tensegrity

Отрывок из книги «Путеводитель по миру ацтеков» Мануэля Агилара-Морено (с включениями)

Социальная структура ацтеков делилась на два класса свободных людей, которые имели ранг граждан, определяемых по происхождению: благородные люди (пипильтин; единственное число — пилли) и простолюдины (мачеуалтин; единственное число — мачеуалли). Внутри этой структуры были разные уровни. Иерархия дворян в порядке убывания была тлатоани (множественное число, тлатоке; король / правитель), чихуакоатль (заместитель главнокомандующего и правитель по внутренним делам), Кецалькоатль тотек тламакаски и Кецалькоатль тлалок тламакаски (два верховных священника ), Тетекутин (единственное число, текутли; высшие лорды) и пипилтин, или остальная знать.

Благородные люди. Пипильтин

Самым высокопоставленным тлатоани был ацтекский император и правитель Теночтитлана (уэй тлатоани), который также был членом Тройственного союза (вместе с городами Тлакопан и Тецкоко). Другие тлатоки управляли небольшими городами и поселками. Каждый тетекутин контролировал меньшую территорию, называемую кальпулли (район).

Жрецы, или тламакацке (tlamacazqui), происходили как из дворян, так и из крестьян, но только люди благородного происхождения могли стать верховными жрецами, которых звали Кецалькоатль тотек тламакацке (Quetzalcoatl totec tlamacazqui) и Кецалькоатль тлалок тламакацке (Quetzalcoatl tlaloc tlamacazqui). Первый был связан с культом Уицилопочтли, бога войны, в то время как второй был связан с Тлалоком, богом дождя.

Жрецы разделялись, если использовать современные понятия, на черное и белое жречество. Представители первого обязаны были соблюдать целибат (потому и наказывались жестоко, если их уличали в связях с женщинами). Они были «не от мира сего», их жизнь принадлежала богам. Об этих жрецах в источниках сообщается, что они никогда не обрезали волос и не причесывались, имели неопрятный внешний вид. Они считались если не своего рода святыми, то во всяком случае избранными. Большинство же обычных жрецов соблюдали правила гигиены, следили за собой, имели семьи и ничем не напоминали первых.

В храме были как временные служители, так и те, для которых пребывание в храме было основным делом жизни. Временные служители — своего рода послушники, обучавшиеся в своеобразных университтах — калмекак и выполнявшие в храме некоторые обязанности. Их положение и обязанности обусловливались временем пребывания в калмекак, и поэтому не всякий из них имел право приблизиться к алтарю. Естественно, что главными в церемониях были постоянные, или профессиональные, жрецы, образ жизни и обязанности которых определялись уже рангом, местом в жреческой иерархии. Большинство жрецов (кроме тех, соблюдал целибат) жили с семьей, в храм они приходили для выполнения церемоний. Эти жрецы назывались обычно текипане ( tequipane — «тот, кто имеет службу»).

Несмотря на эти специфические социальные различия, в социальной структуре ацтеков было в некотором смысле только два уровня — благородный и неблагородный. На науатль слово пилли означает «ребенок». Человек мог считаться пилли только в том случае, если он был ребенком или потомком короля. Статус пилли передавался как по мужской, так и по женской линии. Даже если бы только один родитель был таблеткой, ребенок имел бы статус пилли. Точно так же, если бы отцом ребенка был тлатоани, ребенок все равно имел бы статус пилли.

Члены знати пользовались определенными привилегиями. Они жили во впечатляющих домах с множеством слуг и владели дорогой роскошью, такой как изысканная еда, элегантная одежда, произведения искусства и богатые украшения. Среди ацтекских мужчин только пипилтины могли быть полигамными, потому что только они могли позволить себе иметь много жен. Хроника Мешикайотль перечисляет 22 ребенка из Ашауакатль, 20 из Ауитцотль и 19 из Мотекузома. Тлакаэлель, циуакоатль, имел пятерых детей от своей основной жены, а затем по сыну или дочери от каждой из его 12 второстепенных жен.

Еще одной привилегией, которую получали дворяне, была дань от мачеуальтина в виде личных услуг, еды и труда. Это облегчило строительство и обслуживание храмов, дворцов и других общественных мест в Теночтитлане и других местах.

Достижению благородства способствовала привилегия записывать своих детей в калмекак (высшее учебное заведение) для обучения военному искусству, религии, праву, истории, календарю, устной литературе и письму. Девушки из благородных семей также посещали кальмекак, но они учились таким навыкам, как руководить слугами в домашних делах, ткать хлопчатобумажные ткани и другим домашним заботам. Целью знати было служить правителю, что являлось еще одним аспектом образования кальмекаков, и им давали должности послов, сборщиков налогов, губернаторов провинций, учителей, писцов, судей, священников и армейских генералов.

Свободные люди. Мачеуалтини

Слово мачеуаль на науатль в широком смысле означает «простолюдин». В мачеуалтин входили купцы, ремесленники, крестьяне-фермеры и прочие свободные граждане, не имевшие знатного происхождения. Для ацтеков простые люди были основой общества; они обрабатывали поля, продавали и торговали товарами и собирали дань, чтобы отдавать тлатоани в качестве налога. Затем эти налоги возвращались бы сообществу для поддержания деятельности и услуг.

Мачеуалтин должен был работать на благородство и служить ему. Они работали на благородных землях и во дворцах и были обязаны идти на войну, если их призывали. Все мачеуальтини принадлежали к кальпулли и владели землей, которую после их смерти унаследовали их потомки.

Дети мачеуалли ходили в школу точно так же, как дети пилли; однако вместо того, чтобы получать наставления в кальмекаке, простые люди посещали телпочкалли (дом молодежи). Если ребенок был исключительно одаренным, ему разрешалось посещать калмекак. В телпочкалли мальчики научились становиться воинами, а девочки — хорошими домработницами. Дети также узнали основы истории своих предков и религии.

Внутри этой группы была своя собственная иерархия, так как почтение (купцы) и мастера превосходили любого крестьянина. Тем не менее, хотя эти группы могли накопить большое богатство с помощью своей торговли, но никогда не считались дворянами, потому что обычно у них не было королевского кровного наследия.

Майеке. крестьяне

Ниже простолюдинов по социальному статусу были майеке (безземельные крепостные), а затем тлакотин (рабы). Майеке, своего рода подкласс мачеуальтин, не входили в состав calpulli, потому что были связаны с землей дворян, которым служили, хотя и были свободными людьми. Тлакотин тоже был привязан к земле хозяина, но по другим причинам. Один стал рабом в результате наказания за преступление, обычно воровство, в результате получения игрового долга или попадания в плен на войне. Кроме того, во время голода или лишений люди продавали своих детей в рабство, но люди могли выкупить свою свободу, если ситуация улучшилась. Итак, рабы были привязаны к хозяину только до тех пор, пока должен был быть выплачен их долг. Хозяин должен был кормить и одевать раба, а раб должен был работать без оплаты. Рабы могли жениться на ком угодно, и дети рабов рождались свободными.

