Большим человеком⁠⁠

— Интересно, а алкоголь тут после двадцати двух продают?
— Серёг, твою за ногу, ты в открытом космосе. Время по Москве или по Татуину сверять собрался?

Три космонавта готовились встречать первый свой Новый год после разморозки. В охлаждённом состоянии они пролежали ужасное число лет — стоит просто сказать, что на их родной голубой планете успел построиться коммунизм. Тем не менее, товарищи космонавты ничуть не постарели и по своей молодости могли тягаться с Лениным, портрет которого висел в каюте Серёги с первого дня полёта. Серёга — марксист, доктор философских и физико-математических наук. Слава пришла ему после диалектического анализа теории солёного огурца, поднявшего шум не только на кафедрах философии, но и во всех банках с рассолом.

Санёк, стоявший рядом, до марксиста не дорос. Он был просто джедаем. Самым обыкновенным джедаем. Как так получилось, неизвестно. Вроде на обычного международника учился человек, а потом — бац! — и Силу познал. Кажется, познал он её после освоения суахили. Или японского: восток — дело тонкое. В его каюте, как полагается каждому уважающему себя джедаю, висел постер с Оби-Ваном Кеноби.

Третий, Федос, в это время ковырялся на кухне. Пока два его друга искали на просторах межгалактических автобанов место реализации спиртосодержащей продукции, он объяснял бортовому компьютеру на пальцах рецепт вишнёвой наливки. Федос вообще закрытым был немного, говорил нечасто, шутил редко. Зато любое техническое задание было ему по плечу. Нельзя сказать, что Санёк и Серёга совсем бестолковые, но до криэйторского ума Федоса им как до Земли. Федос на самом деле был Фёдором Фёдоровичем, уважаемым доктором наук, человеком, обнаружившим цель их экспедиции — экзопланету с богатой фауной. Но для своих он всегда оставался Федосом, способным подставить в нужной ситуации и крепкое плечо, и крепкую научную теорию, и как выяснится позже, крепкую наливку.

***

— Центр управления полётом? Как слышно? Приём!
— Приветствую тебя, друг мой.
— Запрашиваю разрешение на приготовление вишнёвой наливки, повторяю: виш-нё-вой на-лив-ки. С применением ускорения времени. Ждать некогда. Приём!
— В протоколе не предусмотрено изготовление алкоголесодержащих напитков крепче кваса и кефира.
— Свяжите с адмиралом Небоходовым. Приём.
— Связываю.

Через полминуты ожидания перед Федосом выросла голограмма адмирала Луки Небоходова. Это был очень загадочный мужчина, о прошлом которого ничего не было известно. Космонавты любили его, потому что он всегда вставал на их сторону. Три друга познакомились с Лукой в день их разморозки — тогда он их приветствовал сразу после пробуждения. С тех пор прошло около двух недель, и за это время они связывались не менее пяти раз. Адмирал к ним относился с особенной добротой: первые межсистемные путешественники, как-никак.

— Здравствуй, Фёдор. Что у вас случилось?
— Здравия желаю, товарищ адмирал! Экипаж готовится к Новому году, а поддерживать дух нечем. Такая проблема.
— И что же вы предлагаете в качестве решения?
— Наливку, товарищ адмирал. Вишнёвую наливку.
— Что же, толковая вещь! Да только как вы в состоянии опьянения кораблём управлять собрались? У вас посадка через трое суток, а новогодние каникулы, помнится, на две недели растянуться могут!
— Товарищ Адмирал, мы можем приготовить ограниченное количество напитка.
— Это делу не поможет. Среди вас должен оставаться хотя бы один трезвый пилот, хотя бы один, кто обладает Силой. Иначе бортовой компьютер не сохранит вас от межгалактического столба, вы сами понимаете.
— Этим пилотом могу остаться я, — с тучей тоски проговорил Фёдор. — Я, если что, в другой раз. Товарищи должны понять.
— Будь же по-твоему, Фёдор. Но смотри: центр уже установил контроль за уровнем алкоголя у вас в крови. Не подведите. Что же до разрешения, то оно через минуту дойдет до бортового компьютера. Празднуйте.
— Благодарю Вас от состава первой межсистимной экспедиции, товарищ адмирал.
— Забудь о формальностях, Фёдор. И вот ещё: когда я только заступил на пост координатора вашей экспедиции, меня попросили передать тебе, как пробудишься, видео. От родных. Формат древний, mp4, но у вас запуститься должен. В общем, считай за новогодний подарок из прошлого.
— Что там, адмирал?
— Не смотрел, ученик мой. Чувствую лишь Силу, которой послание полно.
— Силу? А почему с большой буквы?
— Ты поймёшь. Ты всё поймёшь. Прощаться не буду.

Адмирал растворился. Фёдор почувствовал взгляд из-за спины: Серёга и Санёк мялись у двери.

— Ну, будет вам наливка, расслабьтесь!

