SergeySumrak

Комната, в которой произошли эти события, была самой обычной комнатой обычного панельного дома. Улица тоже мало чем отличалась от тысяч таких же по всей стране и даже город ,в котором все это произошло был самым ,что ни на есть обычным. Зачем я это говорю? Да очень просто. Быть может это было в вашем городе, на вашей улице и вполне возможно, что даже в вашем доме. Так, что не исключено, что я сейчас описываю события, произошедшие с вашим соседом. Я не знаю, как его звали, да и впрочем это и не важно. Важно другое. Он хотел иметь все. Странность такого желания заключалась в том, что он имел и так достаточно много для того, чтобы жить безбедно. Однако он, как большинство людей, продолжал желать большего. Деньги, женщины, машины, недвижимость - все это являлось компонентами одного, но жгучего желания, в которое в последнее время входил еще один – молодость. Да, старость подкрадывается незаметно и захватывает мгновенно, вот и этот человек вскоре ощутил, как оказывается тяжек груз прожитых лет. Не находя иных способов получения суммы, на которую он смог бы купить все, что ему нужно он, как и многие другие бездумные люди, пытался получить ее из ничего. Одним словом этот человек занялся изучением оккультных наук и магии, думая, что в них ключ к его богатству. Такое мнение сильно распространено среди недалеких людей. Соответствующие книги обещают здоровье, удачу, деньги и я даже знаю людей, кто пытался с помощью них получить все это, но я не знаю людей, которые бы это получили. Объяснять почему так происходит долго и неинтересно, поэтому пожалуй я и не стану отклоняться в сторону от нашего повествования. Так вот. Можно сказать, что этому человеку и впрямь повезло. Неизвестно, где и при каких обстоятельствах он сумел раздобыть одну незаурядную книгу, которая и в самом деле в умелых руках могла принести много добра или зла. Сказать, что он был рад удачной находке, значит не сказать ничего. Для него это стало памятной датой, датой, когда все его проблемы должны были исчезнуть навсегда. Решить так – одно, а вот претворить в жизнь совершенно другое. Сколько наш человек не бился, ничего у него не выходило. Так продолжалось весьма долгое время, пока он не наткнулся на заклинание, целью которого ставился вызов дьявола. И тогда он был захвачен одной идеей. В принципе о сути ее догадаться не сложно. Он решил заложить душу в обмен на все, что хотел. С первого раза естественно у него ничего не вышло, но упорства ему было не занимать. Шесть месяцев, шесть долгих месяцев он каждый вечер перед сном читал заклинание и так, наверное, продолжалось бы бесконечно, до самой смерти, если бы в один из вечеров он неожиданно не услышал за спиной голос:
- Нет слов описать, как ты достал меня, - изрек смуглый мужчина с маленькими, крысиными усиками и красными зрачками на худом вытянутом лице. - Ты кто? – опешил заклинатель.
- Каждый вечер ты мучаешь меня тем, что просишь явиться к тебе, а после спрашиваешь, кто я? По-видимому, мозгов у тебя столько же, сколько серы у меня под ногтями – и, вытянув вперед руку с кривыми когтями, продемонстрировал изрядный запас явно льстя человеку.
- Ты дьявол!? – открыл от удивления рот мужчина.
- Именно. Зачем ты меня звал? И давай излагай поскорее у меня еще дел невпроворот – и нечисть характерно провела большим пальцем по горлу.
- Я хочу заложить свою душу – человек произнес это так торжественно будто бы закладывал имущество, оцениваемое в миллиарды.
- Еще один – скучно протянул дьявол, - и ведь ладно бы на самом деле, что-то стоящее, а то ведь так безделица.
- Я что-то не совсем понимаю – удивленно спросил человек, - я что не один?
- А ты, наверное, считаешь себя оригинальнее всех на свете, да? – спросил дьявол, - думаешь, а вот какой я хитрый? Конечно, ты не один. Вы мне все, прошу прощение за каламбур, осточертели.
- Постой, постой – торопливо заговорил человек, - тут, что-то не так. Разве душа не бесценна?
- Твоя что ли? – нечисть оценивающее посмотрела будто бы сквозь него и потом голосом ювелира, которому подсунули стекляшку протянула, - Да ее медяк цена, она и того не стоит. Залежалый товар.
- Эй, эй, эй. Я попросил бы без оскорблений. Кстати и не нужно пытаться меня обмануть, хоть ты и дьявол, но и я не дурак.
- А ты, что знаешь расценки на души? – засмеялась нечисть.
- Нет, но я знаю, что ты ради души можешь многим пожертвовать в мою пользу.
- В твою вряд ли, - скептически посмотрел на него дьявол, садясь в кресло, - однако при всем твоем усердии я мог бы дать за нее рублей сто, если хочешь.
- Что-о-о? – аж покраснел от гнева мужчина.
- Да, - спокойно продолжал дьявол, - но и то с условием, что ты мне ее готов отдать через неделю.
- Это произвол – заорал мужчина, - да, как ты смеешь?! Чистое, духовное начало за сто рублей?