Короли. Тлатоани

Тлатоани (тот, кто говорит) был королем города-государства, и он владел или контролировал землю в этом городе-государстве. Все правители алтепетльских (городских) общин носили титул тлатоани, независимо от того, насколько многочисленным или малочисленным было их население. Тлатоки Теночтитлана считали, что они превосходят тлатоков соседних общин. Со временем тлатоки Теночтитлана завоевали многие города и управляли огромной территорией.

В раскрашенных рукописях тлатоани изображается сидящим на возвышении или стуле (ицпалли) с остроконечной короной. Эта платформа или трон был зарезервирован специально для короля и был покрыт одним или обоими древними мезоамериканскими символами королевской власти, тростниковой циновкой или шкурой ягуара.

Для ацтеков правильное происхождение было важным для законного правления. По прибытии в долину Мексики, мешики стремились к союзу с королевской линией Колуакана, чтобы связать себя с наследием тольтеков. Принцесса из Колуакана была всем, что нужно мешику (ацтеку) для подтверждения своего правления. Законность правления было достигнуто благодаря браку принцессы Колуакана и Акамапичтли, благородного сына мешиков. Таким образом, каждая местная династия городов-государств ацтеков могла проследить свою родословную до Тулы, хотя некоторые истории могли быть вымышленными из-за желания людей сохранить власть.

Как становились жрецами

Детей, предназначенных для жречества, воспитывали их мать и отец или няня до 10, 12 или 13 лет. Затем их доставляли в калмекак, чтобы они научились быть жрецом огня, жрецом жертвоприношений или священным воином. Большинство детей, которые ходили в школы калмекак, происходили из благородных классов. Только одаренный ребенок-простолюдин был допущен в калмекак.

Когда дети входили в калмекак, их учили ритуальным предметам, таким как музыка, танцы, обращение к божествам и ритуальные представления. Они также изучали счет дней (календарь), книгу снов и книгу лет (священную историю), а также песни богов, записанные в книгах. Хорошая риторика или речи были важны для учебной программы калмекак, потому что те, кто плохо говорил или плохо здоровался с другими, наказывались, их наказывали — протыкали кожу шипами кактуса магуэй.

Типы ацтекских жрецов

Жрецы, правители и люди Ацтекской империи

Пернатый змей. Майя, 900-1250 гг. н.э. Коллекция Museo Nacional de Antropología, Мехико.

КЕЦАЛЬКОАТЛЬ

Каждый из двух высших священников возглавлял святыни на вершине Великого Храма. Этих священников, равных по положению, звали Кецалькоатль Тотек Тламакаске (Пернатый Змей, жрец нашего повелителя) и Кецалькоатль Тлалок Тламакаске (Пернатый Змей, жрец Тлалока). Различные культовые обязанности чередовались в зависимости от засушливого и дождливого сезонов. Кетцалькоатль Тотек Тламакаски был посвящен Уицилопочтли, коварному богу войны, Дымному Зеркалу а Кецалькоатль Тлалок Тламакаски был посвящен Тлалоку, богу дождя. (Слово Тотек было древним культовым термином, существовавшим еще до того, как ацтеки пришли в долину Мексики.) Тламакацке означает «совершенный человек», «жрец» или «даритель вещей».

Теоретически родословная не учитывалась при назначении этих должностей, но на практике многие из верховных жрецов имели благородное происхождение. Чтобы быть избранным на должность главного жреца, священник должен был вести образцовую праведную жизнь и иметь чистое, доброе и сострадательное сердце. Жрец не мог быть мстительным, но должен был уважать, обнимать и оплакивать других. Он, должно быть, был набожным и богобоязненным. Тлатоани, великие судьи и все другие правители выбрали его, чтобы называть его Кецалькоатлем, а затем он был назван либо священником Уицилопочтли, либо Тлалоком. Эти священники были единственными, кому разрешалось вступать в брак и иметь собственную семью, но они жили умеренно и вели особый образ жизни.

МЕШИКАТЛЬ ТЕУАЦИН (MEXICATL TEOHUATZIN)

Мешикатль Теохуацин считался главнокомандующим и надзирателем за ритуалами. Он также был смотрителем кальмекак.

УИЦНАУА ТЕУАЦИН И ТЕКПАН ТЕУАЦИН (HUITZNAHUA TEOHUATZIN AND TECPAN TEOHUATZIN)

Уицнауа Теуацин и Текпан Теуацин помогали Мешикатлю руководить остальными жреческими орденами, Уицнауа Теуацин занимался в основном ритуальными вопросами, а Текпан Теоуацин — вопросами, связанными с образованием. Эти священники несли ответственность за определенные храмы и выполняли административные обязанности на теопантлалли (храмовых землях). Они наблюдали за отбором имитаторов божеств, которые носили священные маски и другие регалии на публичных представлениях и процессиях; иногда они сами носили маски и костюмы. Они также присутствовали на общинных праздниках и богослужениях, связанных с культами их храмового божества.

ТЛЕНМАКАК (TLENAMACAC)

Жрецы огня, или тленамакак (представители огня), несли ответственность за человеческие жертвоприношения. Хотя другие жрецы помогали в жертвоприношении, только жрецы огня могли использовать кремневый нож для извлечения сердца из принесенной жертвы. Готовясь к человеческому жертвоприношению, жрец огня и другие жрецы раздевали пленника. Пострадавшего поили вином и немного избивали. Иногда пленник сопротивлялся жертвоприношению, особенно если он был вождем; если пленник не был вождем, он опирался спиной на круглый жертвенный камень и как правило позволял священнику вскрыть себе грудь, вынуть его сердце и поднять его туда, где выходило солнце. После того, как жертва была принесена в жертву, священники танцевали, каждый по очереди держал в руках голову пленника.

Тленамакак также проводили церемонию Нового Огня, которая проводилась каждые 52 года. Эта церемония, также называемая Тошиумолпилиа (Toxiuhmolpilia), или «связывание лет», обеспечивала регулярное возрождение Солнца и движение космоса еще на 52 года. Священники приносили ритуально приготовленные связки дров, которые представляли предыдущие 52 года для костра на вершине священной горы Уишатлан (место колючего дерева), или Холма Звезды (Cerro de la Estrella, сейчас это небольшой оазис рядом с Итцапалапой). Это пламя порождает Новый огонь и новый космический цикл в 52 года.

