Действительный
Поначалу, когда полеты в другие системы были редкостью, ученые на борту корабля никого не удивляли. Собственно, они всю эту катавасию и затевали, и, если бы не выбивали средства на космическую программу, хрена с два мы бы сейчас имели такую развитую систему межзвездной логистики. Тогда каждый ученый в космосе был Личностью. Такой, чье имя не жаль вписать в историю человечества золотыми буквами. Да и мужиками они были, положа руку на сердце, по-настоящему крутыми. В опасную экспедицию кого попало не брали. Надо было и здоровье иметь лошадиное, и физическую форму соответствующую, и освоить вместе с основной специальностью кучу полезных навыков. Так что даже ботаники тех времен были похожи на брутальных спецназовцев из старых боевиков.
Потом, после того, как были основаны первые колонии, эта тенденция пошла на спад. И ученых стали пихать всех подряд, и нужны они были как зайцу стоп-сигнал. Исследования у них стали совсем копеечные, побочными профессиями никто не владел, и так уж получилось, что научники из надежных товарищей и подспорья стали восприниматься, как обуза. Ходят везде, отвлекают и переводят кислород.
Вот однажды нам такого товарища на «Гагарин» и направили.
Вот знаешь, бывает такое, что с первого взгляда видно, что человек – говно. Вот так и здесь. Сидим, значит, мы с Кэпом и старпомом в кабинете командира флотилии, слушаем брифинг, и в конце входит это чучело.
- Прошу любить и жаловать. – сказал шеф, - Иван Викторович Багрий. Доктор наук, а также… как вы говорили, Иван Викторович?... – и косится на нас с прищуром лукавым.
- Действительный член Российской Академии Наук. – важно ответил научник. Стоит, весь такой гордый, аж светится. Высокомерный взгляд сверху вниз, бородёнка седая козлиная, с виду – ну чисто Айболит.
- Полетит с вами, будет проводить исследования экипажа. Во всем его слушайтесь, режим не нарушайте. – снова тот же прищур.
«Ну, трындец»: подумал я тогда. Если исследования экипажа и требование во всем слушаться, значит, тянуть службу будет некогда. Задолбает он нас, как пить дать.
Как оказалось, у Кэпа и старпома в голове бродили те же самые мысли. И время показало, что мы были правы. Нет, никто предвзято к этому ученому не относился – даже наоборот, поначалу пытались подружиться. Но затем, когда разобрались что к чему, решили забросить это занятие. В самом деле – кому нужно дружить с человеком, который своим непомерным высокомерием, дуростью и полнейшей неприспособленностью к существованию в коллективе ухитрился всех заколебать уже на третий день полета? К тому же, Багрий постоянно колупал экипаж всякими дурацкими требованиями. Шатался по кораблю где хотел, путался под ногами в узких коридорах, нажимал то, что нажимать было категорически нельзя, и отвлекал Кэпа и старпома мелкими бытовыми просьбами, удовлетворить которые сумел бы даже самый зачуханый мичман. Например, выдать второе одеяло или увеличить подачу воздуха в каюту («У меня интеллектуальная работа! Моему мозгу нужен кислород!»).
Я до сих пор не знаю, что он там исследовал, но внешняя сторона выглядела, как ежедневный сбор анализов мочи и периодическое задавание дурацких вопросов. Хотя, возможно, вопросы он задавал не для исследования, а для души.
- А вот вы, товарищ капитан!... – ляпнул он как-то раз на утреннем брифинге, - Мне уже четвертый день анализы не несете! Хотите подорвать мое исследование? Командир флотилии велел мне не препятствовать, не заставляйте меня говорить ему, что вы саботируете мои требования!
Честно? Я ждал, что Кэп его пошлет. Я бы на его месте не сдержался. А тот – ничего, даже глазом не моргнул. Зато, как я узнал, тем же вечером велел матросам передать в каюту научника заполненную до отказа трехлитровую банку. Вернул долги, так сказать.
И ведь, чуть попытаешься возразить этому убогому – натыкаешься на одну и ту же фразу: «У меня исследования! Это уже не первый мой полет в космос! Я точно знаю, что нужно делать так!», а также набившее всем оскомину «Я действительный член Российской Академии Наук!»
