"Братишка" из 487 - го...

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11.
Часть 3. Часть 6. Часть 9. Часть 12.

Через несколько дней в будничной жизни Каспийской авиагруппы произошел огромный переполох. К нам вылетело большое начальство, которое возглавлял начальник Генерального штаба Вооруженных сил. В Махачкалу слетелось огромное количество командиров и начальников всех мастей, которых вертолетчики должны были доставить в Буйнакскую мотострелковую бригаду.
Обстановка в Дагестане в те дни накалилась: соседи из Чечни не давали покоя. То и дело происходили обстрелы блокпостов, подрывы военнослужащих, колонн и поездов, устраивались различные диверсии. Усилилась уже открытая пропаганда ваххабизма.
Командование прибыло для принятия решения и координации действий на территории Республики Дагестан. Все, как могли, наводили порядок: скребли борта, драили в своих комнатах, очищали от мусора стоянки вертолетов. Базировавшиеся рядом подразделения десантников и спецназа также «вылизывали» свое расположение.
Вскоре этот «большезвездный» залет состоялся. К вертолетчикам прибыл лично «отец» армейской авиации генерал-полковник Виталий Егорович Павлов, он проверил подготовку к полетам. Проблема состояла в том, что прибывший руководящий состав могли возить только вертолетчики первого класса. Но на тот момент в вертолетном полку в связи с постоянно проводимыми реформами, сокращениями и реорганизациями в войсках, да и во всех Вооруженных силах осталось четыре летчика первого класса из состава командования полка и четыре летчика второго класса - командиры звеньев, выполняющих полеты на вертолетах Ми-8, в числе которых был и я - майор Палагин.
Делать было нечего, вот летчикам второго класса и поставили задачу по перевозке руководящего состава Вооруженных сил, исходя из сложившейся обстановки.
Встречал все это «звездное великолепие» генерал Владимир Булгаков (впоследствии Герой России), который командовал всей группировкой сил на территории Дагестана. И один из первых его вопросов, обращенных к генералу Павлову в присутствии начальника Генерального штаба, звучал так:
- Будут ли вертолетчики летать ночью как на равнине, так и в горах, как требует того складывающаяся обстановка?
Дело в том, что нам было запрещено выполнение таких полетов, и он вынужден был постоянно писать письменный приказ в полетных листах.
На что генерал Павлов вынужден был ответить:
- Да, летчики будут выполнять ночные полеты, исходя из обстановки и уровня личной подготовки и натренированности.
Булгаков остался доволен ответом, победно глянув на летунов, слышавших этот разговор. И правда, подчиненные летчики постоянно подавали ему полетный лист для письменного приказа, хотя он и не знал, как они были рады тому, что задерживаются до ночи, чтобы собрать те крупицы ночного налета, которых у многих было с гулькин нос. Булгаков и не предполагал, что на момент этого разговора многие при общем налете в тысячу - тысячу пятьсот часов имели очень незначительный уровень подготовки к полетам ночью на равнине, а уж о подготовке ночью в горах и говорить не приходилось. У многих уровень горной подготовки днем составлял первоначальный - в тысячу - тысячу пятьсот метров. Да, слабовато, но что делать, тогда топлива в полки приходило мало, да и уходило оно в основном на выполнение различных спецзадач. В то время налет у выпускников летных училищ составлял двадцать пять - двадцать восемь часов, почти как в Великую Отечественную войну, только первоначальное обучение: взлет и посадка, остальному учили в войсках.
Вскоре весь генералитет, пообщавшись друг с другом, чинно рассевшись в определенные им вертолеты, был готов к перелету. Группа вертолетов запустилась.
Запросив в обычном порядке разрешение на взлет, я вместе с ведомым майором Андреем Ивановым выполнил перелет на площадку полигона Буйнакска. Только мы выключили двигатели после приземления на площадке и открыли двери, как вокруг все загрохотало, заухало: как и положено, была организована показательная милая сердцу начальства боевая учеба с боевой стрельбой. Немного посмотрев на все это стреляющее, перебегающее, ползущее воинство, командующий округом генерал-полковник Виктор Казанцев (впоследствии Герой России) кому-то на что-то попенял, обратил внимание на какие-то недостатки - а как же без этого. На этом инспекция была закончена, и вскоре все расселись в поданные «Волги», УАЗики и автобусы и укатили вниз в городок.