Как и все ритуалы ацтеков, церемония Нового Огня следовала предписанной процессии. Все жители города смотрели на Холм Звезды и внимательно наблюдали за движением звезд, особенно Тианкицтли, что означает «рынок», группа, которую мы называем Плеядами. Видя, что небеса не перестают двигаться, тленамакак приносил в жертву воина. Он вскрывал его грудь кремневым ножом, вынимал его сердце и бросал в огонь, который брал начало в грудной клетке воина, на глазах у всего города. Затем горожане перерезали уши и бросили кровь в сторону огня на горе. Затем этот Новый Огонь приносился с горы в храм Уицилопочтли на вершине Великого Храма в Теночтитлане. Жрецы огня, а также другие посланники несли огонь обратно в города, чтобы люди могли зажечь от него его в своих домах.

ТЛАМАКАЦТЕКУИТУАКЕ (TLAMACAZTEQUIHUAQUE)

Владыки Солнца или tlamacaztequihuaque (воины-жрецы) несли изображения божеств в авангарде армий ацтеков во время военных кампаний. Они захватывали врагов и приносили соответствующие жертвы на поле боя. Их долгом было возглавить военную кампанию, поскольку они всегда были на день впереди отважных и опытных воинов. Они также разрешали споры между воинами о пленниках; например, если никто не был свидетелем взятия определенного пленника, и несколько воинов требовали его, Владыка Солнца решал между ними и разрешал ссору.

ЧИУАТЛАМАКАЦТЛЕ (CIHUATLAMACAZQUE)

Женщины-священники, называемые cihuatlamacazque, учили девочек, которые ходили в школу для девочек кальмекак или тельпочкалли (Telpochcalli). Эти жрицы были олицетворением культовых божеств матери-земли и богинь кукурузы. Помимо обучения, женщины-жрицы также руководили ритуалами некоторых фестивалей, посвященных богиням плодородия, хотя им не разрешалось совершать жертвоприношения.

ТЛАМАТИНИ (TLAMATINI)

Высокочтимого учителя-жреца называли тламатини (мудрец; множественное число — тламатиниме). Мудрец был примерным человеком. У него были сочинения и книги. Он олицетворял традицию и путь и как таковой был лидером людей, несущим ответственность, врачом, советником, философом, поэтом-писателем, товарищем и проводником. Добрый мудрый человек был надежным человеком, наставником, достойным доверия, заслуживающим доверия и веры. Тламатини был очень сведущ во всех сферах жизни и в делах страны мертвых.

ОЦЕЛОКВАУЛИЛЛИ И НАГВАЛИ

Оцелоквакуилли (жрецы-ягуары) были жрецами Великого Науальпилли, бога уастеков, который был главой магов, Великим колдуном и Великим нагуалем. Когда ацтеки вторглись в уастеков, они взяли идола Науальпилли и поместили его в Теночтитлан, чтобы совершать магию.

Жрецов Великих Науальпилли называли не только оцелоквакуилли, но и нагвали, или нагваль, что указывало на их роль мудрецов, колдунов и магов. Нагвали получил силу и мудрость в результате соблюдения ритуальной чистоты, пребывание в храме и соблюдение целомудрия. Некоторые характеристики роли нагвалей были очень похожи на роль садху или гуру, святых людей Индии. В мезоамериканском мышлении нагваль выполняли три основные функции: как тлациуки он должен был вызывать дождь; как текуитлацке (tecuitlazqui), защищали поля от мороза и града; и как тлакатеколотль, превращались в сову (или другое животное) и вызывали зло и болезни.

Нагвали могли сверхъестественным образом перенести в Тлалокан (место изобилия воды и средств к существованию), где он работал, чтобы принести на Землю дождь и плодородие. Нагвали контролировали количество дождя, падающего с неба, а вместе с ним и хорошие или плохие урожаи, и нагваль требовал жертвоприношения крови как символа дождя. Нагуали превращались в животных, таких как ягуар, собака, индейка, сова, и даже в женщину-призрака, и в этой форме они могли атаковать преступников голодом, болезнями или смертью. Однако в то же время нагваль рисковал лично пострадать от любых действий, предпринятых против него в его животной форме: нагвали обычно работали по ночам, и если бы его поймали как животное, он умер бы с наступлением рассвета. У нагвалей были очень пышные и растрепанные волосы, они несли золотой щит и носили кроваво-красные сандалии. Нагвали рождались под астрологическим знаком Ce Quiahuitl (Один дождь).

Слово науа, от которого происходит слово нагуаль, означает «мудрость», но также несет, согласно историку и лингвисту Ангелу Марии Гарибай, коннотации обмана, притворства, маскировки и лицемерия (1971). Эти другие значения придавали нагвалям атмосферу таинственности в ацтекском обществе. В целом, превращения нагвалей наносило ущерб окружающим.

ТЕТОНАЛЬМАКАНИ (TETONALMACANI)

Когда в ацтекском обществе рождался ребенок, он или она получали имя, взятое из тоналаматла (гадальной книги Солнца или судьбы), и таким образом мистическим образом присоединились к божеству. Это имя, которое стало частью личности человека, было его тоналли, или тоналем, его состоянием или судьбой.

Тональ мог заболеть от страха или ужаса, или, на языке науатль, от тетональкауалицтли (потеря тоналя). Это происходило, когда человек оскорблял защитных божеств или духов вещей и мест. Это также может произойти, когда человек получил сильный удар по телу или когда человек получал сильное психологическое воздействие, такое как сильный приступ гнева или серьезный страх. В таких случаях, чтобы вылечить человека, священник, называемый тетоналмакани (тот, кто лечит тональ), делал подношение Тонатиу (богу солнца) и проводил магическое лечение или очищение пациента.

Чем занимались жрецы

Священники ацтеков вели целомудренную, чистую умеренную жизнь. Они были скромными и сдержанными, и поэтому они не должны были лгать, гордиться и смотреть на женщин. Католический летописец XVI века Саагун подчеркивал, что среди священников никоим образом не было скверны или порока. Если священник нарушал запреты или пил пульке (алкогольный напиток) или был похотливым, пощады не было: его душили, сжигали заживо или стреляли в него из лука. Если священник грешил несильно, другие проливали кровь из его ушей, боков и бедер шипами или острыми костями.

У жрецов было три основных обязанности: выполнение ритуалов, управление и забота, а также обучение других. Во время ритуалов они приносили в жертву свою кровь, давали пищу богам и сжигали ладан (копаль). Предметом, который использовался для сжигания копала в приношениях и во время жертвоприношений, была курильница, похожая по внешнему виду на сковороду. Длинная прямая полая ручка курильницы часто изображала змей. Во время этих ритуалов исполнения жрецы также отвечали за поддержание священного огня в больших жаровнях, воспроизведение музыки и совершение множества подношений богам.

В рамках своих обязанностей по управлению и уходу священники руководили строительством, персоналом и снабжением храмов. Подметание храмов проводилось ежедневно, чтобы должным образом позаботились о священных территориях храма и богах.

Третьей священнической обязанностью было образование. Священники руководили калмекак, руководили тамаказтоном (послушниками, молодыми посвященными) и мирянами, а также заботились о священных книгах. Они рассказывали другим о богах, ритуалах, календаре и астрономии.

