николаичем продолжали принимать на грудь, сидя на улице. Звезды светят, дышится легко – че жаловаться-то? Потом наше застолье логично обернулось в исполнение армейских песен дуэтом, еще позднее спором о превосходстве ВДВ над ВВ, в коих я имел честь служить. Николаич показывал татуировку на своем предплечье в виде парашюта и трех синих букв, что-то рассказывал мне о славном боевом прошлом. Я внимал как мог, но чувствовал сюрреализм происходящего и вдруг проникся: этого же больше не будет! Вот этого офигенного момента больше не будет! Ни-ког-да!

- Никогда… - пробормотал я, будто пробуя слово на вкус.

- Чего? – встрепенулся сосед. – Чего «никогда»? Я ж говорю тебе, об каблук взводишь ее и прям в окно ему кидаешь, п…дарасу! Главное, чтобы…

В этот момент где-то вдалеке слабо полыхнула молния. Николаич посмотрел на горизонт и пожал плечами:

- Ну вот… Я твой прогноз погоды имел в виду, Михаил.

- Эт не я, это все по теле… по телевизору.

Язык работал не очень хорошо, а чувство возмущения я выразить не мог. Вот и раскатистый звук грома докатился, аж собаки взвыли – прочувственно, со старанием. Через минуту кто-то ударил по воротам несколько раз.

- Моя пришла, - с ужасом прошептал сосед и стал озираться. – Миша, куда сныкаться можно, а?

- Детский сад! – буркнул я и неспешным строевым шагом проследовал к калитке. – Готовь шлем, прячь бутылки.

Калитка легко скрипнула и перед моим удивленным взором предстал оранжевый «Урал» около забора, несколько затемненных человеческих фигур около него.

Яркий свет фонарика в лицо:

- Эй, гражданин, как на Калинина выехать?

- Каком кверху, - недовольно хмыкнул я. – Вы кто такие?

- Слепой, что ли? МЧС…

- А-а-а… Случилось чего?

- Ну, из тебя помощник так себе. Как выехать-то?

Я попытался мысленно сориентироваться, выходило не ахти из-за алкоголя.

- Так… Отсюда, значит, прямо до конца поселка.

- Угу.

- Потом езжайте вдоль речки до моста. Там еще переезд будет на той стороне, железнодорожный.

- И?

- А там сторожка егерей, вот у них и спросите. Я вам навигатор или как?! У меня отпуск вообще-то, хлопцы.

- Тьфу ты! – фигурки полезли обратно под тент. – В морду бы прописать му…аку, да времени нет.

- Ну извиняйте… - я садистски ухмыльнулся. – Ишь, додумались после полуночи народ будить.

Хлопнув калиткой, иду обратно к столу. Николаич уже запрокинул голову и похрапывает. Я беру налитую рюмку, тихо смеюсь:

- Один-ноль в пользу «вовчиков».

Засыпаю напротив соседа, а где-то над нами уже стрекочет вертолет.

* * * *

Ой-ой, а не со спасателей ли началась роковая цепочка?

Спустя два дня я пытаюсь увести остатки своей роты из пекла. Какое, к чертям, дальнейшее наступление, если нам в предбаннике Зоны насовали по мордасам за здорово живешь?! Батальона, как подразделения, больше не существует.

Мое мнение о тех событиях: полный п…здец. Столбы дыма по линии горизонта, стрельба и крики со всех сторон. Люди умирали от пуль, снарядов, укусов, ожогов, болевого шока, кровопотери, просто-напросто исчезали с концами, стоило лишь отвернуться. Никто ничего не понимает и от этого крышу срывает мгновенно. Вот мне сейчас думается: а может, я тогда сошел с ума и на данный момент сижу в теплой обшарпанной палате дурдома, пускаю слюни на койке?

Никто не знал, что творится в центре Зоны. Да и где он находится – этот самый эпицентр Второго Взрыва? Снова четвертый энергоблок? По идее, туда никому не удалось добраться, но ведь кто-то же активно отстреливался в Рыжем Лесу?