Вертолетчики же остались ожидать их возвращения. Делать было нечего, и вскоре мы оказались на полигоне, сопровождаемые пехотным офицером, который показал нам новые образцы оружия. Дошло дело и до стрельбы из них. Настрелявшись вволю и порядком оглохнув от стрельбы из гранатомета СПГ-7, я вернулся в вертушку, прилег на сидушки и как-то незаметно уснул. Проснулся от того, что приглашали на обед, видно, совещание затянулось. Выбравшись наружу, взглянул на небо. От утреннего голубого ясного небосвода ничего не осталось, небо было затянуто десятибалльной облачностью, с гор дул порывистый холодный ветер, нагоняя все более низкие облака, которые уже стелились над перевалом.
Я попросил дежурного офицера передать командующему, что погода ухудшается, тот согласно кивнул. Дружной ватагой летная группа загрузилась в потрепанный дежурный «Урал» и съездила на обед в столовую. По возвращении на площадку я поинтересовался у дежурного:
- Ну что, передали командующему об ухудшении погоды?
- Я сообщил оперативному дежурному, тот сказал, что идет совещание, и просил не беспокоить, - ответил он мне.
Все дальнейшие мои попытки как-то выйти на руководство и сообщить об ухудшении погоды разбивались о стену в лице оперативного дежурного, мертво стоящего на том, что нельзя беспокоить высокое начальство на совещании.
Летчики же с тревогой наблюдали, как посадочную площадку накрывает облачностью, вскоре она была в тумане с видимостью метров двести, как говорится, долетались-дождались.
Узнать о погоде в Махачкале, что там и как, не было никакой возможности - не были тогда так распространены, как сейчас, мобильные телефоны. В крайнем случае, взлететь отсюда летчики смогут, опыт уже имелся, но как сесть, если погоды не будет на аэродроме посадки?
Потихоньку подкрался вечер, а за ним на площадку опустилась тьма. В горах темнеет быстро. Подошедшие парни: майор Александр Мельник и капитаны Олег Казанцев, Дмитрий Козлов и Дима Мазаев, с сопровождающих транспортные вертолеты «двадцатьчетверок», с тревогой спросили:
- Мы что, собираемся взлетать?
Я пока не был готов ответить на этот вопрос и просто ждал, что будет дальше.
- Ну ладно, если что, на нас парашюты, мы выйдем в точку и попрыгаем, — шутили «барабаны», — а вот как вы будете делить три парашюта между генералами? Наверно, рулетку крутить будете?
- Я пока не знаю, какая погода в Махачкале, если норма, то вы останетесь, а мы с ведомым на эшелоне перелетим домой, - съязвил я.
Перспектива остаться одним на холодной площадке и ожидать погоды не обрадовала летчиков с «барабанов», и они попритихли.
Я же решал, что делать дальше, внизу на спуске под облачностью виднелся город, который был хорошо освещен. Специально прошел по возможной дистанции взлета, минимум безопасности обеспечивался. Прикинул, что после взлета и набора высоты над городом — выход на безопасный эшелон, а далее курс на привод Махачкалы, и тогда может взлетать следующий.
Ветер был холодный, и летчики, одетые по-летнему, уже продрогли до костей.
Наконец внизу со стороны города показался свет многочисленных автомобильных фар - командование возвращалось с совещания. На площадке засуетилась «пехота»: планируемые ими ночные стрельбы они выполнять не могли, так как туман на площадке мешал и ограничивал визуальную дальность действия. Это добавило сомнений в возможности взлета группы. Вскоре вереница автомобилей достигла вертушек. Один из расторопных полковников, которые всегда присутствуют в окружении большого начальства, бодро распорядился:
- Давай, летчик, заводи, - при этом сам юркнул в салон, размещая в нем «полезный» груз, который споро подносили прапорщики, водители автомобилей.
Я же пошел навстречу начальнику Генштаба и командующему СКВО, внутренне проговаривая про себя доклад. Подойдя ближе и вскинув руку к виску, доложил:
- Товарищ генерал армии, экипажи и вертолеты группы к вылету готовы, но в связи с наступлением ночи и ухудшением погоды на площадке взлет выполнить не можем.
