Untraceablr

Прекрасным июньским днём я сидел на лужайке в парке. Отдыхая в тени деревьев, я обратил внимание на молодую пару, что сели на лавочку у дороги прям передо мной. Я находился прямо перед ними, через дорогу, но казалось, они отказывались меня замечать, а может им было попросту всё равно. Я размышлял о своём и записывал свои мысли в блокнот, но это пара меня заинтересовала. Они были обычной, молодой парой, которая прогуливаясь в парке, решила отдохнуть присев на лавочку, но было в их отношениях что-то странное, что-то, что заставило меня обратить на них внимание. Я не понимал этого чувства, но оно явно мне говорило, что должно произойти что-то интересное. Перестав вести записи в блокноте я притих и начал слушать, в конце концов я не подслушивал, они сами сели передо мной, не моя вина, что они не обратили на меня внимание:
—…здесь с тобой.

Я услышал лишь конец предложения, что произнесла девушка, голос её был волшебным, знаешь, это тот редкий тип женских голосов, который так и хочется слушать и слушать, достаточно высокий, приятный, спокойный и наверняка, я почти в этом уверен, счастливый.
— Да, мы действительно давно здесь не были. Знаешь, я не просто так тебя позвал сюда. Ты же помнишь это место? Эту лавку?
— Конечно помню! Это наша с тобой лавка. Мои воспоминания настолько свежи, как-будто это происходило ещё сегодня утром! – Она мягко улыбнулась и аккуратно опустила свою голову на его худое плечо. Он тоже улыбнулся и ненадолго повисла тишина. Парень вдохнул и произнёс:
— Тот момент был удивительным. Я не рассказывал тебе, тогда, прогуливаясь по парку, я слушал музыку, смотрел на людей, с моего лица не сползала улыбка. Тогда у меня было замечательное настроение, словно я знал, что должно произойти что-то хорошее, даже замечательное.
Девушка радостно заулыбалась и воскликнула:
— Да-да-да! Ты был настолько светлый и лучезарный когда подошёл ко мне! Я просто не могла оторвать от тебя глаз, мне было не важно, что ты скажешь, я сразу поняла, что ты — это моё!
— Спасибо, Лили́. Тогда-то я увидел тебя одиноко сидящую на этой самой лавке, знаешь, меня переполнило какое-то чувство, уже два года прошло, но я так и не смог понять что это было и больше я такого не испытывал. – Девушка улыбнулась, ей стало очень гордо, что она вызвала в нём подобное чувство уже при первой встрече. Она подняла голову с его плеча и любящими глазами посмотрела на него и не отводила взгляда с его глаз. – Ты меня знаешь, я стеснительный, но в тот момент я, кажется, забыл об этом. Мне было всё равно. Я сразу пошёл к тебе, даже не я, а как-будто что-то меня толкало навстречу тебе. – Улыбка на лице Лили’ становилась шире и она в каком-то весело-безумном тоне ответила ему:
— Это сама Судьба вела тебя ко мне, дурачок. – После этих слов она посмеялась и быстро чмокнула парня в нос. Парень слегка поморщившись протёр нос рукой и открыл было рот, как Лили’ тут же перебила его: — Не говори ничего, милый. Я знаю, что тебе это не нравится, поэтому это так весело! – Она снова улыбнулась и они замолчали. Девушка развернулась на лавке и легла на неё, уложивши свою голову усеянную длинными, светлыми волосами на ноги парню. Она казалась счастливой. Она лежала и смотрела на него, затем погладила своей рукой его щёку и снова легко засмеялась.
— Знаешь Лили́. – Он обратился к ней, но неловко смолк. Я понимал, что он хочет что-то сказать ей, что-то важное, важное настолько, что не может решиться. Любопытство овладело мной, я стал вслушиваться внимательней. Я боялся не расслышать те слова, что могли быть произнесены тихо.
— Не знаю! – Радостно воскликнула Лили. – Ты же замолчал. Что ты хотел донести до меня?
— Знаешь Лили, ты напомнила мне один момент, после днюхи Папоротника в том году. – Девушка не сильно ударила его ладошкой в грудь.
— Фуу! Макс! Даже не думай говорить об этом! Я же просила тебя забыть! Зачем ты мне напомнил, я так хорошо жила без этих воспоминаний! Я не забуду этого Папе никогда!
Максим засмеялся. Он собрал её волосы в свою руку и держа их сквозь смех произнёс:
— Нет, ты не должен этого видеть, уйди, Макс! – Лили тоже засмеялась и ответила:
— Вот почему ты у меня иногда бываешь такой мерзкий? Ну в целом было смешно, да. Я тогда кричала как истеричка. – Она снова засмеялась.
— Ты была прекрасной истеричкой, даже учитывая ту картину, что ты исполняла, я был счастлив, что нахожусь рядом. – Лили снова не сильно толкнула его в грудь:
— Ну прекрати уже. Посмеялись и будет. Конечно это мило, но мне между про чем было плохо.
— Хорошо-хорошо, я снова забуду об этом. – Он нежно погладил её рукой по лицу, от виска до шеи. – Но не отрицай, что нам было хорошо!
— Не буду. Мне всегда с тобой очень комфортно, малыш.
Максим посмотрел на Лили с какой-то толикой надежды что ли, что он хотел увидеть, я не понимал, но это становилось всё интереснее.
— И вообще, я всё время забываю спросить, как вы додумались прозвать его «Папоротник»?
— Да тут всё просто. У Папы день рождения 7 июля, а это праздник Ивана Купала и считается, что в ночь на Ивана Купала в лесу расцветает папоротник, а кто его найдёт приколюху там какую-ту получит, я не помню уже если честно. Ну а потом из-за того что Папоротник слишком длинно, стали называть Папа.
Ещё какое-то время они молчали. Но потом Лили произнесла:
— Знаешь, Максим…….А знаешь, Максим, заразил ты меня этим своим «знаешь», как дурочка теперь постоянно повторяю за тобой. – Она произнесла это с кривизной в голосе, дабы показать своё недовольство.
— Нуу…знаешь….не вижу в этом ничего плохого.
— Вот опять! Тебе нужно избавиться от этого слова-паразита. – Лили резко засмеялась. Максим недоумённо посмотрел на неё. – И тебя вылечат, и меня вылечат – Она снова засмеялась. Максим подхватил  её смех и тоже рассмеялся. – Иван Васильевич меняет профессию! Здоровский фильм. Вот ты только представь, родились бы мы лет на 10 позже, может вообще не узнали бы про этот шедевр?!
— Я понял к чему ты клонишь, ты же знаешь как кончаются эти разговоры, мы будем сидеть тут на этой лавке в парке как старики и утверждать, что в наше время такого не было. – Последнюю фразу Максим выдавил как дед на смертном одре. Я бы даже сказал, вышло у него виртуозно. Лили засмеялась.
— Блин, как у тебя так получается?! Ну а в целом, Вы Максим Викторович, в корне не правы. Пусть раньше подобные разговоры приводили к одному итогу, но по теории вероятности.... – Максим резко перебил Лили:
— ООоооо…..по теории вероятности! Я значит тут сижу, не шалю, никого не трогаю, починяю примус, а она мне тут про теорию вероятности!
— Ладно, всё. Я поняла тебя, маленький мерзавец. – Она улыбнулась и приподнялась, чтобы поцеловать Максима в губы.
— Так что ты хотела спросить?
— О чём ты?
— Ну ты сказала: «Знаешь Максим», а потом начала  ругаться.
— Ах, ты об этом. Да что-то как-то уже неловко. – Максим посмотрел на неё со взглядом человека произносящего: «Что?» и разводящего руками. – Ну да, чего это я?! Просто ты весь день в парке что-то вспоминаешь из нашего прошлого, так приятно. У нас было так много счастливых моментов. А ты помнишь того мишку из иссиня-чёрных роз, что ты мне подарил?
— Ну конечно, я неделю за ним гонялся.
— Я даже не знала, что розы можно так красиво раскрасить, да ещё и целого мишку из них собрать. Видел бы ты лицо…
— Моей мамы, — Максим понял, что она хотела сказать, и подхватил фразу так, что договорили они вместе. Лили улыбнулась:
— Засранец
— От засранки слышу. – Лили слегка нахмурилась, посмотрела на Максима так, что тот понял, что ляпнул лишнего. Максим резко посмотрел в сторону, людей там не было, но он заговорил так, будто к кому-то обращался:
— А что вы, женщина, думаете прилично вот так, средь бела дня людей засранцами называть? Или вы думаете, что я не посмею защитить себя?
Лили снова заулыбалась. Она положила руку на лицо Максима и повернула его голову обратно и посмотрев ему в глаза произнесла:
— Как у тебя так получается, свести тему, чтобы я остыла?! Я ведь понимаю, что ты делаешь, не первый раз через это прохожу, но каждый раз это работает, как?
— Секрет фирмы. – Ответил Максим.
Они снова замолчали. Лили всё ещё лежала на лавочке и иногда словно кошка потягивалась на солнышке, ёрзая по ногам Максима. Максим же реагировал на это с небольшим недовольством, но не показывал этого Лили. Максим смотрел по сторонам, изредка он переводил взгляд на Лили и нелепо улыбался. Мне казалось, нет, я был уверен, уверен, что он хочет сказать что-то Лили, но всё никак не может решиться. Видимо действительно что-то важное, я читал волнение на его лице, Лили же этого совсем не замечала. Я с нетерпением ждал, когда он решится, когда он найдёт в себе силы сообщить ей то, о чём он думает с самого начала как они пришли сюда, то что так заинтересовало меня в них. Но Максим всё не решался, а мне так хотелось уже узнать это. Любопытство изъедало меня изнутри, сначала оно было не велико, словно брошенная зажжённая спичка, но сейчас, это спичка явно была брошена в летнем лесу во время суховея, пламя пожирало гектары леса, мне становилось невыносимо сложно его контролировать. Мне приходили идиотские идеи, что если заглянуть в его голову, прочесть его мысли, узнать то что мне так хочется и надеяться, что не разочаруюсь. Но нет, нет, это было бы не честно, они показывают мне такой сюжет, а я хочу заполучить спойлеры. Я начал успокаиваться и снова перешёл в режим ожидания….ждал….ждал пока они заговорят….