Чтобы служить своим божествам в рамках своих ежедневных ритуалов, жрецы гораздо были более преданы молитвам и покаянию, чем остальные ацтеки. Они исполняли молитву трижды днем и один раз ночью. Начинающие священники собирали дрова, чтобы дежурить по ночам, и несли бревна на спине. Закончив рабочий день, они выполнили свои благочестивые обязанности покаяния. В качестве наказания ночью они отрезают шипы магуей, чтобы положить их в лес, пустыню или около воды. На это предприятие одновременно приходило не более одного человека. Священники сначала купались, а затем шли обнаженными, неся ракушечные трубы, ковши для благовоний, мешок, полный благовоний и сосновые факелы. В местах, где были помещены иглы магуэй, трубили в трубу. Младшие священники проходили поллиги, а те, кто совершал великие покаяния, прошли две лиги.

В полночь главные священники омывались водой. Также в полночь, когда ночь разделялась пополам, все вставали и молились. Если человек не просыпался, остальные собирались вместе, чтобы собрать кровь из его ушей, груди, бедер и икр. Все соблюдали обряд голодания, но с разной периодичностью. В полдень мальчики ели, а когда приходило время поститься, звали атамалквало. Они не ели снова до полудня следующего дня. В полночь другие ели, а потом не ели до следующей полуночи. Не ели ни острого чили, ни соли, ни воды. Если кто-то ел хоть немного, пост считался нарушенным.

Берналь Диас дель Кастильо описал священников как одетых в черные плащи, похожие на рясы, и длинные платья, доходившие до ног. У некоторых были капюшоны, как у каноников, а у других были капюшоны меньшего размера, как у доминиканцев. Жрецы носили волосы очень длинными, до талии, а некоторые до щиколоток. Их волосы были залиты кровью и так спутаны, что их нельзя было разделить. Он также отметил, что их уши были разрезаны на куски в качестве покаяния, а ногти были очень длинными. По словам Диаса, от них воняло серой и разлагающейся плотью. Говорили, что эти священники были очень набожны и вели хорошую жизнь.

первая публикация на сайте https://tensegrity.moscow/priests-rulers-people-aztec/

Майкл Корда - редактор и писатель, работавший в издательстве Саймон и Шустер (в тексте —  S&S), который вывел книги Карлоса Кастанеды в мировые бестселлеры, вспоминает о своих встречах с Карлосом Кастанедой и об обстановке, которая царила внутри издательства в то время. Главы из его автобиографической книги «Другая Жизнь. Воспоминания о других людях»

В книгe «Учение дона Хуана» профессора антропологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе по имени доктор Карлос Кастанеда рассказывалось о его посвящении в культ пейота шаманом яки по имени Дон Хуан. В одержимой наркотиками культуре конца шестидесятых и начала семидесятых годов неудивительно, что докторская диссертация Кастанеды смогла вырваться из академического мира, чтобы стать местным бестселлером, хотя, возможно, это была первая (и последняя) докторская диссертация в истории, которая смогла совершить подобное.

В более поздние годы, когда Кастанеда стал своего рода гуру для целого поколения детей из колледжей, и его книги продавались в миллионах экземпляров, он должен был принять своего рода мистическое значение - действительно, когда «Тайм» сделал обложку с ним (хотя и с нечетким и неузнаваемым портретом его, так как он отказывался фотографироваться или позировать художнику), они изображали его, возможно, непреднамеренно, как загадочного человека и тщетно пытались установить его точную личность, как будто это имело значение. К тому времени в кампусах по всей стране появлялись ложные кастанеды, как в России цари-самозванцы, и Кастанеду видели во всевозможных невероятных местах люди, которые клялись, что он высокий, голубоглазый или что-то вроде хиппи-бога, с длинными волосами и бахромой одеждой. Никто не смеялся сильнее над этим обожествлением, чем сам Кастанеда - Карлитос, как он часто лукаво называл себя, как будто он был современным эквивалентом ученика-колдуна, который на самом деле не был слишком далек от истины и который многое объяснял о литературной привлекательности его ранних книг.

По крайней мере, на одном уровне они сформировали своего рода романа воспитания, в котором Дон Хуан играл хитрого учителя-колдуна, а Карлитос - неуклюжего, наивного и вечно обнадеживающего ученика. В работе Кастанеды была сторона, которая обращалась к тем же потребностям молодых людей, что и «Повелитель колец» Дж. Р. Толкиена и «Меч в камне» Т. Х. Уайта. Здесь были все элементы: приключение, колдовство, трудный путь к знаниям, на котором молодой человек рискует всем, чтобы научиться мудрости у своего учителя. Кастанеда был чем-то вроде реального хоббита, следовавшего пути, проложенному таинственным колдуном Гэндальфом или, в другом контексте, молодым Артуром, ищущим мудрости Мерлина. Возможно, не зная, что он делает, Кастанеда затронул безошибочную тему для бестселлера, даже без учета пейота, что должно было придать его работе дополнительную привлекательность запретного и опасного.

То, что Кастанеда был реальным человеком, а не литературным изобретением, как некоторые подозревали, стало очевидным на следующее утро, когда я позвонил в университет и меня соединили непосредственно с его офисом. Голос, который приветствовал меня, был богатым, модулированным и имел легкий латиноамериканский акцент. Я выразил свое восхищение его книгой и желание встретиться с ним. - Он усмехнулся. «Я был бы рад, - сказал он, - но сначала вы должны поговорить с моим агентом. Видите ли, я - слабак, но он действительно свиреп и злобен, так что я должен быть осторожен, чтобы не рассердить его». Я спросил, кто его агент. К моему удивлению, это был знакомый мне Нед Браун. Браун был миниатюрным человеком с холерическим красным цветом лица и белыми усами, который немного походил на Ирвинга Лазара. Сам он не был новичком, Браун работал агентом в течение многих десятилетий и был одним из немногих в Лос-Анджелесе, кто занимался писателями книг, а не сценаристами. В то время он был агентом Джеки Коллинз, и тот факт, что Кастанеда каким-то образом нашел дорогу к Неду Брауну, казалось, указывал на то, что он не был таким уж не от мира сего, каким его представляла книга.

Я немедленно связался с Брауном, который сказал мне, что его стол завален предложениями до небес, но если я хочу встретиться с его автором, он не возражает. Он уже поговорил с Кастанедой (который либо быстро говорил по телефону, либо обладал телепатическими способностями Дона Хуана), и я должен был ждать его на парковке моего отеля в восемь вечера. «Как я узнаю Кастанеду?» - Переспросил я. Браун невесело усмехнулся. «Не волнуйся, — сказал он. “Он тебя сразу узнает».