Подошедший генерал Булгаков, услышав мои слова о наступлении ночи, тут же спросил:
- А как же слова, сказанные вашим генералом Павловым, что вы будете летать ночью? Они что, пустой звук, или вам опять нужен письменный приказ?
- Давай свой полетный лист, я тебе его подпишу, - приказал мне командующий СКВО.
Вынув из кармана полетный лист, подал командующему округом, тот взял его и, разложив на капоте автомобиля, написал:
«Приказываю выполнить вылет, г/п-к Казанцев».
Пока он подписывал лист, мимо нас прошел начальник разведки округа, с которым я много работал по выполнению десантирования различных разведгрупп. Он негромко, почти припеваючи проговорил:
- А в Махачкале погоды нет, там туман.
Это придало мне уверенности, что группа сегодня никуда не полетит. Подошедший командующий вручил мне полетный лист и пророкотал:
- Ну, теперь все в порядке?
- К сожалению, это ничего не решает, погоды-то все равно нет.
Услышавший этот ответ начгенштаба спросил:
- Вам что, мало письменного приказа командующего округом? Так вот, теперь лично я приказываю вам выполнить перелет на Махачкалу!
Тут волей-неволей оробеешь. Будь я один, плюнул бы на все и взлетел, а там будь что будет, но со мной люди, а за мной группа. И я упрямо стоял на своем: погоды нет, летчики не готовы к полетам в таких условиях, к тому же ночью, да плюс ко всему в горах.
Меня даже упрекнули в трусости, на что, не выдержав, вспылил:
- Что вы хотите, чтоб мы сейчас взлетели, а потом четыре борта попадали черт знает где? И была бы гора «двухсотых», только из-за того, что я, испугавшись больших генеральских звезд, принял губительное решение!
И столько, наверное, в моем голосе было уверенности, что начальник Генштаба (НГШ) удивленно посмотрел на меня и проговорил:
- Если летчик честно признался в неспособности выполнить полет, то, может, он и прав - не каждый выдержит такой напор генералов, - и, немного помолчав, сказал: - помню, на Балтике один камикадзе на свой страх и риск, чтобы выслужиться, решил меня «повозить» при нелетной погоде, в итоге еле-еле сели, почти без горючего и не там, где надо. Ладно, оставайтесь.
Повернувшись к комбригу, спросил:
- Готов нас отвезти до Махачкалы?
Получив утвердительный ответ, дал указание:
- Всем грузиться в машины и автобус, едем по земле.
Услышав команду, группа прапорщиков бросилась к моему вертолету. Им нужно было перетащить все вещи и груз, размещенный на борту вертушки, в автомобили. Это спровоцировало запуск вертолета Ми-24 сопровождения, экипаж которого, наблюдавший за суетой близ моего вертолета, подумал, что я загружаюсь для взлета.
НГШ обратил мое внимание на запускающийся вертолет и спросил:
- Ну вот же вертолет запускается, значит, можно лететь.
На что я парировал:
- Нет, нельзя, этот экипаж неправильно понял происходящие действия, я взлет запрещаю, никто сегодня никуда не полетит. Откозыряв НГШ, я повернулся и подошел к «двадцатьчетверке», дав команду на выключение вертолета.
Колонна автомобилей, сорвавшись с места, дружно покатила с полигона.
Группа вертолетов осталась одна. На площадке стало стихать, бойцы отправлялись в казармы на ночной отдых. Нервное напряжение от общения с высоким командованием, которое держало меня последние полчаса, начало отпускать. Вскоре подошли экипажи вертолетов с вопросом, что случилось и что будет дальше. Показав им полетный лист с приказом и рассказав вкратце все, как было, пошутил: «Может, завтра я уже не буду командиром эвена».
Через час на площадке стихло. Я попытался найти дежурного по полигону, но, как только высокое начальство удалилось с полигона, того и след простыл. Кое-как все же нашел связь и вышел на оперативного дежурного, попросил его нас разместить, и взять под охрану наши вертолеты.
