"Братишка" из 487 - го...⁠⁠

Часть 1. Часть 4. Часть 7. Часть 10.
Часть 2. Часть 5. Часть 8. Часть 11.
Часть 3. Часть 6. Часть 9.

Развернувшись, наблюдаю, что ветер несильный, почти штиль, и дым хорошо видно, так как он медленно стелется по склону. Заходим на посадку. Вертушка плавно подошла к площадке, рядом скалистый гребень, по которому идет дорога в Дагестан. Со стороны можно подумать, что сейчас высаживается группа с задачей перекрыть эту тропу. Позиция, по идее, очень выгодная, попробуй сунься, можно при штурме тех, кто здесь займет оборону, оставить не один десяток наступающих бойцов, да и все село как на ладони. Выдержав минуты три, взлетаем, проходим вперед еще километров пять и выбираем для посадки очередной «пупок» с разбросанными на нем валунами. Снова проход, сброс шашки и очередной заход на посадку.
Посадку выполняем направлением на Дарго и далее наблюдаем в селении переполох и панику. Люди, с этого удаления кажущиеся спичками, бегут по улицам на окраину села в направлении посадки вертолета. Видно, как некоторые в нетерпении или в запале поднимают оружие и наудачу открывают огонь. Вообще-то площадка выше, да и удаление от поселка не меньше четырех километров, огонь летчиков не должен достать, но все же неприятно, и предательский холодок бежит по спине.
Выдержав еще время, снова отрываю машину от земли и с набором высоты ухожу в сторону Дагестана. Снять борт сейчас можно только с переносного зенитно-ракетного комплекса (ПЗРК), поэтому дал команду на отстрел тепловых ловушек АСО. На фоне гор отстрел тепловых ловушек, разлетающихся в наборе высоты, очень красив и заметен. Вот и все - мы в Дагестане. Выполняя полет по расчетному маршруту, наблюдаю, как внизу начинает бурлить жизнь. Начинается рабочий день с его проблемами, радостями, трудами. Неужели на соседней стороне не хотят жить мирно? Или для них война - это смысл и сущность жизни? Так, в раздумьях преодолеваем маршрут и заходим на площадку в районе Гамияха. Посадка, выключение. Останавливаем винты и выплескиваем эмоции: а как? ... а что? ..., а где? ..., а там...! Для ребят это вообще была первая боевая задача, они первый раз оказались под реальным огнем. Поэтому им хотелось выговориться, чтобы немного отпустило. Впереди предстоял еще вылет, и неизвестно было, как дальше все сложится.
Я вылез из кабины. На часах было полвосьмого, день, в сущности, только начинался. Жаворонки где-то высоко заливались трелью, из недалекого поселка доносилась разноголосица петухов, разбрелось стадо тучноватых баранов, подгоняемое чабанами и сторожевыми псами.
Сашка принес чехол от вертушки, бросил его на траву и предложил:
- Покемарьте, командир, все равно делать нечего, а мы подежурим.
Я охотно упал в траву и с наслаждением растянулся, засмотревшись на облака, медленно проплывающие надо мной, подсвеченные поднимавшимся над горизонтом солнцем. Красиво и тихо. Вот так бы лежать весь день, слушать стрекот и жужжание насекомых и не думать ни о чем. Вскоре сон сморил меня.
Проснулся от жары, весь в испарине, парни тоже кемарили, растянувшись под бортом вертушки, - сказался ранний подъем. Неподалеку стоял БТР для охраны площадки, вот почему парни расслабились и отрубились.
Солнце уже было в зените. Время подходило к двенадцати, на небе всего два-три облачка, только над горами курились шапки с развитием облаков, вечером в этом районе, вероятно, будет гроза с очаговыми осадками. Хотелось немного ополоснуться и пить, в голове от сна и жары шумело. Зайдя в кабину, нашел бутылку воды, выпил, а остатки вылил на голову. Вода, сбегая струйками за пазуху и по спине, на ветерке приятно охладила горячее тело. Хорошо.
