Жду новый пост

Серия «Комиксы маоизма (Э.В.Ильенков)»

"Диалектика" маоизма. Часть 1

Было бы не только бесплодной, но, хуже того, мимо цели бьющей затеей прочерчивать эту границу путем сличения теоретических формул материалистической диалектики с их переводами на китайский язык, то есть отыскивать в сочинениях Мао Цзэ-дуна и его теоретических оруженосцев «искажения» и «извращения» тех или иных общепринятых среди марксистов положений. В этом смысле — в плане фразеологии – маоисты стараются быть непогрешимыми ортодоксами.

Конечно, они и тут допускают всяческие неточности, иногда даже довольно грубоватые. Но обращать внимание на эти частные неточности и затем завязнуть в схоластических пререканиях по поводу этих неточностей — значит только оказывать маоистам услугу, отвлекая внимание от главного перекоса в их мышлении.

А главный перекос заключается именно в том, что они превращают в мертвечину, в ритуально-религиозные догмы как раз такие положения диалектики, которые сами по себе совершенно справедливы и ни у кого не вызывают сомнений. Тем больше поднимается шума из-за буквы, из-за иероглифического начертания общих и крайне абстрактных положений философии, чем нелепее и произвольнее те конкретно-политические акции, которые «философски обосновываются» с помощью сих общих положений.

В этом смысле достаточно наглядным и поучительным примером может служить очень шумная и очень длительная дискуссия вокруг «ядра диалектики» – вокруг понимания проблемы противоречия, вокруг проблемы единства и борьбы противоположностей, разгоревшаяся (а вернее, искусственно спровоцированная по указанию Мао) как раз тогда, когда ему понадобилось «философское обоснование» раскольнической политики в рядах международного рабочего движения, открыто антисоветской линии.

По своему теоретическому содержанию эта дискуссия столь живо напоминает знаменитый спор между «остроконечниками» и «тупоконечниками», что достаточно просто изложить ее ход, ничего не прибавляя и ничего не убавляя, чтобы это печальное сходство стало очевидным для мало-мальски здравомыслящего человека. Столь же очевидным станет и прямой политический смысл — точнее, умысел, с каким подобные дискуссии и затеваются.

Как же начинаются и как протекают такие дискуссии? А вот как. Написали два рядовых философа довольно стандартную популярную статью о «единстве и борьбе противоположностей» и напечатали ее в газете «Гуанминь жибао».

В статье этой наглядно и популярно — в стиле сочинений Мао Цзэ-дуна и с множеством цитат из «самого-самого-самого» — разъяснялось, что все вещи и явления на небе и на земле заключают в себе «противоречия», «противоположности в единстве» и что посему надлежит эти противоположности, связанные в одно, выявить методом «раздвоения единого», чтобы понять как каждую из них порознь, так и связь их между собою; авторы рассказывали, зачем и почему надо «изучать конкретно их (вещей и явлений) противоположные стороны, их внутренние противоречия», обучаясь этому искусству у Мао Цзэ-дуна, читая и перечитывая его сочинения.

Только в «примерах», подтверждающих справедливость «идей Мао Цзэ-дуна», авторы статьи могли позволить себе удовольствие творчества. Какая дискуссия, казалось бы, может начаться с такой благонамеренной статьи?

И все-таки она началась. Началась, как всегда, с малого. В той же газете некоторое время спустя напечатал свою статью другой рядовой философ-популяризатор, по имени Сян Цин. Свою контрстатью он озаглавил полемически остро: «Связь двух в одном не есть диалектика!».

В ней он столь же популярно и, естественно, в тоне и стиле той же самой статьи «Относительно противоречия» разъясняет, что «раздвоение единого есть всеобщий закон объективного мира, а не только закон познания» и что поэтому «концепция единения двух начал, проповедуемая Ай Хэн‑у и Линь Цинь‑шанем», в корне противоречит «марксистско-ленинской диалектике», «проповедует метафизику», извращает политическую линию КПК и льет воду на мельницу американского империализма и советского ревизионизма...