- Чистое? В этом я сильно сомневаюсь. Быть может ты не знал, но душа имеет свойство загрязняться. Это зависит от дел, которые человек совершает в жизни.
- Ты думаешь, я мало в жизни совершал хороших дел? Да целую кучу.
- Например? – с интересом спросил искуситель.
- Ну, например, помог мало знакомому человеку устроиться на нашу фирму. Что разве не доброе дело? Он практически нищенствовал, - с торжеством в глазах посмотрел на нечисть мужчина.
- Нет, не доброе. Устроил его на работу и потом, постоянно напоминая об этом, перекладывал обязанности на его плечи, - парировал дьявол.
- Ну хорошо. А кто прописал у себя в квартире старую тетку?
- Угу. Чтобы получить двухкомнатную и после лелеять надежду, что она скоро умрет, - закончил за него искуситель.
Это уже стало напоминать некую игру.
- Я делал пожертвования в благотворительный фонд…
- Не потому, что хотел, а потому, что так было нужно.
- Я не стал подавать в суд на молодого человека, пытавшегося ограбить мой гараж.
- И надо сказать весьма зря. Я думаю небольшой срок пошел бы в то время ему на пользу. Теперь он сидит за убийство. Безнаказанность порождает беспредел.
- Но я думал, что он еще слишком молод, чтобы так начинать свою жизнь – удрученно вздохнул человек.
- Неправда, - вновь уличил его дьявол, - ты боялся, что ему дадут условно и последующая ваша встреча окончится для тебя побоями. Ты испугался.
- Ты не имеешь права так со мной разговаривать, - взорвался мужчина.
- А ты напрасно со мной юлишь. Я знаю все о тебе, но жажда наживы подстегивает тебя продолжать спор. Она даже заставляет тебя думать, что ты можешь обмануть дьявола. Как все это глупо.
- Я помогал…
- Надеясь, что это заметят.
- Я выручал…
- Мысленно занося в список должников.
- Я думал…
- Только о себе и лишь изредка о других. Как видишь, твоя душа и впрямь стоит тех денег, что я за нее даю.
- Подожди, - попросил человек, - я сейчас вспомню.
Некоторое время они молча сидели друг против друга. Мужчина напряженно думал, дьявол с интересом следил за ним. Спустя какое-то время он произнес:
- Не напрягайся. Все, что ты делал в жизни, ты делал ради себя, корысти, ради мнения других о тебе. Даже совершая и в самом деле добрый поступок ты мысленно давал ему счет, определял в какие-то рамки. Знаешь: настоящим добрым делом считается только то, которое было сделано без какого-либо умысла, без задних мыслей. Ведь даже тогда, когда ты вспоминаешь, что сделал его этим ты опровергаешь его чистоту, его начало. Оно должно быть совершенно и тут же забыто и только тогда оно считается по-настоящему добрым.
- Такого просто не может быть, - мрачно ответил мужчина насупившись, - как можно не думать о нем?
- Можно. И у тебя есть одно. Ты за всю свою жизнь все-таки сделал одно доброе дело.
- Ты серьезно?
- Вполне. Ты наверное не помнишь. В это день тебе исполнилось девять лет. Мама звала на праздничный обед и ты бежал домой. Перед глазами стоял торт и подарки, и тебе не терпелось скорее добраться до них. Но в этот момент ты услышал звук. Маленький, пушистый котенок, непонятно каким образом попавший на карниз второго этажа пищал, взывая о помощи. Ты сильно торопился, но все-таки остановился и полез наверх не в силах отказать маленькому другу. Сняв его, ты споткнулся и полетел вниз, но даже перед страхом удариться ты не спасовал в тот момент и постарался упасть так, чтобы ушибиться самому, но не ушибить котенка. Были синяки, ушибы и счастье от того, что пушистый комок не пострадал. Вот твое единственное доброе дело, которое ты совершил за всю свою жизнь и именно за него я предлагаю тебе эту сумму. Все остальное не стоит и ржавой копейки. Ну как, ты согласен? – спросил дьявол и замолчал, ожидая ответа.
Мужчина стоял, раздумывая над вопросом, после чего раскинув руки возопил, обратив взгляд к потолку:
- Господи, спаси и сохрани! Прости мне грехи мои и дай возможность искупить их. Я образумился, Господи! Да восславиться же имя твое,- он покосился на дьявола, который с пренебрежением смотрел на него, кивая головой, после чего отойдя в сторону, сухо констатировал:
- Вот так вот всегда. Эх, обреченные души, - и больше ни слова не говоря исчез.
Вот собственно и вся история, которая, как я неустанно продолжаю напоминать быть может произошла в вашем городе. А может и не в вашем. В конце концов, это не имеет значения. И если кто-то после моего рассказа скучающе зевнул и отбросил его в сторону, что же тогда я буду считать, что понапрасну потратил время, пытаясь довести суть до читателя. Но если всеже кто-то задумался, мне будет приятно. Приятно и все. Хотелось бы еще спросить, а сколько добрых дел вы совершили? И если в ответ на вопрос мне положат под нос список с подробностями, описанием и количеством, я с сожалением посмотрю на такого человека. Ну, а если вы спросите меня о том же, то я отвечу:” Не знаю”. Быть может одно, а может и не одного. Не хочется вспоминать о них, но хочется думать, что они были.