Время шло, а мы, как три марионетки брошенные кукловодом на время антракта оставались на своих местах до тех пор, пока мастер не вернётся и не продолжит нами спектакль. Лили всё так же лежала на Максиме, Максим всё так же слегка нервно разглядывал всё по сторонам, а я всё так же смотрел на них в ожидании. Тень деревьев в которой я сидел уже ушла от меня в сторону и теперь я сидел на траве освещённый солнцем. Я не люблю солнце, но тогда меня это мало волновало, я знал, что час «X» близок, что вскоре тишина прервётся и не успел я закончить эту мысль в своей голове, как Лили произнесла:
— Солнышко стало припекать. Может по мороженому? А? – она сказала это так звонко и так по-доброму, что мне хотелось бросить всё, это наблюдение, свой интерес и убежать к мороженщику, принести им два пломбира или что они там любят, по-моему, на моём лице даже начала проступать улыбка и я услышал голос Максима:
— Знаешь, — его лицо стало белокаменным, он явно был напуган тем, что собирается сказать. Вот оно. Неужели я наконец-то узнаю, узнаю что он скрывает.
— Опять это «знаешь» — Она посмотрела на Максима и увидела его бледность. Резко вскочила и бесцельно начала ощупывать его – Божечки! Что с тобой? Ты в порядке, малыш? Не молчи! Ответь мне, ну же!
— Я в порядке – спокойно сообщил Максим.
Чёрт! Нет! Сорвалось! Я не знал, выдержу ли ещё хоть толику ожидания. Хотя….это же сюжет, интрига, всё по канону.
— Точно? – спросила Лили.
— Абсолютно, Лили. Не о чем беспокоиться. Просто задумался.
Лицо Максима уже стало прежним. Бледность пропала и поэтому Лили успокоилась:
— Это хорошо! Я рада, что всё в порядке.
Она сильно обняла его. Максим обнял её в ответ и тут он заметил меня. Меня, пристально смотрящего и следящего за ними. Я понял, что кульминации мне уже не увидеть, видимо, спектакль окончен. Максим смотрел на меня, но смотрел как-то странно, он не подавал признаков злости или гнева, он смотрел на меня как-то с надеждой. Неужели он раскусил меня?! Но как это возможно?! Может он просто обратил на меня внимание изначально, но не подал виду?! Снова вопросы, я не получил ответов на старые, а уже поступили новые, но всё это было чертовски интересно. И тут Максим обратился к Лили:
— Лили.
— Да, малыш? – Ей чертовски нравилось, когда он называл её по имени, он делал это как-то волшебно. Все называли её Лилия или Лиля и только он обращался к ней Лили с ударением на второй слог, ей очень это нравилось.
— Я заметил тут напротив нас своего старого знакомого. Вон он сидит. – Он указал на меня пальцем левой руки. — Я пойду поздороваюсь с ним по быстрому, а потом мы пойдём есть мороженое, хорошо? – он улыбался и Лили просто таяла от этого.
— Конечно, малыш. Он совсем рядом с нами, а я даже не заметила его.
— Я тоже сначала не заметил, сейчас вернусь. – Он встал и пошёл ко мне. Сказать, что я был удивлён, ничего не сказать. Я никак не ожидал такого. Он не спеша шёл ко мне и он был настолько уверен в том что делает, а ведь он не знал меня, мало ли кем я окажусь и почему он соврал ей и назвал меня знакомым? От них до меня было не более семи шагов, но казалось, что Максим идёт ко мне уже несколько минут. Время подыграть. Я встал и воскликнул:
— Макс! Здарова! Давно не виделись. А я вот смотрю, думаю ты, не ты.
— Ну привет, Созерцатель. – Сказал Максим. После такого Лили точно будет уверена, что мы знакомы. Эта кличка, он прям в грязь лицом меня мокнул. Это интересно. Максим подошёл ко мне и мы пожали друг другу руки как приятели. Он не пытался продемонстрировать свою силу в рукопожатии. Что же он хочет от меня? – думал я. – Давай зайдём в тень от деревьев, я знаю ты не любишь солнце. – Как он узнал? Неужели он знал кто я такой? Быть такого не могло, он обычный человек, случайный прохожий, но как же это?! А может он просто продолжал спектакль для Лили и просто пытался отвести нас подальше, чтобы она не слышала разговора?! Этот парень был загадочен и интересен. Поставил ему твёрдую пятёрку. Я знал, что будет потом что рассказать.
— А ты помнишь? Это всё ещё так, видимо некоторые люди не умеют меняться. – сказал я и мы прошли за дерево в тень.
— Я не знаю кто ты и зачем ты пялился на нас, но что-то в тебе не так, я нутром это чую — опрокинул Максим.
— Так ты не знаешь кто я? Интересно.
— Мне плевать что тебе там интересно, но что-то в тебе есть, я не знаю как это объяснить, но я уверен в этом и думаю, ты понимаешь о чём я.
— Что ты хочешь знать, Максим? — ответил я
— Хм…Вот так просто?! Почему-то я считаю, что могу быть с тобой честен. Я привёл сюда её, чтобы расстаться, не потому что я устал от неё, а потому что я думал, что перестал её любить и дабы не играть с её чувствами, хотел это закончить. Но ты, из-за тебя я вспомнил кто я, кто она и что между нами было и понял что чуть не совершил ошибку. И не совершить ошибку мне дал именно ты, что-то что исходит от тебя просто не позволяло мне сказать то, что я хотел и сейчас, я этому рад. Как бы странно это не прозвучало, но спасибо, Созерцатель.
— А кто ты такой? Как ты читаешь меня?
— Я обычный человек и я не понимаю о чём ты сейчас, но это чувство, чувство уверенности в чём-то, оно у меня уже второй раз в жизни. Когда был первый раз, я полагаю, ты слышал.
Я замер. Значит, он видел меня с самого начала?! Те подёргивания головой по сторонам! Между поворотами налево и направо он смотрел вперёд, а значит прямо на меня. Как я мог упустить такое?!  Это явно было не от нервов, он знал что я слежу, но чего он добивался?! Он точно не обычный человек, нет, так не бывает. Но я ни разу до, не встречал таких как он. Интересно. В принципе это его проблемы, для меня это, лишь новая интересная заметка в блокноте.
— Значит, ты видел меня изначально? И почему ты позволил мне наблюдать?
— Я же говорю, что-то в тебе есть, я не был уверен в этом сначала, поэтому пока ты изучал нас, я изучал тебя. Я даже отсылку тебе дал, думал вдруг ты бес какой. Ну там, про примус, знаешь наверно откуда это и кто говорил. Не знаю бес ты или нет, но сегодня ты мне помог и я снова испытал то чувство, поэтому я благодарю тебя снова. – Максим развернулся собираясь уходить, но повернулся обратно: — Кстати, теперь я снова уверен, что люблю Лилию и не отпущу её. Ты наблюдал с интересом, я говорю тебе это просто, чтобы ты знал. Прощай, Созерцатель!
Он ушёл, ушёл назад к Лили, они взялись за руки и явно пошли за мороженым, оставив меня одного, наедине с моими мыслями.
«Ха! Так вот что он хотел ей сказать! Интересно, это правда я повлиял? Как так вышло, что в этой ситуации мы оказались одинаково друг от друга зависимыми? Хм…чёрт с ним, наверно Боги снова тешатся, древние шалуны». Я рассмеялся…»Созерцатель..кхм…не дурно…мне нравится, а как звучит…добавлю в список своих псевдонимов, в лучшее»….я снова рассмеялся. Я проговорил вслух:
— Дааа, это было очень интересно. Я и не знал что такое возможно, но я думаю, что я всё понял. Эхъ….проверить бы ещё факт один и я буду точно уверен.
— Вот дурёха! Посмотри на него. Сам с собой о какой-то лабуде разговаривает, лечится тебе надо, ходишь тут по парку, покусаешь ещё кого, тьфу на тя, — отвесила мимо проходящая недовольная бабуля, с костылём-тростью и большой клетчатой сумкой, одетая в длинное почти до земли коричневое пальто, в то, что купила наверно ещё лет пятьдесят назад и, по-видимому со своим сыночком. Здоровенький такой мужичок, хорошо сложен и высок, прям как с картинки журнала про спорт, вот только сумку таки бабка несла, видимо принципиальная со своей вредностью.
— Цыц, ведьма! – резко и злобно огрызнулся я ей в ответ.
Она вроде хотела что-то ответить, но явно я напугал её, клянусь, она поняла, что я не так прост, а её здоровый сынок оказался ещё трусливее, чем это дряхлая, старая кошёлка.
Я стоял под деревом ещё некоторое время, обдумывая всё произошедшее. Ну что ж, было о чём подумать. Солнце уже начинало заходить и небосклон окрасился в разные оттенки красного, почему-то я любил закаты. Не знаю почему, просто нравились. Я направился к выходу из парка. По дороге у меня снова пробежала мысль и снова вслух:
— Созерцатель! Интересно..

— Данилыч! — Выкрикнул Никита, приподняв крышку люка. Никита — крепкий мужик в потёртой разгрузке поверх чёрной футболки со слабоузнаваемым принтом черепа и плотных штанах, усеянных множеством карманов, большинство из которых он пришил лично. Лицо матёрого бойца покрывала густая борода, удачно скрывающая боевые шрамы, короткие волосы скрывали верх оборванного уха — след пыток в плену у банды Угнетённых в прошлом году. — Смотри-ка. Кто-то тут основательно затарился.
Кузнецов Антон Данилович — бывший полковник и начальник охраны славного поселения "Шанс", ныне лежащего в руинах, как и весь мир вокруг, направился к товарищу, сбросив с плеча АС «Вал» и перехватив оружие в обе руки. Лёгкая походка, крупного детины, выдавала в нём профессионала военного дела. Ростом он вышел поболе Никиты на полголовы. Отсутствие бороды намекало на старые, армейские привычки. Большой, но острый нос с расширенными порами с осторожностью вдыхал воздух, будто пытаясь учуять опасность:
— Что там у тебя? — После этого вопроса две пары карих глаз уставились друг на друга.
— А ты сам глянь, шеф, — подмигнул густыми бровями Никита.
Полковник подошёл к люку, заглянув в него с высоты своего роста. Пустое подвальное помещение с обшарпанными стенами и с местами валявшимися сломанными полугнилыми ящиками, парой высохших консервных банок и большой, разбитой пластмассовой бутылью.
— Всё шутки шутишь, Кляп? — строго и недовольно произнёс Кузнецов.
В ответ Никита добродушно рассмеялся, но поймав на себе укоризненный взгляд командира, принялся объясняться:
— Да ты под саму лестницу загляни. Три сумки лежат со жратвой, а рядышком вон наверняка тайничок, соточку ставлю.
Присев у люка, полковник всмотрелся в полумрак. Сумки, действительно, располагались под вертикальной лестницей с затемнённой стороны. Но все они были закрыты, и других люков на полу было не видать. Командир медленно повернул голову на бойца.
— Да не, ну не может быть, чтобы ты опять был прав, — обиженно проговорил Кузнецов, но тут же собравшись задорно добавил - хрен с тобой. Пол литра лишних ещё найду. Пока Саня с Драпом обходят район время есть. Залазь! — Скомандовал он.
Глаза Никиты загорелись, он улыбался так широко, что казалось, что щёки сползут на затылок.
— Есть! — резво отрезал Кляп и нырнул внутрь.
Полковник открывал сумки, что подавал Никита. Первые две были под завязку забиты бутилированной водой и консервами. В третьей он обнаружил явно сделанное вручную и мастерски запаянное в вакуумную упаковку вяленое мясо, а так же пачки сухариков, орешков и конфет-леденцов. Суровое лицо не смогло сдержать эмоций, во временном лагере неподалёку, их возврата ожидали три дюжины людей, среди которых было трое детей. Наконец-то получится побаловать малых, хоть на мгновения унести от суровых реалий современного разрушенного мира. Довольный голос Кляпа, привлёк внимание полковника. Не разобрав слов, он молча проследил за движениями товарища. Никита ковырялся в полу, что-то говоря самому себе под нос. Использовав его замешательство, командир оглядел округу, всё так же втягивая носом воздух на предмет опасности. Вокруг стояла тишина, прерываемая лишь пением птиц. Хороший знак. Из-за разрушенной стены здания вышли двое мужчин, вооруженных винторезами. Один из мужчин завидев Кузнецова, подал ему знак, что всё чисто. Успокоившись, полковник вернулся к наблюдению за копошащимся товарищем.
— Давай, моя хорошая. Покажи мне свои прелести. Я ведь тебя не обижу — сладостно проговаривал Никита, поглаживая пол в попытках найти механизм открытия.
— Некит, хорош возиться. Наши вернулись.
— Ща, Антох. Я уже почти, — раздался щелчок. Никита радостно заухал. — А теперь аккуратненько, одним глазком — выпалил мужчина и принялся разглядывать приоткрывшуюся щель.
— Что там, Никита? — Тревожно поинтересовался полковник.
— Не шуми, начальник. Мне слушать надо, — шикнул на него товарищ.
Антон Данилович молча послушался. В таких делах Кляп был экспертом, и лезть туда со своим видением ситуации, пусть и опытному командиру, совсем не хотелось. Поднявшись на ноги, он встретил двух подошедших бойцов требованием отчёта. Те, сразу же отрапортовали. Никита окликнул выслушивающего доклад Кузнецова, тот незамедлительно перевёл всё внимание на мужчину.
— Товарищ полковник! — Голос Кляпа трепетал радостью под стать его счастливому лицу. — Да тут клондайк.
— Что там?
— Всё! И главное наши любимые девяточки, — Никита рассмеялся. — Нам фура понадобится.
— Саня со мной! Драп на фишке! — скомандовал полковник.
Командир с ловкостью белки юркнул в люк. Слегка ошарашенный Александр полез следом. Драп укрылся за листом проржавевшего профнастила и осматривал окрестности, изредка вылавливая среди остовов домов стайки разгуливающих, неизвестных ему птиц.
— Красота-то какая. Лепота! — Довольно, скривив губы, произнёс Никита.
Спустившиеся мужчины, удивлённо разглядывали потайной склад битком набитый необходимыми ресурсами: продовольствие, напитки, оружие, патроны, экипировка, одежда и даже удобная обувь. Это место было оазисом посреди выжженной пустыни, только вот внутренний голос полковника, не давал ему покоя. Голос Александра отвлёк его от раздумий:
— Т-товарищ полковник! — заикаясь, начал молодой парнишка.
— Да, Сань.
— Мы во время обхода телегу видели. Небольшую правда, но всяко больше, чем на спине увезём.
— Далеко?
— Да буквально за домом.
— Состояние?
— Хорошее. Будто недавно бросили.
— Опа, — влез в разговор Кляп. — Тоже, небось, хозяйская.
— Наверняка. — Командир выдержал короткую паузу. —Ладно, ты Никита подавай, что по перваку необходимо. Саня, принимать будешь. Я за телегой и в путь. До темноты час остался, так что не сачковать — последние слова команды полковник произносил, уже взбираясь по лестнице.
Драп кивнул головой, осторожно показавшемуся из люка командиру и продолжил наблюдать за территорией. Выбравшись на поверхность, Кузнецов подкрался к Драпу:
— Ты, Костян, повнимательнее будь. Чует моё сердце неладное. Уж слишком много добра мы там внизу нашли, как бы хозяева не объявились, — прошептал полковник, получив в ответ утвердительный кивок. — Телега за тем домом?
— Так точно. Как за угол зайдёте, сразу увидите, — ответил Драп бархатистым, певучим голосом, совсем не соответствующим его грозному виду.