Тут же был организован ряд откликов на возникшую дискуссию. Но отклики эти получились почему-то вялыми: китайские философы, как видно, не поняли сначала, чего от них хотят, и никак не могли осознать всей глубины и принципиального значения вдруг обозначившегося разногласия. Огонь дискуссии явно имел тенденцию гаснуть, ибо в чисто теоретическом аспекте никакого серьезного расхождения действительно не было. И тогда в сырые поленья сверху плеснули керосином.

Крамольную статью Ай Хэн‑у и Линь Цинь‑шаня перепечатали на страницах «Жэньминь жибао» (этой чести она в противном случае никогда бы, вероятно, не удостоилась). А на следующий же день редакция журнала «Хунци» созвала экстренное совещание философов с участием кадровых работников ВПШ с целью придать делу нужную остроту и накал. Сразу же разгорелись страсти, и огонь дискуссии стал угрожающим.

И тогда сделалось ясно, для кого разводят костер, кого хотят поджарить на огне. Это был Ян Сянь-чжень — человек, который не имел абсолютно никакого отношения к возникшей дискуссии. Старый член партии, член ЦК КПК и проректор ВПШ, он, судя по тому, что о нем стали говорить и писать, был повинен в принадлежности к «черной банде», «стоящей у власти» и «идущей по капиталистическому пути».

В его старых философских сочинениях было обнаружено, что он тоже, как и Ай Хэн‑у и Линь Цинь‑шань (и, как все они — вслед за Мао Цзэ-дуном, – о чем в данном случае, естественно, не упоминали), употреблял сакраментальную формулу о «связи двух в одном», а положение о «раздвоении единого» толковал главным образом как закон познания, хотя, разумеется, и не отрицал никогда, что этот закон познания есть отражение аналогичного закона развития природы и общества. И тогда всем стало ясно, что формула «связь двух в одном» — это не просто философское положение, а опознавательный знак ложной, метафизической, идеалистической, ревизионистской и контрреволюционной партии в философии и в политике, возглавляемой Ян Сянь-чженем. А тот факт, что тот же Ян Сянь-чжень наряду с утверждением тезиса о «связи двух в одном» говорил и писал также о «раздвоении единого», так это якобы только ловкая маскировка...

А дальше уже нетрудно представить, какой характер обрела эта «философская» дискуссия, куда и по каким рельсам она покатилась...

И очень старательно в голову читателя вбивалась мысль, что вся эта шумиха спровоцирована-де самим Ян Сянь-чженем, «тайно инспирирована им самим», и хоть он в дискуссию никогда не вмешивался (в чем лишний раз проявляется его коварство), подлинным зачинщиком ее является именно он. За это он и должен нести всю ответственность. «Извольте отвечать!»

«Термин “раздвоение единого” чрезвычайно точно, ярко и в общедоступной форме выражает ядро диалектики, а “единение двух в одном” Ян Сянь-чженя от начала до конца представляет собой систематизированную метафизику»

Что из того, что Ян Сянь-чжень переписал эту фразу из работы «самого-самого-самого»?

«Мы, китайцы, часто говорим: “Противоположны, а друг друга порождают”. Это значит, что между противоположностями существует единство. В этих словах заключена диалектика, они идут вразрез с метафизикой. “Противоположны” означает, что противоположности исключают друг друга или противоборствуют; “друг друга порождают” означает, что в определенных условиях противоположности взаимно связаны и приходят в единство»

Мао Цзэ-дуну можно, а Ян Сянь-чженю нельзя. Одна и та же фраза у Мао Цзэ-дуна означает диалектику, а у Ян Сянь-чженя — метафизику. Оказывается, важно не то, что говорят. Важно, кто и зачем говорит.