Мне была поставлена задача выручить собровцев. Да только к моменту нашего десантирования их отряд был практически уничтожен, выжило всего-то шесть-семь человек во главе с Прапором. Вертушка, доставившая меня к месту, не смогла улететь обратно на базу. Задев хвостом невидимую воздушную бяку, геликоптер пару раз кувыркнулся и рухнул неподалеку.

С кем тут воевать – поначалу было непонятно. Кто на нас напал? Это война? Кто противник – российские войска, американские, немецкие или пришельцы объявились? Пока валялись в канаве, ну совсем как в грязевой купальне, Прапор рассказал, что у супостата полный набор вооружения: от гранатометов до нескольких единиц боевой техники. В это время наши позиции обстреливали из автоматов – и могу заверить, что их был не один десяток.

С корабля на бал, ага…

Самих собровцев посылали за омоновцами, которые, в свою очередь, имели глупость поехать на своем полудохлом автобусе узнавать две вещи: почто обидели МЧС и кому там рога обломать? Рога обломали самому ОМОНу, те благополучно засели в старом депо около бывшего НИИ «Агропром» и ждут подмоги.

- Ну, пусть ждут, - сказал на это Прапор. – Нам бы кто помог.

- Действительно, - проворчал я.

Если посчитать обычными человеческими километрами, то депо, в принципе, недалеко совсем. Но я уже тогда стал подозревать, что в Зоне измерять километрами дальность расстояния не очень-то и правильно. Идти в атаку – смерти подобно. Разведки нет, приблизительных данных о численности противника нет, везде какая-то херня творится, противоречащая законам физики. То шары электрические летают и угрожающе трещат, то столб огня из-под асфальта вспыхнул на ровном месте. Кое-где подозрительные лужи с оловянным отливом на поверхности и не шелохнется от ветра. В такую наступить-то страшно.

- Там в тоннельчике, - кивнул Прапор на восточный склон насыпи, - наш «газон» в непонятную жижу угодил и застрял. Так и засосало наполовину, еле успели выпрыгнуть. Что будем делать, капитан?

- Уходим. Что еще прикажешь сделать? Связь отсутствует, но есть две запасные точки для эвакуации – может, на своих двоих и осилим.

- «Трехсотых» бы уволочь.

- Само собой. Твои пусть прикрывают отход, потом догоняют.

- Блядь, поближе бы подобраться, да хоть подствольниками накрыть, - мечтательно вздыхает старший собровец.

- Отставить! Далеко уйдешь в таком бедламе?! Либо мы отойдем и перегруппируемся, либо все здесь останемся.

Без поддержки второй роты, способной сейчас зайти в тыл противника, не вижу смысла даже закрепляться на этой позиции – не дадут просто-напросто, они там здорово окопались. В эфире кто-то бубнит про каких-то собак и просит подкрепления. То ли у них там радист обширялся, то ли раненный бредит. Комбат не отзывается, пропал где-то со второй ротой и Чепурным.

Как ни странно, но выжившие собровцы намного эффективнее, чем бойцы моей роты. Действуют слаженно, сам Прапор – очаг спокойствия в бурлящей преисподней. Здоровенный как медведь, заросший щетиной, не слово молвит – булыжник роняет. Вот это школа! Чувствуется боевой опыт за спиной.

Враг мелькает среди разваленных домишек напротив нашего расположения. Отходить придется только в одном направлении – назад вдоль насыпи, прикрываясь чадящими вагонами с одной стороны и холмистым рельефом с другой. С противоположных склонов по нам работают снайперы и гранатометчики. Откуда-то сверху усиливается шелестящий звук, а потом разрывы кошерных 100-мм снарядов накрывают всех. И наши позиции, и неизвестного противника.

Оглушительный треск и отборнейший мат. После того как фонтаны земли и осколков прекращают бурление, на некоторое время воцаряется тишина. Но мы приходим в себя и решаем продолжить обмен смертельным свинцом.