Четверг

Озлобляет. У меня на нервной почве дергает во всех местах. То нога дрыгается сама по себе, то глаз подмигивает. Мужики на работе обижаются. Мол, чего сначала зовешь, а потом отбрехиваешься. Нехорошо это, не по-джентльменски. Им же не объяснишь, они думают я для интимной беседы моргаю, на два по сто-пятьдесят или чекушку для аппетита. Нога или рука им ни о чем не сообщают, а вот глаз принято считать сигналом. Я видимо заболел. Это Митька по бабкам лечится, у этих бабок весь подъезд народное здоровье нюхает, через змеевик пропущенное. Я ж так не могу, я человек трезвомыслящий, непьющий.

Меня сегодня даже нехристи не трогали. Ласково так справились о здоровье, пососали кровь и ушли по гостям. Цветы апокалипсиса тоже смылись, а я вовсе, значит, не против поскучать. Мне в одиночестве и с котом даже лучше, чем Митьке в винном. Человек с телевизором должен иногда отдыхать от людей. Бурсак у меня рыжий, в полосочку, наверное, под бенгальского тигра маскируется, злопыхателей и соперников пугает. Смотрит хитроглазый, щурится коварно. Кумекает, как бы стибрить чего и свалить на кого-другого. К обучению неспособный, про тапки и воровскую сущность я и вовсе молчу. Его через то самое и Бурсаком прозвали, оттого, что научаться не желает и веника сторонится. Особенно, когда тот веник на прутики поделен. Маленький охотник до большого секса, прошу прощения, граждане дорогие. К нему на прием кошки со всего микрорайона выстраиваются, почитай, с первого и до четвертого этажа включительно. Сосед мой, Тимоша, тоже сволочь, конечно, но вполне порядочная, сильно ему завидует. У него как раз с кошками не очень-то ладится. Ну, с женщинами, то есть. Он в этом смысле хочет перенять опыт, но тут меня одолевают сомнения. Мне отчего-то кажется, что при одинаковом результате методика ухаживания все же несколько рознится. У человеков и котов, собственно. Несколько другие вкусы. Может быть, какая женщина и отреагирует на сосиску, голодная, например, но не всякая, не всякая. Да и кошке тьфу и растереть на букет цветов и духи там Коко номер пять. Ей, думается, значительно веселей эти пять коко уже ощипанные и размороженные. Впрочем, Тимошу разница не смущает. Он вынужден считать, что есть вечные инстинкты там, непреходящие с течением времени. Скажем, размножение полов, чувство голода, обман вкладчиков. Какие-то безусловные ценности.

Я решил даже автомобиль не чинить. Должен же я хоть раз в неделю не чинить автомобиль. Пусть это прихоть, сегодня я ее себе позволю. Буду бесцельно слоняться по каналам, исправляя тик глаза и дерганье конечностей. Я телевизор не часто смотрю, даже вовсе редко, наверное. С тех пор, как бесчеловечный конгломерат бразильцев и мексиканцев навел порчу еще в далеких девяностых. Заразили мерзавцы и супружницу, и телевидение. У них тетки всякие рыдают-богатые и рабыни, у нас цыгане безработные плачут, и опера рвутся куда-то по неосвещенным улицам. Я такое видеть не могу. Они хочут, чтобы я сопереживал молодежи из Беверли-Хиллз и вдумывался в хитросплетения сюжета спасательниц Малибу? Знаете, я сам издеваться умею и понимаю, когда оное творят надо мною. Надобно в контратаку снять отечественный многосерийник про, может быть, Усть-Лаптинск, где на три окрестных зоны, пять дворов и три подростка, которые за семечками и стаканом решают молодежные проблемы. Ну, там до учебы пока дойдешь вечереет, волков развелось, Маланья с сеновала отчего-то не вернулась и вообще председатель откинулся, а тракторист сел. Никак гора с горой не сходится, а дело стоит. А их малибушные спасатели? То ж подарок судьбы! У нас с пятачка раза по три на дню топиться бы ходили. Чего там, график дежурства, постоянные утопающие, скидки и бонусное искусственное дыхание. Зачем сюжет-пусть просто бегут, в воду и оттедова.

Попал на повтор «Голубого огонька». Они теперь не стесняются называть все своими именами. Честно сказать, странные ощущения оставляют такие передачи. Понимаешь, и, что огоньков у нас оказывается немало, смекаешь, что хлопают они друг дружке по принципу поговорки. Ну, той, где петушка хвалит кукуха. Не знаю, как остальные, я трезвый смотрел. Не совсем понял за что хлопали. Зато, глядя на столы, понял, зачем пришли. Правда, бывают моменты, когда трудно не поверить. Например, певица кричит в фонограмму, что-то навроде: «Как давно это было, но я тебя не забыла», и опрокидывает стакан вовнутрь. Вот тут веришь! Опыт не пропьешь, это да! И без закуски, что характерно. Чувствуются годы тренировок.

Переключил я то безобразие. Может быть, они и не обиделись бы вовсе, все равно для друг дружки пели и на карман. Я новые песни не понимаю. Мои клопики говорят я, мол, древний, ископаемый, мне сложно ужиться в рамках социального эксперимента последовательной дисгармонии. Может оно и так, но раньше они хоть понятно гармонили. Про невозможность секса между разными представителями фауны. Помните да, дельфин и русалка, как бобер и мочалка. Не пара то бишь. Или там про яблоки на снегу. Что, мол, мне с ними делать, вижу под ними желтизну. Ты, мол, еще отмоешь, я их есть не могу. Но не пропадать же добру. В общем, рифма была, не бог весть какая, но была. А сейчас? Стоит какой-нибудь щегол бородатый и козырьком наоборот, штаны папкины спер, мамкину и сестрину бижутерию в самых неподобающих местах развесил. Не проконсультировался, дурында, не знает, что серьги в ушах носят-нацепил на нос. Накрасился, тьфу, как на парад, и татушки по всему телу. Драконы там по куполам вьются, звезды по всем непристойным местам и кролики плейбойские с подписью «Вася, я не забыл!» И, значит, поет. Мол, трактор, коллайдер, пошли застрелимся, лопата свежая, жизнь, как помет и свет на до мною лектрически зеленый. «Я, -говорит, -противник наркотиков, я сам их все сожру, чтобы вы не мучились почем зря. А мне нетрудно.» И вот пошла рифма, наконец-то. «Я, -говорит, -уличный боец, капец, по гороскопу стрелец, по жизни молодец, жру холодец, ненавижу тупых овец, а кто не согласен тем…Словом, нехорошо станет. И такие гармонисты еще цветочки. В общем, переткнул я, граждане дорогие.