Логика «углубления» дискуссии очень проста. Выступает со статьей, популяризирующей и без того сверхпопулярные статьи Мао, какой-нибудь философ А. Поскольку он не просто переписывает статью Мао от слова до слова, а старается пересказать ее отчасти «своими словами», постольку сразу же находится философ Б, который тщательно отмечает возникшие в силу этого «различия». Но поскольку «в каждом различии уже заключено противоречие» (Мао Цзэ-дун), постольку нет ничего более легкого, как уличить неосторожного философа А в пропаганде положений, «противоречащих» гениальным идеям Мао Цзэ-дуна.

Тут же находится философ В, который констатирует, что Б критиковал А «недостаточно глубоко» и за этот грех он должен подвергнуться самой строгой критике и получить самое строгое взыскание. А в это самое время философ Г тщательно изучает сочинения В и с радостью обнаруживает, что тот, в свою очередь, нечист и тоже повинен в попытке говорить «своими словами», а посему и неспособен «до конца раскрыть заблуждения Б», в силу чего его критическая статья против А только способствует сохранению «самой глубокой и самой вредной сути его концепции»...

Таким образом, граница между абсолютной истиной и столь же абсолютной ересью постепенно отодвигается все дальше и дальше вниз по алфавиту, пока по сю сторону черты не останется одно-единственное Я — Я «самого-самого-самого», – а все остальные буквы не окажутся «по ту сторону» черты — в категории ревизионистов, взгляды которых «различаются» от эталонных писаний Я и, стало быть, им «противоречат».

Вся эта «исследовательская» работа имеет целью доказать, что никто в мире не понимает и не может понимать диалектику, кроме Мао Цзэ-дуна, и потому все философы — если они не хотят впасть в грех ревизионизма — должны попросту, лукаво не мудрствуя, декламировать наизусть слова «великого кормчего», не изменяя в них ни запятой, ни интонации. Само собой понятно, что философ, отвечающий подобным критериям, похож гораздо больше на граммофон, чем на живого человека, наделенного собственным разумом.

Пропагандистская же цель нами описанной дискуссии тоже недвусмысленно прозрачна. Цель ее, конечно, не в разъяснении закона единства и борьбы противоположностей. Цель одна — организовать трескучие словопрения с тем, чтобы в мозгах у всех и каждого засело и четко отпечаталось, что «раздвоение единого» есть абсолютная, все сразу и разом объясняющая истина, никакому обсуждению и осмыслению не подлежащая, а все остальное — ненужный шум, словесный сор, под грудой которого злодеи-ревизионисты хотели бы похоронить самое-самое-самое главное в диалектике — ее «ядро».

Естественно, что «диалектика» в таком понимании превращается в нечто вроде топора, который только на то и годен, чтобы одним ударом раскалывать («раздваивать») все, что под него попадет. Международное рабочее движение? Раскалывай! Фронт борьбы против империалистической агрессии во Вьетнаме? Раздваивай и его. Раздваивай и разъединяй все, что заключает в своем составе хотя бы крохотное «различие», доводи это «различие» до «противоречия», а «противоречие» — до «антагонизма». Пополам, пополам, а каждую половинку еще раз пополам: знай половинь, пока от мироздания не останутся одни щепки: то-то будет яркий костер для мировой революции!

Вот и вся премудрость диалектики по-маоистски. Иной «нержавеющему винтику Мао Цзэ-дуна» и не требуется. Все остальное — ржавчина, злокозненные выдумки ревизионистов... Именно таков теоретический итог описанной нами дискуссии.

(Полемические заметки о маоистском «понимании» и «применении» диалектики)

Полный диагноз заболевания, именуемого маоизмом, — дело не простое. Он не может состоять только в подведении этого явления под ту или другую рубрику – будь то «культ личности» или «казарменно-бюрократическое извращение коммунизма», «прагматизм» или «догматизм», «метафизический способ мышления» или «софистика», «эклектика» или «дуализм».