Передвинул чехол под брюхо вертушки и тоже расположился там. Дуновение ветерка приятно охлаждало. Оставалось ждать еще около трех часов. Ждать и догонять - самое трудное, прописная истина. На войне ожидать вдвойне тяжелее и сложнее. Где-то внутри нарастало непонятное напряжение, предчувствие чего-то нехорошего. Ведь за ленточкой границы с Чечней было не потрепанное бандитское войско, как к началу девяносто седьмого года, а восстановившее боеспособность, обстрелянное, натасканное иностранными наемника- ми зверье, не желавшее жить в мире ни с кем. Но я отгонял от себя тревожные мысли. Время тянулось медленно. Мои парни проснулись и лениво лежали в тени на ветерке. Кто-то предложил перекусить.
Альберт занялся обедом. Он молодчина! Пока я с бортовым техником шарахался у вертолета, готовясь к вылету, штурман раздобыл у девчат для экипажа обед, зная, что мы на него не попадем. Перекусили. И снова время как будто замерло.
Стрелка часов перевалила за 14.00. И снова я ощутил какую-то волну тревоги и напряжения. Казалось что-то идет не так, не по плану. Мое волнение передалось экипажу. Наконец время подошло к запуску. Быстро заняли места, выполнили запуск, все в порядке. Взлетаем и выходим на генеральный курс к площадке эвакуации. Идем низко, прикрываясь рельефом. Только перелетаем незримую границу, как через минуту обнаруживаем группу людей до тридцати человек. Завидев низколетящий вертолет, боевики сразу же кинулись врассыпную, при этом, задрав стволы автоматов вверх, открыли огонь. Перед нами заплясали трассы огня.
Резко бросив машину в крен, ушли в сторону от этой группы. Начали маневрировать.
- Альберт, сколько до точки эвакуации? - спросил я по СПУ
- Минут семь, двадцать пять километров, если напрямую, - ответил штурман.
- Хорошо.
Решив перепрыгнуть холмик высотой метров восемьсот, набираю высоту, перемахиваю его, и тут же мы напарываемся на очередную группу боевиков. Снова бросаю вертушку в сторону.
- Парни, вам не кажется, что вся эта суета по наши души? Скорее всего, Ромку обнаружили и обкладывают, - и с тревогой, спрашиваю:
- Сколько до точки?
- Пятнадцать километров, - тут же отозвался Локтев.
- Так, все, молчанку заканчиваем, попытаемся до «спецов» докричаться.
- Я выхожу в эфир: - «Рубин», «Рубин», я 687, ответь, иду к тебе.
В ответ молчание. Снова повторяю фразу, опять молчание.
- Командир, надо подняться повыше, до точки семь километров.
Прибираю ручку на себя, вертушка тут же уходит вверх, и снова:
- «Рубин», «Рубин», я 687, иду к тебе, отзовись!
- До заданной точки четыре километра, — сообщил Альберт, — вот за этой грядой будет дорога, по идее там поляна ... Ба! Да тут машин с «духами» черт знает сколько! — удивленно присвистнул он, обнаружив противника.
Вертолет, набравший высоту, стал виден над рельефом, и тут же экипаж заметил более десятка легковых и грузовых машин, а около них много вооруженных людей. Они нас услышали и увидели. Мы вынуждены были снова уйти в сторону, а я уже кричу в эфир:
- «Рубин», «Рубин», я 687, выхожу в твой район, отзовись! Ты где? Почему молчишь?
- До площадки два, вон она чуть левее, на курсе сто девяносто градусов.
И тут, наконец-то, мы слышим в эфире:
- 687, я «Рубин», прием.
Фу, полегчало, наконец-то ответили, быстро проговариваю:
- «рубин» я 687, подхожу к тебе с севера, удаление два. Ты меня наблюдаешь?
- Да, я тебя наблюдаю, подходи, ждем.
- Давай, «Рубин», брось дым, я тебя не вижу.
И тут в эфир как гром среди ясного неба врывается фраза:
- 687, не слушай его, я «Рубин», до площадки дойти не могу, я в другом месте. От точки шесть километров на северо-восток, меня обкладывают.
В голове каша: что за бардак? Что еще за «Рубин»-двойник? Тут же врывается в эфир другой, первый «Рубин»:
- 687, не слушай его, это «духи». Иди ко мне, я тебя жду ...
Альберт, сориентировавшись, сказал:
- Командир, тот второй «Рубин», сейчас находится на севере в районе, где мы видели «духов», только к западу от них. Может, это ловушка?