Телега действительно сразу же бросилась в глаза. Полковник, озираясь по сторонам, уклюже подскочил к ней. Металлический пласт с небольшими бортами, четыре колеса и руль-дышло, на вид сварена недавно, да ещё и резиновые жгуты с крючками имеются. Слишком красиво, чтобы быть правдой, но выбора у полковника не было, даже если это ловушка, без этих запасов вскоре начнут погибать люди. Со скоростью движения всей группы выживших, их путь составит не меньше трёх дней, а из продовольствия у них уже давно осталась только вода, и та набрана в речушке встретившийся по дороге, от чего вопрос её чистоты стоял остро. Делать нечего, полковник схватился за податливое дышло и выдвинулся к отряду. Телега шла на удивление мягко и тихо, что в очередной раз отыгралось ноткой тревоги в опытном командире, однако, вокруг всё по-прежнему было гладко.
— Живее, мужики. Чует моё сердце неладное — поторапливал бойцов Кузнецов, укладывая мешки с продовольствием на телегу.
— Да куда ж живее, товарищ полковник?! Мы — не роботы, роботы не — мы — запыхавшись, сквозь сбитое дыхание, отвечал Никита.
— Отставить разговоры, капитан!
Драп, продолжающий наблюдать за окрестностью, неспешно доедал банку фасоли, так любезно подаренную Никитой, изредка ехидно посмеиваясь над словесной перепалкой начальства и довольствуясь своей ролью наблюдателя. Его лёгкую, блаженную улыбку в один миг стёрла маленькая стая белых трясогузок.
— Вестники! — Вполголоса предупредил товарищей Константин.
— В укрытие! — Скомандовал полковник.
Александр, в аккурат погрузивший мешок на телегу, тут же юркнул в сторону Драпа, укрывшись в дыре фундамента за старой, бетонной колонной. Никита, только вылезший из люка, с неравномерно упакованным мешком продуктов заполз обратно, с трудом удерживая тот одной рукой, другой держась за лестницу. Кузнецов же, в одно движение накрыл телегу заготовленным на подобный случай пледом, затем рванул к Драпу, попутно подхватив банку фасоли, на эмоциях обронённую Константином. Укрывшись за листом профнастила, полковник злобно процедил сквозь зубы:
— Костя, твою мать.
— Виноват — подавленно пропел Драп.
Задорный рёв раздался со стороны лесополосы, противоположной полёту птиц. Вслед за ним до ушей мужчин долетела тяжёлая поступь несущихся лап. Мужчинам был знаком этот топот, он исходил от катков: крупных, мощных чудовищ, что сносили всё на своём пути лбами и затаптывали, что оставалось. Они, хоть и были плотоядными, не отличались жестокостью, скорее полным отсутствием разума, их сила и ловкость были настолько велики, что проблем с добыванием пищи у них никогда не возникало, и всякий человек предпочитал обойти их за километр. Но была у них особенность, какая-та странная тяга к птицам, причём конкретно к трясогузкам, по поведению которых легко было определить приближение этих монстров. Вот и сейчас Драп, безошибочно разглядел приближающуюся опасность. Катки же, впрочем, были заняты своей погоней, поэтому исчезли из виду так же быстро, как и появились. Осознав это, полковник подбежал к Кляпу, чтобы помочь тому вылезти. Ко всем прочему катки обладали хорошим слухом, и если бы Никита выронил мешок, что без сомнения рухнул бы на бетонный пол с грохотом, похожим на глухой взрыв, это могло бы их заинтересовать. Никита прекрасно понимал это, потому вцепился в эту бомбу замедленного действия настолько сильно, что расцепить это сжатие смогла бы лишь тяжёлая техника или, к примеру, каток. На счастье командира всё обошлось, он забрал мешок у Кляпа и расторопно засеменил к телеге.
— Рюкзаки успели набить? — резко спросил полковник.
— Только два, — ответил Александр.
— Плевать. Нет времени, отчаливаем. Оружие наизготовку, смотреть в оба.
— Так точно! — отозвались все члены отряда.

К временному лагерю, находящемуся в подвальном помещении разрушенного завода, что прежде возвышался кирпичным монстром среди окрестностей, а ныне напоминающим лишь труп былого величия, мужчины подошли в поздних сумерках. На удивление группы, часовые отсутствовали. Полковник велел Кляпу и Драпу разведать подвальный въезд, сам же остался с Александром следить за продовольствием и округой. Никита в полуприседе пошёл впереди, осторожно ступая вдоль стены, Константин аккуратно следовал за капитаном след в след. Не пройдя и двадцати метров, мужчины растворились во мраке. Долгие минуты ожидания, казались часами, молодой боец не выдержал:
— Что ж это делается, товарищ полковник? — Испуганно прошептал Александр.
— Не кипишуй, Саня. В оба глаза смотри и не отвлекайся — строго ответил Кузнецов, скрывая тревогу. «Чуял же сердцем, что что-то не так. Только радость привалила и тут же беда, следом».
— Чин-чинарём, товарищ полковник — раздался тихий голос Никиты из темноты. — Завозите.
Александр расплылся в улыбке, и даже приказ впрягаться в телегу, не омрачил момента облегчения. Небольшой наклон въезда в подвал подгонял телегу и Александру время от времени приходилось придерживать её, провозя короткими промежутками, не позволяя той разогнаться. Полковник недовольно поглядывал на него:
— Аккуратнее, Санечка, полегче.
— Да, Санечка, поласковее. Будь с ней как с любимой — подхватил речь командира, показавшийся в темноте Кляп. Полковник слабо улыбнулся в ответ, но отсутствие освещения не позволило никому этого заметить.
— Доклад, капитан.
— Да хорошо всё, Данилыч. Катки, что мы видели, здесь пробегали. Вот все и залезли по глубже, и часовых сняли, чтобы ненароком беду не накликать. Разве что меня на входе, чуть не расстреляли. Представляешь, открываю дверь, а мне в лицо три калаша смотрят.
— И чего они по такой роже не шмальнули? — Усмехнулся командир.
— Да идите вы, товарищ полковник — уязвлённо пробухтел Никита. Капитан, хоть и был человеком весёлым, но шутки о его шрамированном лице задевали и сколько бы он не прикрывал их бородой и волосами, всё равно все, всё знали.
— Отставить грусть, капитан. Хватай две сумки, да оттащи Владу, пусть накормит всех поплотнее, завтра нам всем силы понадобятся. И пришли сюда двух часовых, после кормёжки. Мы пока сами постоим.
— Есть!
— Драп
— Я!
— Ко мне!
Кузнецов достал из третьей сумки пачку конфет. Вскрыл её и протянул четыре штуки бойцу.
— Одну попробуй, если нормальные, угости детишек после ужина. Пусть порадуются — он похлопал по плечу Драпа, приоткрывшего рот — отставить, иди-иди, отдыхай. Простаков, пошли занимать позиции.
— Так точно — ответил Александр, сглотнув слюну под недовольно упавший на него взгляд командира.

Ночь была тихая, то ли катки всех распугали, то ли пришедший откуда-то туман заглушал звуки. Полковник Кузнецов остро вглядывался в белёсую пелену, как коршун, втягивая её влажную конституцию в свой острый нос. Александр, расслабленный тишиной и дозором с полковником, лениво заглядывал за парапет, имитируя наблюдение и тайно зевая, ожидая смену, так несправедливо долго не спешащую. Липкий туман ложился на его брови и ресницы, убаюкивая и зазывая в сладостный сон.
— Толку от тебя как от козла молока — прошептал ему на ухо невесть откуда взявшийся командир.
Пойманный врасплох Александр сразу вскопошился, выпрямился, и собирался было воскликнуть: "Виноват!" и соврать что-то в духе "я следил, я не спал", но Кузнецов успел положить ему руку на рот и указать жестом — молчать. Удивлённый боец, вылупил глаза.
— Наших долго нет. Тут вроде спокойно, но чует моё сердце неладное. Сходи, проверь людей и если всё в порядке, поторопи, если нет, сразу ко мне.
Лицо полковника было встревоженным, от того напрягся и Александр, честное слово, будь их провиант побогаче, наложил бы прямо на месте. Делать нечего, приказ нужно было выполнять, да и в группе были близкие люди. Александр молча поднёс руку к голове в знак принятия приказания и, повернув личинку затвора винтореза, засеменил внутрь.
У двери Простаков ожидал услышать отдалённый шум толпы, но та встретила его мёртвым молчанием. Сердце забилось чаще, горло стало пересыхать. Достав и надев налобный фонарь, парень тревожно толкнул дверь, держа ВСС наготове. Александр был самым менее опытным военным в их группе, но с оружием обращаться умел, за этим строго следили, отработка приёмов, тем более в помещениях, за плечами тоже имелась. Открывшийся взору небольшой коридор уходил влево, металлическая дверь справа была заперта. Боец медленно начал движение вглубь коридора напрягая слух. Резко выглянув из-за угла в прицеливании, он тут же вернулся на исходную позицию. Краткого времени хватило, чтобы оценить ситуацию. Уходящий прямо, пустой коридор заканчивался дверью, перед которой находилась прямая полупрозрачная, светло-синяя стена, похожая на некое энергетическое поле из фильмов прошлой жизни. Любопытство охватило Простакова. Он подошёл к стене, неуклюже поднёс палец свободной руки к переливающейся энергии, та отреагировала на прикосновение подобно плазменному шару Тесла, направив к его пальцу с разных сторон ломанные молнии, переливающиеся холодными оттенками. Дверь за полем тут же беззвучно распахнулась, в проёме показалась спина Кляпа, который что-то объяснял явно напуганным людям. Никита совершенно точно услышал звук открывающейся двери. Он резко повернулся и замахал Александру, чтобы тот отошёл от поля, попутно что-то беззвучно вопя. Молодой боец перевёл удивлённый взгляд на не слышно кричащего командира. Он не умел читать по губам, но ясно вылавливал некоторые слова, такие как "Простаков", "Не", "Идиот". Заворожённый немым зрелищем и сияющим полем, Александр продолжал водить пальцем, собирая всё более крупные молнии вокруг него. Те росли в геометрической прогрессии, раздался звук электрического щелчка, энергетический шар прошёл через палец бойца по руке и взорвался в районе груди. Александр тут же отлетел назад, вбившись в стену телом, бездыханно рухнувшим на пол.

