"Братишка" из 487 - го...

Часть 1. Часть 09. Часть 17.
Часть 2. Часть 10. Часть 18.
Часть 3. Часть 11. Часть 19.
Часть 4. Часть 12. Часть 20.
Часть 5. Часть 13. Часть 21.
Часть 6. Часть 14.
Часть 7. Часть 15.
Часть 8. Часть 16.

За ночь нам подреставрировали вертушку: залепили дырки, зарядили, заправили, - и снова отправили в Ботлих, где нас уже ждали. Весь день мою вертушку гоняли в различных направлениях и на десантирование групп спецназа по разным высотам. На этом горном направлении стало появляться все больше войск, они прибывали в Ботлих, и на вертолетчиков легла задача перетаскивать их в район перевала Хаарами и на площадку Анди. За день моя «восьмерка» успевала выполнить по тринадцать - пятнадцать вылетов с аэродрома, иногда и больше двадцати, а количество посадок на высокогорные площадки доходило порой от тридцати до сорока. Выполняя различные задания, я самостоятельно «пристрелялся» к заходам на площадки высотой больше двух тысяч пятисот метров. И моему экипажу посыпались задачи на десантирование на хребты и высоты. Через пару дней мне поставили задачу эвакуировать десант с Басхайлама - тех парней, которым несколько дней назад мы сбрасывали продукты и боеприпасы. В этот раз я себя чувствовал более уверенно и заход у меня получился красивый, - самому понравилось, -тем более что спецназовцы площадку расчистили и палатки убрали. После эвакуации на полосу Ботлиха бойцы, вернувшиеся в отряд, радовались как дети. Не надо было тащиться с гор до лагеря, откуда их могли забрать машинами, а тут пятнадцать минут - и дома. По такому случаю они с удовольствием пригласили вертолетчиков на вечерний «чай». Все очень сдружились с разведчиками, сильными духом и душевными парнями.
Мне сообщили, что теперь у меня есть официальный допуск к посадкам на высоты до двух тысяч шестисот метров.
А войска все прибывали и прибывали. Вскоре весь авиационный люд на полосе Ботлиха узнал для чего. Командование ОГВ(с) решило подпортить спокойную жизнь боевикам и ударить им, как говорится, под дых, то есть с юга через горные перевалы, перерезав пути сообщений через границу в Грузию и Дагестан. На Ботлихском горном направлении сосредотачивались войска. Появились подразделения морпехов генерала Александра Отраковского, к выдвижению готовились подразделения 136-й бригады генерала Элиадзе, а также подразделения десантников и спецназа, с которыми приходилось работать еще на Новолакском направлении и штурмовать Экитебе. Вертолетчикам поставили задачу таскать на высоты боеприпасы, различные грузы и оружие. Не забывали нам ставить также и задачи на «воздушную охоту», закинуть десант на высоты, а потом в определенный район на разведку. Выявят цели, сообщат на ГБУ, оттуда - приказ уничтожить, вот и пашут и днем и ночью воздушные работники войны.
Но, разумеется, не все проходило так гладко; на войне вообще не бывает гладко. Чеченцы были бы не чеченцы, если бы все проходило как на бумаге. Они очень хорошо ориентировались в этих горах - это был их дом, и опыта в ведении горного боя им было не занимать. Они постоянно терроризировали и подвергали наших бойцов обстрелам и нападениям, не вступая в открытые бои. Как итог, в ходе этих выпадов противника у федералов были раненые и убитые. И в горных районах, вертолетчикам, само собой приходилось работать на их эвакуацию.
 
Как-то на полосу Ботлиха примчался начальник разведки с Константином Фокиным, командиром 33-го отряда спецназначения.
- Серега, выручай, группу Шамиля зажали, выйти не может, обложили, а его на хребет загнали, вытащить бы, - попросил командир отряда.
- Показывайте, где это, - попросил я.
- Вот здесь, - указал он на точку в районе Кири.
- Да, как я понимаю, площадки там нет, - определил я, всмотревшись в линии высоты на карте.
- Ну, как сказать, они держат тропу шириной метра два, то есть колесо ты поставить сможешь. Серега, выручай, а то их там положат всех, - снова подстегнул к действию боевой товарищ.
- Хорошо, мы попробуем, может, и получится, - ответил я.
На площадку прибыл полковник Хиценко уже с официальной постановкой задачи на эвакуацию разведывательно-диверсионной группы из окружения. С экипажем полетят начальник разведки для координации действий и пулеметчик для усиления огневой поддержки.
