Бусина моего сердца (16+)⁠⁠

Под ногами хрустело. Марта старалась ступать осторожнее, чувствуя босыми ступнями мелкие, как горошинки, и твердые бусины. Некоторые чуть светились, другие же были непроницаемо черными.

— Не останавливайся! — приказал голос Твари, когда она замедлила шаг, чтобы получше рассмотреть бусины. И она послушно пошла дальше по еле видимой дороге.

* * *

Малик родился совсем крохотным. Тоненькие ручки и ножки неуклюже барахтались, опутанные проводами больничного кювеза. Глаза, когда он их открывал, совсем не походили на человеческие — подернутые мутной пленкой, темные, они смотрели куда-то сквозь, словно видели то, что обычным людям увидеть не дано.

— Масенький мой, — шептала она, просунув руку в одно из отверстий прозрачного кювеза, и тихонько гладила маленькие пальчики. — Я тут, мой хороший, слышишь? Мама тут, с тобой! Я всегда буду рядом!

Малыш кривил ротик, удобнее пристраивая катетер для питания, рефлекторно сжимал палец Марты и снова засыпал. А она продолжала сидеть рядом, напевая все известные ей колыбельные, и молиться, пусть и не верила в бога. Сил у нее почти не осталось, третьи сутки она сидела рядом, не оставляя сына больше чем на десять минут, грудь болела, но молоко так и не пришло. Всё это сейчас было неважно. Самым главным стал Малик, ее сын, ее частица, вырванная из тела раньше времени. Словно с ним вынули и ее сердце, подвесив в прохладной палате на тоненькую нитку прямо к его тельцу. И она точно знала — если с ним что-то случится, нить оборвется и ее сердце расплющится о кафельный пол.

В железную раковину за стеной капала вода, подрагивал тусклый свет ламп и гудели приборы, а за окном шумел дождь. Третья ночь подкралась незаметно, мягко, убаюкала Марту, и на какое-то время она уснула.

— Я заберу его, — прошелестел мягкий голос прямо у ее уха, мгновенно прогнав остатки сна.

Марта вскинулась и первым делом посмотрела на сына. Малик все так же лежал на белой простынке, веки его были полуоткрыты и подрагивали, губы посинели, а грудь при дыхании поднималась слишком медленно.

— Мой, — снова прозвучал голос.

Марта обернулась. Прямо за ней нависла тень, вытянутая, черная, с острыми пальцами, которые она тянула к ее сыну.

Марта подскочила и загородила кювез. Мысли путались, казалось, она еще спит, но кожа, покрывшаяся мурашками от холода, которому не могло быть места в больнице, убедила ее, что это не сон.

Тварь издала тихий, шуршащий звук, который Марта расценила как смех.

— Глупая, глупая Марта. Ты не сможешь помешать мне, что моё — то моё.

В тот же миг Тварь исчезла и появилась снова, внутри кювеза. Она обняла Малика длинными пальцами, укутав его в свою тьму, и вытащила темный кокон наружу. Приборы запищали, малыш дернулся.

— Отдай! Верни! Пожалуйста! — закричала Марта, — Я все для тебя сделаю!

Тварь замерла, словно в задумчивости, покачивая кокон в черных лапах.

— Всё, говоришь?

— Все! Обещаю, клянусь! Отдай! — Марта протянула руки.

— Не так просто, дорогая! Я подумаю, — и Тварь исчезла.

Малик лежал, раскрыв глазки. Пленка пропала, и сейчас они были серыми, круглыми, и совсем неподвижными.

— Нет-нет-нет! — закричала Марта снова и кинулась открывать кювез, но не успела — в палату вбежали люди, ее кто-то с силой оттащил и выпроводил в коридор, а над ребенком склонились врачи.

— Пустите! — стучала она в дверь, а в голове звучал шуршащий смех Твари.

* * *

Она лежала на больничной кровати, смотрела перед собой и ничего не видела. Ее сердце упало, разлетелось в кровавые ошметки и жить теперь было невозможно.

— На всё, говоришь, — прошелестел знакомый голос и Марта вздрогнула.

Тварь стояла рядом, подрагивая при ярком свете лампы.

— На все! Верни его, прошу тебя, — Марта слезла с кровати и встала на колени, молитвенно сложив перед собой руки.

— А ты уверена, что хочешь? Он ведь не будет здоровым, твой мальчик. Он будет страдать. Ты будешь смотреть, как он мучается, и думать — лучше бы он умер еще тогда, сразу.

Марта замерла. Все три дня, что она провела у кювеза, разные мысли мелькали в ее голове, но чаще всего эта — нужно ли, чтобы он выжил? Не будет ли ему хуже?

— Ты не можешь знать, — неуверенно протянула она.

— Это ты не можешь, — оборвала ее Тварь, — а я могу всё. И отдать его тебе обратно тоже могу, пока докторишки из морга не разрезали его тело на маленькие кусочки.

Марта содрогнулась — еще одна картина, которую она гнала от себя прочь.

— Отдай, отдай мне его! — снова зашептала она. Сейчас она вдруг осознала, что Малик не будет несчастен. Она сделает для этого все возможное.

— Ну что ж, раз ты так уверена, пойдем.

Тварь протянула руку и Марта дотронулась до влажной, холодной тьмы.

* * *

Под ногами хрустело. Марта старалась ступать осторожнее, чувствуя босыми ступнями мелкие, как горошинки, и твердые бусины. Некоторые чуть светились, другие же были непроницаемо черными.