Лейтенант Захарчук залегает слева от меня и ласково прислоняется к прикладу СВД. Я осторожно наблюдаю в бинокль, корректируя его работу. Теперь вижу стреляющих отчетливо: унифицированные «комки» непонятной расцветки, шлемы, балаклавы, кое-кто с противогазом на голове. Два чувака степенно залезли на борт бесколесного «ЗИЛа» посреди двора и пытаются установить пулемет.

- Справа на час, пулеметчики на «ЗИЛе», - быстро говорю я.

Захарчук ведет стволом, прицеливается и производит два выстрела, будто плеткой стегнул.

- Минус один, - сообщаю результат. – Второй ранен, но уполз за машину, сучонок. Давай уходи, лейтенант.

Тот упрямо перекатывается левее и продолжает работать. Со злостью толкаю его ногой и ору – тоже мне, герой нашелся!

В нашу сторону пролетает снаряд РПГ, но промахивается и бабахает где-то сзади. Все, пора сваливать – раненных почти всех собрали в кучу.

Натыкаемся на двух майоров – замкомбата Чепурного и штабиста Воронина. Чепурной немного контужен и все время держится за шею. Оказалось, что они шли со второй ротой, когда по ней нанесли артиллерийский удар. Погибших и пропавших без вести очень много. Чепурной пообещал выжечь имя каждого бойца на лбах артиллеристов самолично.

Беспокоит поведение Воронина, который стал свидетелем исчезновения нашего комбата. Штабист утверждал, что неизвестное существо схватило подполковника и затащило куда-то на верхушку сосны. Чепурной сплюнул и отвесил Воронину две плюхи, может надеялся, что тот придет в себя и перестанет нести бред. Воронин, страшно выпучив глаза, схватился за кобуру, но тут вмешался Прапор и лейтенант Бунчук. Разняли майоров, слава Богу.

Двойка «крокодилов» жужжит над нами и начинает отработку по заданным квадратам. Молодцы, прикрывают спину. Вот только жаль тех наших, кто теоретически мог там остаться. Мы обозначаем себя зелеными дымами на всякий случай и немного расслабляемся, однако неугомонный Прапор идет организовывать охранение.

Четверо бойцов пошли рубить елочки для носилок и попали в паутину. Как попали, так и остались в ней лежать. Приблизиться никто не посмел: уж больно подозрительно шипела паутина, выправляя свои сети обратно и сжимая дергающиеся тела. Зона продолжала снимать урожай. Сука.

- Таченко, еб твою за ногу! – обращается ко мне Чепурной. – Делай что хошь, но обеспечь связь. Или я тебя расстреляю самолично!

Да с удовольствием! Шлепните, может, проснусь? Разве это все реально? Я иду давать втык связистам.

- Бунчук… Меня все задолбало, - жалуюсь летехе. Присматриваюсь к бледному парню: - Э-э, да ты, видать, в штаны наложил?

- Никак нет, - выдыхает лейтенант. – Я это… спирту выпил. Товарищ капитан, мы же в наступление пойдем?

- Прикажут – пойдем.

Я не больно-то верю собственным словам.

- Слушай приказ, Бунчук! Чеши до связистов, пусть тащат свою аппаратуру и ленивые жопы к Чепурному. А тебе выговор!

- За что?

- За то, что не делишься НЗ.

Лейтенант понятливо сует фляжку, я крякаю и делаю несколько глотков, потом наспех прикуриваю сигарету. Под соседней сосенкой сидит мрачный солдат, бережно укачивает забинтованную руку. Взгляд как у больной собаки. Да и у меня, наверное, такой же.

- Бэтэр в воздух подкинуло, - рассказывал сержант невнимательно слушавшему Воронину, привалившись к пеньку. – Хорошо, я на броне сидел – просто об землю уебался, то есть ударился. А потом очухались, в люк заглянули – там фарш. Кто внутри сидел, просто разорвало!