- Да черт его знает, кто из них кто! - отвечаю ему, беспрестанно маневрируя вертолетом и ставя его в крут между двух «Рубинов».
«Понятно «духи» вышли на рабочий канал. Вот мы дурни, надо было взять какую-нибудь нейтральную частоту для этой работы, а мы работаем на боевом канале. Блин, неужели у «духов» наши частоты. Ну не могли они нас так быстро отсканировать», - все это проносилось в моей голове. А мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации.
А в эфире, перебивая друг друга, кричали два «Рубина», и вдруг:
- 687, Палагин, идите ко мне, - обратился первый «Рубин».
Я с облегчением перевел дыхание, услышав свою фамилию, и тут же отозвался:
- Понял тебя, «Рубин», иду к тебе, брось дым для обозначения.
И тут же в эфир врезалось:
- Серега, это я, Ромка, не слушай эту сволочь, я тут, выйди на меня, тебя пока не вижу, но слышу. Подойдешь - обозначусь, меня заблокировали...
После того как меня назвали с двух сторон по имени и по фамилии, поневоле впадешь в ступор. И хотя от второго «Рубина» прозвучало имя «Ромка» и голос даже показался знакомым, но мы с ним виделись-то два раза, и я мог ошибиться.
Экипаж ждал моего решения, мы все еще носились, нарезая круги между двух «пупков», куда в любой момент могли выдвинуться «духи», тогда нам не позавидуешь.
И вдруг пришло озарение, словно вспышка в голове, откуда не знаю, и я в эфире спросил:
- Мы вчера пили вечером?
Как ни странно, но оба «Рубина» подтвердили этот факт. Правда «Рубин» Ромка выдал информацию первым, и я тут же повернул к нему, но это еще не факт, что он наш. Психологически можно было угадать этот ответ, ведь я его почти заложил в вопрос. И тут снова озарение, и второй вопрос:
- Какой вчера был второй тост?
Я нетерпеливо «нукнул» в эфир. Первый «Рубин» молчал. Второй ответил:
- Подожди, сейчас вспомню.
Я тут же развернул вертолет на север и пошел в тот район. Через минуту вертушка уже была где-то над группой десантников, при этом мы пронеслись над несколькими внедорожниками, пылящими в том же направлении. Они даже не остановились, когда вертолет пролетел над ними. Я в нетерпении крикнул в эфир:
- Ну, «Рубин», подтверди второй тост!
- Я тебя наблюдаю, обозначаюсь - бросаю дым, - ответил «Рубин».
Я внутренне уже решил, что буду заходить на посадку к этому «Рубину», а там как сложится. Увидев оранжевый дым, который поднимался из редкого кустарника, уходящего вверх по склону горки, я понял: парней прижали. Отходить им некуда, это единственное место, где мы и правда смогли бы кое-как приземлиться, да и то удерживая машину почти на висении на колесе.
На всякий случай спросил:
- «Рубин», какой тост был?
И тут мы увидели несколько группок боевиков, перебегающих в направлении спецназовцев. Я уже построил заход и был на прямой, и тут эфир взорвал радостный крик:
- За баб, мы за баб пили!
- Отлично, выдвигайся, - отозвался я, подбирая для приземления место поровнее и поближе к десанту.
Наконец посадили вертушку, бортовой открыл двери, установил лестницу. До группы было метров двести с подъемом в горку. Первыми выскочили из кустарника четверо спецназовцев, они несли на руках пятого. Метров через пятнадцать за ними вышли еще двое бойцов, тащивших на своих плечах третьего, на его ноге белела повязка - парня зацепило. Остальных было не видно.
Я вышел в эфир:
- «Рубин», побыстрее, там «духи» подтягиваются!
