Братья Ют - Эхо тишины⁠⁠

Добрый вечер, товарищи пикабушники!

Продолжаем постить роман "Эхо тишины". Вторая часть крайне условно связана с первой. Есть несколько точек соприкосновения, да и только. Другие персонажи, события и, собственно, мистика.

Итак, благодарим за комментарии и ждем конструктивной критики!

Братья Ют

Часть 2. Введение и Глава 1

Введение

Женщина торопливо идёт по сумрачному, едва освещённому, коридору где-то на одной из нижних палуб. Она не понимает, как оказалась здесь. Покрытые инеем металлические стены давят на мозг. За переборками царит ледяная бесконечная пустота.

Когда-то в детстве старший брат в шутку запер её в подвале, полном крыс и всевозможных чудищ, которых только могло себе представить воображение ребёнка. И вот – брата давно не стало, а страхи остались.

Внутри у неё всё дрожит, ладони влажные и скользкие, никак не получается сконцентрироваться на собственных мыслях. Клаустрофобия. Всё точно так же, как в детстве, только теперь по-настоящему.

Шум машинного отделения, к которому сложно привыкнуть даже после многих часов, доносится спереди. Его слышно повсюду, из любого места, где она успела побывать: значит, корабль движется. Пока неясно, куда, но это лучше, чем быть просто брошенной на мёртвом судне. Нет звуков бьющейся волны о борт. Нет ничего, что могло бы подтвердить наличие вокруг каких-либо глубин. От осознания неизвестности становится только хуже. Скрип железа – ещё один звук, который периодически появляется то тут, то там. Сводит зубы; будто кто-то специально медленно открывает и закрывает не смазанную дверь. Каждый раз беглянка вздрагивает, но продолжает двигаться.

Рассудок зрелого и сильного человека бьётся в истерике. Она больше не суровая и жёсткая женщина, не уверенный в своей компетенции сотрудник больницы, не строгая, но любящая, мать. Сейчас она едва может справиться с собственным мочевым пузырём.

Подъём по лестнице на следующий пролёт вызывает такое напряжение организма, что пот буквально ручьями течёт по лбу. Женщина еле держится на ногах, но останавливаться и умирать не хочет.

Пытаясь вернуться в кают-кампанию, теряется ещё больше. Тусклые лампы давят на глаза. Подобное освещение иногда называют интимным, только вот обстановка не позволяет его таким представить; практически невозможно различить, что находится впереди.

Слышится лёгкий и ненавязчивый, но вместе с тем пробегающий льдом по позвоночнику, хрип. Она резко разворачивается. Никого. Впереди – тоже. Повсюду вокруг слишком много непонятных ей железок и труб. Все цельные, словно вместе они составляют какую-то конструкцию. Попытка выломать хоть одну для вооружения заканчивается провалом.

На переборке на уровне глаз еле видны какие-то цифры: они появляются примерно раз в пять-шесть метров. Женщина идёт на их уменьшение. Или шла на уменьшение?

Сейчас она замирает.

Хрип повторяется буквально в нескольких сантиметрах от затылка. Она оборачивается, издав испуганный и невнятный вскрик. Вновь никого. Стараясь убедить сознание, что это всего лишь слуховая галлюцинация, она ускоряет шаг.

Надо сохранять здравый смысл, однако паника охватывает её. Должен же где-то быть трап вверх, или хотя бы дверь, или хотя бы люк! Что-нибудь! Она согласна взбираться целый километр, лишь бы выйти из этого помещения. Ещё чуть-чуть, и сойдёт с ума. Отчётливое ощущение, что кто-то следит, не даёт ей собраться с мыслями.

Коридор становится у́же, ещё немного, и потолок будет касаться макушки. Секунда, и всё расширяется обратно на своё место. Стены движутся, словно она приняла какие-то психотропные препараты, однако такого женщина в жизни себе не позволяла. И дочь воспитывала в такой же строгости к алкоголю, сигаретам и наркотикам.