Сразу понял, что у худа-УДО не ищут. Попал на заседание преисподней коллегии свидетелей и зачинателей страшного суда. Семь пар нечистых. Плюс-минус там, кто считает. Вот в Европах там, Германиях разных ведьмы слетаются к горе Брокен, чтобы, значит, пошабашить. У нас тот шабаш по телевизору транслируют. Мол, пятнадцать злобных чертей, на проекте «АД-2», с нами сам сатана, всем кто смотрит хана…Ну, и там, жизнерадостно, на-на-на…Я понял, что дергать меня станет активней, может быть, займусь падучей. Давненько меня санитары не пеленали. Я на них глядя, на заседателей этих, от третьего ребенка отказался. Чем, говорю, черт не шутит, уродится такое и станет лобным местом домашний уют. А у меня и так через это два телевизора заплеваны, справка от психического и вообще, письмо президенту и крестный ход вокруг Останкино.

Они там снова решали, кому быть первым всадником апокалипсиса. Кого послать? Куда понятно, на Землю, а вот кого? Наверное, надо так послать, чтобы его оттуда назад не вернули. Чтобы, значит, прошел все заградотряды, освященную землю и вообще, как предсказано.

Вот многие со мной не согласятся, а я считаю передачу правильной. Да-да, несмотря на тик, срывы и неконтролируемую рвоту. Недоделанную немножко. Кто-то скажет: экий балбес, скотина просто и сволочь, прям в морду дать надо. Люди мучаются, а он хвалить начал. Скажу больше, участников зазывать нужно. Всех, еще не сподобившихся. Опосля колючая проволока по периметру и вышки с автоматчиками. Разговорчики упразднить там, полчаса на прогулку и по баракам. Суккубы отдельно, инкубы отдельно, главдемонов на инструктаж.

Переткнул. Тут, значица, прямая трансляция заседания правительства. Поначалу показалось, что и не переключал. Разницы почти никакой, там только ассортимент посвежее. Плюнул и переткнул, мне и того хватило по самую, что ни на есть, макушку.

Вот! Это я почти смотрю. Пластическая хирургия юмора. Шутки, смех, мат-прямо, как во двор вышел или на работу. Только одеты празднично, как на поминки. Вообще мне молодежь нравится, они со сцены могут сказать то, что в книжках не каждый писатель озаботится. А ведь он, подлец этакий, должен поколение развивать, обогащать лексикон молодежи. И мальчик этот тощой мне симпатичен. Только он, наверное, конечно, глупый совершенно. Все призывает к радости там, позитиву всяческому и прочему скотству. Нет, слышал я, что через таблетки-грибочки специфические можно там на постоянном счастье заторчать. Ровно до момента встречи с наркологом или, проживая в доме с бледно-желтыми стенами. Нет, граждане дорогие, я-то с ним согласен. С ним мой адрес возражает. Он, подлец растакой, никак не хочет явить мне поутру дюжину веселых гопников у подъезда, счастливых от осознания службы ППС-ников, дворника там, перегаром справляющегося о моем здоровье. И в целом, конечно. Чтобы маньяки-лесорубы от ЖКХ вдруг перестали искать газоны там, где их никогда не было. Чтобы наоборот, а не асфальт среди луж, и пусть там просто заборы красят, а не как знамение пришествия губернатора во плоти. Нет, граждане, на позитиве и со светлым челом нам никак не можно. Выйдешь, наверное, и у гопников день смысл обрел, миссия обозначилась, а сотрудники, конечно, решат, что раз ты улыбаешься, то, наверное, не без подарка для них. Не можешь же ты, дурында, вот так вот идти и улыбаться ему в лицо. Видно же, что думаешь про него что-то и, конечно, непечатное, крамольное, и вообще чего-то на бак с отходами косишься. Сравниваешь, мерзавец?! Нет, у нас человеку хорошо тогда, когда вокруг него всем плохо. Когда и солнце ему улыбается, асфальт с ним значит заигрывает, и вообще, благость и выхлоп, амбре души, так сказать. Законы он сегодня сам выносит, рассматривает и принимает. Гопники? А тому, кто топнул сапожком на Чудском озере, таскал мамаев-батыев за вислые усы и, через биографию которого снимается половина голливудских боевиков, гопники, значица, только сценарий к новой экранизации.

Дальше я как-то заскучал. Посмурнело мне. Побегал по каналам, странно и вообще мрак. Здесь совсем не понял…То ли, значит, смешанные бои, четвертьугольник, так сказать, то ли инструкция по контрольной закупке, а то и, чур меня, кавалерийский наскок либерал-демократов на оппонентов. С гиканьем, мордобоем и визжащими девками. Как при взятии Зимнего. Историческая зарисовка. Вообще сейчас, конечно, мода на бородатых пошла. Пусть ее, но в Думе очень хорошо смотрелось бы. Все при бороде и лупоглазый Петр с топором. Мол, европакет мы опосля как-нибудь, а вот с бородой прямо сейчас начнем. Спикирнем подчистую!

На главном канале пустьговорильщики, конечно, общаются. Нет, граждане, общаются-это громко сказано. Говорит-то один, молодец он все-таки, долго может, насмерть, мне через это видение нашей победы в третьей мировой открылось. У них там на западах, конечно, фильм говорят есть: «Смертельное оружие». Я не смотрел, но знаю, что про него. Правда, мой сосед Тимоша, тот который по кошкам истосковался, емко обозначил. Он говорит-все это дристословица или мировая литература последнего столетия в кратком изложении. Ну, я с ним категорически не согласен. Зачем обижать человека? Читает себе заклинание и пусть читает. Он, может быть, даже не порчу наводит, он, может быть, что-то хорошее хочет наслать. Голову там проветрить, от телевизора отвадить, послать импульс на переключение. Со мной вот получилось.

В Обломинске землетрясение, дальше ткнул-снова концерт какой-то. В Недоплюе взрыв, на канале «Браток» праздничная встреча. Оно и понятно, давно не виделись, поди с девяностых. Где-то леса горят, циклоны, вообще последний уссурийский тигр пошатываясь вышел из тайги и, прижимая лапы к сердцу, пошел к врачам. Канал «Ненормал» представляет транс-парад вечных хитов в исполнении…А, впрочем, варианты предложены, угадай-ка! На канале «Древний» завывания под гусли.