Услышав глухой удар, полковник обернулся. В глубине подвала, что-то слабо сияло. Перехватив вал, он неторопливо направился к источнику. Кошачьей походкой, крадучись он подошёл к углу, осторожно заглянул за него одним глазом: что-то было за оставленной ими телегой с припасами, что-то живое еле шевелилось, слегка колебля воздух. Веяло озоном, как бывает после дождя в летнюю пору. Туман не заглядывал сюда, будто нарочито пролетая мимо входа. Полковник медленно опустился на бетонный пол, в надежде заглянуть под днище телеги и разглядеть нечто, находящееся там. В нынешнем, разрушенном неизвестным катаклизмом мире, люди привыкли встречать самые необыкновенные вещи и формы жизни. Жизни, что пришла в этот мир, не зачалась здесь под гнётом обстоятельств, а именно пришла, пришла из неведомого мира. Тёмного, ужасного и безжалостного мира, мира, где людям нет места. И пришли они в мир людей, чтобы добить их, отобрать все их блага, разорвать на части и сожрать по кускам. А может, просто свернули не там или их засосало против их воли. Но слабый свет лишь озарял пол под телегой, не было там ни копыт страшных, ни лап звериных, ни ног человечьих. Но стоило полковнику выпрямиться и начать движение к телеге, готовый к бою, он лицезрел сгусток….энергии?! Неспешно воспарил тот перед человеком, увеличиваясь в размерах. Тусклый свет, исходящий от него, покрывал всё большее пространство. Обретал сгусток черты силуэта человеческого. Кости появлялись в ауре его из ниоткуда, собираясь в скелет, за ним материализовались нервы, органы и плоть, сосуды кровеносные ползли змеёй в своём рождении, промеж растущих мышц и вот: стоит на полу бетонном, новый человек. Лишь лицо его неясно, очертаний нет и светится лысая голова, подобно лампочке, излучая слабый свет. Полковник стоял непоколебимо, целясь ровно в сердце дива, ожидая момента для стрельбы, но догадывался, однако, что предприятие это, успеха не возымеет. Потому и не стрелял.
— Полковник, — произнёс субъект.
— Это я.
— Безрадостная весть моя.
— О чём ты? И что ты вообще такое?
— Я тот кого, ваш разум не поймёт. Но всё ж клеймён и взят под гнёт. О том тебе сейчас толкую, что смерть вас ждёт, ты выберешь какую?
— С чего ты решил, что я выберу смерть?
— Выбирать тебя прошу не смерть, а то, как погибнуть, прежде чем истлеть.
— Ишь чего захотел. Двадцать девятимиллиметровых малышек думают иначе.
— Совершили вы набег в подвал чужой, стал я для вас судьбой святой.
— Ты на мушке, здесь указываю я! — Прокричал полковник.
— Никак не можешь вред мне нанести, науке вашей и доли моей силы не снести. Ответ держать ты должен пред мной, за ограбление в час дневной. Задам тебе вопрос я вновь, а ты ответ мне приготовь. Закрыл твоих людей энергополем, по человеческим законам, и как бы ты не убивался горем, жди становления по всем канонам.
— Да какого хера ты молишь?! Зачем тебе, чем бы ты ни был, провизия и одежда? А нам, людям, они необходимы чтобы выжить. Выжить! Понимаешь меня?
— Чужда забота мне и ваше выживание, дана задача мне на истязание.
— Ну и чего ты ждёшь? Я уже ответил, что не выберу смерть! Если хочешь убить всех, то попробуй! А начать можешь с меня.
— Я не могу начать с тебя, ты выбрать должен. Погубя, своих людей, очнёшься ото сна. И тогда отправишься туда, где будет ждать твоя судьба, откинешь бремя ты раба.
— Чего, блять?
— Смотри же, человек, по имени Антон. Становления начался первый кон.
Распахнулась дверь в убежище. Оттуда вылетел Александр без сознания. Полковник ошарашел от увиденного. Тело Александра зависло в воздухе, неподалёку от командира.
— Быстра ли будет смерти суть? Иль выберешь ты долгий путь?
— Не смей, адское исчадие! — Выкрикнул полковник, зажав спусковой крючок. Все двадцать пуль прошли сквозь существо, высечев искры на стене и упавши на бетонный пол.
— Сопротивления попытки тщетны, мысли о спасении беспросветны. Умрёт сей муж с гримасой боли? Аль благословенно, за секунды доли?
— Не сметь! Не сметь! — Орал полковник, пытаясь наносить удары металлическим прикладом, проваливаясь в конституцию существа, как в туман.
— По-моему, ты ищешь длинный путь, ну что ж, тогда не обессудь.
— Нет! Не мучай его!
Тело Александра тотчас взорвалось, окропив весь подвал каплями его плоти и крови.
— Нет! — Закричал полковник. — Я не выбирал!
— Прося не мучать его стан, короткой смерти выбрал план.
— Сраный ты ублюдок. Ты обманул меня!
Тяжёлая поступь послышалась у входа. Полковник, узнав шаги, тут же перезарядил автомат и укрылся за телегой. В подвал бесстрашно вошёл каток, загородив своей тушей половину выезда. Обильная слюна стекала с его пасти, её остатки на клыках поблёскивали, отражая свет существа, освещавшего подвал своим присутствием. Каток медленно подходил к нему, упорно не замечая полковника. Существо безэмоционально следило за незваным гостем. "Почему он не нападает?" — задался вопросом полковник. Каток будто услышал его мысли и напрыгнул на свою жертву, но отлетел, обратно к выходу не сумев даже приблизится. Полковник протёр глаза, веря, что ему это видно причудилось, но исполинский зверь, в самом деле, отлетел от воздуха, будто тот с невероятной силой оттолкнул его. Голодного охотника этот факт совсем не смутил. Лёгкой походкой, так не свойственной каткам, он закружил вокруг существа.
— Ответь, полковник Кузнецов, выбор будет твой каков?
Над сияющей головой палача, возникла женщина.
— Ксения? — Непроизвольно выбросил имя Антон Данилович.
Ошеломлённая женщина, висящая в воздухе под потолком, панически бегала глазами по сторонам. В этот же миг каток вновь прыгнул в сторону существа и снова отлетел назад, не достигнув цели. На этот раз толчок был сильнее, и монстр разрушил часть стены своей тушей. Женщина, наконец оценившая ситуацию — закричала. Каток, словно не почувствовав боли, встал на лапы, опасаясь существа, он переводил взгляд, оглядывая то женщину, то полковника.
— И вновь вопрос я повторю, какую выберешь ты ей судьбу?
— Она здесь не при чём, — командир выкрикивал каждое слово с особой отчётливостью, пытаясь заинтересовать зверя собой, ему это удалось. — Её с нами не было, почему она должна страдать?
— Она вкушала пищу ту, что привезли вы в сей дыру. Вопрос твой удовлетворён, ты, как и я закабалён. Уйдёт на всё всего момент, а может, создадим мы прецедент?
— Эти люди ни в чём не виноваты! Я дал им приказание. Я велел накормить их. Наказывай меня.
— Задача мне дана одна, важна та величина. Сосуд, хранящий мощь вселенной, не избежит судьбы согбенной. Исправить должно то, что сотворено, лишь с помощью того, что рождено, что хладнокровием превращено, стать спасением приглашено.
— Да пошёл ты, — оскалив зубы, ответил полковник, уверенно зашагав к катку.
Катку такое действие не понравилось, он попятился от полковника в угол. Командир уверенно перешёл на бег, но зверь, подобно домашней кошке поддался паническому страху. Дёрнувшись от мужчины, тварь прыгнула на стену, оттолкнувшись от неё, перепрыгнуло существо и полковника, параллельно зацепив Ксению. С ревящей от ужаса женщиной в пасти, каток оказался у спасительного выхода, сжав челюсти, он переломил ей позвоночник и помчался прочь с добычей.
— Неееет! — Полковник рухнул на колени, разбив их о бетонный пол. — Почему ты позволил ему? Это против правил!
— Должен был уже понять, что урон не сможешь получать. Хищника ты сам прогнал, он выбором твоим и стал.
— Чтобы я не делал, ты всё вывернешь, баламут.
С улицы раздались женские крики. Полковник, узнав в них голос Ксении, бросился к выходу. Существо, недвижно проводило его взглядом. Кузнецов медленно тонул в густом тумане, но как бы он не силился пройти внутрь, тот его выталкивал. Отбросив автомат, Полковник рвался снова и снова, но лишь бессильно пал на разбитые колени, незамедлительно отозвавшиеся болью. Туман слегка развеялся, будто желая показать скрытое в своей конституции. Взору полковника открылась Ксения. Она лежала на асфальте с искорёженным туловищем и повернутой на мужчину головой. Стонущая и хрипящая, она смотрела на него, в её глазах читалась мольба о спасении. Она была доброй и отзывчивой женщиной, никогда и никому не отказывала в помощи, даже ненавистному всем Виктору Сергеевичу, умершему ещё в Шансе. Ксения была единственной, кто изо дня в день дарил оптимизм и мотивацию, словно заражая ими других людей. Её улыбка в купе с бархатным голосом развеивали любую грусть и отчаяние. Как иронично, что именно она уговорила полковника на проклятую вылазку, пообещав успокаивать людей до их возвращения. Оттого боль разрывала душу Антона Даниловича, что-то будто умерло внутри него, когда он смотрел на беспомощно развалившуюся руку, что выглядела тянущийся к нему. На её лице не было былой лучезарной улыбки, а голос не растекался амброзией по воздуху, остались лишь гримаса ужаса и слюнявые хрипы, режущие уши беспомощностью перед ситуацией. Полковник тянулся к её руке, постепенно пробираясь сквозь жидкий туман, в надежде успокоить последним прикосновением, дать понять, что он рядом, что не отпустит её, но рука предательски не слушалась, точь в точь как саботажница с каждым сантиметром усложняя путь. И когда пальцы их рук почти дотронулись друг до друга, а в глазах Ксении, как показалось полковнику, начала загораться искра надежды, появился силуэт катка. Тварь схватила женщину пастью и умчалась в густоту тумана. Полковник взревел. Вены на его лице вздулись от ярости и гнева. Соль на свежую рану, подсыпал голос палача:
— Её кончина не завидна, как поступишь дальше любопытно.
— Чтоб ты сдох, ублюдок! Я жизнь положу, но отыщу способ уничтожить тебя!
— Нет радости, губить твоих людей, но не властитель этих я идей. Как только будешь ты готов, освобожусь я от оков. И будешь волен отомстить, но захочешь ли убить?
— Захочу, сука, будь уверен.
Словесного ответа не последовало, лишь воздух задребезжал подобно ряби на водной глади. Болезненный взгляд Кузнецова выловил материализовавшегося перед ним Драпа.
— Либо будем слушать его крик, либо Константин сгорит, в сей миг.
— Полковник? – Недоумённо запел Драп. — Что это за хрень? — Его взгляд воткнулся в светящуюся голову существа.
— Это будущий мертвец, Костя. Как обстановка внутри?
— Мы все застряли в каком-то энергетическом поле, оно никого не выпускает, товарищ капитан предпринимает всё возмо... — Драп продолжал говорить, но звука его певучего голоса больше не было слышно.
Кузнецов с ненавистью посмотрел на палача. Молча, уселся на бетон и закрыл глаза. Существо не дало ему шанса абстрагироваться, он услышал истошные вопли Константина. Полковник сдерживал потуги поднять веки, пытаясь пропускать муки сержанта, мимо ушей, он знал, что жнец не сможет сам убить, ему требуется его выбор. Больше полковник не даст ни малейшего шанса, даже намёка на обман. Однако, крики Драпа становились всё пронзительнее, возможности человека не позволяют извлекать такие звуки. «Фикция, это просто фикция».
— Эта боль не ложь, она реальна. Мука твоему бездействию пропорциональна.
«Враньё, опять враньё. Боже, как он орёт. Это какой-то кошмар, пусть всё закончится прямо сейчас» — только эта мысль пролетела в голове полковника, как он почуял на лице жар. Непроизвольно открыв глаза, он созерцал, как Константин сгорает прямо в воздухе, обращаясь в прах.
— Мысли люди, скрывать не умеют, они над их разумом довлеют.
Последние языки пламени отражались в радужках Кузнецова. Опьянённый бешенством, он бросился на существо, яростно размахивая кулаками, проходящими сквозь него. Обессилив, полковник рухнул на пол. Прямо перед ним лежал его верный вал. Тот час, схватив его, он разрядил магазин себе в голову. Но пули не достигли цели, их вовсе не было. Полковник разрыдался.
— Дядя Антон? — Раздался мальчишеский голос.
— Гришка? — Инстинктивно ответил Кузнецов, подняв голову.
Девятилетний парнишка стоял перед плачущим мужиком, сжимая в левой руке фантик от конфеты. На его лице не было страха, только слабое удивление от слёз на щеках сурового командира.
— Когда мне грустно, мама всегда меня обнимает и это помогает.
Полковник тут же обнял мальчугана, подняв взор на жнеца из другого мира. Существо молча качнуло головой в ответ.

Высокий, щетинистый мужчина шагал по выжженной пустоши в одному ему известном направлении. Мёртвый, бесчувственный взгляд, устремлённый прямо вёл его к единственной цели. Встречные порывы воздуха, срывали с лица кусочки обветренной кожи. К его спине прилип фантик от конфеты-леденца.

Ярослав планировал посветить сегодняшний день, скопившейся бумажной работе, которую он постоянно оттягивал до последнего момента, каждый раз придумывая самому себе глупые оправдания. Он не хотя разглядывал, незаконченные отчёты и лениво перекладывал один за другим, выбирая на каком остановиться.
— Ох, горемыка я. Соберись Ярослав уже, ты же знаешь, что Горбунов не будет тебя вечно прикрывать. — Майор стучал ручкой по столу, представляя, что бьёт себя по голове — нельзя хорошего человека подставлять.
В дверь раздался громкий стук.
— Войдите.
В открывшуюся дверь вошёл капитан Белов.
— Яр, я тебе весть радостную принёс.
— А ну-ка.
— Дело пришло. Тебе направили, велели проверить, что да как.
— Надеюсь что-то стоящее?
— Не могу знать. Но сказали, что тебе место знакомо. Некая деревушка под названием «Болотная Тропа».
— О-па. Действительно знакомое. И что там, снова кикимора?
— Я знаю лишь, что там обнаружили всплеск энергии, которая тебя заинтересует. Брифинг через пятнадцать минут.
— Ты идёшь?
— Нет. Велено в твоё отсутствие тебя заменить.
— Святой человек Горбунов — Ярослав заулыбался, выдохнув с облегчением.
— Для кого святой, а для кого надзиратель. Вот что я вместо тебя тут делать буду? Дела одно за другим обычно не приходят. А у тебя что ни дежурство, то снимут, то на дело отправят.
— Не серчай, Белов.
— А откуда тебе «Болотная Тропа» известна?
— На кикимору вызывали в том году. Только вот не всплыло ничего. Местные попутали как обычно. Но поездка не впустую прошла. Был там один такой персонаж. Кстати, тёзка твой, тоже Пашка. Павел Романович точнее. Про «навий пляс» рассказал. Между прочим, наше ведомство впервые с этим явлением столкнулось на деле. До того лишь на бумаге это было. Многие даже думали, что это выдумка.
— Тот самый «навий пляс» про который ты мне никак не расскажешь?
— Тот самый. У меня, кстати, на второй полке справа копия отчёта по тому делу. На память сохранил. Рассказ тёзки твоего я специально выделил. Прочтёшь, заодно догадки свои расскажешь, а я потом скажу тебе, как было.
— С чего ты решил, что я сразу всё не пойму?
— Потому что знаю тебя, Белов – Ярослав ехидно улыбнулся, подмигивая товарищу.
— Знаете, что, майор? На брифинг не опоздайте.
Ярослав выпрямился по стойке смирно и приложил руку к голове:
— Есть не опоздать на брифинг, товарищ капитан!
Белов с недовольным выражением лица проигнорировал его шутку. Ярослав тут же ретировался. Капитан обследовал шкаф и найдя нужную папку, сел за стол. Назвать это копией отчёта было опрометчиво. По сути, толком здесь ничего не было, кроме истории Павла Романовича, с пометкой: "Вы велели написать, как всё было, пока отсутствуете. Я в книжной форме записал, как мог", дальше шёл сам рассказ.