— Не останавливайся! — приказал голос Твари, когда она замедлила шаг, чтобы получше рассмотреть бусины. И она послушно пошла дальше по еле видимой дороге.

Скоро впереди показался мягкий свет и Марта ускорила шаг. Маленьких бусин становилось все больше, вот ноги уже увязали в них по самую щиколотку, невнятный гул нарастал с каждым шагом, а свет становился ярче.

— Мама... Мама... Мамочка... — теперь она различала голоса, целый хор детских голосов, которые звали своих матерей.

С удивлением она поняла, что звук идет из бусин. Здесь светящихся было больше, и каждая кричала и звала.

— Что... — она снова остановилась и наклонилась, чтобы поднять горсть, но Тварь цыкнула.

— Рано. Иди.

И она пошла. Скоро перед ней возвышалась гора из бусин, все они светились, были крупнее, кричали громче. Идти через гору стало невозможно и Марта остановилась.

— Что теперь? — спросила она.

— Ищи. Один из них твой. Найдешь, я вложу его обратно. Нет — останешься здесь. Тело твоего сына скоро испортят, поторопись.

— Но как я его найду? — в голос закрались слезы. Миллионы бусин, миллионы маленьких душ, как поняла теперь Марта.

— Я не знаю. Придумай что-нибудь, ты же мать! — зашуршала смехом Тварь. .

Марта опустилась на колени и взяла первый попавшийся шарик. Мягкий свет исходил изнутри, а в самом центре сидел маленький ребенок. Он стучал о невидимую преграду и звал маму, размазывая слезы по щекам. Заметив Марту, он вскочил и с надеждой потянулся к ней.

— Мама! Забери меня, мама!

Марта захлебнулась слезами, мягко отставляя беснующегося ребенка в сторону. Это был не ее сын.

— Мама, пожалуйста, забери! — визжал другой ребенок.

— Не могу! Прости, я не твоя мама, — тихо шептала Марта, рассматривая по очереди всё новые бусины.

— Тик-так, — насмешливо протянула Тварь.

Марта ускорилась, сжала зубы, запретив себе плакать и думать о детях, которым предстоит остаться здесь, пока душа их не потухнет и не превратится в гравий на дорожках. Одна, вторая, сотая, всё не то. Она перебирала бусины, не представляя, как узнает сына, все дети здесь были одного возраста. Может, она его уже пропустила? Может, взять любого? Может, она навсегда останется здесь, в гуле плачущих голосов и сойдет с ума?

— Тик-так, — повторила Тварь.

Марта судорожно вздохнула. "Думай!" — приказала она себе. Вспомнились часы в палате у кювеза, маленькие ручки, мутные глаза, частый стук сердечка. Сердце! Ее сердце сможет жить только если он в безопасности. Она разодрала сорочку на груди, попробовала разодрать кожу и поняла, что не сможет.

— А ты и правда на все готова, — прошелестела Тварь. — Держи!

Она протянула ей длинный нож. Марта схватила его, не думая, и воткнула в грудь. Тело взорвалось болью, но она запретила себе отвлекаться. Достать сердце оказалось удивительно легко, оно словно само скользнуло ей в руки. Влажное, пульсирующее, оно капало кровью и стук его становился все слабее.

— Вот теперь точно тик-так, — засмеялась Тварь. — Что же ты будешь делать дальше?

Марта бросила на нее яростный взгляд и встала. Взяла свободной рукой горсть бусин и с силой сдавила. Плач и крики из них стихли, свет погас, и бусины пылью осыпались вниз. Сердце стучало все так же ровно.

— Жестокая, — удовлетворенно хмыкнула Тварь.

Марта не стала терять времени, она хватала бусины, давила их рукой и топтала ногами, вой нарастал, голова взрывалась от чужой боли, дыра на месте сердца истекала кровью, но она продолжала.

Когда она уничтожила с сотню душ и взяла в руки новую горсть, ее сердце забилось чаще. Марта обессиленно села и бережно положила бусины на подол сорочки.

— Тик-так, — поторопила Тварь.

И Марта заспешила. Одну за одной она рассматривала бусины и откидывала в сторону. Вой чужих детей уже не трогал ее, она их не слушала, торопясь найти своего, перебирала светящиеся шарики пока ее рука не дрогнула. В бусине сидел мальчик с темными серыми глазами, и печально смотрел на нее. Он не плакал и не звал. Он смотрел укоряюще, словно говорил: "не такой матери я ждал".

— Малик? — тихо позвала Марта. — Малик, масенький мой, я тебя нашла!

Мальчик отвернулся.

— Что ж, — прошептала Тварь, — это было забавно. Как видишь, твой сын не желает к тебе возвращаться. Тебе придется уйти одной. Но я рад, что ты согласилась прийти, всегда приятно узнать родственную душу.

— Малик! Малик, посмотри на меня! Я люблю тебя, солнышко, слышишь? Люблю больше всего на свете! — кричала Марта, не обращая внимания на Тварь.

Но сын не ответил. Он печально смотрел вниз, где под ногами матери черным пеплом лежали раздавленные ею души.

— Хватит, — строго сказала Тварь и дернула Марту.

Ее сердце выскользнуло из ладони и покатилось вниз, сократившись еще только два раза.

* * *

— Бедняжка, — причитала медсестра, — не дожила. Сидела у него сутками, не ела даже, вот и результат. Врачи куда смотрели, отправили б ее силком хоть...

— Да, жаль, — отозвалась вторая, — ребеночек без матери остался. Хорошо, хоть папа у него есть.

В углу палаты что-то зашуршало, словно кто-то хрипло смеялся.