Последующий час прошёл весело: после пяти минут восклицаний «виват, Федос!», космонавты принялись за изготовление закуски и наливки. Федос, правда, совсем не о наливке думал и несколько раз едва всё не испортил: то с ускорением времени ошибся и повернул процесс созревания замороженных ягод вспять до состояния цветка, но вовремя остановился; то сахара пересыпал лишнего, но отсыпать обратно тоже успел.

Известие о том, что Федос этой ночью ничего за воротник себе не будет опрокидывать, сначала разочаровало Санька и Серёгу, но потом от депрессии они довольно быстро перешли к принятию.

Наливка была готова. После недолгого ожидания и куранты пробили двенадцать раз, и фейерверк устроили в честь праздника — взорвали самый близкий кусок камня. После попадания лазерной установки он сверкнул на мгновение ослепительной зелёной вспышкой и пропал навсегда. В пятнадцать минут первого — всё-таки по Москве, а не по Татуину— Серёга и Санёк остались сторожить наливку, пока Федос удалился к себе в каюту. Там его уже бесконечно долго, как ему казалось, ждало непрочитанное уведомление.

Он открыл видео.

На экране засветились огоньки глаз его семьи — родителей, брата и бабушки с дедушкой. Качества в 480р Федос не замечал.
После пары минут совершенной утраты внимания он всё же вслушался в немного шипящий шум разговора.

— Федя, ты ведь помнишь, как на твои пять лет мы тебе кассету подарили? — говорила бабушка. CD она всегда называла кассетами. — Там про планеты разные кино были. Ты с утра до вечера смотрел, ты, наверное, помнишь.

И он вспомнил. Вспомнил, как днём, пока младший спал в манеже, а мама хлопотала на кухне, он уходил на второй этаж дома, включал в просторном зале DVD-приставку и раскладывал диван. Смотрел пару минут, после чего бегал в кладовку и брал без разрешения конфеты. Отец тогда работал в кондитерской фирме, поэтому сладостей было в избытке. Прибежав в зал, смотрел снова, ел конфеты и прятал их под диван. Всё равно кроме него диван никто не раскладывал!
В первое время фильм казался мальчику обычным красивым мультиком, но после, где-то на третьем просмотре, он обратил внимание и на глубокий голос диктора из-за кадра, и на горные цепи, на жуткие грозы в атмосфере газовых гигантов, на гейзеры, бьющие паром на километры вверх. На россыпи россыпей звёзд — почти таких же, что сейчас были за иллюминатором его каюты.

— Привезли мы кассету с дедушкой из Ульяновска. Перед отъездом думали, какой подарок тебе лучше сделать, хотели что-нибудь развивающее подарить. Ну нам дед Женя, муж дедушкиной сестры, эту кассету и посоветовал. Сказал, мол, вдруг Федя посмотрит и увлечётся, потом большим человеком станет, а он к этому вроде как руку приложит, и ему приятно будет. Ты же его никогда не видел, Федя! А он вот только пару дней назад умер. По пути на работу — взял и умер. На остановке нашли потом лежачего, — тут бабушка начала всхлипывать.

Федя дальше не слушал. Неужели один фильм из детства так круто поменял его жизнь? Неужели не будь той случайности в цепочке событий, что принято называть судьбой, ничего не случилось бы?

— С Новым две тысячи двадцать пятым годом тебя, Федя! — хором заключили все, и видео закончилось. Программа предложила воспроизвести его снова, но что-то горькое и внезапно подступившее к горлу не дало сделать это. Федя встал. «Никого из них уже лет сто как нет в живых, — мелькнуло в голове, — а я всё двигаюсь куда-то».

Федя вышел из каюты на смотровую площадку. Увидел друзей, доохранявших наливку до дна. После этого развернулся к россыпи россыпей звёзд, которая стала так знакома в последнее время.

«Какая жуть! Я один, наш корабль, Земля, звёзды — всё это так мелко, так незначительно. А я, может быть, стал большим человеком. Большим человеком! Как смешно и как странно!» — всё это лезло в голову космонавту и заставляло её пухнуть от боли.

Вскоре он вернулся в каюту. Шёл и думал: сейчас адмирала увижу. И действительно увидел.

— Вы солгали, когда сказали, что не видели запись?
— Солгал, друг мой.
— Почему вы здесь?
— Знаю, тебе поддержка нужна. Я не с пустыми руками. Мне удалось поднять архив — фото твоего деда Евгения уже на компьютере. Думаю, пригодится.
— Спасибо вам. Послушайте, у вас есть дети?
— Сын.
— Хорошо. Найдите в архивах документалка от Би-Би-Си, «Планеты» называется, 1999 год выпуска. Покажите ему. Не сомневаюсь, что он большим человеком вырастет и без меня — но очень хочется приложить свою руку.

Автор: Лёша Абаев
Оригинальная публикация ВК