"Ездили мы на охоту в глушь одну. Петрович меня позвал, а с ним пара его дружков была. Приехали, лагерь разбили, да пошли с Петровичем поглубже в лес. Побродили, поискали и на следы лося напали. А следы хорошо так видно, свежие. Мы и подумать тогда не могли, что ловушка это. Час уже по следам идём, думаем вот-вот, нагоним. А рогатого всё нет и нет. А следы уже совсем свежие, вот будто только что прошёл. Мы дураки, увлеклись добычей, тогда уж задуматься надо было, что по свежаку давно увидели бы его, а мы всё дальше и дальше. Ну и не заметили, что ушли уже хрен знает куда. А тут и следы пропали. Вот были только что, а теперь нет. Будто полетел лось. А лоси здоровые, не могут они летать. Я Петровича окликаю, спрашиваю, где это мы. Он в тех местах не в первый раз, лес знает. Тот остановился, начал по сторонам смотреть. Стоит репу чешет и тут замечает, как рога из ямы торчат. Лось кричит и пальцем тычет. Я к нему подкрался по-тихому, а он в бинокль смотрит, говорит что-то не так и бинокль мне передаёт. Я смотрю и правда, как-то неестественно рога торчат. Будто валяются просто. Я Петровича спрашиваю, мол, прошлогодние думаешь? Он головой качает, не знаю, говорит, проверить надо. Пошли мы проверять. А в яме той, труп лосиный лежит. Разворочённый ужасно, не видел такого никогда. Шея свёрнута, голова неестественно лежит. Рога вырваны наполовину, мозг поеденный торчит. Один глаз целый, второй откушен наполовину. Пасть открыта, язык под корень вырван. Туловище на части разорвано, шкура кусками да ленточками свисает. Мяса почти не осталось, из органов только лёгкие имеются, даже член и тот отсутствует.
— Петрович, это ж кто его так?
— Да чёрт его знает. Почерк не звериный, Пашка. Шею смотри, как свернули. Разве что медведь бы так смог. А туловище, видишь? Ни следов клыков, ни когтей, ни работы ножом. Да и ощущение, что его изнутри разорвали.
— Это как?
— Не знаю. Странно всё это. Смотри, где внутренности крепились, их оторвали, руками, Пашка, как пить дать.
— Браконьеры?
— Браконьеры это мы с тобой сейчас. А тут богатырь работал какой-то.
— Йети?
— Паш, ты дурак? Тут гор нет даже.
— Сам говоришь, сила не дюжая нужна.
— Сила это да. Может медведь-хирург попался?! Я не знаю, блять.
— Петрович, глянь сюда. Смотри, как мозг подъеден.
Вот тут-то Петрович и побледнел. Замер и не дышит вовсе. Я его зову, ему как мимо всё. Я давай ему пощёчин раздавать, вроде пришел в себя.
— Что с тобой, Петрович?
— Паша..Паха — говорит, а сам дрожит весь.
— Что?
— Следы на мозгу, от зубов.
— И что?
— Человеческих, Паш.
— Чего?
— Того, Паша. Смотри.
Пальцем водит, рассказывает мне какой резец, где след оставил. Петрович же, стоматолог всю жизнь, ошибиться не может.
— Так что тут, дикари, водятся какие? — Говорю.
— Да нет. В этой глуши человека не бывает почти.
— А что тогда? Беглый зэк?
— Да тут ни одного здания километров на сорок нет. А в этом лесу и подготовленный человек без всего может и дня не протянуть.
— Тайные научные лаборатории, суперчеловек?
— Паш, ты меня пугаешь.
— А кто тогда? Ты сам говоришь, что мозг человек ел, из тела чужой вылез, шею медведь свернул, а рога с членом кто оторвал, пришельцы, нахуй?
— Не мороси, Паша. Чужой грудину пробивает, а пришельцев не существует.
— Если их не существует, то почему следы пропали, а лось в яме? Они его лучом прихватили, порвали на куски, а потом выбросили тухнуть тут.
— Скажи мне, ты ёбнутый? — с таким серьёзным лицом у меня спрашивает.
— Нет — отвечаю.
— Отлично. Пошли обратно.
— Пошли.
Из ямы этой мы вылезли, обратно пошли. Минут десять идём и Петрович заявляет:
— Не узнаю мест этих.
— Пошутил сейчас?
— Нет, заблудились по ходу.
— Петрович, мне после лося плохо ещё, ты меня давай не пугай.
— Паша, внатуре говорю, я места не узнаю.
— А рация?
— В смешанном лесу моя и на километр не бьёт. А мы почти по прямой шли, часа два.
— А как мы заблудились, если по прямой шли?
— Отличный вопрос, Павел. Я стоянку в одном месте всегда делаю и лес в радиусе километров пяти знаю. Конкретно в эту сторону и дальше уходил, и не раз. Но эти деревья, я впервые вижу, а ещё...
— Что ещё?
— Да нет, ничего.
— Нет уж, говори.
— Паша, я знаю, что ты мужик смелый и разумный. Паника не твоё. Но ты уверен, что всё знать хочешь?
— Определённо.
— Ещё в лесу тихо.
— Ну и что?
— Не птиц, не зверей, тишина, Паша, вот что. Так не бывает. И лес другой, мы не заблудились, понимаешь? Это другой лес.
— Как это другой?
— Вот, подойди. Видишь, эти шёлковые нити по стволу вверх уходят?
— Конечно.
— А теперь потрогай.
— Зачем?
— Потрогай.
Я дотронулся до них пальцем. Это похоже на паутину, но она почти всю берёзу покрыла. А главное, что когда я её трогал, я её не чувствовал, понимаешь? Её как будто не было. И она не реагировала на прикосновение, палец, словно сквозь проходил, как в голограмму.
— Понял?
— Нет.
— Паутина не реагирует. Её в принципе не должно быть в этом районе. Моль, что так делает не водится здесь. К тому же уже смеркается, а должен быть только день. После того как лося обнаружили, ты комаров, мошкару видел? То-то же. А теперь на компас посмотри, как тебе такое?
— Ничего не понимаю.
— Вот и я не понимаю. Идём мы с тобой обратно верно, но и тут загвоздка.
— Какая?
— Следы.
— Что следы?
— Следы лосиные пропали.
— Может мы не туда пошли?
— Паш, я кто по-твоему? Думаешь, намеренно хер пойми куда веду?
— Нет. Но почему мы тогда идём куда-то?
— Хоть следов нет, но ветки сломаны, и трава примята там же, где когда-то проходил наш лось.
— Что это значит?
— Хотел бы я знать.
Дальше мы пошли с Петровичем молча. Я следил за ним, как он неуверенно разглядывал лес, осматривал растительность, принюхивался. Так мы прошли по меньшей мере минут двадцать. После он остановился и жестом подозвал меня. Я медленно подошёл к нему и он указал на след. На человеческий след. Я обрадовался. Спросил его:
— А чего мы молчим? Пошли скорее к людям.
— Тише. На след внимательно посмотри.
— Это же босая нога.
— Именно. Можешь себе представить, чтобы здесь — он обвёл круг головой — кто-то ходил пешком?
— Но это же люди.
— Очень на это надеюсь.
— Ты о чём?
— Да я о том — он говорил раздражённо, словно я мелкий почемучка, что доставал его своими глупыми вопросами. — Что нет здесь людей. Если кто-то, как и мы приехал или прилетел сюда, хера с два без обуви бы ходили.
— И что ты предлагаешь?
— Выбор у нас не велик. Оружие наперевес и идём по следам. Ближе к месту осмотримся и решим что делать. Сейчас привал пару минут, попьём обязательно, поссы если надо, батончик свой овсяный можешь слопать, только пакет в рюкзак, это чужой лес, постараемся не обижать хозяев.
— Какой чужой? Ты сбрендел?
— Слушай. Ты вернуться хочешь?
— Хочу.
— Тогда слушай меня беспрекословно. Места эти мне отец показал, а ему его отец. Только вот дед мой до самой смерти, моего отца сюда одного не отпускал, а тому уже за сорок было.
— Почему?
— Ты меньше трепись и слушай. Деда моего сюда впервые привёл друг, которого в свою очередь привёл друг его отца. Но только после того, как отец того помер, сказав, что сюда одному и даже вдвоём лучше не ездить, потому что следить друг за другом надо постоянно, а у них без отца его человека не хватает. Тот сразу согласился, плюнул на опасность, потому что места тут богатые, а людей нет. Друг деда суеверным не был, но мужиков слушал, учился. А когда те от дел отошли, стал по-своему охотиться. Дед мой всё по правилам делал, что рассказывали. Вот только друга своего остановить не мог. А потом тот пропал на два дня. Вернулся в лагерь, когда те уже уезжать собирались, весь ободранный, исцарапанный. Принялся землю целовать, да мужиков обнимать. Они его откормили, отпоили, подлатали и давай расспрашивать, где был, что делал, как вернулся. А тот сначала игнорировал их, вёл себя странно как-то.
— Как странно?
— Да не знаю я. Сказали странно и всё. Молчал, в общем. Ну, мужики его мучить не стали, в машину бросили, да домой ходу дали. И вроде нормально всё было, пока он мужиков на выходные на дачу не позвал отдохнуть. Они приехали, не успели в дом зайти, как тот замер. А у него на стене чучело висит, голова лосиная, трофейная с леса этого. Дед мой давай его дёргать, мол, что там с тобой, очнись. И у него как крышу снесло. Как заорёт, сначала про лося, потом бред нести стал, под стол забивался, дрожал. Дед его успокоить пытался, а один из мужиков в это время камин разжёг. Так тот из-под стола выскочил, орёт, что нельзя костёр жечь, табу это и полез голыми руками тушить, а поленья уже задались пламенем. Мужики оттащили его кое-как, огонь потушили, а он опять орать, что бежать надо и снова бред понёс. В общем, вырубить им его пришлось. В больничку сдали. А через неделю он кони двинул. Нашли его в палате всего искромсанного, никто не входил, не выходил, камер не было тогда, был живой человек, за голову схватился и через минуту мёртвый. Милиция лишь руками развела, даже больницу ни в чём не обвинили. В заключении написали муть какую-то банальную, да вот только дед мой тело видел. Полглаза откушено и череп вскрыт, где часть мозга подъедена.
— Ка-а-ак….у лося того?
— Да, Павел, как у того лося, один в один.
— А хер ли ты сразу молчал?
— Отец мой ничего подобного не встречал, да и я тоже, а у нас стаж общий лет пятьдесят. Я про эту историю и забыл давно, пока лося не увидел.
— А чего тот в бреду нёс? Для нас полезное есть что сейчас?
— Да не говорил никто, что он нёс. Несусветицу какую-то. Ты идти готов?
— Готов.
— Давай за мной, след в след.
Двинулись мы дальше, уже с осторожностью, постоянно лес оглядывали, тогда-то я и начал замечать, что лес мёртвый какой-то. Всё как Петрович говорил, птицы молчат и гнус не кусает. Прошли мы так какое-то время, не до того было, чтобы минуты прикидывать, но сумерки уже сгущались. А там лес такой, что в сумерках, как ночью обзор. Ещё с полчаса и вслепую идти бы пришлось, не хотели мы в тех местах местоположение своё фонарями выдавать. Но на нашу удачу вышли мы к поселению, если это можно назвать удачей. Притаились мы с Петровичем и как планировали, наблюдать начали. Освещения нет никакого. Ни фонарей, ни костров, в окнах свет тоже не горит. Дома, нет избы, старые, ветхие, на вид заброшенные, а главное людей нет. Решились мы с Петровичем всё-таки погостить. Ночь переждать, ибо темнотища хоть глаз выколи. Ружья в руки и неспешно двинулись к ближайшей избе, озираясь, стараясь не шуметь. Поближе подошли, стали разглядывать что там да как, а избы все как одна. Полугнилые, затхлостью тянет. По одному типажу построены. В окнах стёкол нет, да и не было никогда. Стены мхом затянуло, при чём на всех избах одинаково. И дверь в каждый дом открыта, а в проёме мрак непроглядный. Но что-то было в этих избах, сила какая-то тянула в них, звала, голосом в голове отзывалась, сон сладкий обещала. Я мысли эти прочь гнал, не может в таком доме удобств таких быть, дурит мне голову кто-то. А Петрович смотрю неуверенно к избе пошёл, я окликнул его, а он и не слышит. Вот тут я уже не на шутку испугался. Я во всю нечистую хрень уже поверил, подбежал к Петровичу, тяну его обратно, а он ни в какую, идёт себе к избе дальше, а в глазах взгляд пустой, стеклянный. Я перед ним встал, в землю упёрся, а он дальше идёт и меня по земле волочит, силища в нём удалая появилась, не удержать. Вспомнил я, как друг его деда про огонь кричал в истории. Достал свой рулончик самодельный для розжига, да подпалил. Огонёк отразился в глазах Петровича и ожил взгляд, в себя пришёл он и тут же скомандовал:
— Туши.
Я сразу в землю рулончик вкопал, держу, а сам на Петровича смотрю. Он на меня в ответ смотрит:
— Спасибо, Романыч. Из дурмана вывел. Нехорошее это место.
— Да я уж понял. Дела здесь тёмные творятся.
— Валить нам отсюда надо.
— Да куда уж?
— И то верно. Здесь нам не спрятаться нигде. А ну-ка поджигай розжиг свой, пошли дом осмотрим.
— Тебя опять дёрнуло, Петрович?
— Да не бзди. Огонь видимо как оберег действует, боится нечисть его.
— Нечисть? — Неуверенно спросил я.
— А что ж ещё? Ты сам по сторонам погляди. Мы ответы только в доме и найдём, огонь нас защитит надеюсь.
— Надеешься? — Вопросил я, надевая горящий, спрессованный рулончик на лезвие своего ножа.
— Да, надеюсь. Не эксперт я в подобном.
— А ты уверен, что в дом нам надо?
— А куда ещё? Тут мёртвый лес кругом. А нам с тобой выход нужен. Кроме деревушки этой нет тут ничего, а тот, кто дома строил, должен что-то знать.
— А кто их строил?
— Боюсь, что… мёртвые — леденящим голосом ответил Петрович.
Молча и аккуратно мы двинулись ко входу в избу. Петрович с ружьём первый, я позади держа свой импровизированный факел. Когда мы к проёму подошли, из избы порыв ветра вылетел, изба, будто пыталась затушить наш огонь. Но не тут-то было, я эти штуки не просто так скручиваю, ими почти в любых условиях без проблем костёр зажечь можно, хоть сырой хворост, поэтому пламя на ветру качнулось, да дальше гореть равномерно принялось. Мы с Петровичем переглянулись и вошли. Темень жуткая была, свет нашего огонька всё не освещал.
— Зажигай фонарь. Только огонь не туши.
Я молча повиновался. Хладный свет фонаря разрезал тьму, как нож масло. Только вот смотреть здесь не на что было. Простецкий стол, рядом такие же два стула, сундук в углу, да на пол комнаты лежанка, поросшая мхом, как и внешние стены дома.
— И это жилище? — Неуверенно проговорил я.
— Это навий дом, Паша.
— Чей?
— Навьи это души покойников. Мне дед про них рассказывал. Ой, не хорошо, что мы без гостинцев, да без спросу вошли сюда.
— И что делать будем?
— Ты давай в сундук загляни, а я угощения на стол выложу, глядишь и простят нас.
Я подбежал к сундуку, открыл.
— Петрович.
— Что? — Спешно ответил Петрович, выкладывая на стол захваченный паёк.
— Тут печень лосиная. Надкусанная.
— И всё?
— И всё.
— Значит, всё-таки лось.
— Что значит всё-таки лось?
— Проход в наш мир. Портал.
— Чего?
Петрович закончил с подношением и подошёл ко мне:
— Лось — наш выход домой. Вот только нам нужно его активировать.
— Лося?
— Проход.
— Как?
— Нам нужен мертвец.
Я решил промолчать, боясь спрашивать дальше. Петрович, с должным почтением укладывал паёк. Постелил чистый носовой платок, вместо скатерти и раскладывал на нём свои запасы пищи. Клал всё ровненько, по кругу. Мрак в это время полностью окутал округу. В окнах дома нельзя было разглядеть даже ближайших деревьев, что здесь были повсюду. Мы в тишине сидели за столом разглядывая угощения для навий. Затхлый запах избы, отгонял аппетит. Я не мог поверить, что мы смирно сидим и ждём хозяина избы. Всё же я решился спросить:
— Петрович, а ты откуда всё это знаешь?
— От деда. Помнишь, я про правила говорил? Эти правила не просто так существуют. Как раз из-за навий это всё. Только вот не встречались мы с ними никогда. Видимо потому, что придерживались их. Мы с отцом серьёзно к этому не относились, но и играть с судьбой не хотелось.
— А навьи эти, дед твой откуда про них знал?
— Друг его и рассказал. Тот, что в больничке помер. Я же говорил, мужиков, что его привели, он слушал, а как те перестали ездить, стал по-свойски себя вести. А деда он до этого ещё позвал и он на их заветы не наплевал.
— Так, а что с ним случилось тогда?
— С другом-то? Да не знает никто, но дед решил, что навьи душу его себе оставили, а к нам уже пустое тело отправили.
— Так это и мы что ли, тут останемся?
— Надеюсь, что нет. Я всё делаю, как дед с отцом говорили. У тебя, кстати, привычка мясо вяленое с собой брать осталась?
— Осталась.
— И сейчас есть?
— Есть с собой кусочек.
— Давай на стол.
Уговаривать меня не пришлось, я тут же мясо достал и по примеру Петровича, из упаковки вытащил, да на стол положил. Тут же мы услышали лёгкие шаги на улице.
— Гаси фонарь. Пусть самоделка твоя горит только.
Я повиновался. Через минуту в дверном проёме появилась женщина. В разорванный местами саван белый укутана, ноги босые, а тело, тело покойника. Кожа пурпурно-синяя, от одного вида её сблевать хочется. Глаза мелкие, в глазницы утоплены, и стенок не касаются, точно висят внутри просто. Кожа на лице высохшая, как у мумии, все изгибы черепа повторяет. Длинные, белёсые волосы растрёпанно свисают с головы. Левая грудь, вывалилась через рваный саван, сосок весь искусанный, с свисающим на нём засохшим гноем. Ногти на пальцах левой руки переломлены все, а на правой и вовсе нет их. По локоть только кости и торчат. Кости, почти свободные от плоти, лишь изредка остатки мышц, где-то внутри встречаются. От увиденного, я оцепенел от ужаса, сердце остановилось, а кровь в жилах течь перестала. Я только и мог, что сидеть и смотреть на неё не моргая.
— Гой еси, красна девица. Мир дому вашему - запел Петрович, встав со стула и низко поклонившись.
На навью это приветствие никак не повлияло, но и нападать она явно не собиралась. Петрович, это заметил и руками на стол стал указывать, да приговаривать:
— Вот, хозяюшка, гостинцы мы вам принесли. Гнева вашего избежать желаем, за вторжение наше нежданное.
Навья повернула голову на оставленные угощения. По тому, что звалось её лицом мало, что понять можно было, но она явно заинтересовалась. Она медленно спустилась по двум ступеням в избу и направилась к нам лёгкой, кошачьей походкой. Я машинально встал со стула и поклонившись, попятился, приглашая сесть за стол. Подойдя к столу навья осмотрела угощения, затем костлявой рукой в один миг погасила мой факелок, мерцающий посреди скатерти в железной кружке. Тут же тьма окутала нас, и я не мог разглядеть даже её белый саван на расстоянии трёх шагов. Страх овладел мной, сковал тело. Словно статуя я стоял в полной темноте, ожидая смерти, лишь надеясь на то, что она будет безболезненной. Но мои догадки, не подтвердились. Я увидел лёгкий, люминесцентный огонёк над собой. Слабое, голубое свечение излучали грибы, растущие с потолка. И тут я заметил перед собой навью. Её висящие глаза уставились прямо на меня. До этого она казалась мне призраком, что я почему-то видел, но теперь, когда она стояла прямо перед мной, так явственно, сомнений не было, это живая покойница. Мёртвое тело, что неводомо как, встало и начало ходить и оно наверняка хочет полакомиться мной. Этот взгляд…я видел в её неестественных глазах, как это чудовище мысленно рвёт меня на части, вырывает мои органы и раскладывает по сундукам изб этой проклятой деревни. Чёрт меня побрал оказаться здесь, точно чёрт, за все мои грехи привёл меня сюда, в дом нечисти, что мучительно будет срывать с меня кожу и копаться в кишках, пока я с ужасом буду смотреть на это и наслаждаться не только моей плотью, но и моим страхом, моими страданиями. Но, даже понимая всё это, я не мог пошевелиться…даже фалангой пальца, единственное, что двинулось, это волосы вставшие дыбом. Навью же не интересовали мои мысли, она молча отвернулась и направилась к сундуку, который я так опрометчиво смел не закрыть. Эта мысль прострелила мой разум, что если она решит, что незваные гости посмели рыться в её вещах и даже не удосужились скрыть этот факт, всё, что сделал Петрович, то благодаря чему мы ещё живы, сейчас может рухнуть в один миг. Я перевёл взгляд на приятеля, он уже смотрел на меня и в движении его губ, я чётко увидел хорошо знакомое "бля". Склонившись над сундуком, навья достала хранящуюся там печень и стоя к нам спиной, вцепилась в неё зубами. Мы молча смотрели друг на друга, под чавканье трапезничающей хозяйки избы, отчётливо слыша каждую каплю павшую на пол, каждое волокно разорванное её зубами. Как только звуки утихли, мы услышали утробный голос, низкий, рваный, устрашающий, но всё же голос…человеческий:
— Чем дальше в лес, тем больше дров.
Мы перевели взгляд на навью. Она смотрел на нас. Её костлявая рука вновь покрылась плотью, лицо обрело человеческие черты, глаза заполнили глазницы как полагается, а грудь была укутана обратно в саван. Кожа осталась прежнего, тошнотворного цвета и только она теперь и выдавала в ней покойницу. Петрович поддержал разговор:
— Прошу простить великодушно, за вторжение в ваш чертог. Сбились мы с пути, дорогу взад не в силах отыскать.
— Льстец. Речи твои сладки, но чиста ль твоя душа?
Вот тут Петрович впервые замер. До того, он вёл себя так, будто почти постоянно такое случается. Но после этого вопроса, что-то дрогнуло в его уверенности. Он молча стоял, наверно, не знал, что ответить. Навьей ожидание не нравилось. Тогда я и решил вступить, сделать хоть что-то, а не валяться балластом:
— Извините, что влезаю в разговор, но я знаю этого человека давно. Он хороший человек и говорит вам правду. Мы охотились, а потом попали сюда и нам кажется, что это другой мир. Мы не хотим мешать местным обитателям и сами очень хотим домой. Если бы вы могли подсказать нам как попасть обратно, мы были бы очень вам благодарны.
Навья обратила на меня внимание, но ничего не ответила. Подступила к столу и угостилась вяленым мясом. Бросила игривый взгляд на меня, кожа на её лице розовела, будто она становилась живой от того что ест. Взгляд её глаз бегал по мне, рассматривал, после чего нежным голосом она произнесла?
— Люди забыли свои корни. Не помнят традиций. Ходят туда, куда не следует. Я понимаю, это всё перемены, мы тоже тут уже не живём так, как представляет себе твой друг. Вы не ведаете, что творите. Но вы не забыли усладить меня. Поэтому я вам помогу. Вам нужно вернуться в яму из которой вы пришли.
Навья просунула руку в дыру на саване в районе груди, достала небольшую кость и передала мне.
— Это моя кость. Повесьте её на рога и возвращайтесь в свой лагерь. Кость должна остаться висеть, иначе вы не сможете вернуться.
После этих слов она рассмеялась и закружилась в танце. Её звонкий смех, совершенно не напоминал былую покойницу, теперь это была вполне живая женщина, молодая, красивая женщина. Запутавшись в пируэте, навья полетела наземь, но Петрович успел её подхватить и поставить на ноги.
— Ох, Серёжа. Ты всё сделал правильно — нежно проговорила навья в объятиях Петровича. После чего одарила его губы своим поцелуем. — Вам пора идти. Огонь не зажигайте, пользуйтесь фонарями. Я провожу вас в нужную сторону.
Переглянувшись с Петровичем, мы последовали за навьей. Грибной свет не освещал даже крыльцо. Навья велела достать фонари, но пока не включать. Согласившись, мы продолжили движение. Навья снова закружилась в танце.
— Что ты делаешь? — Удивлённо спросил Петрович.
— Навий пляс.
Я включил фонарь. Навья снова кружилась, слегка посмеиваясь.
— Вам в ту сторону. Поспешите. Братья и сёстры зовут меня — с этими словами в танце она удалялась вглубь леса.
Вдалеке, сквозь толщу деревьев, под проникающим только туда лунным светом, то и дело мелькали силуэты пляшущих мертвецов. Их танец завораживал, манил к себе. Ноги повели меня в их сторону. Петрович схватил меня за руку.
— Отведи взгляд. Навий пляс зрелище не для людей.
Его голос отдавался где-то в глубине моего сознания, он совершенно не волновал меня, я жаждал лишь попасть к ним. Бесноваться с покойниками, водить с ними хороводы, я всей душой желал этого. Но Петрович меня не отпускал, он мешал мне, не позволял получить желаемое. Он стал помехой, костью в горле, я решил избавиться от него. Я повернулся к нему, замахнувшись фонарём, в этот момент он плеснул мне в лицо остатками воды из фляжки. Я протёр глаза и увидел испуганное лицо Петровича, его губы шевелились, он что-то кричал мне, но звука я не слышал. Я снова замахнулся фонарём и ударил его. Он отпрянул, но я задел его в грудь, Петрович упал. Довольный своей победой, я снова направился к навьям. Тут прогремел выстрел, за ним второй. Я обернулся, Петрович лежал на земле и целился в меня.
— Ты чего творишь? — Закричал я на него.
— Пошли, Паша, домой.
— Ну, ты ствол убери и пошли.
После этих выстрелов я пришёл в себя, подал товарищу руку и мы вместе побежали к лосиной яме.
Лес, который до этого отличался поразительной тишиной, сейчас был наполнен отдалёнными звуками. Что это было, мы не понимали, пока в лучах света наших фонарей не показалась знакомая яма.
— Это навьи, Паша. Вяжи кость скорей.
Он был прав. Звуки, ставшие намного ближе, теперь были узнаваемы. Те же утробные голоса, что мы слышали от нашей общей знакомой в избе.
— Верёвка есть, Петрович?
— Такой мелкой нет.
— Блять.
— Да травой вяжи, не тупи. Я уже их вижу.
Я вылез из ямы, чтобы сорвать несколько травяных волокон и увидел, как десятки светящихся мертвецов двигались в нашу сторону. Они не бежали, но и не шли, они парили над землёй. Все в саванах, а на коже те самые грибы, что росли на потолке, каждый труп был подсвечен голубыми огоньками. Они рычали, ломали деревья на своём пути, а впереди летела наша знакомая. От той красивой женщины, которой она стала, снова ничего не осталось. Пурпурно-синий труп летел на нас, вытянув вперёд руки, левая грудь вновь вывалившаяся в дыру савана мерзко раскачивалась от колебаний воздуха. Собравшись, я вырвал клок травы и снова юркнул в яму. Петрович спустился за мной, так чтоб торчал только верх его тела, для возможности стрельбы. Дрожащие пальцы предательски не справлялись с задачей. Я вздрагивал от каждого выстрела, молясь, чтоб он не оказался последним. Я наконец-то справился и всё затихло.
— Чё там, Петрович?
— Чисто.
— Чисто?
— Да, Паша. — Петрович весело рассмеялся. — Нет их! Мы вышли.
Он схватил меня за плечи. Поднял.
— Выбрались, Паша. Выбрались!
— Уходим в лагерь скорей, потом отметим.
В лагере мы были уже через сорок минут. Там только темнеть начало, мужики похлёбку варили, да трофеями мерялись, нас только и ждали. А мы договорились не рассказывать ничего, на плохое самочувствие сослались, рожи-то у нас так бледными и остались, да домой всей толпой двинули. Вот только Сергея Петровича хворь взяла через пару недель. А ещё через неделю хоронили. Я на опознание в морг ездил. А у него полглаза нет, череп вскрыт и мозг надкушенный. Больше я в те места не ногой и никому как доехать туда, не рассказываю".