И сержант истерично зарыдал. Потом он мне поведал еще, как там же, сверху, проблевался на останки товарищей, размазанные по всей кабине. Воронин полностью погрузился в свои мысли, сидит, обхватив грязную голову.

Мы еще не знали главного – Зона продолжала расширяться. Батальон охранения, ответственный за безопасность важных объектов ЧАЭС, самовольно покинул место дислокации и ушел в Рыжий Лес. А дальше? Ха… Ну, откуда пошло такое количество всякой нечисти и зомбированных? Кто противостоял нам и откуда у врага появилась бронетехника?

Как я сейчас понимаю, этим событиям предшествовала долгая подготовка. И не следует их воспринимать как удачную попытку захвата стратегически важную инфраструктуру. Мне больше кажется, что основной задачей было поставить временный барьер с целью прикрыть какие-то грешки, наверняка связанные с деятельностью того или иного НИИ в центре Зоны. План «Б», так сказать…

Время покажет, что я был прав.

А батальон охранения? Что им, бедолагам, ставшими первыми жертвами Второго Взрыва и Выжигателя? Они просто-напросто сменили форму и командование, цели остались те же: не допустить врага до подопечных объектов. Отремонтировали и завели драндулеты, кинутые в зоне отчуждения еще в 80-х, да поехали воевать.

Когда общался с «болотными», ну, из «Чистого неба», те меня и мое командование упрекали: дескать, наша интервенция и упрямство спровоцировали агрессивность Зоны и скачок Ее роста. Что тут скажешь? Они, конечно, умные, сидят себе посреди камышей, на ЭВМ все что-то вычисляют… В чем-то, может, и правы.

Но наблюдать со стороны – это, как я считаю, самый большой грех.

Легче всего обвинить государство или военное командование. А самому штаны протирать или, еще хуже, палки в колеса вставлять тем, кто пытается изменить ситуацию.

На то, как сбили один из «крокодилов» над нашими головами, реагируем уже почти равнодушно. А вот на отмену резервных точек эвакуации – с разнообразными нотками пессимизма. Чепурной пытается пробиться до штаба с недоуменными вопросами: «какого буя?!» и «какая, в звезду, контратака?!».

Что-то ему все-таки говорят, от чего он меняется в лице, но продолжает виртуозно материться. Потом устраивается нечто вроде офицерского совета, похожее больше на сборище неадекватных бомжей. Чепурной довел до нас новую информацию и приказы:

- поддержка артиллерией и авиацией отменяется. И пехотой тоже. Крутитесь как хотите, но закрепляйтесь и контратакуйте.

- впрочем, на помощь направляется наспех сколоченный добровольческий батальон (знать бы тогда, какой контингент там будет! Им даже нарезное оружие не доверили!).

- тяжелых «трехсотых» следует транспортировать собственными силами в такой-то квадрат, где сейчас развернут ПВД непонятных Сил Оцепления (что за зверь такой?). Взглянув на карту, мы несколько… хм… изумились некислому расстоянию. Потом стали спорить, что гораздо лучше будет для раненных встать с носилок и пойти со здоровыми в наступление, чем продержаться и не сдохнуть, пока их тащат по буеракам столь продолжительное время.

Воронин, к моему удивлению, командование на себя брать не спешит и одеяло не тянет. Что ни скажет Чепурной, отвлеченно кивает и продолжает хмуриться своим мыслишкам. Боюсь, шифер с его чердака тихонечко отлетает в сторону.

Еще мы стараемся выяснить, что за херня антинаучная творится вокруг. Ну, то есть живой противник – не страшно, потому как он всего лишь человек.

Дружно оглядываемся на трупы солдат, запутавшихся в дрожащей на ветру паутине.

- А хули тут думать? – пожимает плечами Прапор. – Делаем шесты и двигаемся, предварительно ощупывая почву.

- Ага, - ехидно подхватывает Чепурной. – Хор слепых идет в атаку.

- Камнями кидать, - предлагает Захарчук. – Или гильзы, я под мостом в электрическую херобору кинул, так она разрядилась. На мгновение, правда, но все же.