Первая группа достигла вертолета и, загрузив раненого внутрь и уложив его на пол грузовой кабины, тут же выскочила назад, занимая оборону по сектору. Вот уже и вторая группа добралась до вертолета, заскочила внутрь. И тут сквозь гул двигателей я услышал
злобную работу пулемета короткими очередями. Оглянувшись, увидел парня, который занял позицию метрах в десяти от двери грузовой кабины и «работал» по невидимым для меня целям. Вскоре группа «спецов» выскочила из кустарника и быстрыми перебежками приближалась к борту. Приседая и посылая очереди в сторону противника, они четким порядком оттягивались к нам. Один боец бежал без остановки, только пригибался и держался то ли за руку, то ли за плечо. Работа пулеметчика у борта стала еще злее, а очереди продолжительнее. Откликнулись и поддержали его огнем все парни, которые
расположились у вертушки. С борта тоже стали вести огонь. Я боялся, чтобы в горячке боя они не рубанули огнем по лопастям вертолета. Бойцы к вертолету, продвигались, как мне казалось, очень медленно, было понятно, что им тяжело. Сколько всего сегодня они перенесли вот и подустали. Мое внимание переключилось на то, как метра в десяти, прямо перед носом вертушки, вдруг вверх взлетели комья земли. Потом чуть поодаль, но уже левее еще «фонтанчики» - борт в зоне огня. Стало не по себе: и от стрельбы по вертушке, и от огня с борта, и от того, что кто-то стреляет в тебя, а ты сидишь, держа борт на шаге от земли, и ничего не можешь сделать - только ждать, когда все окажутся на борту.
«Спецы», вышедшие первыми из кустарника, добравшись до вертолета, быстро по одному влезали внутрь. Все, на земле вне борта только те, кто пришел первыми, они вели почти непрерывный огонь. Вскоре и они юркнули внутрь грузовой кабины, пулемет работал уже почти без остановки. И тут я увидел, по кому работал пулеметчик: даже своим неопытным взглядом обнаружил перебегающие и падающие маленькие фигурки в кустарнике метрах в четырехстах от нас. Как вдруг - удары по борту, скрежет металла хуже, чем пенопластом по стеклу, а в груди холодок...
Я тут же пробежал взглядом по приборам, оценивая работу винтомоторной группы.
Саня успокоил:
- Порядок, командир, по борту «сработали», но без повреждений систем.
Наконец пулеметчик вскочил и, пригибаясь, в несколько прыжков влетел внутрь вертолета.
Крик «Взлетаем!» подстегнул меня.
Вылетающие гильзы из автоматов, барабанящих вразлет по грузовой кабине, тревожат и наводят на мысль, что дырок в вертушке уже как в дуршлаге. Оторвав машину, без зависания иду в разгон, нам вдогонку - очереди. Снова удары по борту, опять внимательно осматриваю приборы. Вроде норма.
Веду машину над рельефом, меняя курс, маневрируя скоростью. Лечу совсем не так, как планировали, просто пру напропалую на северо-запад. Так, знакомое ущелье, доворачиваю на север и по склону, используя для прикрытия деревья, выступы, выскакиваю наконец-то на равнину. Теперь курс на восток, градусов семьдесят, и снова мчусь, выжимая максимум скорости только бы быстрее пересечь ленточку. Шарахаюсь в сторону от всех: от машин, от групп людей, даже от птиц, пересекающих наш курс.
Всё, мы в Дагестане, переходим на мирный полет. Проходим траверзом Хасавюрт и докладываем на зону, что летим домой, просим условия полета. А внизу все идет своим чередом. С нашего взлета с площадки Гамияха прошло всего-то каких-то сорок минут, но сколько всего они вместили в себя!
Пролетаем над расположившимися вдоль берега пляжами, где, растянувшись на теплом песочке, загорают на солнышке люди. В другой раз мы рассматривали бы девчат в купальничках, но только не сейчас: в грузовой трое раненых, один, кажется, очень серьезно, у всех свой отходной мандраж после боя.
И вот, наконец, дорогая и милая сердцу, ставшая уже родной бетонка. Посадка. Выключаются двигатели. Вертушку встречают. Докладываю, осматриваю борт: сильных повреждений нет, дырки заклепают, все будет нормально. Подошедший Ромка крепко обнимает каждого из экипажа. На всю жизнь он, да и мы запомним этот второй тост. И сегодня вечером тосты будут только за баб!
Впоследствии я, конечно, учел этот опыт, хотя он расписан во всех учебниках об основах взаимодействия и опознавания. Но все это будет потом, а пока мы все были рады, что живы и находимся в простой мирной обстановке.