Непрошибаемый болван.
Старпом, кстати, однажды не сдержался. «Гагарин» совершал гравитационный маневр возле газового гиганта, готовясь отправиться в очередной прыжок, и наш дражайший Максим Сергеич (двадцать лет в космическом флоте!) рулил всем процессом, сидя в рубке на специальном «троне» и командуя рулевыми и штурманами. Тяги не хватало, народ нервничал, старпом грязно ругался. И тут, посреди всей этой катавасии в рубку вваливается это туловище и начинает поочередно что-то спрашивать у штурманов, отвлекая их от маневра.
- Иван Викторович! – из голоса старпома можно было выковать меч, - Перестаньте отвлекать людей! Потерпите до окончания маневра!
- Да всё нормально, - отмахнулся ученый, и продолжил что-то выпытывать у штурмана, пытающегося параллельно озвучивать данные, которые ему выводил на экран баллистический калькулятор корабля.
Охреневший старпом (двадцать лет в космическом флоте!) аж поперхнулся возмущением, но спустя секунду все-таки выдавил:
- Иван Викторович, немедленно перестаньте! Покиньте рубку до конца маневра!
- Макси-им Сергеевич… - устало протянул ученый, - Всего-то пара вопросов. Я же не впервые в космосе, знаю, что и как делается. Никуда не денется ваш маневр.
- Это мне решать. Выйдите из рубки!
- Я никуда не выйду! – встал в позу Багрий. Бороденку вздернул, плечики хлипкие расправил. Орел мужчина.
- Я вам не матрос, а действующий член Российской…
- Ну так идите!!! – взревел старпом, - И трясите своим членом в другом месте!!! Пока не кончится маневр!!!
Последовавшая немая сцена была достойна использования в постановке «Ревизора». Кто-то полез под пульт, кто-то резко закашлялся, кто-то просто дрожал мелкой дрожью.
- Отклонение от курса!!! Нужна еще тяга!!! – завопил внезапно один из штурманов, и разрядил тем самым обстановку.
Старпом вновь принялся командовать, и ему было абсолютно плевать на то, что Багрий все-таки вышел из рубки, правда, бормоча себе под нос какие-то угрозы.
Долетели до места назначения без приключений. Из прыжка вышли в заданном районе, даже почти не промахнулись (пара сотен тысяч километров по космическим меркам – это самое, что ни есть «яблочко»). Вышли на орбиту, погрузились в челноки, спустились на планету. Багрий тоже с нами увязался, и захватил зачем-то все свои чемоданы с барахлом, несмотря на то, что любой грамм груза с «Гагарина» по ценности равен грамму золота. Ну вы поняли, «Я лучше знаю, не говорите мне ерунды».
Челноки ахнулись на поверхность планеты, подняв кучу песка и пыли. Опустили трап, и внутрь наших «птичек» ворвался сухой раскаленный ветер, пахнущий жарой и горькой местной растительностью. Мы отстегнули ремни, поднялись и направились к выходу. Кто-то по пути отряхивал свои брюки от завтрака, ибо трясло и мотало нас в атмосфере без всякой пощады. Багрий в числе первых сбежал по трапу, и принялся наматывать круги вокруг раскаленного челнока, щурясь от яркого солнца и безжалостно топча эндемичные колючки. В таком состоянии он пребывал до подхода каравана колонистов. Те притащились к месту высадки на «верблюдах» - местных ездовых животных. Те были во многом похожи на своих земных собратьев – цветом, размерами, приспособленностью к жизни в пустыне, и были отличным подспорьем в тех краях, куда топливо для автотранспорта было слишком дорого возить.
Где-то с десяток животных с наездниками неторопливо добрались до челноков. С головного «верблюда» спрыгнул наездник, снял с лица клетчатый шемаг, открывая окладистую рыжую бороду, и оскалился, увидев кэпа со старпомом.
- ЗдорОво, мужики!
- И тебе не хворать, Сеня. – пожал Кэп протянутую руку, - Как дела?
- По плану. – ответил ему начальник колонии Семен Исаакович, и тут же обернулся, услышав сзади какой-то странный звук. Это наш учёный пришел в полнейший восторг от лицезрения верблюда, и нарезал вокруг него круг за кругом, разглядывая. Животное опасливо крутило безглазой головой туда-сюда и шевелило большими ушами-лопухами.