Закончив читать, капитан, вернул папку на законное место. Расположился в кресле поудобнее и стал ожидать Ярослава. Майор не заставил себя долго ждать. Войдя в кабинет с двумя стаканами кофе, он радостно спросил:
— Прочёл?
— Так точно. Только это вовсе не отчёт.
— Да знаю, это я так ляпнул. Мужик так старался, я решил себе сохранить, так сказать, показания.
— А почему они тебя вообще заинтересовали?
— Кое-что совпало с тем, что я читал по этому поводу. Спросил куда ехать, сказал, что разберусь с тварями, он мне всё и рассказал. Гнёздышко мы быстро подчистили, вот и обрадую его.
— Так и что это за пляс?
— Сами навьи без людей долго не существуют. Для этого и проводят они свой "навий пляс", явление редкое. Убивают животное, обычно оленя или лося, они проводники в другие миры, а через их лоно в наш мир лезут, чтобы редкого путника поймать. Душой его и кормятся и срок свой продлевают.
— Поэтому лось изнутри порван был?
— Именно. А Петрович им десятки лет нежизни подарил.
— А та зачем им помогла?
— Так накормили же её. Петрович видно в чём-то грешен был, она его поцелуем и забрала. Поэтому его и к танцу не тянуло. Тело не сразу понимает, что души нет и какое-то время дальше живёт, у каждого по-разному.
— А выстрелы, Павла из-за порохового огня в себя привели?
— Именно.
— А деревню они зачем построили?
— Когда навьи только появляются, у них остатки памяти ещё присутствуют. Вот они по привычке избы и выстроили. А может люди ещё живые туда попали и только там обратились.
— Как же они попасть туда могли?
— Чёрт их знает. Может первые навьи затащили. Может колдунами были.
— Ясно.
— Ты давай кофе пей, я тебя с собой подтянул. Вместе в Болотную Тропу поедем. Инструктаж в дороге.
— Вот это дело, Кузнецов — радостно отозвался капитан, примкнув стакан к губам.