«Восьмерка» взлетела и через десять минут в сопровождении неизменной пары прикрытия капитана Белотелова была над группой. Сказать, что площадки не было, это просто вообще ничего не сказать. Видно, что когда-то в стародавние времена матушка-земля подняла и перевернула этот скальный пласт земли, поставив его как рваный с зазубринами нож, острый как бритва. Вот на этом «лезвии» хребта и находилась группа, которая вела бой, рассредоточившись по крутому северному склону. Южный же склон представлял собой обрыв высотой в четыреста - пятьсот метров над ущельем. И
главное, что все подходы к ним простреливались. Экипаж связался с группой и попросил бросить дым для обозначения места посадки. Вскоре дым появился, но ветер просто срывал его вниз по обрыву, так что нам было непонятно, какой он. Я построил заход и стал подходить к месту посадки, но за триста - четыреста метров до точки зависания правая педаль пошла на упор и пришлось отворачивать машину в пропасть. Разогнав ее, построил заход по-другому. Получилось так, что вертушка заходила наискосок по направлению к хребту, но как раз от «духов». Группа «спецов», как могла, «работала» по
духам, подавляя их огонь, но те переключились на заходивший на посадку вертолет. Расстояние до них потихоньку сокращалось; вот оно достигло метров шестисот - семисот, тут уже с борта заработали два пулемета — «восьмерка» тоже могла огрызаться огнем. Я, пилотируя вертолет, буквально почувствовал, что машина идет по глиссаде и попадает в нужную точку посадки. Вот и хребет, борт стало болтать от срывающихся потоков воздуха в пропасть, куда же тут садиться. Я не видел земли, и не за что было зацепиться взглядом. И тут бортовой техник Дима Гаврильченко выпрыгнул из машины и, взявшись за приемник воздушного давления, встал прямо под огнем на краю обрыва. На высоте в две тысячи двести метров он спокойно и просто смотрел мне в глаза, рукой показывая, куда смещаться. Ориентируясь по нему, я смог нащупать левым колесом землю, все остальное висело над пропастью. Так мы и держались, я за шаг и ручку управления, а Гаврильченко - за вертушку, посматривая на меня, и подгоняя бойцов взмахом руки, чтобы поторапливались. Белотелов и Долгошеев, как ангелы-хранители, наносили удар за ударом, почти сравниваясь в один уровень с «восьмеркой», давя и перемалывая тех, кто пытался открыть по ней огонь. Постоянный стук в кабине то ли от попаданий в нее, то ли от постоянной стрельбы из пулеметов и разлетавшихся гильз по грузовой кабине понемногу стал доставать меня. Бойцы, отстреливаясь, по одному загружались в вертушку, а Дима все стоял на ветру под огнем. Я смотрел в его широкое лицо и доверчивые глаза и удерживал машину, которая с каждым бойцом становилась все тяжелее и тяжелей. Не облегчало положение и то, что вся эта братия, заскакивая, носилась по салону, перетаскивая раненых и пытаясь «работать» огнем в открытые блистеры. Я дал команду Славке, утихомирить бойцов, чтобы они сидели спокойно или легли на пол, дабы пули, дырявившие салон, кого-нибудь не задели. Наконец крайний пулеметчик, прикрывавший посадку, залез на борт, а за ним запрыгнул и Дима, втащив за собой лестницу. Я едва сдвинул загруженную машину чуть в сторону, и она провалилась в пропасть. Разгоняя ее на снижении, спросил Валеру Гринца, сколько времени. Он определил, что висели мы всего семнадцать минут, а загрузилось девятнадцать человек - меньше минуты на брата, но какими долгими были эти минуты! Потихоньку пошлепали до дома, что-то было не в порядке с маслосистемой лево го двигателя, но все же дотянули до полосы и выполнили посадку по самолетному. Машина оказалась хорошо груженной - двадцать один человек на борту и экипаж. Нечего и говорить, радости на земле было море, раненых отправили в санбат, а остальные стали благодарить всех вертолетчиков, что вернулись из этого боевого вылета. Осмотрев борт, ко всеобщему удивлению, нашли всего с пяток дырок, за исключением поврежденного маслопровода, который к следующему утру был заменен. «Полосатые» хорошо потрудились, не давая «духам» головы поднять.
