corzhyk

Стихотворения в фильмах не вызывают у нас удивления. Ведь мы с самого детства привыкли пересматривать, в частности, фильмы Эльдара Рязанова: «Ирония судьбы…», «Служебный роман» и др., которые насыщены стихотворениями и песнями на стихотворения. В других фильмах также то там, то тут проскакивали стихотворения: «Хорошая девочка Лида» в фильме «Операция “Ы” и другие приключения Шурика», стихотворения Арсения Тарковского в фильмах его сына, ну и, например, «Я узнал, что у меня есть огромная семья…» в фильме «Брат-2» или «Серые глаза — рассвет…» в сериале «Полицейский с Рублёвки».
 
Но здесь я хотела вспомнить иностранные фильмы и стихотворения, которые там звучали. Почему-то я всегда обращаю на такое внимание при просмотре.
 
1. Начну с  фильма «Интерстеллар», в котором прозвучал отрывок стихотворения Дилана Томаса:
 
Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы,
Пусть тлеет бесконечность в яростном закате.
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир,
Пусть мудрецы твердят, что прав лишь тьмы покой.
И не разжечь уж тлеющий костёр.
Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы,
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир.

У этого стихотворения есть несколько переводов. По-своему хороши все, но я приведу перевод Александры Берлиной.
 
«Не уходи покорно в сумрак смерти»
 
Не следуй мирно в даль, где света нет,
Пусть гневом встретит старость свой конец.
Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.
 
Хоть знают мудрецы, что тьма — ответ
На свет всех слов, не следует мудрец
Безропотно туда, где света нет.
 
И праведник, сдержавший свой обет
Нести добро как солнечный венец,
Рыдает зло, когда слабеет свет.
 
Дикарь, свободный человек, поэт,
Прекрасного певец, лучей ловец,
Не побредет туда, где света нет.
 
Увидев перед смертью рой комет
Сквозь слепоту всех лет былых, слепец
Бунтует, если угасает свет.
 
Ты не на склоне — на вершине лет.
Встреть гневом смерть, прошу тебя, отец.
Не следуй мирно в даль, где света нет.
Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.
 
2. Теперь вспомним фильм «Эквилибриум», где герой Шона Бина цитирует отрывок из стихотворения Уильяма Батлера Йейтса: «Но я — бедняк, и у меня лишь грёзы…».

Это стихотворение также имеет множество переводов, приведу парочку.
 
I.
 
Будь у меня в руках небесный шёлк,
Расшитый светом солнца и луны...
Прозрачный, тусклый или тёмный шёлк,
Беззвёздной ночи, солнца и луны.
Я шёлк бы расстилал у ног твоих.
Но я - бедняк, и у меня лишь грёзы...
И я простираю грёзы под ноги тебе!
Ступай легко, мои ты топчешь грёзы...
 
II.
 
Будь у меня тончайшие шелка,
Что небеса расшили серебром и златом,
Ночною тьмою и сияньем дня
С игрой тонов рассвета и заката,
Устлать твой путь я ими был бы рад.
Но беден я, и лишь свои мечты
Смиренно я кладу к твоим ногам.
Будь осторожна – по мечтам ступаешь ты.
 
3. Уже само название фильма «Общество мёртвых поэтов» готовит нас к тому, что так или иначе о стихах там что-нибудь да должно проскочить. И наши ожидания будут оправданы. Неоднократно в фильме цитируется стихотворение Уолта Уитмена — «О, Капитан, мой Капитан!..».

Я взяла его в переводе Ильи Оганджанова.
 
«О, Капитан! мой Капитан!..»
 
О, Капитан! мой Капитан! Окончен наш поход,
Все бури в прошлом — наш корабль с победою идёт,
Уж виден порт, людской восторг, звон слышен колокольный,
И все глядят на наш фрегат — суровый, грозный, вольный.
   Но Боже, Боже, Боже!
      Струйкой кровь бежит.
         На палубе мой Капитан —
            Он недвижим лежит.
 
О, Капитан! мой Капитан! Скорей, скорей вставай,
Трепещет флаг, трубит труба — на зов её ступай,
Там ждут тебя на берегу сияющие лица,
Толпа ликует и ревёт, на пристани теснится.
   Очнись, я здесь, отец родной!
      Но голос мой дрожит.
         О страшный сон — мой Капитан
            На палубе лежит.
 