В назначенное время я стоял на стоянке, оглядывая людей в подъезжающих машинах в поисках кого-нибудь, возможно, похожего на Кастанеду. Большинство машин были лимузинами, извергающими из себя пухлых мужчин средних лет, сопровождающих юных звездочек — вряд ли это был стиль Кастанеды, как я догадывался. Передо мной остановился аккуратный "Вольво", и водитель помахал мне рукой. Это был крепкий, широкогрудый, мускулистый человек со смуглым лицом, темными глазами, коротко остриженными черными вьющимися волосами и такой же веселой улыбкой, как у монаха Тука, демонстрировавшей идеальные зубы. Я сел в машину, и мы пожали друг другу руки. У него было крепкое рукопожатие. Руки, как я заметил, были широкими, сильными, с тупыми пальцами, хотя одежда выдавала в нем ученого: светло-коричневый твидовый пиджак, аккуратная рубашка с галстуком, коричневые брюки, хорошо начищенные мокасины. Я спросил его, как он узнал меня. — Он рассмеялся. «Я волшебник» - сказал он лукаво, — «Как же я могу пропустить тебя?» — Он свернул на бульвар Сансет. «Ну и разумеется, мне не повредило, что Нед описал тебя».

Я редко, если вообще когда-либо, любил кого-то так сильно и так быстро — чувство, которое остается неизменным после более чем двадцати пяти лет. Это было не столько то, что Кастанеда должен был сказать, сколько его присутствие—своего рода очарование, которое было отчасти тонким интеллектом, отчасти настоящей привязанностью к людям, а отчасти невинностью, не наивной, но такой, какой любят считать святые, святые люди, пророки и гуру. Дух Кастанеды был определенно раблезианским и непристойным, и у него было злое чувство юмора, но тем не менее он испускал каким-то образом подлинный, мощный запах потусторонней силы, до такой степени, что я никогда ни на минуту не сомневался в правдивости его рассказов о Доне Хуане или о чудесах, которые он видел и в которых позже участвовал.

Отчасти это подтверждалось тем, что какой он выбрал ресторан — маленький элегантный стейк-хаус неподалеку от Санта-Моники. Я смутно предполагал, что он вегетарианец, но он заказал баранину и, когда ее принесли, с удовольствием съел ее. На самом деле в нем не было ничего от веганского, одетого в сандалии, аскетичного, калифорнийского чудака. То, что его мысли были сосредоточены на этом мире, а не на следующем, было очевидно по блеску в его глазах, когда привлекательная женщина входила в комнату. Безбрачие, как было ясно, не входило в его систему верований, и он не был противником выпивки, так как заказывал вино с разборчивым суждением и пил его с явным удовольствием. Курение, однако, было против его принципов, по соображениям здоровья и ветра — путь мага, как он ясно дал понять, требовал физической силы. Нужно было тренировать не только ум, но и тело.

Карлос, как я уже называл его, был не только хорошим рассказчиком в городе, где хороших рассказчиков пруд пруди, но и, что гораздо реже, хорошим слушателем. Он превращал слушание в физический акт, его темные глаза были устремлены на меня, а подвижное, выразительное лицо выражало, как у хорошего актера, сочетание внимания, сочувствия и теплого веселья. Коренастый и плотный — он не был красавцем — тем не менее, Кастанеда обладал физической грацией актера и точным чувством времени, а также способностью передавать с помощью небольших тонких жестов и изменений выражения целый спектр эмоций. Я спросил, а был ли он когда-нибудь актером, но он засмеялся и отрицал это. Но поскольку все, что он говорил о своих ранних годах, было открыто для споров и он часто противоречил сам себе, я не был уверен. Но тогда истина заключается в том, что все успешные шаманы и святые люди являются исполнителями, и никто больше, чем Дон Хуан, который объединил дары сценического мага с великим актерским даром для драматического момента. Возможно, Кастанеда играл на сцене в школе, в Бразилии или Аргентине, или где-то еще, где он вырос (вопрос, который никогда не был прояснен окончательно), но его природный актерский дар сделал бы его успешным студентом в любой актерской студии.

Тем не менее тогда я верил каждому слову его книги и верю до сих пор. За этими хитрыми уловками — затворничество в стиле Гарбо, намеренное запутывание своей биографии, его развлечение оставлять ложные улики, чтобы запутать журналистов — Карлос Кастанеда был настоящим человеком. На самом деле даже самые преданные читатели считали его более реальным, ибо он обладал каким-то земным, крестьянским здравым смыслом, которого иногда не хватает неуклюжему и невинному ученому, которого он описывает в своих книгах и над чьими неловкими выходками часто смеется.

Он ел с некоторой деликатностью — было много признаков того, что Кастанеда был воспитан в значительной степени аристократично — но очень решительно. — А что я думаю о книге? — спросил он между двумя глотками. — Я был потрясен этим, — сказал я. С одной стороны, я думал, что это может быть прочитано как простая приключенческая история, в добродушной традиции Лоуренса Аравийского — городской мальчик отправляется в пустыню и учится там выживать; с другой стороны, это была антропологическая классика, как Колин М. Тернбулл в «Лесном народе». Тернбулл, которому предстояло стать одним из немногих ортодоксальных антропологов, с энтузиазмом поддержавших работу Кастанеды, точно так же изображал себя глупцом среди пигмеев Ирути.

Некоторые читатели наверняка рассматривали книгу Кастанеды как руководство по применению галлюциногенных препаратов, что в то время более или менее гарантировало ей значительный успех, но, как ни странно, я видел в ней многие элементы «Правителя» Макиавелли, разумеется, без политического контекста. То, что предлагал Дон Хуан, казалось мне, представляло собой способ смотреть на мир объективно, разбивая жизнь на действия — большие и малые, важные или неважные — каждое из которых должно было быть выполнено настолько хорошо, насколько это было возможно. Карлос, сияя, кивнул. – «Безупречно! –  сказал он. – «Все, что ты делаешь, должно быть безупречным». (Это было одно из его любимых слов, как я вскоре узнал.) Выражение его лица было смешливым и самоироничным. «Это нелегко, — сказал он.

—Сделанное кое-как не считается. — Он сделал паузу. — Есть безупречный способ делать все, - сказал он. Он с явным удовлетворением отправил в рот кусок баранины и принялся энергично жевать. - Даже есть баранину.

Значит, это кодекс поведения? — Переспросил я. Карлос задумчиво кивнул. «Может быть, и так. Да, пожалуй. Вы должны были подчиняться дисциплине» — это было то, что дети, которые приходили на его лекции, конечно, не получали. «Они думали, что эта книга о свободе, о том, чтобы делать все, что тебе вздумается, о курении марихуаны!» - Он рассмеялся. Но это была ошибка, продолжал он. Наркотики были инициацией, способом проникнуть глубже, причем совсем не веселым. Прежде всего, они были частью способа смотреть на мир и способа упорядочивать свою жизнь. Кодекс поведения, да, это было очень хорошо. Он доел свою баранину, и мы заказали кофе. Он пил свою сладкую и черную воду с кофеином, что, казалось, не вызывало у него никаких проблем. Он сказал, что спит, как младенец. Дон Хуан был тверд в таких вопросах. Было время для сна, и ты спал. Было время проснуться, и ты проснулся. Никаких жалоб, никакого нытья, никаких слов «я не могу спать» или «я так устала, что не хочу вставать».«Дон Хуан, - доверительно сказал он, — был суровым надсмотрщиком. Гораздо хуже, чем монахини в школе».