Давно я видно телевизор не смотрел. Наверное, совсем уже, скорее всего отвык. Тенденцию стал видеть. Катастрофа и тут же концерт, катаклизм и праздник естественно. Пожар-спеть надо, наводнение-оно и хит-парада вполне заслуживает. В общем, дата еще свершается, а мы уже отмечаем. Споро так, с расчетом на опережение. Чтобы, значит, тот тигр, еще до кареты скорой помощи не доковылял, а уже слышал в спину. Что-то типа: «Вот и осталось, дотопать малость, и врач под вечер, клизма и свечи». Ну, а после перечисленного, хочешь-не хочешь: «О-о-о-о, притормози-притормози».

Тоскливо мне как-то сделалось, муторно, пересмотрел, значит, телевизор. Его дозировать надобно, много вредно, сразу жизнь хочется прервать, когда много. Он, как местный бомж, значица, то есть-ему всегда хуже, чем тебе. Так и телевизор. Мол, смотри, как в мире паршиво, несчастья разные, угрозы и поют дрянь всякую, а ты тут себя жалеешь. Что ты канючишь, хуже стало? Дык, для того и создано телевидение, чтобы тебе поплохело, чтобы ты не думал, будто весь такой один-единственный. Ей-ей, лучше бы книжку почитал. Так и сморило в кресле, загипнотизировало и вообще не помогло. Озлобляет, только теперь понимаю, что не меня одного.

Пятница

Я ведь, наверное, знал. То есть догадывался, конечно, что после четырех всадников всегда приходит пятница. Как кульминация рабочей недели. Мол, оставь надежды всяк меня дождавший. Конечно, праздник тещи и вообще бал вампиров. Задерживает у комнаты поутру, не пускает до естественных надобностей. «Я, -говорит, -может всю неделю ждала этой пятницы, мне теперь даже помирать не страшно. Сразу, как на огороде покопаемся там, высадим, прополем, загнемся к чертовой бабушке на земляных работах. Мы с дочкой пораньше двинемся, а ты ужо после работы не вздумай лентяйничать, приезжай подсобить, лодырь ты и скотина бессовестная». Мне даже как-то уже и не надо стало. В смысле, в уборную. Испарилось с настроением. Я даже несколько удивился функциональности организма. Вот ведь, думаю, штука какая. Внезапно, как затошнило. Будь я дамочкой, непременно заподозрил бы себя в чем-нибудь этаком.

Я, конечно, постарался мужественно держать удары. Я, знаете ли, даже улыбнулся смерти в лицо. Я сделал это дружелюбно, но дети все равно испугались. Они подумали, что у папы приступ и денег, скорее всего, после госпитализации просить станет неловко. Может быть, папа совсем умрет, подчистую, так сказать, по-свински, не оплатив институт (это дочурка), не проставившись военкому (сынуля). Они даже заботливо хочут накачать меня валерьянкой, но я предлагаю накачивать Бурсака, которая сволочь с видом склеротика гадит мне в обувь. Они забыли где лоток, они пожилые и не могут далеко нести гостинцы. Они их потом переложат, если вспомнят.

Вообще, я держусь. Пусть их! Я человек незлобивый, добрый, потом отомщу. Как-то даже без яиц на работу пошел. В смысле, не позавтракал. У подъезда Тимоша. Вот человек, бодрячок, пташка ранняя-жаворонок, алкаш пропойный. Уж утро на дворе, и он у наших ног. В прямом смысле. Лежит и бдит, скотина, озонирует окрестности духом непосильной борьбы с зеленым змием. Глаз приоткрыл, мычит: «Гони стольник, -заявляет, -пока вы там храпуля давили или, упаси Боже, демографическим терроризмом занимались, я тут полночи в поте лица твою автомобилю обворо…оборонял. От малолетних, но уже смертельно опасных преступников. Шустрые, свиньи-зеркало скрутили и колпаки поснимали. Хотели магнитолу умыкнуть, но забыли, как дверку вскрывать. Ты, -говорит, -мне должен, обнес я…уберег я твою ласточку от разора».

Я горжусь собой. Мужик сказал и слово держит. Ничего не сможет вывести меня из себя. На моем лице и мускул не дрогнул. Так, конечно, всегда при параличе. Несколько челюсть к уху съехала, волосы немножко совсем поседели, слюнка потекла. Тимоша-человек разумный, как-то сразу решил, не теряя времени, отыскать ворье, исправить ущерб. Добрый он, конечно, отзывчивый.