— Что это? Где я? Как я попал сюда? Проклятье, а кто я сам?

Он очнулся в сыром, прохладном месте. Не понимая где он находится, он беспорядочно тряс головой пытаясь понять хоть  что-то…..пытаясь вспомнить хоть что-то..

Мысли в его голове кружились калейдоскопом из которого он никак не мог составить полноценную картину. Его рассудок окутывал страх, страх который мешал ему собрать свои мысли в кучу. Так и не сумев побороть страх и непонимание происходящего, он в панике забился к дальней стенке, что находилась прямо напротив небольшого туннеля. Отчаяние и ужас так заволокли его разум, что он не мог делать абсолютно ничего, только рефлекторно дрожать и жадно хватать воздух.
Со временем страх стал отпускать. Мысли стали приходить в норму, любопытство начинало разыгрываться словно пламя. Собравшись, он встал на «четвереньки» и начал неспешно разглядывать помещение, в котором он оказался. Вокруг был мрак и лишь слабый белый свет пробивался в помещение из туннеля, но он видел, где находился. Это было небольшое помещение, почти куполообразное, в высоту может быть в полтора его роста. Пол же был как-то небрежно, но при этом уютно по-домашнему завален сеном и мелким хворостом и запах идущий от них дарил чувство безопасности и надёжности, успокаивал. Но чувство безопасности не могло быть полным, он видел какие-то следы, что-то вроде застывшей, красной  жидкости, которые тянулись из туннеля в то место, где он очнулся. Что же это такое?!  Он не знал, но чувство беспокойства говорило ему, что этого тут не должно быть, что это последствия чего-то смертельно опасного, тревога внутри него снова разжигалась, но этот запах…..запах…..идущий от пола, да и кажется отовсюду, запах чего-то такого родного, тёплого, он успокаивал, и тревога вновь отступила. Откуда же в таком тёмном, прохладном месте - это чувство безопасности?
Идти в туннель было страшно, но инстинкты подсказывали, что сидеть в этом месте нельзя, нужно искать выход, понять, кем он является и голод, он требует чтобы его утолили. Пытаясь собраться с силами, чтобы совершить первые шаги к возможному выходу он думал, что его может ожидать там, на ум не приходило ничего хорошего, но его тело, кажется, не спросив его самого начало движение к таинственному туннелю со слабым, белым светом. Туннель был довольно мал, но он свободно помещался в нём на «четвереньках» и двигаться было довольно удобно. Немного пройдя по туннелю, он заметил, что тот раздваивается. Один путь вёл прямо и уводил вниз, а второй вёл верх, почти прямо над первым из-за чего трудно было разобрать, что же там внизу. Куда же двигаться? Он дёргал головой из одной стороны в другую и не мог решиться сделать шаг, как вдруг, из туннеля, что вёл вниз, начали раздаваться глухие звуки, постоянно усиливающиеся, будто что-то двигалось на него из мрака. Он замер. Кровь в жилах застыла. Тревога нарастала в геометрической прогрессии. Ему хотелось бежать, бежать, куда глаза глядят, но страх сковал тело и молча и неподвижно он смотрел в туннель уходящий вниз. Что же там? Что это может быть? Кто-то опасный? Может ветер гуляет? В опасности ли я? Беспорядочный поток мыслей кружился в его голове, он не мог полностью сконцентрироваться ни на одной из них. Просто стоял и смотрел. Звук стал отчётливым и он понял, что к нему кто-то мчится. Всматриваясь в темноту, он наконец-то увидел существо. Оно было не сильно крупнее него, но внушало страх и эти два огромных красных глаза, отражающие свет, которого, казалось, нет. Не успев осознать что же это, он, поддавшись инстинктивному страху, резко двинулся во второй туннель. Он бежал, бежал изо всех сил, рой мыслей молниеносно разлетающихся в его голове, не давал никакой возможности что-либо осознать и он бездумно нёсся навстречу усиливающемуся свету, не замечая, что создание, что он встретил, осталось стоять там же, где он его увидел.
Выбежав из туннеля на улицу, он продолжал в панике бежать вперёд, не замечая открывшийся мир. Он был огромен, и он казался таким ничтожным на фоне природы. Ему хотелось кричать, но из его рта раздавался лишь истошный писк. Сердце билось чертовски быстро, мысли в голове не успокаивались, а тело не замедляло хода. Несколько раз споткнувшись об палки, он, наконец покатился кубырем и, остановившись, замер, слушая звуки окружающего мира. Звуки окружающие его сливались в унисон ночного леса. Где-то вдали кто-то выл, но кто, он вспомнить не мог. Откуда-то сверху доносилось уханье, кто издавал его, он тоже не помнил. И этот звук, доносившийся со всех сторон, кажется существа, что его издавали, не ведали страха. Кажется, это были сверчки, да, точно, сверчки. Почему-то снова захотелось есть. Страх ушёл, кажется, сознание начало приходить в себя. Пора двигаться. Нужно найти что-то съестное, а потом…..а потом…..а что потом? Он всё ещё не понимал кто он, не понимал, что с ним случилось. От этих мыслей у него заболела голова. Ощупав её, он наткнулся на засохшую бляшку, такую же, как те, что он видел в месте пробуждения. Что-то начало проясняться, он вроде начал что-то вспоминать: «Страх….да, определённо страх…бег, я спасался бегством, что-то огромное меня подхватило, я вырвался, упал с высоты…удар…..». От этих воспоминаний голова загудела ещё сильнее, мыслить было сложно. Нельзя здесь оставаться, нужно идти, искать безопасное место, ему захотелось вернуться туда, откуда он так спешно сбежал, то чувство безопасности, зачем он покинул то место. Но то создание, нет, там было опасно. Вдруг сквозь гул в голове, он услышал звук. Знакомый звук. Чертовски знакомый звук! Взмах крыльев! Да! Это опасность! Это оно! Нужно бежать, немедленно. И в этот самый миг в его тело воткнулись четыре сильнейших когтя, истошный писк, капли крови, его глаза закрылись, последнее, что он видел, отдаляющуюся землю.

В ночном небе, на фоне полной луны, спеша в гнездо, летела сова, она несла своему потомству окровавленного молодого мышонка..

— Кто ты?
Он задавал вопрос, сам не понимая о чём спрашивает. В его голове теснились мысли. Хаос, царящий в ней, вытеснял весь разум. Он не понимал, что запутался. Но чувствовал нить, ту нить, что словно клубок Ариадны ведущий Тесея укажет выход из лабиринта, но нащупать её, он, увы, не мог. Окончательно запутавшись в своих мыслях и не дождавшись ответа, он изрёк:
— Кто ты? Почему не даёшь мне ответа?
Его дрожащий голос выдавал все чувства, что он испытывал. В этом голосе не было уверенности. Сущность, взгромоздившаяся над ним, продолжала молча стоять. Её аморфный вид внушал ужас, её пустой взгляд, будто сверлил его, но в то же время не дарил никаких эмоций. Гигантская сущность стояла неподвижно. Она давила на его разум. Словно кошмар, вырвавшийся из сна, она дарила лишь чувство безысходности. Его растерянность и непонимание росли в геометрической прогрессии. Минута молчания. Ещё одна. Собравшись, он прокричал:
— Прекрати! Прекрати свою игру! Я не знаю, что ты такое. Но даже тебе меня не остановить.
Этот крик словно подарил ему силы, загнал все его страхи обратно в бездну, из которой они вылезли. В этот момент он снова почувствовал свои силы. Смятение уходило, дрожь прекратилась. Его кулак загорелся белым пламенем. На его лице проскочила улыбка. Вальяжно посмотрев на свою руку охваченную живым огнём, он выбросил её в сторону огромного чудовища. Продолжая молча стоять, никак не среагировав на его агрессию, сущность приняла в себя удар дьявольской силы. Его кулак тонул в её субстанции, она огибала его подобно жидкости и плавясь от удара, сущность неспешно рассеивалась в воздухе. Вдруг, он осознал, что это лишь иллюзия. Иллюзия, так искусно введшая его в заблуждение. Но кто наслал её? Время поджимало. Он рванул в ущелье, единственный проход к его цели. «Какое же красивое место для засады» — только додумав эту мысль, он почувствовал кого—то за скалой, куда сворачивала тропа. Он знал его и знал, что он пришёл остановить его. Ярость внутри переполняла его. Завернув, он остановился прямо перед тем, кто жаждал его смерти. Тот, кто пойдёт на всё, лишь бы остановить его. Враг, что натравил на него иллюзию.
— Твои фокусы не сломают меня!
— Твоё место не здесь, — ответил враг.
— Моё место там, где вершится правосудие.
— Дитя вершин, ты заблудился, здесь, на земле. Это не твой мир. И не тебе решать...
Он резко замолчал. Наблюдая как бесцеремонно его перебивают.
— Ты прав в том, что решение не моё. Я не сломлюсь и доведу волю...
— Хватит. Тебе нет пути дальше.
Ухмыльнувшись, дитя вершин произнёс:
— Волей того в кого я верю, Волей что даёт мне силы, Волей вершин и Волей Великих, я не остановлюсь. Моё тело — оружие борьбы...
На этот раз враг перебил его:
— Ваши Великие лишь рушат баланс мира.
— Довольно слов. Тебе не остановить меня.
— И всё же я попробую.
Дитя вершин стремительно направился на недоброжелателя. Ему нужно было пройти. И никто не может мешать ему, сделать то, что предначертано. Его противник, как и обещал, попробовал остановить его. Он достал из под плаща дробовик, дважды выстрелил почти в упор. Тело отлетело. Стрелок сделал несколько шагов назад, отбросил дробовик, полез рукой за спину. Дитя вершин лежало в холодном снегу. Ярость растекалась по его жилам. Обе его руки зажглись огнём, он медленно поднимал корпус, его глаза почернели, а зрачки превратились в мутное бельмо. Как только его взор устремился на оппонента, прикрывающего ему путь, он на миг замер. В черноте его глаз отражалось пламя от выстрела. Прямо в него летел снаряд гранатомёта. Как только клочки одежды, сажа и снег стали разлетаться в разные стороны, стрелок отбросив оружие, выхватил из—за пояса два кинжала и устремился к своей цели. Один кинжал он держал для атаки, второй же приготовил на случай парирования. Парировать не пришлось. Ошеломлённый демон не успел среагировать. Кинжал зиял в его шее, а затем второй, пронзил ему грудь.
— Ты, как и твои Великие не знаете, что та...
Тело демона исчезло. Стрелок, лежавший на нём упал на мокрую, обожжённую землю.
— ...кое правосудие.
После паузы договорил он, выплёвывая изо рта вспаханную взрывом землю.
— А в кино они всегда договорить успевают —пробурчал он себе под нос.
Эхо от выстрела ещё гуляло по горам. На той стороне ущелья собиралась лавина.
— Хорошо не в мою сторону — усмехнувшись, вслух проговорил стрелок. — Что—то я тупанул со взрывом.
На всякий случай, оглядел вершину со своей стороны. Всё тихо. Успокоившись, застегнул плащ и поспешил убраться с гор восвояси.