Остальные всадники к тому времени тоже слезли с верблюдов и проследовали к челноку – разгружать гостинцы.
- Что это он делает? – настороженно спросил Сеня, - Вы ему скажите, что койоты так вокруг них ходят, когда охотятся. Как бы чего не случилось.
Багрий, судя по всему, поставил себе цель взгромоздиться на верблюда, дабы окончательно почувствовать себя космическим первопроходцем.
- Иван Викторович! – крикнул Кэп, - Вы пугаете верблюда! Отойдите!
Багрий остановился, выслушал Кэпа, и отмахнулся, как и в прошлые разы.
- Ай, да бросьте! Я про них читал! – ученый подошел с тыла и попытался, вцепившись в седло, вскарабкаться на верблюда таким вот нелепым образом.
- Он же сейчас… - забеспокоился бородатый Сеня, только непонятно за кого больше – за тупого научника или любимого верблюда.
- Иван Викторович, пока ничего не случилось, оставьте верблюда!... – Кэп начал повышать голос, что для него было вообще-то несвойственно.
- Я знаю, о чем говорю! – пыхтел научник, цепляясь за седло и густую верблюжью шерсть, - Я же, в конце концов, действительный член Российс… - договорить Багрию было не суждено.
Крепкая мускулистая задняя лапа, утолщавшаяся в районе копыта, и заросшая толстой кожей, способной выдерживать ходьбу по острым камням, сперва поднялась, а затем резко выпрямилась, как следует залепив научнику прямо в пах.
Тот, коротко вскрикнув, рухнул в песок и затих, а мы стояли, открыв рот и застыв, как какие-нибудь древние изваяния. Мимо нас ходили Сенины «бедуины» с ящиками, как будто ничего не произошло, и, судя по всему, на происшествие никто не обратил внимания.
Тишина, только сапоги по пыли шаркают, да ветер гоняет песок туда-сюда.
Молчание прервало истерическое хихиканье со стороны старпома.
Я впервые видел, как этот могучий и суровый мужик мелко трясется, смеясь тонко и визгливо, как какой-нибудь гремлин.
- Сергеич, что это с тобой? – спросил Кэп.
- Всё… - стараясь сдерживаться ответил старпом, - Уже не действительный. Отвоевался. – и, не сумев удержать себя в руках, громко и качественно заржал, заставляя меня, Кэпа и Сеню точно также зайтись
Потом, после того, как были основаны первые колонии, эта тенденция пошла на спад. И ученых стали пихать всех подряд, и нужны они были как зайцу стоп-сигнал. Исследования у них стали совсем копеечные, побочными профессиями никто не владел, и так уж получилось, что научники из надежных товарищей и подспорья стали восприниматься, как обуза. Ходят везде, отвлекают и переводят кислород.
Вот однажды нам такого товарища на «Гагарин» и направили.
Вот знаешь, бывает такое, что с первого взгляда видно, что человек – говно. Вот так и здесь. Сидим, значит, мы с Кэпом и старпомом в кабинете командира флотилии, слушаем брифинг, и в конце входит это чучело.
- Прошу любить и жаловать. – сказал шеф, - Иван Викторович Багрий. Доктор наук, а также… как вы говорили, Иван Викторович?... – и косится на нас с прищуром лукавым.
- Действительный член Российской Академии Наук. – важно ответил научник. Стоит, весь такой гордый, аж светится. Высокомерный взгляд сверху вниз, бородёнка седая козлиная, с виду – ну чисто Айболит.
- Полетит с вами, будет проводить исследования экипажа. Во всем его слушайтесь, режим не нарушайте. – снова тот же прищур.
«Ну, трындец»: подумал я тогда. Если исследования экипажа и требование во всем слушаться, значит, тянуть службу будет некогда. Задолбает он нас, как пить дать.