- Ай, молодец, разведка… Только гильз у нас не хватит. И третьих рук, чтобы двумя стрелять, одной раскидываться.

- Выходим до прямой видимости с противником и берем оружие. Или впереди пускаем нечто вроде ИРД, только вместо миноискателей пусть с шестами ходят и гильзами.

- Как вариант, - задумчиво подытожил Чепурной. – Короче, давайте переходить к насущным делам. Таченко! Вместе с собровцами и носильщиками доставляешь раненных к указанному квадрату. Тебе, как местному, будет легче ориентироваться. Узнаешь, что к чему, почему связь нестабильна, пробейся к командующему, доложи все. Ты понял? – он посмотрел в мои глаза. – ВСЁ, капитан. И про комбата, и про… ну, лужи всякие, электрику.

- Меня же в дурдом отправят за такие рассказы, - невесело усмехнулся я.

- Твое дело – доложить. Скажи, что мы здесь и нам нужны боеприпасы, снаряжение, провиант. Если хотят, чтобы задача выполнялась, пусть снабжают.

- Понял.

- Прапор. Ты со своими бойцами… молодцы, короче! Будем живы, я вашему руководству плешь проем за награды. Слово даю.

Прапор так же, как и я, с грустью дергает краешками губ:

- Спасибо на добром слове, только…

- «Только» – что?

- Только я вернусь с капитаном обратно. И ребята мои тоже. Ну, кто захочет. Хотя, думается мне, никто в стороне не останется – у каждого теперь счет открыт.

- Смотри сам, уже большой. Я буду только рад.

- «Никто, кроме нас…» - говорит Прапор с иронией.

Итак, мне предстоит выйти к границе с раненными под охраной собровцев. Чепурной решил просканировать посредством взвода Захарчука (а точнее, тем, что от этого подразделения осталось) западный проход к Свалке.

К омоновцам вздумал проскочить?

Бунчук идет добывать шесты подручными средствами, пока медики заботливо осматривают и готовят к эвакуации лежачих «трехсотых». Противошоковых и обезболивающих извели – ужас! Укоризненно смотрят на нас умершие. Вздыхая, солдаты накрывают их своими гимнастерками. От тех, кто выжил – тем, кто пал.

- Товарищ капитан… - мнется Захарчук, не решаясь что-то попросить.

Лейтенант готовится отбыть в разведку и потому я откликаюсь, не скрывая сочувствия:

- Чего тебе, взводный?

- А почему ПВД за Погонный перенесли?

- Не понял?

- Ну, раньше же…

- Стоп! – резко охрипшим голосом чуть ли не выкрикнул я.

Покачав головой, Захарчук скрылся средь сосновых ветвей. Я нервно закуриваю очередную сигарету и задумываюсь: а почему, действительно? Докуда сумел добраться наш неизвестный враг? Удалось ли распространиться дальше зоны отчуждения? Например, в сторону моего поселка и консервного завода?

То есть, когда два дня назад начинали оттуда вывозить местных жителей, подобный вариант уже предполагался? Ай, спасибо тебе, Захарчук за лишний головняк! Измучившись, я не вытерпел и во время составления маршрута сказал Прапору, тыкнув карандашом в мой поселок:

- Вот здесь проложи.

- Зачем лишний крюк? – нахмурился собровец.

Я глянул на него так, что Прапор лишь буркнул: «Понял», и добавил лишний штрих. А Захарчук тихо пробубнил:

- У меня сестра с матерью в Ясенках.

- Жаль, в другой стороне, - безжалостно пожал плечами собровец. – Да ну, бросьте, мужики… Не может же быть…

Да, не может. Два назад я бы тоже так подумал. Меня всю жизнь готовили к войне, но вот пришла она – и что толку? Мы сидим в перепаханном, поредевшем от снарядов и пуль, лесном массиве, пытаясь осознать эти два дня. Пока понятно лишь то, что прежней наша жизнь уже никогда не будет.

Никогда…»