Я, граждане дорогие, в магазины ходить не люблю. Меня цены смущают, мой заработок при них, как пасьянс, наверное, вообще не сходится. Заходишь так и смотришь. Видишь, к примеру, форель там или кета. Думаешь, она, конечно, гадина такая, мало ко мне из Эквадора откуда-нибудь, она с несколькими пересадками и первым классом летела. Креветки взять королевские. Я вообще так охотно верю, у каждой родословная на морде расписана до седьмого колена. Мне, наверное, их кушать стыдно, чего я династию может целиком, подчистую смету. Колбаски вон, охотничьи. Цены такие, что видно добытчик старался, пузо по лесам стирал, маялся у водопоя в засаде. И видно, что колбаски те, охотничьи-не стадный продукт. Они поодиночке и пугливые шибко. Совсем какие-то цены странные. Не желают дружить с содержимым большинства кошельков. Взять вот икру красную…или черную. Нет, лучше не брать одну ложку за такие деньги. Я вообще в стадомаркет хожу. Ну, там, где свежая просрочка, где любой сыр с плесенью и вежливый мат продавцов. Их учат так отвечать. Мол, пошел к черту, сволочь, дрянь всякая шляется, а вообще, приходите к нам еще. Тому, кто наберет товару на полторы тысячи, бесплатные спички и бонусная честность продавца. Нет-нет, обсчитает, но расскажет, где надул, как и почему бессовестно. Люблю я эти магазины. Акции, конечно, постоянные. Собери десять ярлычков, пятнадцать наклеек и две этикетки, и, через это пойми, что ты-дурень неумытый. У нас маломаркет «Шалманочка». Они, конечно, все по-разному зовутся, у них только селедка знойно-прелая, пирожки с загадкой, вообще, салаты одинаково слабительны. Конечно, презервативы рядом с жвачкой. Кому хаханьки, а я пару раз ошибся. В обеих ситуациях. Я, значит, за сигаретами зашел. Их прятать стали, мол, пропаганда плохая, дети курить научаются, пущай лучше водку разглядывают-это безопаснее. Водка плохому не научит. Сигареты там, наверное, гадость совсем, от них еще лошадь сдохла и табун заразила, раком бывают опасны и вообще, немочь мужская и прочие неприятности. Легкие коптят и пусть лучше сразу водка. Ведь оно как: ты покурил и стыдно, противно, поддался слабости, вредной, стало быть, привычке. Кто ты после этого? То-то! А выпил? Во-первых, стыдно будет только завтра, во-вторых, дыма нет, а есть чисто, воздушно, и в морду дать охота кому-нибудь. То бишь, на спорт мотивирует. А потом, настрой, душа песни орет. Мол, я люблю тебя Русь оттого, что ты криво. Вот государство и решило, так сказать, этот промежуточный этап упразднить. Пусть, решили, дети сигареты сразу проскакивают. Баловство это и вредно, конечно. «Вы, -говорят, -и пиво-то мимо проходите. Оно только поутру хорошо, а так его одни дурачки пьют. Спортсмены там разные, баварцы всякие, словом, убогие личности и вообще больные. Мы бы, конечно, и водку упразднили, но пока не срок, не в Амстердамах живем. Потерпите дети, немножко осталось-скоро оттопыритесь.

Я по автобусам давно не ездил. Освежает и будит. Точечно-почечный массаж, знаете ли, приятно мотивирует нахамить ближнему, тонкий букет запахов напоминает рекламу. Этакая мягкая нотка пота, с ярко выраженным ароматом перегара и лука, удачно сочетается с благородными тонами табака, одеколона и туалетной воды, но напрочь глушится ближайшей смесью первача с чесноком. Я, конечно, так сразу об машине тепло подумал. Наверное, -думаю, -она все же ласточка, я там один езжу почти всегда, когда без кунсткамеры. Мне, наверное, там никто не упирается в зад, я надеюсь, коленом. Никому там не придет на ум шмыгать мне в ухо, брызгаясь, значит, бактериями заразными, орать в другое, чтоб передал за проезд, будто бы он в окопе, а я в танке, и мобильников нет. Водитель в моей машине опять-таки удачно так сложилось, что я-не упаковщик суши, не японский летчик и не монгольский скотовод, которому, конечно, можно и потерять одну-другую особь в процессе работы. Остановки я делаю сам, без какого-то странного инопланетного мычания, где я разбираю последний слог последнего слова. Навроде там: Му-му-мы, мы-мы-му, амы-муму-умы-ческая. Я, граждане, стараюсь мыслить позитивно, даже, когда выбираюсь к выходу и слушаю про себя всякие там оскорбительные уточнения.

На работе, значит, мастер поджидает, готовит пакость-это сразу видно. Когда зарплату повышали его две недели искали, чтобы эту новость узнать. Может быть, конечно, он забывчивый и просто некомпетентный, хотя, скорее всего, сволочь и кровопийца. Улыбка рабочего-недосмотр начальства. «Я, -говорит наш мастер, -первым пришел в пятницу, первым и уйду. А вы, тунеядцы, будете разгружать грузовики с песком и кирпичами, чтобы, значит, работа медом не казалась. Может быть, они приедут к полудню, но я бы не стал рассчитывать на столь удачное стечение обстоятельств. Потому что приедут они к концу рабочего дня и, хошь-не хошь, а задержаться придется. В общем, лодырничайте тут, а мне еще по баням с девками, на шашлыки с парнями, рыбалки, словом, дел невпроворот». После, конечно, мужики там загрустили, наверное, большая половина бригады. Загрустили по-черному, закусывая луком и ржаным хлебом. Те, которые оптимистически настроенные, как могли утешали, чтобы через ту грусть бригада не скатилась во вселенское горе. Оно лишает скорбящего возможности помочь ближнему разгружать всякие кирпичи с песком, знаете ли. Скорбящий, думая, что его никто не понимает, горланит песни вслух, калечит кого ни попадя и попадя кого тоже калечит. Вообще замыкается в своем мире, обнимается с чекушкой и приветствует анархию и битье окон. От трудящихся его начинает тошнить, и он срывает им, наверное, графики, планы и нервы.

Мастер, когда злое замыслил, всегда слово держит. Мне, граждане дорогие, совершенно неприятно было метаться между кирпичами и грязными ругательствами мобильника. Он попеременно менял голоса, как пародист и ругал меня то тещиным, то супружниным матом. Я многое о себе узнал. Конечно, я так не думаю, но женщины говорили о всяких мерзостях, как о свершившемся факте.

Я, наверное, может быть, уже не мог удивляться. Поэтому мой полутруп даже не заметил, как, ближе к восьми, кончился рабочий день. Жарко приветствовался вечер, скатившимися, несмотря ни на что, во вселенское горе. Они хлопали в ладоши и решали добавить.

Они поддавали и вовлекали остальных в водоворот пьянства. Сил плыть не осталось, и я не помнил, как утонул. Горько! За то, чтобы у нас всегда и часто, при хорошем окладе! За наш дружный коллектив и наплевать на остальных! За отстутствующих рядом дам! Почаще бы! За МАЗ, за ГАЗ, за Автоваз!