Как оказалось, у Кэпа и старпома в голове бродили те же самые мысли. И время показало, что мы были правы. Нет, никто предвзято к этому ученому не относился – даже наоборот, поначалу пытались подружиться. Но затем, когда разобрались что к чему, решили забросить это занятие. В самом деле – кому нужно дружить с человеком, который своим непомерным высокомерием, дуростью и полнейшей неприспособленностью к существованию в коллективе ухитрился всех заколебать уже на третий день полета? К тому же, Багрий постоянно колупал экипаж всякими дурацкими требованиями. Шатался по кораблю где хотел, путался под ногами в узких коридорах, нажимал то, что нажимать было категорически нельзя, и отвлекал Кэпа и старпома мелкими бытовыми просьбами, удовлетворить которые сумел бы даже самый зачуханый мичман. Например, выдать второе одеяло или увеличить подачу воздуха в каюту («У меня интеллектуальная работа! Моему мозгу нужен кислород!»).
Я до сих пор не знаю, что он там исследовал, но внешняя сторона выглядела, как ежедневный сбор анализов мочи и периодическое задавание дурацких вопросов. Хотя, возможно, вопросы он задавал не для исследования, а для души.
- А вот вы, товарищ капитан!... – ляпнул он как-то раз на утреннем брифинге, - Мне уже четвертый день анализы не несете! Хотите подорвать мое исследование? Командир флотилии велел мне не препятствовать, не заставляйте меня говорить ему, что вы саботируете мои требования!
Честно? Я ждал, что Кэп его пошлет. Я бы на его месте не сдержался. А тот – ничего, даже глазом не моргнул. Зато, как я узнал, тем же вечером велел матросам передать в каюту научника заполненную до отказа трехлитровую банку. Вернул долги, так сказать.
И ведь, чуть попытаешься возразить этому убогому – натыкаешься на одну и ту же фразу: «У меня исследования! Это уже не первый мой полет в космос! Я точно знаю, что нужно делать так!», а также набившее всем оскомину «Я действительный член Российской Академии Наук!»
Непрошибаемый болван.
Старпом, кстати, однажды не сдержался. «Гагарин» совершал гравитационный маневр возле газового гиганта, готовясь отправиться в очередной прыжок, и наш дражайший Максим Сергеич (двадцать лет в космическом флоте!) рулил всем процессом, сидя в рубке на специальном «троне» и командуя рулевыми и штурманами. Тяги не хватало, народ нервничал, старпом грязно ругался. И тут, посреди всей этой катавасии в рубку вваливается это туловище и начинает поочередно что-то спрашивать у штурманов, отвлекая их от маневра.
- Иван Викторович! – из голоса старпома можно было выковать меч, - Перестаньте отвлекать людей! Потерпите до окончания маневра!
- Да всё нормально, - отмахнулся ученый, и продолжил что-то выпытывать у штурмана, пытающегося параллельно озвучивать данные, которые ему выводил на экран баллистический калькулятор корабля.
Охреневший старпом (двадцать лет в космическом флоте!) аж поперхнулся возмущением, но спустя секунду все-таки выдавил:
- Иван Викторович, немедленно перестаньте! Покиньте рубку до конца маневра!
- Макси-им Сергеевич… - устало протянул ученый, - Всего-то пара вопросов. Я же не впервые в космосе, знаю, что и как делается. Никуда не денется ваш маневр.
- Это мне решать. Выйдите из рубки!
- Я никуда не выйду! – встал в позу Багрий. Бороденку вздернул, плечики хлипкие расправил. Орел мужчина.
- Я вам не матрос, а действующий член Российской…
- Ну так идите!!! – взревел старпом, - И трясите своим членом в другом месте!!! Пока не кончится маневр!!!
Последовавшая немая сцена была достойна использования в постановке «Ревизора». Кто-то полез под пульт, кто-то резко закашлялся, кто-то просто дрожал мелкой дрожью.
- Отклонение от курса!!! Нужна еще тяга!!! – завопил внезапно один из штурманов, и разрядил тем самым обстановку.
Старпом вновь принялся командовать, и ему было абсолютно плевать на то, что Багрий все-таки вышел из рубки, правда, бормоча себе под нос какие-то угрозы.
Долетели до места назначения без приключений. Из прыжка вышли в заданном районе, даже почти не промахнулись (пара сотен тысяч километров по космическим меркам – это самое, что ни есть «яблочко»). Вышли на орбиту, погрузились в челноки, спустились на планету. Багрий тоже с нами увязался, и захватил зачем-то все свои чемоданы с барахлом, несмотря на то, что любой грамм груза с «Гагарина» по ценности равен грамму золота. Ну вы поняли, «Я лучше знаю, не говорите мне ерунды».
