Дуэль⁠⁠

Когда Ен Коемарт вошел в ангар, Ен Чич Бурюк уже стоял на подиуме и расчехлял свой кичовый, мечущий в пространство мелкие молнии стифон. Впрочем, о том, что Бурюк на сцене стало понятно сразу, как только Ен Коемарт вышел из гримерки – толпа издалека дышала овациями. Эти волны, остаточным эхом закатывающиеся в коридор, пугали и возбуждали одновременно. Ночь пульсировала жаром и ожиданием.

Ен Коемарт поднял голову и окинул громадное помещение. Казалось, зал вместил всех обитателей планеты-колледжа. Но нет. Тут не было ни одного преподавателя, лишь студенты из всех миров и рас шумели, свистели и хлопали. Осийцы, аутиты, клеяне, нуслобийцы, шестирукие катариане, даже жители захолустной Альмы - луч выхватывал в зале то одних, то других. Ен Коемарт вдруг понял, что не может вдохнуть, словно воздух в миг сделался твердым и шершавым, и этот ком, как на канатах приходится потягивать через глотку в легкие.

В то же мгновение камера выхватила его лицо, и он обнаружил свои огромные глаза сразу на нескольких гигантских мониторах. Не оставалось ничего другого, как сделать раздирающий внутренности глоток, поднять руку с футляром и выкрикнуть клич каждого студента на Семироде – Кушах Та Префтха!

И зал снова взорвался криками и в едином порыве ответил «Префтха Тах Куша». Но теперь уже по его – Коемарта - воле!

Бурюка он возненавидел в первый же день появления на планете. Кем он был? Абитуриентом, даже еще не ставшим студентом. Никем. Но это не помешало третьекурснику, проходящему мимо с дружками, каждый из которых был выше Ен Коемарта на голову, что есть силы дернуть того за один из тентаклей. Возможно, Бурюк и не знал о природе существ чужой для него расы, поскольку, судя по физиономии, возникшим эффектом он был поражен абсолютно искренне. Физиология Ен Коемарта отработала процесс по полной: все остальные тентакли моментально пришли в возбужденное состояние и задрожали, вытянувшись в разные стороны, а после организм выпустил отпугивающую жидкость. Если бы дело было на планете Ен Коемарта, Бурюк три дня не мог бы отмыться, но на Семироде было принято все дефенсивные ограны прикрывать тканью, поэтому вышло невероятно унизительно и гадко.

Воспоминания проплыли, как мусор, болтающийся на волнах. Ен Коемарт выдохнул, не слишком грациозно поднялся на сцену, споткнувшись на третьей ступеньке и прикрыв глаза при пересечении лазерной решетки, а затем принялся неспешно распаковывать свой стифон. Простой, классический, черно-серебряный резонатор света, чьи кристаллы тут же начали красиво переливаться под светом голографических прожекторов. Без понтов. Музыка должны быть музыкой, выходить из инструмента и входить в уши слушателя. Эмоции от шоу и дополнительных эффектов только пачкают слух и зрение. Так всегда говорил отец Ен Коемарта и сын ни разу в жизни в этом не усомнился. Его отец был братом императора, а значит и сам он, хоть и был лишь шестым сыном, все равно имел шансы на трон.

Ен Коэмарт поймал себя на том, что пальцы трясутся. Он нервничал. Да, с раннего детства он посвящал инструменту не меньше трех часов в день, был талантлив, усидчив и старателен, кроме того, несколько раз в год выступал перед самим императором, но это все была, пусть и большая, но семья, а не полный зал оторванных и безбашенных студентов. Тем более, большей частью, скорее всего, симатизирующих харизматичному раздолбаю Бурюку, в потрёпанным плаще, чей резонатор, собранный из запчастей на чёрном рынке, выглядел так, будто пережил не одну межзвёздную переделку.

Ен Коемарт откинул заплетенную косичку за спину, мотнул головой, поднял руку с резонатором стифона вверх и закрыл глаза, успев тем не менее перехватить мерзкую ухмылку Ен Чича Бурюка.

Толпа загудела, разделившись на два лагеря и Коемарт с удивлением услышал, что некоторые скандируют его имя, а не самозванца-бродяги с космических трасс. Бродяги в буквальном смысле. В первые же дни на планете Коемарт выяснил, что основное занятие его обидчика – это полеты между планетами с командой таких же балбесов на космических скутерах. В колледже он появляется редко, впрочем, по слухам, берет талантом и брутальностью. Ен Коемарту было в нем непонятно все, они были представителями слишком разных рас, классов и культур. О том, что у Ен Чича Бурюка есть и вторая страсть – музыка – он узнал совсем недавно. Причем страсть не просто к музыке, а к дикой, неистовой, полной нелепых вибраций игре на стифоне в жанре клэш. Нецивилизованная дичь. Коемарт два дня настраивал себя, а затем по всем правилам, с соблюдением ритуальных фраз и жестов, вызвал негодяя на дуэль. На музыкальную дуэль на резонаторах света.

