— Если бы мне кто-то сказал, что там какая-то акция, я бы сразу же ушла оттуда. В бусе я спросила у девушек, предъявлять ли мне паспорт. Кто-то из них сказал: «Небось в Польше живешь». Я ответила, что у меня есть паспорт и они могут посмотреть, где я живу. Я вообще не поняла, к чему была эта реплика. А потом меня стали оскорблять, назвали с*кой. Я спросила, почему они меня оскорбляют, за что. Они — молодые девушки, я по возрасту им в матери гожусь. Все это повергло меня в шок. И тогда Бондарчук ударила меня кулаком в плечо и ногой в бедро. После этого я упала на сиденье. И встать оттуда больше не могла. Потом она нанесла мне руками множество ударов. Один пришелся на лицо, очки разбились, зрение у меня плохое, я в тот момент потеряла вообще ориентацию, где я и что происходит. Потом я попросила, чтобы они представились. Они смеялись, что-то между собой говорили. А потом сказали: «Я Маша Лукашенко, а я Настя Лукашенко». «А при чем здесь Лукашенко?» — спросила я. «Не заткнешься, мы сейчас на тебя наручники наденем». Тогда я протянула руки и говорю, что раз надо и они имеют право это сделать, то пусть и надевают. Но надели они наручники так, что один расстегнулся. Я возьми и съязви: «Не можете даже нормально наручники надеть». Они еще нанесли несколько ударов. Единственное, что я могла делать, — это защищаться. Я отмахивалась правой рукой. Мазуркевич схватила меня за правую руку, Бондарчук придвинулась ко мне вплотную, встала на колено на соседнее сиденье и пыталась душить меня. В тот момент я реально испугалась за свою жизнь. Я никогда раньше не была в такой ситуации, я отодвинулась и опустила голову вниз и получается, что ее рука попала мне в рот, и я чисто инстинктивно укусила ее. Что касается удара в лицо второй сотруднице, то этот эпизод я не помню. Может, это произошло, когда я отмахивалась от них, — говорит сегодня в суде Марина.
В итоге женщине закрутили руки. Сотрудницы, по словам обвиняемой, «позвали какого-то Виктора». Через мгновение Марина почувствовала сильный удар по затылку. Потом из ее прически вынули заколки и сильно дернули за волосы, а наручники застегнули так сильно, что в Ленинский РОВД, куда в итоге привезли Марину, из раны на руке шла кровь.
— Никакого намерения покинуть автомобиль у меня не было. Если я что-то и делала, то это была самооборона, я защищала свою жизнь, потому что я реально испугалась.
Они меня оскорбили, я им сделала замечание. В этом была суть конфликта, — уверена обвиняемая. По ее словам, все время, когда все это происходило в микроавтобусе, дверь буса была все время открыта.
Гособвинитель долго пытается выяснить у нее, почему она, увидев скопление людей в черной форме, не вернулась обратно на улицу Советскую, где их не было.
Марина снова и снова объясняет, что пыталась отойти подальше от силовиков и поэтому направилась в сквер. Гособвинитель спрашивает, почему, опасаясь сотрудников внутренних органов, женщина все же пошла именно туда, а не выбрала другой путь.
Обвиняемая говорит, что до 9 августа и не предполагала, что милицию надо опасаться.
— Я просто решила отойти подальше от скопления людей и дождаться брата, — еще раз говорит женщина.
Также она говорит, что по визуальным признакам могла разве что предполагать, что находится в милицейской машине, а эти люди в гражданском — представители правоохранительных органов.
— Я не до конца понимала, кто это за люди. Предполагала — да, потому что водитель микроавтобуса был в форме, рядом были люди в черном и шлемах, около Советской площади стояла спецтехника. Но машина не милицейская, девушки в ней — без формы, точно я поняла, кто это, только когда меня привезли в отделение милиции, — говорит женщина.