Прежде всего требуется тщательный анализ маоизма с точки зрения условий и причин, его порождающих, — как объективных, так и субъективных, — что, разумеется, вовсе не исключает самой жесткой и по существу и по форме его оценки, соответствующей тому вреду, который маоизм наносит мировому коммунистическому движению, морально и политически дискредитируя высокие гуманистические идеалы этого движения и его теории. Мы попытаемся рассмотреть здесь лишь одну из сторон этой большой и сложной проблемы — отношение маоизма к материалистической диалектике.

Стоит хотя бы бегло прочитать философские сочинения Мао Цзэ-дуна, чтобы убедиться в том, что в них при всем желании невозможно обнаружить никакой опоры на вековую марксистскую традицию и на аппарат передовой общественной мысли. Марксистская традиция представлена здесь в виде небольшого числа цитат из классиков марксизма-ленинизма, а аппарат передовой общественной мысли — рядом поговорок, пословиц и притч, известных каждому жителю Китая.

Приходится, разумеется, учитывать, что статьи Мао Цзэ-дуна, о которых идет речь, — «Относительно практики» и «Относительно противоречия», — представляют собой по существу (и, надо полагать, по первоначальному замыслу) популярно-пропагандистские сочинения, рассчитанные на весьма неподготовленного читателя. И если подходить к ним с соответствующей меркой, то особо серьезных претензий к ним предъявлять не стоит.

Дело, однако, получает совсем иной оборот, когда эти статьи объявляются «высочайшей из вершин» в развитии мировой философской мысли и рассматриваются как потолок, выше которого философская мысль отныне уже не имеет права подниматься, когда их начинают искусственно превращать в эталон, в идеал и предел развития «марксистского диалектического мышления».

Следующий ниже абзац принадлежит, несомненно, к образцам творчества Мао Цзэ-дуна и представляет собою то новое, что он вносит в теорию диалектики: «Почему яйцо может превратиться в цыпленка, а камень превратиться в цыпленка не может? Почему между войной и миром существует взаимосвязь, а между войной и камнем такой взаимосвязи нет? Почему человек может родить только человека, а не что-нибудь другое?» 

В самом деле — почему? Это острейшая и сложнейшая проблема, которая любого поставит в тупик, только не Мао Цзэ-дуна. Он решает ее двумя фразами: «Дело здесь не в чем ином, как в том, что единство противоположностей возможно лишь в определенных, необходимых условиях».

Теперь вам ясно, почему яйцо может превратиться в цыпленка, а камень превратиться в цыпленка не может? Теперь вам ясна эвристическая сила «диалектики» как метода решения сложнейших проблем современности? Усвоить эту «диалектику», по Мао, нетрудно. Схема ее несложна. Вот она:

Единство противоположностей возможно лишь в определенных, необходимых условиях

(для пущей убедительности эта фраза повторяется в несколько видоизмененной форме:

Без определенных, необходимых условий не может быть никакого единства»). Следовательно, «человек может родить только человека, а не что-нибудь другое

а между камнем и человеком «никакого» единства нет и быть не может, обезьяна может родить только обезьяну, а не что-нибудь другое, и т.д., и т.п. От кого родился первый человек — это уже вопрос другой, не имеющий отношения к этой «диалектике».

В мышлении Мао и его ортодоксальных последователей можно без труда обнаружить множество таких «больших скачков» от предельно общего положения к частному случаю. Искусство совершать подобные «большие скачки», не утруждая себя ни исследованием частных случаев, ни заботой о последовательности перепрыгивания от общей фразы к специальной проблеме рождения цыпленка из яйца, — это характернейший для данной школы прием.

Может быть, мы придираемся к случайному, действительно смехотворному с точки зрения и диалектики и формальной логики пересказыванию мыслей Мао? К сожалению, нет.

Разве не та же самая «логика» действует в ходе «теоретического обоснования» любой политической акции маоизма? Та же самая схема Например, надо доказать тезис о необходимости раскола международного коммунистического движения. Схема доказательства такова: любой процесс в природе, обществе и мышлении развивается путем «раздвоения единого». Без раздвоения единого не осуществляется ни один процесс. Следовательно, надо «раздваивать» и единство международного коммунистического движения, усматривая в том торжество диалектики.

