Боевой товарищ
Все началось с того, что друган мой — Славка-егерь — решил на протоке из-подо
льда порыбачить. И, то ли клев хороший был, то ли ветерок промозглый,
а пешня тяжелая, да только по возвращении в зимовье скрутило его так,
что ни вздохнуть, ни охнуть. А в зимовье, когда на улице мороз под тридцать,
без печки никуда. И вроде дрова есть с осени заготовленные, да до поленницы той
с заклинившей спиной ну никак не добраться. И помочь некому.
Нет никого кроме Ирбиса — лайка это Славкина — да мыши по щелям забились.
И понимает Славка, что к утру избушка выстудится, и будет его верный пес над
окоченевшим телом своего хозяина выть. Попробовал Славка с лежанки спуститься,
да стрельнуло так, что в глазах потемнело. Сам завыл жалобно и дико. Чем и привел
Ирбиса в состояние крайнего удивления. А Ирбиса удивить трудно, — он со Славкой
за восемь лет и на медведя хаживал и кур соседских влет брал. И еще много чего героического. Но тут к хозяину подполз, в щеку лизнул, мол, ты чего, охренел что ль?
Хозяин же, и по загривку его потрепать не может, так как заклинило его в очень
неудобной для этого позе. — Эх, — говорит, — Ирбис, был бы ты человеком, ты помог
бы, я знаю. Но ты, хоть верный, но пес и нет с тебя спросу. Тебе ведь и понять меня
трудно, а не то, что полено принести. Ну и действительно, какой с собаки спрос?
Он тыкнулся еще раз Славке в лицо и в лаз. Был для него такой специально сделан,
войлоком зашторенный. Минут через пять Славка слышит, что-то стучит у лаза.
Потом задница Ирбиса из-за войлока выглянула – раньше он так никогда не входил.
Когда весь пролез, следом за собой затащил полено. То-то видно и стучал, что передом
оно поперек в лаз не влезало. Короче, за час он поленьев двадцать натаскал. Не верите?
Вот и мы не поверили, когда на следующий день приехали. Славка нам рассказывает,
а нас сомнения гложут. И чем больше пили, – а на зимнюю рыбалку мы с собой помалу никогда и не брали, — тем больше нас те сомнения одолевали.
Особенно Петруха изгалялся. Ну не верил он этому и все. В доказательство своих слов
даже обрывок газеты Ирбису под нос совал. Мол, если уж он по-человечески понимает,
то газету почитать ему раз плюнуть. Славка, кстати, после того как мы его растерли
водкой изнутри и снаружи, тоже, в доказательство своих слов, просил Ирбиса полено принести. А тот в ответ только зубы скалил и хвостом по полу стучал.
Короче! Как бы там не было, а водка если не кончается, то по логике народ рубится.
Ближе к ночи и мы рубанулись. Повалились на нары вповалку. Помню только, что Петруха
с газетой и Ирбисом все еще эксперименты проводил. Обычно, когда все уже похмелялись, Петруха еще и не заканчивал – стойкий он к водке был. И весельчак. Мы ему за это многое прощали, даже песни среди ночи. Но той ночью он не пел. А разбудил тем, что выдергивал из-под нас свою куртку, нервно требовал ключи от Бурана и вообще вел себя неадекватно
– какой-то трезвый он был и суетливый.
Мы его таким раньше никогда и не видели, в особенности, если водки предостаточно.
На вопросы не отвечал, все твердил, что домой надо. Ну, надо значит надо – кто его
там разберет, может приспичило что. А нам уж очень спать хотелось. Утром встали,
все чин-чинарем — ну там кофе, круассаны, в общем — что осталось. Сели план рыбалки составлять – уже и стаканы расставили. Петруху, добрым словом вспомнили, Славке налили, чтоб болевой симптом снять.
Тут он и разговорился: — Вы, — говорит, — мужики, только Петрухе не рассказывайте,
А-то пристрелит он меня сгоряча. Сейчас расскажу, почему он вдруг домой свалил!
Вы уснули, а у меня спина побаливает, я только глаза прикрыл. А Петруха все Ирбиса шпыняет, то лезгинку станцевать требует, то газетой ему тычет. Ну, мне мужики,
кобеля-то жаль, боевой ведь товарищ. Да и правду я всю про него рассказал. За что
страдает-то? Уж он бедный в изголовье под нары ко мне забился, зевает, а Петруха как банный лист. Ну и когда он Ирбису в очередной раз газету сунул я возьми и измененным голосом рявкни: «Че до@бался?! Я ее вчера прочел!».
Сказал как гавкнул, а Ирбис зевнул.
Сначала стакан об пол звякнул, а потом газета шуршанула. И тишина.
Минут пять тихо было. Потом он шевельнулся и тихо так шепотом: — Ирбис, ты что ли?
Ну, я опять под собачий зевок и добавил: — Заеб уже! Ты же все равно не поверишь!
Ну, тогда Петруха себе еще стакан набулькал, сказал Ирбису: — За твое здоровье!
Извиняй, если что! — и начал ключи искать.