У дверей барака раздался звонок мобильного.
— Да?
— Яр, судя по геолокации, ты уже в бараке.
— В дверях, Глазик.
— А сдать оружие? Отрапортовать?
— С утречка.
— Яр, так положено.
— На положено, кое-что наложено.
— Очень смешно, Ярослав. Я сейчас просто ёбну от смеха.
— Глазик, я ж говорю с утра и забегу. Я вообще-то с демоном сражался.
— Я давно уже не стажёр. И что подобные демоны для тебя разминка уже в курсе.
— Оооо...растёшь, значит. Матёрый стал.
— Давай без этого, Яр. Задание выполнил, будь добр всё сдать и отчитаться.
— Серьёзно, так серьёзно, Жень. На операцию мне выдали двенадцать часов. Я уложился в полтора. За оставшееся время я, как и сказал, всё сдам. Сам знаешь, что у нас так считается. Можешь за свой зад не переживать. Ты лучше мне вот что скажи, я там лавину мальца породил, на той стороне не было никого?
— Не было. Тот склон давно опасным считается. Бывай, Яр.
— С утра сдам. Давай.
Пройдя по пустому залу в полумраке, он подошёл к своей двери. Зайдя в полупустую однушку, бросил ключи на полку шкафа-купе в коридоре. Прошёл на кухню, достал стакан воды из холодильника, что положил туда заранее. Испил.
— Эхъ... Не успела остыть, как следует.
С этими словами он сбросил с себя одежду и направился в душ. Струи тёплой воды стекали по его крепкому телу, но он чувствовал холод. Он перебирал в голове всю ту мистическую тварь, что могла бы такое провернуть, и тут же отметал каждый вариант, ведь здание было защищено. Тогда в его голову полезли другие мысли. Но их тут же перебил мерзкий шёпот:
— Вы все умрёте. Вам не справиться с нами. Как только ты выйдешь, мы найдём тебя и отобедаем тобой.
Ярослав, почти не отреагировав на это, выключил воду и вышел из ванной. Ударил кулаком по кнопке в коридоре, накинул шорты и направился к выходу. Здание, в котором он находился, являлось бараком Службы Сверхъестественной Безопасности. Схема здания напоминала корпуса в детских лагерях. Только вместо палат квартиры. И зал на первом этаже занимал большую его часть, чтобы в случае построения, вроде того, что вызвал сейчас Ярослав, весь барак мог там разместиться. Сам Ярослав жил на первом этаже. Поэтому неспешно в тапочках шёл на сбор. Когда он дошёл до своего места, добрая половина барака занимала расположение. Он взял стул, подошёл к выходу развернул его спинкой от себя и уселся, облокотив руки на спинку. К этому времени беготня на лестнице прекратилась. Видимо все были на месте. Он хлопнул пару раз в ладони, дав тем самым понять, что надо замолчать и сконцентрироваться на нём.
— Все на месте?
— Рылов и Крылов отсутствуют! Ещё на задании.
Послышался крик из строя за линией с цифрой "4".
— Опять отмечают? — усмехнувшись, Ярослав продолжил:
— Плотников, донесёшь потом до них и мне доложишь. Итак, внимание! Кто слышал демонический шёпот идущий от воды сегодня или ранее поднимите руку.
Почти весь состав барака поднял руку.
— И хули мне никто не доложил?! Не важно. Салаги есть салаги. Слушай сюда. Ссать не надо. Инфа фейк. Здание защищено. Шёпот безвредный.
— А как он тогда?
Вскрикнул кто-то из толпы. Ярослав злобно посмотрел в ту сторону, но так и не понял, кто именно это был.
— Что-то расслабились вы со мной. Разговорчики у них в строю.
Он встал со стула и оттолкнул его ногой ровно под стол, откуда и взял.
— Шёпот безвредный это точно. Откуда он я не знаю, но есть у меня одна идейка. Завтра начну разбираться с этим. Убить вас хотят всегда. Я бы мог сказать, что они не знают, что вы это вы, но достаточно пары—тройки компетентных в этом вопросе крыс и вся информация о вас всплыла. Но спешу обрадовать, вы им нахер не сдались. Смысл резать армию по одному, если можно срубить нужные головы и армии не будет.
Расхаживая то в одну сторону, то в другую перед строем он продолжал говорить:
— Салаги, всегда докладывайте о сраном, сверхъестественном дерьме. Мне, замам, взводным, своим товарищам. Ведь наверняка все обосрались и думали, что послание лично ему. А ну выйти из строя кто рассказал об этом хотя бы напарнику?
Движения не было.
— Да ну бросьте? Что все? И это наша смена.
Он взнёс руки к потолку и саркастически произнёс:
— Прости Арка, мы всё просрали. Если бы это была госпроверка вы все не прошли бы. Было бы обидно. Ведь мой барак лучший из свежака.
— Вас бы в таком случае тоже попёрли? — вопросительно крикнул кто-то из толпы.
— А с хуя меня гнать? Я ж не на своей должности. Я тут временно, подтянуть отстающих. И видимо у меня это получилось хуже, чем я думал.
— Как временно? — из-за линии с цифрой "2" вышел из строя парень с грустным лицом.
— А ты как думал, Зазик? Будешь всю подготовку сиську мою сосать? Вас вон как много, а я один. Сиська не вечная.
Из строя за линией с цифрой "5" вышел парень с улыбкой и прокричал:
— Так у вас вторая есть, Яр Саныч.
По залу раздался смех. Ярослав тоже улыбнулся.
— Пятый этаж, самый остроумный и как всегда во главе с Беловым. Шутка смешная. Оценил. Но я не шучу. Придёт время и я уйду. Может завтра, может через год. Так что особо не расслабляйтесь. Придёт к вам очередной капитан Краснов и будет вас дрочить. У этих уставных дурачин социального понимания — хуй. И оттого дисциплина у них как на параде девятого мая. А теперь живо все по «квартиркам», пока весь «зал заседаний» мне не пропердели.
Ему казалось забавным называть так место где все стояли, а сидеть мог только он. Смотря в след разбредавшимся будущим оперативникам, Ярослав размышлял, сколько из этих ребят погибнет на их первых серьёзных заданиях. От этого ему становилось грустно, он уже начинал винить себя за то, что не смог научить их не недооценивать врага. Его мысли прервал строгий, женский голос:
— Товарищ майор.
Он обернулся. Перед ним стояла женщина лет сорока в строгом костюме с планшетом под левой рукой.
— А, Мариночка, что-то птички напели?
— Так точно.
Язвительно ответила она.
— А слушок такой, Ярик, что с тебя про демона сегодняшнего спросить хотят.
— Из-за оползня что ли?! Глазик сказал всё обошлось.
— Какого оползня?! Тьфу, на тебя. Не знаю, причин не говорили. Но до меня довёл сам Пётр Алексеич.
— Сам Пётр Алексеич говоришь, — он почесал голову пытаясь прикинуть, что же стряслось. — Что ж, Мариночка, спасибо вам большое.
— Да вы все только и спасибкаете. Зашёл бы лучше, языком почесал.
— Обязательно, Марин. Как раз на днях собирался.
— А вот это правильно. Заодно расскажешь, чем закончилось всё. Я побегу, а то Палка прознает что ушла, опять говна поднимет. Мне бы его на ринг, я бы ему жопу его говняную надрала.
С этими словами она удалилась из барака. Больше произнося их себе, чем собеседнику. Ярослав смотрел ей вслед с улыбкой. Ему на плечо упала рука, это был Белов. На его лице сияла широчайшая улыбка, сквозь которую он и процедил:
— Опять к себе звала? Чего вы мнётесь? Хороша тётка. И возрастом вам под стать.
Ярослав обернувшись, замахнулся на парня кулаком, тот сразу среагировав, прикрылся сверху и тут же получил приличный удар в живот второй рукой. Майор приобняв согнувшегося Белова проговорил:
— Юмор — это хорошо. Но без фанатизма. Границы знать надо. Капитан Талинская бывший оперативник, один из лучших по подготовке. Столько заданий выполнила, даже я не нагнал ещё, а она в тридцать три в офис ушла. Её дефурс выпотрошил. Он, как и она охотился на оборотня. И когда она второго поджарила, дефурс видимо ею полакомиться захотел. Собирали её буквально по частям, органы обратно в тело засовывали. Мало того, что выжила чудом, так и с виду не скажешь, что инвалид. Хотя сдаётся мне не в чуде дело, а в навыках её. Вдобавок две РГН твари скормила. Хер знает, зачем гранаты брала, но когда спрашивают, отвечает: "Пригодились же". После нападения дефурса не выживает никто, а она выжила, да ещё и положила суку. Грустит она без оперативной работы, всех заманивает, чтобы ей рассказывали, а когда не приходят, рапорты готовые выкрадывает и читает.
— Что за дефурс ещё такой?
— Лучше тебе их не встречать как можно дольше. Ебанина знатная. Что-то типа гипертрофированного медведя, в которого вселилась хрень из «изгоняющий дьявола» и больше раза в полтора. А сверху ещё разумом и хитростью посыпь. Вроде огромные, а крадутся как кошки, без должных умений и опыта, надеяться только на технику.
Мечтой Белова было уйти когда-нибудь лет через двадцать со службы со своей боевой историей, а теперь он знал, какое последнее дело хочет. Он стал, очарован дефурсом, пытался представить себе этого монстра. Как он сражается с ним с одним лишь ножом и вспарывает тому брюхо, когда он встаёт на задние лапы для атаки. Как захлёбывается хлынувшей из него кровью и внутренностями. И в этот момент приходит подмога, а он стоит весь в кишках и крови над трупом чудовища, все ему хлопают и рассказывают про этот подвиг на лекциях по подготовке.
— Белов.
— Я .
— Чего—то ты побелел, Белов.
— Да.
— Что да?
— Так точно, побелел.
— Напомни-ка, захера я тебя взводным назначил?
— За лидерские качества, сноровку, острый ум и высокую ОФП.
— В себе значит. Иди, отдыхай. И херню про капитана не неси больше, а то вылетишь на хрен у меня, пойдёшь в мусарню работать.
После этих слов Белов удалился, слегка подпрыгнув от майорского пинка под зад. Всю дорогу до своей квартиры на пятом этаже он еле слышно вслух произносил:
— Дефурс.... дефурс.... дефурс.
Он старался не забыть новое слово. Уж очень хотелось ему посмотреть в базе, что это за зверь такой.

— Сегодня сдача на третьем, Яр.
— Отлично. Скажи мне, Глазик, я успеваю сдать оружие и рапорт?!
Оглянувшись, он посмотрел на Ярослава с улыбкой:
— Товарищ майор, не по чину вам таким заниматься.
— А тебе майора по чину отчитывать?
Евгений потупил взгляд. Он хотел оправдаться, но не находил слов.
— Добрый я какой-то стал. Сентиментальный. Всех распустил.
— Человек ты хороший, Ярослав. А мы неблагодарные на шею тебе сели, — выставив руку, он двумя пальцами пародировал человечка, — да ножки свесили и болтаем ими, болтаем.
— Стрельну я вас. Да скажу, что так и было.
Сквозь улыбку Женя произнёс:
— Как сдашься, к главному зайди, велено было передать.
По пути Ярослав размышлял, что же могло вызвать интерес к тому демону. Да и как вообще низший демон может обсуждаться на высоком уровне.  Его любопытство становилось больше, а количество догадок меньше. Он было, уже совсем ушёл в свои думы, как его окликнули:
— Майор, вы не ко мне идёте?
Ярослав пришёл в себя. Сделал пару шагов назад, поравнялся с открытой дверью. Комната была внушительных размеров, вся уставленная стеллажами с книгами и несколькими столами в центре, обременёнными компьютерами. Внутри стояли двое мужчин преклонного возраста.
— Здравия желаю, товарищ генерал! К сверстникам потянуло? – язвительно произнёс Ярослав.
— Лет пятнадцать разницы у нас, — ответил библиотекарь.
— Да он про книги, Саныч — объяснил товарищу генерал. — Мы «тишиной» твоей воспользуемся?
— Она скорее ваша, чем моя.
— Благодарю. Ярослав, за мной.
Майор молча направился за генералом. Они прошли в офицерский, читальный зал. Майор закрыл за собой дверь. Генерал жестом указал присесть. Присев рядом, генерал сложил руки на столе:
— Дело у меня к тебе есть. Деликатное. По просьбе уважаемого человека.
В этот же миг Ярослава разбудил стук в дверь.
— Фух, блять, сон, — облегчённо проговорил он вслух. — Дело у него деликатное, сука, ненавижу!
Открыв дверь, Ярослав увидел Белова.
— Яр, нас генерал Горбунов вызывает.
— Заходи, — ответил майор, приглашая друга. — Ты, Паша, во сне у меня был взводным на этаже.
— На каком в этот раз?
Ярослав улыбнулся, натягивая штаны.
— На пятом, — с довольной ухмылкой произнёс майор.
— Расту. Так глядишь, дефурса ножом вскрою.
— Ага! — рассмеялся Ярослав. — Видел бы ты свою рожу, когда я историю Марины рассказывал.
— Давай только опять не рассказывай. Одно и то же, блин, — подхватил смех Ярослава Павел.
Майор одевшись, закинул руку на плечо Павла и прошептал на ухо:
— Побелел.
Павел ударил его в ответ в живот. Это был их любимый приём против друг друга.
— Всё-всё, капитан! Прекращай! Генерал ждёт, — процедил Ярослав сквозь сбитое дыхание, выводя обнятого друга в коридор.