Как давно она находится здесь, понять очень сложно. Время остановилось. Оно просто закончилось – нет ни часов, ни расписания на день. Есть только цель – выбраться. И всё. Хорошо это или плохо, сказать нельзя. С одной стороны, ежедневная рабочая рутина в больнице уже давно въелась в подкорку, с другой – теперь нет никакой стабильности, нет чёткости в происходящем.

Появившийся из ниоткуда острый сквозняк заставляет женщину сорваться с места и бежать, что есть сил. Воздуха не хватает. Последний раз она бегала ещё в школе много лет назад, а сейчас гонит непрошеную мысль, что её самый родной человек отдал бы жизнь за такую возможность.

Всё вокруг заполняется топотом, ударами стоп о железную пластину вместо пола. Услышать что-либо теперь не представляется возможным, и, хотя женщина пытается убедить себя, что всё хорошо, что не существует монстров и всей прочей чепухи из детских фантазий, бежит она именно от них.

…И спотыкается, как назло, о свои же ноги. И замирает в попытке встать на холодной палубе. От осознания собственной ничтожности по щекам текут слёзы. Так и не поняла, куда она бежала и кто сопровождал весь её путь.

Неуловимая жидкая струйка серого дыма, которую может развеять легчайшее дуновение, медленно поднимается вверх. То, что происходит дальше, становится последним в её сознании. Надпись напротив глаз в свете приглушённой лампы – «Шпангоут 65». Это всё, что замечает женщина. А её саму больше никто никогда не увидит.

Глава 1

Совокупность сбитого воздуха с бесконечностью вселяет ужас. Нельзя назвать водную гладь морем или океаном, это нечто большее. Нескончаемая по своей широте и глубине жидкость. Она не имеет запаха. Создатель не оставил тут солнца и луны. Тьма, в которой со дня её создания дрейфует один лишь корабль. Он единственный, хоть и очень тусклый, источник освещения, в свете которого видно, как густая, словно нефть, мгла обнимает судно. Консистенция воздушного пространства такая, что кажется ей можно не только дышать, но и пить её. И это парадоксально. Постепенно, с эволюцией человечества, судно видоизменялось. От маленькой деревянной лодки до красивейшего по всем меркам кораблестроения лайнера.

– Сколько мы уже здесь?

Вопрос остаётся без ответа. Они устали не физически, нет, это место высасывает из тебя совершенно иные соки.

– Корабль огромный, – произносит высокий детский голосок.

– Да, Генри, большой. – Отец мальчика, Росс, бывший полицейский, хмурится. Он утратил всякую надежду, однако не хочет признаваться в этом остальным. И не признается ни за что на свете, только не жене и сыну. Кэрол и Генри – вся его жизнь.

– Хватит, Росс. Ты ведь прекрасно знаешь, что мы перепробовали всё. Может, скажешь ему? – Это Эрик, мужчина крепкого телосложения с добрыми и грустными глазами. Его большие руки лежат на столе сжатые в кулаки, но это не признак злости или нервозности, так, привычка. – Не нужно больше играть в детектива.

Сперва Эрик казался Россу куском дерьма, заботящимся только о своей шкуре. Затем его мнение изменилось. Более приятного и надёжного типа бывший коп ещё не встречал. Однако вот фраза про детектива… Росс был патрульным более пятнадцати лет, и работа эта научила его оставаться мужественным и ответственным, несмотря на обстоятельства. В самом начале он стал именно тем человеком, который может принять лидерство в необычной и стрессовой ситуации, в какой сейчас все оказались. Не было стремления контролировать их, давать приказания. Просто группе людей нужен был старший, и Росс возложил на себя эту ношу.

Но в итоге ничего не изменилось.

– Думаю, нам нужно всё пересмотреть ещё раз с самого начала.

– Росс, ты сам не устал от этого? – Кэрол, верная супруга и соратник во всех вопросах по жизни, тоже отчаялась.

– Милая, простые действия помогают расслабиться и не поддаться панике.

