Давай напишем бестселлер (Рассказ 1/2)⁠⁠

Тёмный цех. Шёпот букв. Машины, которые работают не на краске, а на чём-то куда более жутком. Дима — всего лишь печатник, но ему предстоит узнать страшную правду: в этой типографии книги не пишут — их вырезают из человеческих судеб.

1

Диме нравилось работать по ночам. Никаких назойливых взглядов начальников, суетливых коллег, ломающих ритм. Только монотонный гул машин, шелест бумаги. Порой, если повезёт, он мог позволить себе пару часов сна прямо здесь, на паллетах с бумагой, завернувшись в старый брезент, пахнущий типографской краской и пылью. Тогда следующий день оставался полностью в его распоряжении. Идеально.

Именно поэтому он ушёл с прошлого места. После сокращения заказов, ночную смену упразднили, и попытки встроиться в дневной ритм оказались бесплодными. Бессонница, раздражение, чувство, будто он ходит по городу в чужой коже. В конце концов, он написал заявление - коротко, без объяснений. Он не боялся остаться без работы. Двадцать пять лет стажа - это не просто цифра, это знак качества. Такие, как он, нужны всегда. И он оказался прав: уже на следующий день, устало бредя домой, он заметил объявление на остановке.

«Типография Гротеск. Требуется печатник»

Бумажка пожелтела от сырости, буквы выцвели, но телефон, написанный от руки, всё ещё можно было разобрать. Дима усмехнулся. В век цифровых досок - объявление на столбе. Может, это ирония? Или чей-то старомодный юмор?

Название «Гротеск» ему ни о чём не говорило. И это было странно. Он знал все типографии в городе, даже те, что давно закрылись. Но здесь пустота. Как будто место возникло из ниоткуда. Дима оторвал бумажный язычок с номером, позвонил, едва переступив порог квартиры. Ответили сразу. Голос - сухой, потрескавшийся, как старая бумага.

- Завтра. Девять утра. – Без эмоций, просто информация, как робот. Потом адрес и сразу короткие гудки.

Даже имени не спросили. Дима пожал плечами. Ну от него не убудет, если завтра прокатится

---------

Типография пряталась в промзоне, будто стыдясь своего существования. Двухэтажное здание с облупленной штукатуркой, низкие окна, почти скрытые кустарником. Ворота - ржавые, с едва читаемой вывеской, словно кто-то специально старался, чтобы её не заметили.

Дорога оказалась хуже, чем он ожидал. Грунтовка, разбитая колеями, лужи, в которых отражалось хмурое небо. Машину бросало из стороны в сторону, и Дима скрипел зубами, проклиная всех на свете, начиная с себя. Если у них нет денег даже на нормальную вывеску, откуда взяться зарплате? Но поворачивать назад было уже поздно. Он возненавидел себя, если бы остановился на полпути, не зря же он гнал старенькую Киа по этому бездорожью.

Он остановился вплотную к воротам, едва не задев их бампером. Лужи здесь были не просто водой - это была густая, маслянистая жижа, в которой плавали ржавые пузыри. Не хватало ещё отмывать ботинки от этой грязи или, того хуже, таскаться в грязных штанах весь день.

Дима постучал по воротам костяшками пальцев резко, нетерпеливо. Облупившаяся краска осыпалась, как перхоть с головы давно не мывшегося панка, а сам створ пронзительно заскрипел. Тяжелая створка ворот подалась с сухим скрежетом, будто нехотя впуская чужака. Кто-то изнутри толкал её с видимым усилием - по прерывистому скрипу и тяжёлому дыханию Дима представлял себе согбенную фигуру, упирающуюся в ржавый металл всем весом. Когда щель стала достаточно широкой, он переступил порог.

Контраст оказался ошеломляющим.

Там, где снаружи здание казалось заброшенным склепом, внутри открывалось просторное, залитое холодным светом пространство. Свежий запах краски и металла, идеально ровные стены, новейшее оборудование - четырёхсекционная немецкая печатная машина блестела хромом, как хирургический инструмент. Несколько тигельных прессов стояли в безупречном порядке, их полированные поверхности отражали свет стерильными бликами.

Тень отделилась от стены. Худощавый силуэт возник внезапно, словно материализовался из воздуха. Дима непроизвольно отпрянул, ударившись спиной о дверной косяк. В горле пересохло.

- Извините, не хотел вас напугать.

Голос. Тот самый - сухой, потрескавшийся. Теперь Дима видел его источник: перед ним стоял человек, чья внешность странным образом повторяла внешний облик самой типографии. Морщинистая, жёлто-серая кожа напоминала облупившуюся штукатурку. Глубоко посаженные глаза блестели, как запылённые окна. Даже сгорбленная поза казалась отражением покосившихся стен снаружи.

"Любопытно..." - Мелькнуло у Димы. "Если снаружи - гнилая оболочка, а внутри - новейшее оборудование... То, что скрывается под этой древней кожей?"