Ведущий и одновременно и техник-суронец в заляпанном оранжевом комбинезоне медленно опустил манипулятор и шум в ангаре стих.

- Стифон-ринг открыт! Без правил, без пощады — только музыка! — проорал он, и толпа снова вскипела.

Коемарту было так страшно, что он вступил первым. Его пальцы заплясали в магнитном поле, касаясь лазерных струн, и резонатор выдал мощный, кристально чистый аккорд, напоминающий симфонии звёздных академий. Зал завибрировал, звуки посыпались росчерками метеоритов, чёткие, математически выверенные, с имперским величием.

Зал вокруг взревел, подхватив ритм, хлопая и топая по металлическому полу.

Ен Чич прищурился, явно удивленный, и чуть наклонил голову, словно сканируя соперника. Затем его рука скользнула по своему резонатору, и тот ответил. Пространство заполнил хаотичный, пульсирующий поток звуков, пропитанный энергией подпольных баров и межпланетных гонок, с резкими модуляциями, словно издевающимися над стерильной точностью Коемарта. Зрители Бурюка заорали, заглушая противников.

Коемарт закрыл глаза, фиксируя мелодику, а затем почти полностью повторил мотив Ен Чича, добавил собственный твист, ускорил темп и вплёл сложные гармонические последовательности, от которых у толпы перехватило дыхание. Импровизация не была его коньком, но опыт и верный расчет помогали сотворить неожиданное.

Ен Чич ухмыльнулся, подхватил эту последовательность, ухватившись за самые тонкие вибрации, перевернул их, добавил сырые, почти первобытные ритмы, от которых даже самые пьяные студенты в толпе замерли.

Ен Коемарт с удивлением понял, что в этой дуэли есть диалог, где каждый пытается не просто перекричать другого, но внимательно вслушаться в чужое творчество. Ему стало любопытно не сыграть свое, тысячу раз отрепетированное, а продолжить начатое другим. Сотворчество с врагом. Тем не менее, он выдал длинный, ажурный и извивистый рифф с хитрыми бэндами и хаммер-онами, будто насмехаясь над прямолинейной мощью Бурюка.

Толпа продолжала реветь. Ен Чич выдал серию молниеносных касаний струн, создавая сложные полиритмические узоры, принимая вызов. Ен Коемарт ответил каскадом импровизаций, пропуская тот же мотив через фильтры полифонической мелодики, с резкими всплесками и глитчевыми акцентами.

Ен Коемарту стало абсолютно не важно мнение толпы и то, как его музыку слышат зрители. Ему стала любопытна только одна реакция - противника. Стало важно понять, повторить и переосмыслить фразу Ен Чича Бурюка. Коемарт сыграл фрагмент в духе галактических кантат — вихрь звуков, от которого лазерные струны показались световым штормом. Ен Чич тут же ввернул ответ, пропустив этот мотив через ритмы кочевых племён с астероидных поясов, с резкими акцентами и страстными модуляциями.

И тут что-то изменилось. Коемарт поймал взгляд соперника и его уважительный короткий кивок, поднял руки, и в момент, когда он бросил в воздух яростный и затяжной аккорд, Ен Чич не стал его перебивать. Он влился в звуки, вплелся, как лента в косу, подхватил ритм, добавил свою гармонию, и их резонаторы слились, дополняя и усиливая друг друга.

Толпа затихла, не понимая, что происходит. Музыканты переглянулись — в глазах было не только признание, но и восторг от только что совместно сотворенного. Они продолжили вместе, синхронизируясь, как два пилота, предвосхищающих каждый манёвр друг друга. Коемарт задавал тон, Бурюк вплетал контрапункт. Ен Чич бросал мелодию, Коемарт подхватывал её и раскрашивал своими красками.

Крики толпы стали фоном, белым шумом. Музыканты больше не соревновались — они творили. Их вибрации пронзали и текли, как солнечный ветер, то набирая силу, то затихая, но всегда оставаясь цельными. Они были в потоке, в том редком состоянии, когда пространство и время исчезают, а есть только звук, движение пальцев и энергия, бегущая по венам.

Когда последний аккорд растворился в эфире, толпа взорвалась дичайшими криками, а Ен Коемарт и Ен Чич наоборот, замерли. Затем Бурюк низко и немного шутовски поклонился, а Ен Коемарт с достоинством кивнул.

Стал неважен победитель и проигравший. Только музыка, которая способна сделать единым целым.