– Ладно, давайте по порядку, – доносится с конца большого стола, где сидит человек в строгом костюме. Ткань одежды тёмная, будто мокрая, а на галстуке золотая заколка с красным камушком. Мужчина часто прикасается к украшению, но смотрит при этом на собеседников. – Меня зовут Итан, мне сорок шесть лет, и я владелец сети автосалонов по всей стране.

Оливия, обладательница копны тёмных волос и узкого, но приятного лица, произносит свою реплику с улыбкой:

– Хоть кто-то не теряет присутствия духа.

Генри утыкается в книгу, которую успел осилить наполовину. С одной стороны это может служить неким индикатором времени, прошедшего с их первого знакомства. Как долго восьмилетний мальчик обычно читает книгу в пятьсот страниц? С другой стороны, Генри всегда обожал читать, с того самого момента, как научился.

Он обожал запах книг. Для своих лет успел уже прочитать немало разной литературы. И детективы, и фэнтези, и фантастика, и приключения. Они все пахли по-разному. Космическая фантастика отдаёт всегда металлическим привкусом и резиной, иногда жжёной после особенно большого и серьёзного сражения в открытом пространстве. Приключения в неизведанных странах и морях оставляют соль на губах. Сказочные леса с эльфами и гномами веют ароматом пряностей и блюд, ранее не пробованных. А суровые персонажи детективных историй всегда пахнут табаком и немного алкоголем. Запах не из приятных, но тоже особенный в своём роде. От папы пахло также, бывало. Крайне редко, но всё же случалось.

– Хорошо, без шуток. Первое, что помню, это как ты, Эрик, пытаешься открыть иллюминатор. Он не поддаётся, и ты ругаешься вполголоса.

– Да, ощущение, будто его спаяли намертво. Или заварили, правда, шва не оставили. Его невозможно открыть. Остальные тоже.

– А я даже не понял вначале, эм, что случилось, ну, тут. – Джордж всегда говорит так, будто тщательно подбирает слова. – Я тупо сидел и, э, пялился на стену, думая, что сказать издателю по поводу книги. Ну, так и не дописал ещё. Он уже сколько названивает! А я тут сижу…

Мальчик невольно улыбнулся, когда впервые взглянул на Джорджа: тот напомнил ему гоблина из книжки про волшебные кольца. Смуглая кожа, тёмные волосы и большой нос. Если гоблина нарядить в серый пиджак с коричневыми заплатами на локтях, получится вылитый Джордж.

– Я смотрела на пианино.

После этих слов Алекса умолкает.

Все поворачиваются к ней. Девушка глядит в одну точку и больше ничего не говорит. Может показаться, что она пытается что-то вспомнить: брови немного хмурятся. Кэрол, также молча, встаёт и идёт к инструменту. Она садится на кем-то любезно оставленный стул, открывает крышку, вытягивает руки вверх. Её пальцы на несколько мгновений застывают над инструментом – и музыка заполняет комнату.

Мелодия ненавязчива и проста. Несколько нот, вступление негромкое, однако оно разрастается, ширится, совсем чуть-чуть, и возвращается к начальным нотам. Грусть волнами разбегается по помещению, охватывая каждого. Становясь то громче, то тише, музыка едва лишь касается лиц слушателей, и кажется Генри, словно собирается взять за руку и подвести к постели тяжелобольного. Всего три минуты, и мелодия стихает, умирая беззвучно и скорбно.

– Чайковский, Детский альбом, Болезнь Куклы, – негромко комментирует Кэрол.

– Ты так давно не играла, – среди общего молчания произносит Росс.

– Думала, разучилась и забыла. – Пауза. – Странно, до слов Алексы я и не замечала здесь пианино.

Мальчик осматривает в который раз помещение, надеясь найти что-нибудь новое. Как книгу, которую обнаружил в углу на полочке. Маленькое сердечко билось часто-часто, пока он разглядывал, крутил-вертел неожиданный подарок. Прямоугольной формы в зелёной бумаге с блёстками и маленьким цветастым бантом. Настоящий подарок, как на Рождество! И определённо книга! Для Генри они всегда были лучшим подарком. «Корабли мира. Разновидности. Морские термины». Теперь он не выпускает её из рук.