Старик кашлянул. Его пальцы, узловатые и желтые, как старые газетные страницы, нервно перебирали край пиджака.

- Ну что, - проскрипел он, - будем знакомиться? Или сразу к делу?

Дима ничего не ответил. Его пальцы непроизвольно потянулись к блестящему корпусу печатной машины, но остановились в сантиметре от поверхности, будто боясь осквернить эту технологическую святыню. В отражении полированного металла его собственное лицо казалось чужим - искаженным восторгом и недоверием.

"Где они взяли такое чудо?" - пронеслось в голове. За пятнадцать лет работы ему приходилось ютиться в душных подвалах с оборудованием времен перестройки, где каждый станок нужно было уговаривать работать пинком и матом. А здесь...

Старик наблюдал за его реакцией с тем же выражением, с каким смотрят на ребенка, впервые увидевшего море. Его морщинистые веки медленно опустились и поднялись.

- Нравится игрушка? - Голос старика прозвучал тише, почти интимно, как будто они обсуждали не машину, а нечто гораздо более личное.

Дима лишь кивнул, не находя слов. Его горло внезапно сжалось от какого-то странного чувства - смеси восторга и тревоги. Он обвел взглядом помещение, отмечая безупречную чистоту, идеальный порядок, отсутствие привычного типографского хаоса.

- Вы только открылись, что ли? - Наконец выдавил он, и собственный голос показался ему неестественно громким в этой стерильной тишине.

Углы рта старика поползли вверх, образуя нечто, лишь отдаленно напоминающее улыбку. Его зубы, удивительно белые и ровные для его возраста, блеснули на мгновение.

- Нет, что ты, - в его интонации появились оттенки гордости. - Мы работаем давно. Пожалуй, мы самая старая типография в городе. - Он сделал театральную паузу, затем добавил: - Да что там в городе - в регионе.

- Почему я тогда о вас не слышал? - Спросил он. - Я знаю всех в этом городе...

Он мысленно перебирал знакомые названия, но в памяти всплывали только "Офсет", "Полиграф", "Красный печатник"... Никакого "Гротеска" среди них точно не было.

Старик медленно провел языком по сухим губам, словно собираясь произнести что-то важное, но не находя нужных слов. Его палец, желтоватый и узловатый, как старая ветка, поднялся в воздух, замер на мгновение, затем опустился.

- Ну... - Протянул он. - Мир гораздо больше, чем мы о нем знаем. Я в этом не раз убеждался. - Его глаза, мутные, будто затянутые пеленой, скользнули по новенькому оборудованию. - Но с типографией всё проще. Ты не слышал о нас, потому что наш продукт... особенный. Штучный товар. Для избранных клиентов. - Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе. - Наши покупатели не любят лишних разговоров. А мы... мы ценим их скромность.

Дима почувствовал, как по спине пробежал холодок. Его пальцы непроизвольно сжались.

- Это что-то... незаконное? - Спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Внутри всё сжалось от противоречия: рациональная часть кричала бежать, но блеск новенькой печатной машины манил, как запретный плод.

Старик вдруг рассмеялся - сухим, трескучим смехом, похожим на шелест страниц старой книги.

- О нет, дорогой мой. - Он покачал головой, и тень от его профиля затанцевала на стене, приняв на мгновение странные очертания. - Это называется... индивидуальный подход. - Он замолчал, постукивая пальцем по виску, затем оживился: - А! И высокая... как это сейчас говорят... маржинальность. Да. Каждая сделка - как ручная работа. - Его рука сделала в воздухе изящное движение, будто он действительно что-то вытачивал. - Ты ведь ценишь качество, не так ли?

Дима кивнул, но его согласие прозвучало слишком поспешным. Качество? Конечно, он ценил качество. Только вот за последние годы это слово стерлось, как краска на дешевых флаерах. Его мир состоял из бесконечных тиражей - десятки тысяч одинаковых упаковок для фастфуда, промо-листовок, рекламных буклетов. Бумажный мусор, который завтра же окажется под ногами прохожих.

Лишь пару раз ему доводилось печатать что-то стоящее - эксклюзивные приглашения для мэрии, дипломы для университета. Тогда начальство бегало по цеху как ошпаренное, а он чувствовал себя не печатником, а чуть ли не ювелиром. Но это было редкостью.

- Опыта хватает. – Негромко сказал он.

Глаза его снова скользнули к блестящей машине. В отражении на хромированной поверхности его лицо казалось размытым, нечетким - будто он сам становился частью этого места, теряя очертания. Где-то в глубине сознания шевельнулась тревога - что-то здесь было не так. Но желание прикоснуться к этой технике, почувствовать ее мощь, оказалось сильнее. Его пальцы сами собой сжались, будто уже ощущая тяжесть бумаги.

- Ну вот и прекрасно. - Прошелестел он, и в его голосе появилась странная оживленность. - Первый заказ уже ждет. Сегодня же сможете приступить?