Я, конечно, может быть, трезвомыслящий, но нервный. Приближение бешенства начинаю угадывать. Наверное, нужно заниматься спортом, экстримом там, с парашютом прыгать на елки. Говорят, здорово нервы успокаивает, когда серфингуешь от акулы вперед доски. Или там на горном мотоциклете летишь с веселым гиканьем в пропасть. Здорово помогают таежные прятки, байдарки, стрельба по друзьям из игрушечного оружия. Чтобы, значит, не блазнилось из настоящего шмальнуть. Вообще, у них на западах советуют заниматься экстримом, активно отдыхать, конечно. Жаль у нас никто не советует, как отдыхать от самого экстрима. Я вот больше пяти дней не выдерживаю. Мне тот самый житейский экстрим, может быть, совершенно точно поперек горла стоит. Я не пью, я просто на сухую такие комки глотать не умею. Сейчас вот поговаривают, как при Мишутке запретить ее, проклятущую, и вырубить всех бабок с самогонным аппаратом. От Крыма и до каждого подъезда. Мне думается чревато получится, со взбрыкиваньями и вообще психозом. Через это большая часть смысл жизни видит. В субботах и воскресеньях, я имею в виду. Оно, конечно, неправильно, жить надо полной неделей, без выделения любимчиков. Только не у всех получается. Надо как-то стараться не есть мозг друг другу, и помягче, помягче в общении. Чтобы, значит, наверное, глушить не хотелось, а хотелось так, время от времени и по поводу. Может быть и получится, а? Опосля как-нибудь…