Авиационные техники и инженеры полка - гении мысли и золотые руки! Подполковник Николай Бушмелев, майоры: Игорь Поборщев Александр Перелыгин, Сергей Податыкин, Сергей Губарев, Сергей Демченко, Игорь Чувылко; капитаны: Андрей Калашов, Олег Хабеев старший лейтенант Олег Орлов, прапорщики: Костя Булавин, Михаил Поволоцкий, Юра Успенский, Игорь Абакумов - да разве всех перечислишь! Несмотря на холод и зной, под открытым небом, в непогоду, а порой и на местах вынужденных посадок в окружении врагов, рискуя здоровьем и жизнью, они упорно и незаметно делали свое дело, восстанавливая и возвращая наши труженицы вертушки к жизни, чтобы летчики вновь и вновь выводили их на боевой курс.
Группа, вытащенная нами из окружения, добыла очень ценные сведения. В районе Кири - Кататлы было сосредоточено немало боевиков, готовых оказать сильное сопротивление и оседлавших единственную в этом районе дорогу, представлявшую собой крутой серпантин. В последующие дни вертолетчики десантированием на господствующие высоты стали обкладывать этот район, подавляя выявленные цели боевиков. За удачные действия и проявленный героизм командира группы разведчиков представили к званию Героя России.
 
***
Как-то вечером всем объявили: кто хочет в баню - вперед. Хиценко договорился, пехотное командование авиации отводит два часа на помывку. Все с радостью согласились, и каково же было наше удивление, когда, подойдя к «бане», мы увидели две развернутые палатки. Обычно на равнине их соединяют вместе, а тут места было маловато, и их разместили через дорогу, расквашенную всякой техникой. Но делать нечего, разделись в одной палатке и айда с мыльными принадлежностями и голым торсом, обернувшись полотенцем, в помывочную через дорогу. Ноги в грязи, не беда, отмоем. Горячая вода - вот это да! Подставив тело под струйки воды, грелись и блаженствовали. Намылившись и отмыв накопившуюся трехнедельную грязь, я вытер насухо тело, и надо было топать через дорогу назад. Черт, холодно, да и ноги сейчас опять будут в грязи. Топали все, по крайней мере, я, в резиновых тапочках. Решение пришло само собой: в тазики набирать горячую воду и в обратный путь. Во время одного из таких переходов цепочка бродивших туда-сюда банщиков с тазиками и с голым торсом на декабрьском морозце была засвечена фарами проезжавшего по дороге БТРа с бойцами на броне. Хохоту было на всю округу! Не обошлось и без падений, не везунчикам пришлось возвращаться и мыться повторно. В общем, эта баня и действующие лица стали темой для разговора вечером, обсуждали всех со смехом и подначками. К вертолетчикам на усиление прибыла еще одна пара боевых
вертолетов под командованием подполковника Фаяза Ахметшина. Работы всем прибавилось. Возникла задача по обеспечению выдвижения подразделений морпехов, десантников и мотострелков на поставленные рубежи. Помимо всего летчики выполняли еще и задачи поисково-спасательного обеспечения действий авиации в районе. Каких только самолетов здесь не носилось, поэтому теперь на моем борту все время находился еще и спасатель парашютно-десантной группы. К нам в качестве такого спасателя
прибыла младший сержант Елена Михайловна Камалдина.
Она выполняла задачи вместе с нами, грузила раненых и, пока экипаж доставлял их в санбаты или госпиталь, по-матерински ухаживала за ними в воздухе. Нежность ее рук, да еще в воздухе, помогала бойцам. Нередко она бралась и за автомат, «работая» вместе с экипажем по целям противника. Я же, выполняя задания, очень опасался за «маму Лену» - так летчики за глаза звали ее, она была старше многих из нас. Дней через пять, когда на ее счету было несколько десятков боевых вылетов, и она приняла участие в нескольких авиаштурмовках опорных пунктов боевиков, я взмолился перед Хиценко, чтобы «маму Лену» отправили на Каспийск, а ко мне прислали кого-нибудь из мужчин. Я чувствовал, да и все мы понимали, что впереди серьезнейшие бои. Через пару дней на замену Елене Михайловне прибыл прапорщик Марат Нургалиев, который без раскачки включился в боевую Работу, а «маму Лену» с почетом, растроганную таким вниманием, отправили на «большую землю».
Как-то раз, выполняя задание одиночно, мне пришлось смотаться в Каспийск, и оттуда заходить на различные площадки, общем, в Ботлих мы возвращались уже в глубоких сумерках. А когда подошли к точке, аэродром уже накрыла ночь. Хиценко предвидел такой вариант и на полосе заранее были зарыты гильзы с керосином. При подходе вертушки их зажгли, и получилась полоса, на которую летчики успешно зашли на посадку. Так потихоньку с негласного согласия полковника Хиценко я стал осваивать ночную горную подготовку, правда, выполняя посадки только на аэродром Ботлиха.