«Как ты умудрился выбрать Неда Брауна своим агентом?» — переспросил я. «Дон Хуан нашел его для меня, — сказал он, громко смеясь. — Он велел мне выбрать самого подлого человечка, какого я только найду, и я выбрал». Он заплатил по счету, и мы вышли наружу, в теплую ночь. Я сказал ему, что вернусь в отель пешком, и он одобрительно кивнул. Карлос верил в пешие прогулки. Тело должно быть здоровым, иначе какая польза от ума? Кроме того, Дон Хуан всегда шел прямо через пустыню, двигаясь так быстро, что было трудно поспевать за ним, никогда не теряясь. Карлос глубоко вздохнул. «Он сказал мне, что ты тоже придешь, — сказал он, пожимая мне руку. — Придет кто-нибудь, кто кого интересует сила, - сказал он мне. — Вот увидишь».

— А меня интересует сила? — переспросил я.

Он крепко обнял меня, а потом, дав на чай парковщику и садясь в свою машину, улыбнулся мне и сказал: «Разве медведи разбрасывают дерьмо в своем лесу?» — и исчез.

♦♦♦

На следующее утро я позвонил Дику и сказал, что хочу купить права в издательстве Калифорнийского университета на докторскую диссертацию профессора антропологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Дик немного поворчал, но это был всего лишь его способ. К этому времени мы уже научились доверять инстинктам друг друга. Он всегда поддерживал мои догадки, даже когда считал меня сумасшедшей, и никогда, никогда не сомневался во мне. «Любой в этом бизнесе, кто прав более чем в пятидесяти процентах случаев, — гений», - было одно из его любимых высказываний.

Правда заключалась в том, что для человека, который хвастался тем, что он «парень с цифрами», Дик был на самом деле полной противоположностью. Когда дело доходило до покупки книг, у него не хватало терпения разбираться в цифрах, которые он знал лучше, чем кто-либо другой, чтобы доказать что-либо. Если вы подготовите для него тщательный финансовый анализ книги, которую хотите купить, он, скорее всего, взглянет на нее, скомкает, бросит в корзину для бумаг, откинется на спинку вращающегося стула и скажет: «А теперь скажи мне, почему ты хочешь купить эту чертову штуку. — Дик наслаждался смелой игрой и не испытывал никакого уважения к людям, которые не желали рисковать инстинктивно. «Действуй своим чутьем», - любил повторять он и, в отличие от большинства людей, верил в это. Если я хотел купить докторскую диссертацию какого-нибудь профессора, он не возражал.

Я объяснил ему причину так быстро, как только мог. Я видела его мысленным взором: ноги на столе, он откинулся на спинку стула, как всегда, когда хотел подумать. — Антропология — хорошая категория, — сказал он наконец. «А сейчас все дети увлекаются наркотиками и индейцами. Кто-нибудь еще за ним охотится? — Я сказал ему, что Нед Браун утверждал, что его стол завален предложениями, но даже если это правда, я был единственным издателем, который действительно встречался с Кастанедой. — Браун, вероятно, лжет, - сказал Дик, — но никогда не знаешь наверняка. Выясни, чего он хочет, и дай ему это. Нет никакого смысла в том, чтобы быть прижимистым с ним». — Он сделал паузу. «Не возвращайся без него», — хрипло сказал он, как обычно, желая мне удачи, и повесил трубку.

Я позвонил Неду Брауну и после энергичного раунда переговоров—рекомендация Дона Хуана была точна, поскольку Нед был не только злым, но и упорным, как один из тех маленьких терьеров с большими челюстями, которые могут цепляться за дорогую жизнь, — я получил права на книгу Кастанеды в твердом переплете примерно в два раза дороже, чем планировал заплатить. Через день или два я вернулся в Нью-Йорк, чтобы попытаться убедить скептически настроенных продавцов, что мы должны приложить к этому серьезные усилия.

К счастью для меня, Дик не верил в демократию. Он считал, что отдел продаж существует для того, чтобы продавать книги, которые им дают, и его не интересовали мнения с места на конференциях по продажам. Когда в редких случаях директор по продажам или один из его представителей высказывал свое мнение о достоинствах книги, он обычно огрызался: «Ты редактор? Нет? Просто продай эту чертову штуку».  В данном случае его уверенность в моем суждении (или, что более важно, в его суждении обо мне) была вполне оправдана. Наше издание «Учения Дона Хуана», несмотря на определенный скептицизм в S&S ("Simon и Shuster"), взлетело в список бестселлеров, и в течение следующих десяти лет Кастанеда, книга за книгой, был главным продуктом нашей жизни, одной из подпорок, на которой держался успех нового, постготлибского S&S.

С годами взгляды Карлоса на магию становились все более мрачными и сложными, особенно после того, как он закончил свое ученичество и сам стал полноправным колдуном, но лично он сам оставался таким же жизнерадостным, как всегда, и мы стали близкими друзьями. Он обладал сверхъестественной способностью угадывать, когда я попадаю в беду или нуждаюсь в помощи, и в такие моменты звонил из телефонной будки во Флагстаффе или, иногда, внизу в вестибюле: «Майкл! Это же Карлос! Чувствуете ли вы себя сегодня сильным?» — Его голоса было достаточно, чтобы подбодрить меня, даже в самые худшие времена, и он действительно заставлял меня чувствовать себя более сильным или контролировать события, так что у меня не было никаких сомнений в магических способностях Карлоса. Много лет спустя, когда мой друг из Нью-Мексико Род Баркер настоял на том, чтобы взять несколько упаковок с его первой книгой в Шипрок, в самое сердце резервации индейцев Навахо, «Большая Резервация», чтобы знахарь наложил на них заклинание с разными цветами пыльцы, я не удивился, когда книга была встречена хорошими отзывами. Карлос научил меня, как ничто другое, тому, как важно попасть на хорошую сторону мира духов.