Было бы кощунством опровергать приведенную выше «диалектику» путем сличения с образцами подлинной диалектики. Это было бы по меньшей мере проявлением неуважения к последней.

Однако к некоторым сопоставлениям все-таки приходится прибегнуть. Рассказывая о преимуществах «диалектики» по сравнению с философской мыслью «домарксистского периода», сам Мао Цзэ-дун и его ученики не жалеют черной краски для изображения «метафизического образа мышления» материалистов XVII и XVIII столетий. Материалисты этих столетий в их изображении выглядят такими неумными, что любой цзаофань, прочитав о них в трудах Мао, сразу же начинает чувствовать себя мыслителем на голову выше Спинозы, Плеханова и прочих «импортированных из Европы путаников».

Интерпретируя, таким образом, действительную историю диалектического мышления, маоцзэдунисты действуют отнюдь не без корысти, рожденной желанием во что бы то ни стало изобразить стиль мышления Мао Цзэ-дуна в качестве вершины развития мировой культуры марксистского мышления. Целью такой тактики, — разумеется, прямо не высказываемой, — остается одно: создать для высказываний Мао такой фон, на котором любая банальность, высказанная «великим кормчим», казалась бы глубочайшим откровением. Надо полагать, и сам Мао под воздействием опьяняющего славословия чувствует себя величайшим мудрецом, сочиняя философские рекомендации вроде следующей:

Вследствие того, что особенное связано со всеобщим, вследствие того, что каждому явлению внутренне присуще не только то, что является в противоречии особенным, но и то, что является в нем всеобщим, всеобщее существует в особенном. Поэтому при изучении определенного явления необходимо вскрыть обе эти стороны и их взаимную связь, вскрыть то особенное и то всеобщее, что внутренне присуще данному явлению, и взаимную связь между ними, вскрыть взаимную связь данного явления со многими другими явлениями вне его...

и т.д. и т.п.

Логику, согласно которой ни одно явление не может быть понято вне связи, ибо любое явление может быть понято только в связи, Мао усвоил прочно. Она имеет то преимущество, что абсолютно неопровержима, так как включает в себя одни лишь «абсолютные истины» — истины, которые можно заучивать наизусть, чтобы потом благоговейно цитировать и декламировать — сольно или хором.

Из таких «абсолютных истин» и состоит весь теоретический багаж «диалектики» Мао, превращенной в эталон и потолок мудрости его усердными адептами. «Применение» же понимаемой так диалектики к жизни состоит всего-навсего в том, что «диалектические формулы» цитируются и декламируются по всякому поводу и без повода — и во время плавания в бассейне, и в торговле арбузами, и для обоснования хулиганских выходок цзаофаней и т.д.

В таком употреблении диалектика превращается просто в прием политической демагогии — в «язык» этой демагогии, рассчитанной на людей, испытывающих уважение к языку марксистско-ленинской науки. В этом и заключается главная черта маоистского извращения диалектики, а именно в том, что произвольные, никакого обоснования не имеющие политические акции Мао проштемпелевываются педантически точно цитируемыми положениями классиков материалистической философии: раскольническая политика в международном коммунистическом движении — тезисом о «раздвоении единого», хунвэйбинские бесчинства — тезисом о «претворении идеи в жизнь», о «превращении идеального в реальное» и т.д. и т.п.

Такое обращение с диалектикой, напоминающее подчас неостроумный анекдот, способно доставить очень веселые минуты врагам марксистско-ленинской философии, которые извлекают из этого спектакля немалую для себя пользу. Это было бы действительно смешно, если бы не наносило репутации материалистической философии такого огромного ущерба, какой не в силах был бы нанести ей самый злобный и ядовитый недоброжелатель.

Именно это обстоятельство и вынуждает каждого марксиста серьезно задуматься над существом дела, чтобы провести ясную и четкую границу между подлинной материалистической диалектикой и тем способом мышления, который практикуют маоисты.

Нравственность и мораль