Дикие случаи в украинском интернате 70-х годов⁠⁠

По моему мнению, такие интернаты были кузнецей кадров для бандитской приватизации. А по вашему?

Фотограф на тренинге по созданию бережной и вовлекающей образовательной среды для учителей рассказал Светлане Моториной про своё детство, которое пришлось на 60-70-е годы (статья "Чтобы каждый ребёнок был увиден"): https://dzen.ru/a/Y6KvOfjhIGZJkqzy

Привожу отрывок, где он сказал про интернат для отсталых детей:

«Первая ночь в интернате. Большая комната, в которой живёт человек двадцать. Воспитатели исчезают. Мы остаёмся сами по себе. Дальше помню всё очень отчётливо. Горит свет. Все курят ... Я наблюдаю. Это продолжается долго. Засыпаю.

Среди ночи меня тормошат. Я спросонья поднимаюсь. Меня бьют. Я заливаю кровью всю подушку, кровать. Кто-то бежит... застирывает.

Утром встаю, смотрюсь в зеркало. Губы разбиты. Кровоподтёки. На вопросы воспитателей говорю, что упал с лестницы. Потом всё-таки вскользь признаюсь, что получил. Реакция: «Негодники!».

В нашем классе есть мальчик ... На уроке, на перемене к нему кто угодно может подойти и рогаткой зарядить в лоб. Отвешивают подзатыльники. В столовой именно он всегда убирает посуду. Петя — изгой. Как-то я начинаю замечать, что ночами Петю уводят в самый конец комнаты. Чаще всего это самый крупный наш парень с заячьей губой. Имени я уже не помню. Я убеждён, что там происходило именно то, что я думаю. Я до сих пор вижу лицо Пети. Маленький, щупленький, светловолосый. Стоит, смиренно опустив плечи, отрешённый взгляд.

Что ещё... Ещё каждую ночь гладиаторские бои. При включённом свете все встают в большой круг. Стравливают двоих. Эти двое бьются до тех пор, пока один не упадёт. Бьются солдатскими ремнями, которые тогда многие носили. Как только один валится на пол, его добивают ногами. Я не участвую. При случае я всегда показываю, что могу за себя постоять. Я всегда в стороне, белая ворона. Но я всё это вижу. Изо дня в день.

В интернате я проучился до конца восьмого класса. Это был самый тяжёлый год моего детства. Я тогда твёрдо усвоил, что жизнь не такая красочная, как многим может казаться. Особенно тяжела жизнь подростка. Запредельно тяжела. И справиться с этим я должен был сам, один. Знал, что мне никто не поможет. Даже мысли не было о том, чтобы попросить отца меня забрать. Ещё я тогда понял, что самое плохое, самое гадкое происходит, когда никто не видит. Оно скрыто от глаз, скрыто от ушей. Многие люди пребывают в своём устроенном мире и не видят эту чёрную сторону. То, что у ребёнка в душе, в голове, в сердце, родители, да и вообще взрослые, зачастую не знают, потому что не разговаривают. Мне именно поэтому важно свою историю донести. Пусть даже обрывочно. Многие родители не знают своих детей. О чём он думает? О чём мечтает? О чём хочет сказать? В чём боится признаться? Я часто вижу детей, взгляд которых кричит о чём-то. Их не слышат, не понимают, на них не смотрят даже».