В материальном мире — как и в случае с Жаклин Сюзанн, Ронни Делдерфилдом и Карлосом Кастанедой — Шимкину удалось выздороветь достаточно, чтобы вознаградить Дика, предоставив ему, наконец, твердую и полную власть над S&S. Швед оказался лишен авторитета, кабинет Дика был расширен и облагорожен, и началась долгая охота за подходящей комбинацией жестких, энергичных, амбициозных, хорошо связанных редакторов, которая должна была поглотить следующие двадцать пять лет издательской карьеры Дика и дать S&S репутацию своего рода американских горок для старших редакторов. Дик хотел иметь команду всех звезд, и он был готов платить за нее — жалованьем, привилегиями, завышенными титулами и щедрыми расходами, — но не все понимали, что он ожидает от них не только успеха, но и способности выдерживать давление. Человек за человеком приходил в S&S, представляясь как "чудотворец", только чтобы провалить устрашающую психологическую полосу препятствий в виде Дика. Большинство из них ушли, оглядываясь на S&S как на худший опыт своей профессиональной карьеры. Некоторые из них были настолько потрясены этим опытом, что вообще оставили издательскую деятельность. В других издательских домах к редакторам относились с уважением. В S&S они были брошены в окопы с первого же дня, где от них ожидалось не только приобретения книги с огромной скоростью, но и способности решительно выдерживать критику Дика и его перефекционистские требования.

Дело было не столько в том, что лай Дика был хуже его укуса — его лай, конечно, был угрожающим, но он мог и яростно кусаться, — сколько в том, чтобы справиться с его природной воинственной натурой. Он ожидал, что люди будут сопротивляться, и наслаждался этим, когда они это делали; при малейшем признаке страха или робости он безжалостно врывался, ища слабое, уязвимое место, инстинктивно стремясь к мягкому подбрюшью. Но никто не понимал, что у него был по существу дарвиновский взгляд на мир: люди должны бороться за то, чего они хотят или во что верят, и бороться изо всех сил. Те, кто боролся за то, что они хотели сделать, завоевывали его уважение; а к тем, кто не боролся, он терял интерес.

Никто в этой отрасли не поставил бы S&S высоко в списке мест, где было весело работать, но странным было то, что те из нас, кто прошел этот урок, были счастливы и не хотели бы работать где-то еще. Как и морские пехотинцы, люди в S&S гордились собой за то, что работали в условиях, которые в других местах считались варварски суровыми. Как сказал один из выпускников этого испытания террором: «если вы можете пережить это, вы можете пережить все, что угодно».

Дик работал усерднее и дольше всех, задавая темп своим примером. Те, кто преуспевал, делали это потому, что отдавали работе все сто процентов и заботились о том, чтобы делать все правильно; те, кто терпел неудачу, терпели неудачу потому, что это была жесткая, неумолимая среда, очень непохожая на атмосферу любимых» S&S при Бобе Готлибе, когда Боб играл снисходительного и мудрого папу-медведя для обожающего круга послушников, которые разделяли его взгляды и жили ради его похвалы. Наградой для членов ближайшего окружения Дика было то, что они прошли испытание.

перевод с английского - мой.

Оригинал на сайте Тенсегрити https://tensegrity.moscow/castaneda-books/

Высказывания Марко Антонио Карама из документального фильма «Тайна Карлоса Кастанеды» (2019 г).

Я впервые встретился с Карлосом Кастанедой в конце 1980-х годов. В это время он приехал в Мексику, чтобы представить одну из своих главных работ «Дар орла». На протяжении многих лет он избегал широкой публики. Конечно же, аудитория была переполнена. Около 500 человек ждали встречи с легендарным Карлосом Кастанедой. Время шло, а он все не появлялся. Ведущий вышел на сцену и сообщил, что что-то случилось, и Кастанеда решил отменить презентацию. Все были очень разочарованы и стали потихоньку покидать зрительный зал. Но очень небольшая группа людей, может быть 10-12 человек, решили остаться, и я был среди них. У нас была какая-то внутренняя уверенность, что он, в конце концов, выйдет. И затем через четыре или пять часов, к нашему изумлению, вышел Карлос. Он рассказал о своей книге, а затем, когда мы спросили его — почему он решил отменить презентацию, он ответил, что произошло некое важное событие, когда он собирался выйти на сцену. Он что-то увидел на сцене, что-то подозрительное, аномалию с точки зрения мага. Это привело его к решению не проводить презентацию и подождать второго знака, который бы подтвердил или опроверг увиденное им в первый раз. Этим знаком стал человек, который был среди оставшихся в аудитории и ждал четыре часа, как если бы зная, что Карлос все же выйдет. И этим человеком был я.

Он был великий манипулятор. Полагая с его точки зрения, он думал, что, держа всех у своих ног и заставляя соперничать за его одобрение и расположение, он ослабит их эго. В действительности, это все стало похоже на секту, где он был центром всеобщего внимания, требовательным и тираничным, позволяющим себе оскорблять других. Он никогда не был таким со мной, но наши отношения стояли особняком. С теми же, кто искал его внимание, соревнуясь за место среди приближенных, он был очень, очень тираничным. В общем, после многих лет близости и общения с Карлосом, я видел много противоречий его учении и поведении, что не отрицало его гений и глубокую духовность. Просто в то время я понял, что мне чего-то во всём этом не хватало, что это было не совсем то, что мне нужно.

Карлос Кастанеда был очень поэтичным человеком, что совершенно игнорировали в нём охотники на фактов. Была ли магия дона Хуана реальной? А где он был с этого года по этот? Они абсолютно не видели красоты его поэзии, неосязаемого качества того, что он пытался донести, что невозможно передать словами.

Один из вопросов, которые мне задавали люди после того, как я познакомился с ним и стал проводить с ним много времени, был о том, используем ли мы наркотики, или езжу или я в Мексику принимать пейот. Однозначно, нет. У Карлоса этот период закончился задолго до встречи со мной, он считал, что есть другие способы раскрыть двери восприятия. Такого рода психоделические вещества использовались только для людей, чья ментальная психическая структура была слишком жёсткой. В таких случаях психоактивные вещества использовались в ритуальных целях для того, чтобы на время остановить работу концептуально двойственного ума. В этом состоянии учитель мог донести учение о природе ума. Также важно помнить, что использование этих вспомогательных средств вредно для саморазвития, хотя бы из-за того, что большинство таких веществ нейротоксичны, то есть имеют дегенеративное влияние на нервную систему. Их использовали в редких случаях для людей с особыми проблемами.

Важная цель этой традиции была в том, чтобы создать определённый набор обстоятельств вокруг человека — как внешних, так и внутренних, с целью временной остановки концептуально двойственного ума. Природа ума, которая выходит за пределы пространства иронии, двойственности или понятийности, просто проявляется естественным образом. Поэтому, чтобы стабилизировать природу ума, практик должен развивать одну точку концентрации. Для этого в традиции дона Хуана необходима личная энергия. Эта энергия лежит в событиях нашей жизни, не только текущих, но и прошлых. Поэтому появляется второй инструмент работы — созерцательный инструмент, имеющий параллель с буддийской традицией, так называемый «пересмотр». В нём мы очень осознанно воспринимаем жизнь и таким образом высвобождаем энергию из ментальных страданий, эго, ловушек, тех мест, которые забирают неимоверное количество энергии. Так мы обретаем целостность.