Звонок шокировал оперативного дежурного, он был очень удивлен тем, что летчики остались на земле. А дело обстояло так. Этот полет был подконтрольным, и, естественно, его контролировали все инстанции, поэтому оперативный, заслышав гул запускающейся вертушки, а потом и стихший звук, принял это за взлет всей группы, о чем немедленно доложил оперативному дежурному 58-й армии. Ну а дальше все понеслось по команде. А так как наверху все знали, что погоды в Махачкале нет, да и запасных аэродромов тоже нет, потому что вся равнина закрыта каспийским выносом тумана, стали ожидать выхода из сложившейся ситуации. Дошла эта информация и до авиационной группы в Каспийске, где находились генерал Павлов и командир авиагруппы подполковник Наумов. Высказав в мой адрес пару ласковых за авантюризм, генерал сказал: «Доставай водку и пистолет, будем ждать, где и куда они попадают».
Два героя России сели за стол, налили и стали нетерпеливо ждать выхода на связь летчиков. Диспетчер Махачкалы, получившая известие о том, что вертолеты якобы взлетели, вышла на связь с командованием и доложила: «Аэродром закрыт из-за шторма, принимайте эти безбашенные экипажи сами. Привода у нас включены, пусть их используют для снижения и захода на Каспийск».
В общем, там творился самый настоящий бардак. Борта стали искать в эфире по частотам, со всех линий требовали доложить обстановку и что с экипажем, который везет НГШ и командующего округом. У всех нервы были на пределе. А летчики в этот момент потихоньку коротали время на площадке в ожидании того, что на них все же обратят внимание. Поэтому-то повторный звонок о том, что группа вертолетов не взлетала, поверг всех в шок. За мной прибыл дежурный автомобиль, и я вынужден был докладывать битых полчаса в разные телефонные адреса по команде, что отказался выполнять противоречащий приказ для безопасности полета. После этого весь личный состав сорвался со своих мест и сосредоточился на том, чтобы встретить начальника Генштаба на аэродроме Махачкалы.
По прибытии группы НГШ на аэродром Махачкалы генералу Павлову было сделано замечание, что его подчиненные очень дерзкие и не выполняют приказов и что с ними нужно побеседовать о правилах поведения со старшими по званию, хотя командир группы и оказался прав насчет отсутствия погоды. Вскоре генералы загрузились в «тушку» и благополучно убыли в Ростов.
На следующий день группа вертолетчиков, переночевав в солдатских казармах бригады, благополучно выполнила перелет на площадку Каспийска. Их встречал Герой России подполковник Юрии Михайлович Наумов. Подойдя к командиру, я доложил:
- Товарищ полковник, ввиду отсутствия метеоусловий я отказался исполнять приказ командующего СКВО и НГШ на выполнение перелета группой, готов понести наказание.
Наумов подошел ко мне и сдержанно, но с укором попенял, что с высоким командованием надо вести себя тактично и спокойней объяснять причины отказа от выполнения полетов на основе регламентирующих документов, а для этого их надо точно знать, а не основываться на том, что я так думаю, я предчувствую. Но в целом оценил мои действия как правильные и грамотные, при этом он взял полетный лист и, посмотрев на него, сказал:
- Сохрани его на память, не каждый день можно вот так не выполнить такой высокий приказ, но благодаря этому все остались живы, хотя нервов и сил потрачено было много.
После этого случая все стали более скрупулезно работать с «пехотой», разговаривать и доказывать свою правоту, отстаивая летные законы, написанные кровью. Но многие общевойсковые командиры различных рангов считали, да и до сих пор считают, что выделенный для них вертолет - это дежурное такси, а летчики - никто, обслуживающий персонал. А то, что они несут уголовную и моральную ответственность за исход полета, мало кого волнует, пока что-нибудь не случится.
Вскоре к нам из управления авиации прибыл полковник Николай Водолагин, который, имея богатый боевой опыт, взялся за ночную, горную, а также водную подготовку вертолетчиков. С неуемной энергией он грамотно вкладывал в голову летунов, или, как он называл нас, «лесиков» опыт, который вскоре нам пригодился. Надвигалась пора очередных боевых задач - начиналась очередная война, время побед и потерь, время проявления характеров н рождения легенд, время для героизма и мужества.