Мой Капитан молчит в ответ, бледны его уста,
И холодна его рука, во взгляде пустота.
Причалил к берегу корабль, окончен наш поход,
С победой на родной земле встречает нас народ.
   Звонят, звонят колокола!
      Душа в ответ молчит.
         На палубе мой Капитан —
            Он недвижим лежит.
 
4. А сейчас некоторые удивятся. В фильме «Сумерки. Затмение» главная героиня в самом начале читает одно из красивейших стихотворений Роберта Фроста —  «Огонь и лёд».

«Огонь и лед»
 
Одни говорят: мир умрёт в огне,
Другие твердят про лед
Я долго жил, и кажется мне,
Огонь скорей подойдет.
 
Но если бы кто-нибудь мне сказал,
что дважды нас гибель ждет,
я не удивился бы. Я узнал,
что ненависть — толще, чем лёд
 
И равнодушие холодней
вечных покровов льда.
И если для смерти не хватит огней
Лёд сгодится тогда…
 
5. Также отрывок из стихотворения Роберта Фроста «Неизбранная дорога» звучит в первой серии мини-сериала «Что знает Оливия».

У этого стихотворения так много хороших переводов, что я не могу остановиться на одном варианте.
 
I. Перевод Валерия Черешни.
 
Скрещенье тропинок в осеннем лесу,
Когда б раздвоился, я выбрал бы обе,
А так — словно держишь судьбу на весу,
Стоишь и глядишь сквозь сухую листву
На ту, что теряется в темной чащобе.
 
Я выбрал другую, — она посветлей,
И мне показалась еще нелюдимей,
Приятней на вид и трава зеленей;
Хотя для того, кто проходит по ней,
Отличия вряд ли уже различимы, —
 
Их, если и были, укрыл листопад,
Еще не примял его грубый ботинок.
О, если бы снова вернуться назад!
Но вряд ли решусь на сердечный разлад,
На зов и соблазны бегущих тропинок.
 
Со вздохом припомню, годы спустя,
Как чаша весов в равновесье застыла:
Тропинки скрестились в лесу, и я —
Пошел по заброшенной. Может быть, зря…
Но это все прочее определило.
 
II. Перевод Ильи Липеса
 
Я — в желтом лесу, у развилки дорог,
И надо решать, на какую свернуть.
Вгляделся в одну — далеко, сколько мог.
Она уходила в извилистый лог
А дальше терялся в осиннике путь.
 
Я выбрал вторую. Казалось мне там
Трава столь же мягкой, куда ни шагни,
Но меньше примялась она по бокам,
А все-таки, если судить по следам,
То равно исхожены были они.
 
Дороги усыпаны ярким листом.
Но как же брести по обеим лесным? —
Подумал я: первой пройду я потом,
Хотя до конца был уверен в одном:
Путь выбран: отныне он необратим.
 
Однажды состарюсь. В каком-то году
Вздохну и скажу непременно тогда:
Дорог было две… Я решил на ходу:
Туда, где протоптано меньше, пойду, —
И всё изменилось с тех пор навсегда.
 
6. Ну, и напоследок, я, конечно, не обойду стороной Эдгара Алана По и его «Ворона», полное прочтение которого вы можете увидеть в хэллоуинской серии Симпсонов (3 эпизод 2 сезона).

В моём любимом переводе М. Зенкевича.
 
«Ворон»
 
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так застукал в двери дома моего.
«Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,
Гость — и больше ничего».
 
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме ангелы зовут Линор, -
Безыменной здесь с тех пор.
 
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
«Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость — и больше ничего».
 
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
«Извините, сэр иль леди, — я приветствовал его, -
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал», — дверь открыл я: никого,
Тьма — и больше ничего.
 
Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!»
Прошептало, как укор.
 
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей того.
«Это тот же стук недавний, — я сказал, — в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
Ветер — больше ничего».
 
Только приоткрыл я ставни — вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел — и больше ничего.
 
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,
Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
 
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой «Nevermore».
 
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шептал я, вдруг вздохнувши: «Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор».
Каркнул Ворон: «Nevermore».
 
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом «Nevermore».
 
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: «Nevermore».
 
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о nevermore!
 
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлет непентес — исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
 
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
 
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только бог над нами свод небесный распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
 
«Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
Я, вскочив, воскликнул: — С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
 
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.

Никогда, о, nevermore!


Если вы дочитали до этого момента, то спасибо за внимание!

И если вдруг знаете ещё какой-нибудь иностранный фильм, где звучало стихотворение, — делитесь!