У меня была возможность долгое время и многие годы и встречаться, и общаться с теми, кто принадлежал к этому поколению. Тайша Абеляр, Флоринда Доннер-Грау, они исчезли. Я не знаю, что в точности случилось с ними. Когда Карлос умер, они коллективно совершили некий рит магического самоубийства, что-то в этом роде. Но я также встречался и с некоторыми членами старой индейской группы Кастанеды, такими, как Донья Соледад. С ней у меня были дружеские отношения на протяжении многих лет. Это были мексиканцы, поэтому они разделяли многие элементы нашей культуры. И при этом состояли в большом родстве с культурами коренных народов Мексики. Их интерпретация пути мага более традиционна. Донья Соледад была не только великим магом, но и великим лекарем. Она была состоявшейся женщиной-шаманом, прекрасным оратором, кроме того, работала преподавателем театрального искусства в государственном независимом университете Мексики, была успешной актрисой и очень сильной женщиной. Благодаря Донье, мне также довелось повстречаться и с другими членами этой группы, в частности, с Паблито. Они очень сильно отличались от новых учеников Кастанеды, из которых большинство были американцами, воспринимавшими учения Кастанеды через собственный опыт или опыт Карлоса, но они через откровение тех магов, которые учили самого Кастанеду. Поэтому эти две группы оставляли разные впечатления.

Я действительно думаю, что линия передачи Кастанеды была уникальной. Нет ни одной другой линии магов, которая говорила бы о магии так, как говорил он. Я правда считаю и знаю, что есть очень много других линий передачи магических знаний в Мексике и Латинской Америке, но нет ни одной, у которой была бы такая мудрая и понятная структура, какую сформулировал он в рамках своей традиции, основываясь, разумеется, на своем образовании. В основе его образования лежат несколько факторов. Первый — это особенное влияние буддизма, которое испытала на себе эта традиция. Я думаю, именно это дополнение к их традиции во многом преобразовала её внутреннюю структуру и внешний вид. Второй элемент — это традиция, которая помаленьку проникала в современную городскую среду. Знание сельских коренных индейцев стало приходить и в мексиканские города. Это притянуло людей, которые не были чистокровными индейцами, метисов, граждан, находящихся под влиянием европейской мысли. Традицию несли людям с современным мировоззрением и образованием. По крайней мере, так было в 20-м веке. Это делали предшественники нагваля дона Хуана – нагваль Хулиан, затем сам дон Хуан, затем Кастанеда. Таким образом была преемственность с современным мировоззрением, обогащенным философской традицией Запада, а также Востока. Я бы не сказал, что он занимался плагиатом, я считаю, он был в постоянном диалоге с этими традициями, которые обогатили его язык, его мировоззрение, его способ передачи этого древнего знания. Но, с другой стороны, верно и то, что я думаю, по крайней мере, к концу в традиции возникла трещина, которая потихоньку увела этих людей из прежнего фокуса, отрезала в том числе и от корней, от чего в итоге традиция стала сектой, чего изначально не предполагалось.

В те годы, когда у меня была возможность быть в очень близких отношениях с Карлосом Кастанедой, он определённо был одним из самых влиятельных, важных, трансцендентных людей в моей жизни. Благодаря ему, его личности и тому, как он мог влиять на мою жизнь, я смог глубоко понять многие аспекты буддизма, которые, как мне кажется, я бы не смог понять так глубоко и быстро без его помощи. Поэтому, он имел очень сильное и позитивное влияние на меня, и мне очень повезло, что я не стал копировать негативные аспекты его личности, невротическое поведение. Я смог взять только позитивные элементы, которых также было очень много.

На пути магов много препон, особенных обстоятельств, которые намеренно создаются учителем, дабы остановить временное непрерывность двойственного концептуального разума. Когда это происходит, учитель получает возможность указать на сущностную природу ума, и тем самым позволить практикующему распознать нестабильность ума. Этот метод называется «сталкинг». Другой метод, и ему есть множество параллелей в других традициях мудрости, таких как буддизм и традиции мексиканских индейцев, это сновидения, осознаваемые сновидения. Они служат для того, чтобы практикующий в итоге мог распознать иллюзорную природу сновидческих феноменов. «Осознай себя во сне, его иллюзорную природу, и сможешь пробудиться в бодрствующей реальности, осознавая иллюзорность окружающих явлений. Когда же это произойдёт, ты сможешь освободиться от разрушающих влияний, которые эти явления на тебя оказывают. Причине наших привязанностей и отвращений, которые в целом возникают из неведения и двойственного концептуального ума».

Когда мне было семь лет отроду, мой отец инженер работал на стройке в городе Тула. Именно оттуда был родом дон Хуан. Это был город, в котором жил он и бóльшая часть его учителей. Я сопровождал отца в его поездках в это место, и мы ходили в маленький ресторанчик на площади Тулы. Я хорошо помню там одного человека, очень худого и при этом сильного, который очень странно на меня смотрел. Когда я выходил из ресторана, этот человек пронзительно взглянул на меня, кинулся вслед и очень сильно ударил меня по спине. Я был шокирован. Мой внутренний диалог остановился полностью, и я в каком-то смысле увидел природу ума. Он улыбнулся и сказал мне: «Вот так, через это они узнают тебя в будущем». Затем ушел, и я больше никогда его не видел. Вы думаете, это был дон Хуан? Карлос сказал, что это был дон Хуан, и таким образом он отметил меня. Это был тот знак, который Кастанеда увидел в тот день, на той презентации. Мне потребовалось много лет, чтобы в дальнейшем узнать, что в этой цепи учителей был знаменитый нагваль по имени Лухань. Он жил в конце 18-го века и был китайцем по происхождению, монахом Шаолиня, приехавший в Мексику в ходе великого переселения китайцев на Запад. Он приехал в северную Мексику, где встретил знаменитого нагваля, который просветил его в индейскую традицию. Так осуществилось слияние буддийского учения и индийской традиции. Это отчасти объясняет мои двойственные корни в буддизме и этой индейской практике. И все это длится с конца 18-го века, все благодаря этому нагвалю по имени Лухань.

Линия Кастанеды — это многие поколения древних магов, которые могли распознавать природу ума подобно тому, как этому наставляют в тибетском учении Махамудра или Дзогчен. Но на мой взгляд, в линии Карлоса не хватает сострадания и любви. Мне не кажется, что они освоили идеалы мадхи-сатвы. Учителя Кастанеды больше тяготели к силе. Это не означает, что в них не было знаний или мудрости, но им не хватало этого элемента, от чего в их личностях не было равновесия и был дисбаланс в саморазвитии, на мой взгляд.

Ближе к концу своей жизни им была основана организация «Cleargreen», которая обучает движениям Тенсегрити. Многие люди смогли поучаствовать в семинарах Тенсегрити, которые его организация проводила по всему миру, в частности в США.

Интересно сравнить современные взгляды Антонио Карама и записи с его лекции, изданные в России в 1995 году: https://tensegrity.moscow/how-to-stay-free/