Я слышу их крики,
И вижу их лица:
Под линзами блики
Проходят в глазницы.
Костлявые пальцы
По горлу проводят,
Ночные скитальцы
С ума меня сводят.
"Мы больше не видим"
Визжат они в уши,
Оставили ведь им
Одни только души.
"Покиньте меня"
Кричу я им ночью.
Сознанье губя,
И сердце рву в клочья.
Мои впечатления от многолетних сонных параличей...
Помню в первом классе на масленицу собиралось чаепитие, и надо было притащить в школу блинов и чего нибудь жидкого. Мама дала мне денег, и отправила в продуктовый за соком. На мои вопросы ответила: "Любой, какой захочешь". Ну мне и захотелось лимонного концентрата.
До сих пор не понимаю, за что отхватил тогда, но формулировать ответы мать, к сожалению, так и не научилась.
Учитывайте, пожалуйста, подобные исходы, отправляя детей в магазин за "Чего хочешь". Всем добра.
О небеса, даруйте же мне сил,
Чтоб я, как человек не знающий свободы,
Ни мига жизни впредь не упустил,
И подхватили греющие воды.
О небеса, вы одновременно добры и строги,
Даёте в жизни смертных вы покой.
О вас века поэтами слогались строки.
Вы идол для людей, что путь теряли свой.
О небеса, я раньше не просил,
Лишь раз я в этот миг молю о чуде:
Даруйте же прощение и сил,
Отринувшему вас Иуде.
Так уж получилось, что в доме, где я вырос лет 10 назад остались одни бабки. Квартиры в тех домах 45 лет назад давались в дар работникам пивоварни и завода неподалеку. Соответственно спустя 45 лет остались 70+ летние, дети почти у всех уехали. Были конечно и молодые, но большинство - именно старики. И они, мягко говоря, были не очень. Помню, когда мне лет 8 было, половина соседок чуть ли не с матом старалась прогнать моих вполне порядочных друзей, просто ждавших меня у подъезда. Многие из моих друзей, кстати, были из соседних таких же домов, а потому гон бабок был восьмилеткам совершенно не понятен.
Но это так, завязка.
В том доме я родился и вырос до 18 лет, не за долго до переезда со мной произошел интересный случай:
Уж не знаю, как бабки проглядели тот момент, когда у меня волосы отросли до плеч, но меня не признала компашка, всегда сидящая у подъезда. В очередной раз возвращаясь домой со школы я тянул руку к кодовому замку и тут... Между мной и дверью втиснулась жирнющая рука одной из бабок. Б-бабка Я-я
Б - Куда?
Я - Домой
Б - А ты тут не живешь
В этот момент она пытается меня отпихнуть, я чуть не упал, она ж кг 120 весила, а я еле до 60 дотягивал.
Я - Бабуль пустите меня пожалуйста, я тут живу (я уже нажал через ее руку код, и тянул дверь)
Б - А ну пошел от сюда! Я тут 5 лет живу, ни разу тебя не видела!
Я - Я тут 16 лет живу, у меня отец и бабушка тут уже 40 живут, вы чего охренели!?
Тут одна из сидящий начала что-то бормотать, мол пусти, это походу Любкин и т.д.
А в чем мораль-то? А мораль в том, что я уже 5 лет искренне жалею, что был стеснительным подростком, и не вмазал той бабке. Постоянно об этом вспоминаю, постоянно жалею.
В преддверии зимы вспомнилась мне одна история, связанная с "бомбочками".
Лет до 13 любили с друзьями это дело. Не кидали людям под ноги, как это делает обычная шпана. Нам было интереснее выбираться подальше от людей, и проверять что и как взрывается и горит, ну знаете, у многих было.
Однажды друг припер из соседнего города бомбочки толщиной сантиметра 2.5-3, а по высоте 6. И да, они взрывались только в путь. Помню, что если кинуть такую в маленькую бутылку от водки, ее нахрен разносило на осколки, я не знаю, как нас так не покалечило. Только раз другу в пуховик осколок прилетел за пару десятков метров, собственно в пуховике и застрял.
Зима прошла, пяток бомбочек остались. Надо было их растратить, и забыть. Так мы и решили: просто кинуть все по очереди куда нибудь в безлюдном месте. Нашли старую церковь, под ее стены и кидали.
Самая последняя что-то не взорвалась, постояли минутку, подумали. Пошел, подобрал, поджог и кинул еще раз. Снова ничего. Тут стоит пояснить, что мы боялись ее просто так оставить, вдруг кто-то найдет, а она рванет? Не дело.
Подходим мы к ней через минуту, лежит у стены, целая, все нормально. Наклонился, потянул за ней руку. Оставалось см 20-30, она и рванула. Минут 5 еще ничего не слышал, отбежали от туда еще глухими, сели смотрим друг на друга в шоке, а в ушах только свист. Бомбочка была на столько мощной, что пальцы точно бы оторвало, и хрен там знает, что случилось бы с детской клешней.
С тех пор зареклись никогда с этим не связываться, и не связывались больше.
Будьте аккуратнее с этим говном, пожалуйста.
Поэт, устав от жизни,
Заходит в кабинет,
И лезут в череп мысли:
Копились столько лет.
Писать он начинает,
Строка за ней строка:
Порой почти рожает,
Порой рука легка.
Чем жизнь сильнее била,
Тем легче стих идет.
Пуста бутылка пива,
Пускай еще раз бьёт!
Давно уже не больно,
И вновь в руке перо.
Что есть, тем и доволен.
Такой вот он Пьеро.
Дописан стих последний,
И спирт давно допит,
За городом в именье
Безжизненно висит.
Писал он не для славы,
Не чтоб подняться ввысь,
Стихи писались дабы
Не завершалась жизнь.
Сидеть могу часами в подворотне.
На мир плевать мне.
Я выгнан вон.
Мне выпала возможность стать ненужным,
Смотреть снаружи
На блеск икон.
И люди серой массой мимо ходят,
Носами водят:
Для них я нелюдь.
Они спешат скорей укрыться дома,
Боятся грома,
Обещан дождь ведь.
Подбитым глазом вижу каждого насквозь я,
Они мне братья,
Но я не их.
Им будто нацепил господь поводья,
И так всех водит
Одних, других.
Безбожно, грязно и червиво
Царь обирал простой народ,
Крестьянам не хватает силы:
Уж снова отбирают плод!
Их дети снова голодают,
Но при дворе всегда едят
Опять до нитки обдирают
"Не передох? Тебя щадят!"
И мальчик, что сидел у края,
У края тракта, да и жизни всей
Молил. Знать мчалась, не взирая:
На бал не терпится скорей.
Тут паж и латник невзначай притормозили,
Щенка суровым взглядом охватив,
Захохотали оба и язвили,
Струю сквозь поножи пустив:
"Пацан видать не понимает:
Мясной обет лишь для царя,
Он зря тут днями прозибает,
Ведь нищим - крошки сухаря."