Дима почувствовал, как в груди что-то екнуло. Всё происходило слишком быстро. Он хотел спросить о зарплате, условиях, но старик, словно читая его мысли, продолжил.

- У нас всё предельно просто. - Его рука сделала плавное движение, указывая в сторону узкой лестницы. - В подвале - подготовка бумаги и форм. К вашему приходу всё будет готово: ровно столько материалов, сколько нужно на смену. Ни больше, ни меньше. - Он многозначительно поднял палец. - Одежду пока придется носить свою, но это временно.

Дима нахмурился:

- А техническое задание? Контроль качества?

Старик махнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху:

- Всё будет. Каждый день - расчет. Готовую продукцию оставляете у машины. - Его глаза вдруг заблестели странным светом. - График - день работы, два отдыха.

- С таким графиком зарплата будет... - Начал Дима, но старик перебил, и его голос внезапно стал тверже.

- В несколько раз выше, чем где-либо. В несколько. - Он подчеркнул последнее слово.

- Прямо так... в несколько раз? - Переспросил Дима.

Старик внезапно улыбнулся - неестественно широко, обнажая ровные белые зубы, которые странно контрастировали с его древней кожей.

- Именно так. Высокая... Опять забыл слово...

- Маржинальность. - Автоматически подсказал Дима.

- Ага, она самая. - Кивнул старик, и его глаза на мгновение отразили свет так, что показалось, будто в глубине зрачков мелькнуло что-то красное. - Так что начинаем сегодня?

-----------

Дима вертел в руках массивный ключ, холодный и неудобный, будто отлитый для другой эпохи. Его зубцы были причудливо изогнуты, словно повторяли некий тайный шифр. Ворота "Гротеска" стояли перед ним — ржавые, покрытые патиной ржавчины. Ключ ему вручил старик после того, как они договорились, что уже сегодня ночью Дима выйдет на первую смену. Всё складывалось слишком идеально. И это вызывало какие-то смутные подозрения. Он пытался найти недостатки, но не мог. Поговорив ещё немного со стариком, который как выяснилось был непосредственным хозяином типографии Дима получил полную информацию о том, как ему предстоит работать, и что по странному совпадению первая его смена будет ночная, и что если понравится, то предприятие не будет возражать, чтобы он работал только в ночь.

Слишком идеально. Мысль сверлила мозг, но Дима отгонял её. Новенькое оборудование. График — день работы, два отдыха. Зарплата, втрое выше рыночной. И главное — ночные смены, только ночные, как он и любил. Ситуация - подарок судьбы. Но почему-то Дима вспомнил, как старик улыбался, обнажая слишком ровные, слишком белые зубы. И как его тень на стене на мгновение стала длиннее, чем должна была быть.

Ключ с глухим щелчком повернулся в замке. Он сразу, не заходя в основной цех, поднялся на второй этаж, где располагались небольшая раздевалка, душ и обеденная зона. На середине пути остановился и прислушался, но не услышал ничего, что говорило бы о том, что в здании есть кто-то кроме него. Только обычные ночные звуки пустого производства, которые он за долгие ночные смены изучил досконально.

Всё было подготовлено безупречно, точно как говорил Семён Григорьевич. Паллет с бумагой, аккуратно уложенные формы в картонных конвертах, банки краски, расставленные в строгом порядке, ничего лишнего. Дима привычными движениями подготовил станок, но пальцы его слегка дрожали. Что-то было не так. Он чувствовал это где-то глубоко внутри маленьким червячком предчувствия.

После нажатия кнопки подачи питания, машина ожила без рывка, без привычного лязга - просто плавно, почти чувственно, пришла в движение. Бумага скользила под валами слишком легко, будто не сопротивлялась, а сама стремилась превратиться во что-то новое. Не было грохота, не было скрежета - только ровный, почти медитативный гул, напоминающий шёпот. Дима замер на мгновение, впитывая непривычную гармонию звуков. В его профессии исправно работающее оборудование было редким наслаждением - почти мистическим даром. Эта машина работала не просто исправно - она печатала с каким-то неестественным, пугающим совершенством.

Пальцы сами потянулись к стопке отпечатанных листов, уже сложившихся в аккуратную пачку на приемном столе. Рациональность пересилила профессиональный восторг: начало тиража, нужно проверить, даже если всё выглядит идеально. Особенно, если всё выглядит идеально.

Он взял верхний лист и положил лист на стол. Первое, что бросилось в глаза - необычный оттенок печати. Не привычный синевато-черный, а глубокий красный, почти бархатистый цвет, казавшийся объемным в рассеянном свете. Но не это было самое странное. Он заметил, что буквы немного шевелятся. Словно муравьи, потерявшие дорогу назад к муравейнику. Дима резко отпрянул от стола, но почти сразу же снова наклонился, не веря своим глазам. Буквы действительно двигались - едва заметно. Они не просто дрожали, а медленно перетекали, меняя форму, будто чернила были живыми.

Финал - Давай напишем бестселлер (Рассказ 2/2)