Челноки ахнулись на поверхность планеты, подняв кучу песка и пыли. Опустили трап, и внутрь наших «птичек» ворвался сухой раскаленный ветер, пахнущий жарой и горькой местной растительностью. Мы отстегнули ремни, поднялись и направились к выходу. Кто-то по пути отряхивал свои брюки от завтрака, ибо трясло и мотало нас в атмосфере без всякой пощады. Багрий в числе первых сбежал по трапу, и принялся наматывать круги вокруг раскаленного челнока, щурясь от яркого солнца и безжалостно топча эндемичные колючки. В таком состоянии он пребывал до подхода каравана колонистов. Те притащились к месту высадки на «верблюдах» - местных ездовых животных. Те были во многом похожи на своих земных собратьев – цветом, размерами, приспособленностью к жизни в пустыне, и были отличным подспорьем в тех краях, куда топливо для автотранспорта было слишком дорого возить.
Где-то с десяток животных с наездниками неторопливо добрались до челноков. С головного «верблюда» спрыгнул наездник, снял с лица клетчатый шемаг, открывая окладистую рыжую бороду, и оскалился, увидев кэпа со старпомом.
- ЗдорОво, мужики!
- И тебе не хворать, Сеня. – пожал Кэп протянутую руку, - Как дела?
- По плану. – ответил ему начальник колонии Семен Исаакович, и тут же обернулся, услышав сзади какой-то странный звук. Это наш учёный пришел в полнейший восторг от лицезрения верблюда, и нарезал вокруг него круг за кругом, разглядывая. Животное опасливо крутило безглазой головой туда-сюда и шевелило большими ушами-лопухами.
Остальные всадники к тому времени тоже слезли с верблюдов и проследовали к челноку – разгружать гостинцы.
- Что это он делает? – настороженно спросил Сеня, - Вы ему скажите, что койоты так вокруг них ходят, когда охотятся. Как бы чего не случилось.
Багрий, судя по всему, поставил себе цель взгромоздиться на верблюда, дабы окончательно почувствовать себя космическим первопроходцем.
- Иван Викторович! – крикнул Кэп, - Вы пугаете верблюда! Отойдите!
Багрий остановился, выслушал Кэпа, и отмахнулся, как и в прошлые разы.
- Ай, да бросьте! Я про них читал! – ученый подошел с тыла и попытался, вцепившись в седло, вскарабкаться на верблюда таким вот нелепым образом.
- Он же сейчас… - забеспокоился бородатый Сеня, только непонятно за кого больше – за тупого научника или любимого верблюда.
- Иван Викторович, пока ничего не случилось, оставьте верблюда!... – Кэп начал повышать голос, что для него было вообще-то несвойственно.
- Я знаю, о чем говорю! – пыхтел научник, цепляясь за седло и густую верблюжью шерсть, - Я же, в конце концов, действительный член Российс… - договорить Багрию было не суждено.
Крепкая мускулистая задняя лапа, утолщавшаяся в районе копыта, и заросшая толстой кожей, способной выдерживать ходьбу по острым камням, сперва поднялась, а затем резко выпрямилась, как следует залепив научнику прямо в пах.
Тот, коротко вскрикнув, рухнул в песок и затих, а мы стояли, открыв рот и застыв, как какие-нибудь древние изваяния. Мимо нас ходили Сенины «бедуины» с ящиками, как будто ничего не произошло, и, судя по всему, на происшествие никто не обратил внимания.
Тишина, только сапоги по пыли шаркают, да ветер гоняет песок туда-сюда.
Молчание прервало истерическое хихиканье со стороны старпома.
Я впервые видел, как этот могучий и суровый мужик мелко трясется, смеясь тонко и визгливо, как какой-нибудь гремлин.
- Сергеич, что это с тобой? – спросил Кэп.
- Всё… - стараясь сдерживаться ответил старпом, - Уже не действительный. Отвоевался. – и, не сумев удержать себя в руках, громко и качественно заржал, заставляя меня, Кэпа и Сеню точно также зайтись