СТРАННАЯ СМЕРТЬ ИВАНА СТЕПАНОВИЧА


Отходил Иван Степанович мучительно долго. Честно говоря, хотелось еще попортить воздух, посыпать песочка на ледок улицы. Душа в раскоряку и повизгивая от натуги, упиралась ногами в чресла, уцепилась за ребра. Ничего хорошего вне этой оболочки она для себя не мыслила. Да и попривыкла как-то за восемьдесят шесть годков. Снаружи как еще сложится, а тут тепло, уютно, под себя все заточено.
Старичок смотрел документальную киношку о своей жизни. Первые годы довольно скучны, обыденны, как у большинства младвы. Всех забот: гадить и поглощать молоко в неимоверных количествах. Позже, в любых ситуациях, связанных с приемом молока автоматически включалась мышечная память и организм погружался в младенчество. Далее следовали детские и подростковые годы, сопряженные с углубленной исследовательской деятельностью на тему различия полов. Конечно, и родители, и подлый завуч Екатерина Сергеевна Втык стояли на пути научного интереса Ивана Степановича, но что могли сделать жалкие взрослые, когда дело касалось исследовательского пыла. Использовались туалетные кабинки, косички и быстрое фиксирование объекта при резком задирании юбчонки вверх. Бывало, иногда академика перекидывали через колено, проясняя задачи института, испытуемые жаловались, а завуч твердо-копытной поступью преграждала путь. Научный гений не сдавался. Подростком проводить опыты стало попроще. Для этого густой замес из музычки, кампании и выпивки помещался на природу, дачу, свободную квартиру и там, разбавленный толикой лживых обещаний и тяжким сопением в шею совершенно расслаблял объект. Можно было глумливо хмыкать, делать зарубки, рисовать звездочки, подводя счет протестированным подружкам.
Все, как у всех. Потом была армия, первый брак комом и искомканная дочь от него. Затем второй, дача, машина и, как венец, пятикомнатная квартира. Собственно, в ней измученная борьбой душа понемногу сдавала позиции. В голове Ивана Степановича роились злобные подозрения, что жалеть его не станут. Моментально представилась чаша весов, где на одной стороне болтался сморщенный, крикливый старикан, а другую занимала жилплощадь, дачный участок и двести тысяч на книжке. Скрипя зубами, он вынужден был признать, что его чашечка неумолимо стремится ввысь, принять вертикальное положение даже в собственных глазах. Иван Степанович очень себя любил. Хоть не задумываясь променял бы кого-нибудь на вышеозначенные блага, родственникам позволить такого не мог. В его глазах, им следовало денно и нощно рвать пучками волосы, засопливить округу и застонать дом до белого каления. Чтобы все соседи знали, какой выдающийся человек покидает мир, какая глыба уплывает в океан небытия. В реальности же, дочка Леночка приходила с бесстыдно сухими глазами, справлялась о нуждах и покидала отца. Внучка Женечка и вовсе требовала оплаты визитов, постоянно нарушая материальную целостность кошелька деда. Остальные родственники навещали редко, вовсю готовясь к предстоящим стартам в гонке за наследство.
В какой-то момент сердце ухнуло особенно сильно, аж усы дыбом встали. Холодная испарина покрыла лоб, захотелось себя пожалеть. Этот нокдаун душа встретила смрадной вонью и тихим попискиванием. Молот судьбы навернул с правой и готовился к апперкоту. Иван Степанович тяжко вздохнул, рядом хихикнули.
Следует заметить, что этим вечером он помирал один, без зрителей, а все лекарства клятвенно обещали отсутствие галлюциногенов. Душа взяла тайм-аут, и старичок опасливо скосил глазки на сторону. Иван Степанович лежал в темноте, уповая только на собственную зоркость и свет полной луны, что буднично таращилась в окна из-за штор.
"Сбрендил", -решил он, видя странного человечка у собственного ложа. Роста малого, густо поросшего волосом и с самокруткой в зубах. У человечка была длинная, до пят, борода и копна взъерошенных волос, не знавших мук расчески и прелести фена. Мода застыла в нем, как в янтаре, отразив дореволюционного купчишку средней руки. Жилетка, штаны и, почему-то, лапти. Рядом с угрюмой мордой сидел кот Мартын. Сия тварь заведена была почившей годами ранее женой и по ее смерти вертелась под носом, портя жизнь, мебель и неизменно посягая на нутро холодильника, ибо в нем заключался смысл мироздания и жизни вообще. На настойчивые просьбы расстаться подлый кот не реагировал, делая вид, что иностранными языками не владеет. Мартын был черен, как ночь и его душа, в темном силуэте жили только могильные гнилушки зеленых глаз и сейчас они сверлили Ивана Степановича в томительном ожидании. Незваный гость кашлянул, трубно высморкался и бесцеремонно вытер соплю о пододеяльник.
-Глянь-ка, Мартын, щас гикнется, зараза! Ну, подь сюды, шельма, мы тебя любить будем…Долго и в раскоряку.
Призыв явно адресовался не бренной оболочке Ивана Степановича, а бессмертному духу, ведь именно тот, визгливо взвывая, метнулся куда-то в область желудка и забился там, до боли сжав зубами так и не вырезанный вовремя аппендицит. Старик застонал, а мужичок констатировал:
-Вот ведь сука!
-Что вам нужно? Кто вы? -сквозь сжатые зубы, полюбопытничал дед.
-Во гад! Каков, а, Мартын!?Настоящий педе…педа…
-Педант что ли? -услужливо подсказал Иван Степанович, всегда гордившийся этим качеством.
-Я не это имел в виду, но тоже звучит. Че, педантюга, не признал?
-У меня ничего нет! Я вас не знаю! Пожалуйста, вызовите скорую!
-Эка хватил! Скорую ему…Скоро до тебя только смертушка доберется, а пока оне задерживаются мы тебя отмудохаем! Так, Мартын? Отольются мышу слезы коша.
-Да кто вы такой!?-сорвался на фальцет Иван Степанович. -По какому праву так со мной разговариваете!?
-Опа-опачки! Мартын, а он и впрямь не понял, дуреха! Домовой я, Феофаном кличут! А ты, Иван Степанович Кулебасов, ответственный квартиросъемщик и порядочная сука!
Мужичок проглотил остатки самокрутки, выудил давным-давно потерянный старичком перочинный нож и принялся обстригать длинные кривые когти.
-Ты не бзди! Мы тебя тока малость попинаем, за паскудства твои, а как душою отойдем-отпустим! Че мы звери, да, Мартын?
-Домовой? -Иван Степанович пытался ужиться с этим открытием.
-Слышь, Мартын, ща начнет! Неужели есть потусторонний мир? -кривя рот стал дразниться Феофан. -А в аду сильно жарко? А правда, что русалки вовсе не руками щекочут? Ты это брось! Мы не трепаться-мы бить тебя пришли!
Кот, до сего времени сидевший молча, фыркнул, будто усмехаясь. Его вид открыто демонстрировал, что под скромной черепушкой ведется подсчет всем затрещинам, тычкам и мотивирующим скорость пинкам. Не говоря уже об оскорбительной шлейке, в которой его видели дамы и даже Снежинка.
-Вы меня простите, конечно…-заблеял Иван Степанович.
-Ни за что! -отрезал домовой.
-Вы не поняли, я не извиняюсь…
-Не, ты поглянь, а, Мартын! Он еще виниться не хочет! Ниче, ща ты вылезешь и по-другому запоешь, вернее, закукарекаешь!
-Хватит, перебивать! -взвизгнул хозяин квартиры. -Извольте выслушать! Чем обязан такой лютой ненависти!?Я вас даже не знаю, а кот-животное. Между прочим, если я его, когда сильно и наказывал…то те фарфоровые слоники мне были дороги, как память о бабушке. В конце концов, это животное, бессловесное и глупое. С чего вы взяли, что оно вас понимает?
Большего он сказать не смог. Неуловимым самурайским скоком Мартын оказался на его груди и лапой пробежался по россыпи морщин. Иван Степанович взвыл, Феофан ухватил кота за плечи и принялся оттаскивать, приговаривая:
-Брось, Мартыша, потерпи! Че труп драть, велика ли честь? Да и спроса не оберемся опосля!
Кот взмякивал и не слушал, пытаясь задней лапой достать до горла. Единственный коготь, маячивший перед лицом старика напоминал бандитский кривой нож, Иван Степанович каким-то внутренним чутьем угадывал в мявках воинственный клич "Попишу, гада!" и охотно верил, что настал его последний час.
-Ну, хорош-хорош, Мартын! Ща, вылезет, уделаем гниду, а за вывеску ответ держать придется!
Домовой многозначительно показал наверх и кот сник, только нервно топорщил усы и облизав лапу, чиркнул когтем по горлу, явственно адресовав сие старику.
-Потом, потом, -похлопал его Феофан и сплюнув на чистый ковер, обратился к деду, -Ты зявалку свою захлопни, да! У меня друг нервный!
-Господи, что же я вам сделал-то!? Вызвоните скорую, мне плохо!
-Думаешь, приедут, захорошеет? А за отношение так скажу, коли сам не дотумкал! Помнишь первую вашу двушку, с Варварой Пантелеевной?
-Ну!
-Скобы гну! По разнарядке свыше…СВЫШЕ, -тут он упер палец в небо, поразмыслил и в довершении помахал им у носа Ивана Степановича, -полагается домовой-одна сущность, в одну семью. Дабы пригляд за хоромами деяти. Так-то! Ты ж, вошь шинельная, двушку сменял на трешку с доплатой и укудыкал на другую сторону матушки Руси. Вопрос, кто не позвал с собой домового?
-Мы партийные были, в светлое будущее коммунизма верили, а не в нечисть всякую!
-За нечисть ответишь! Тоже чисть нашелся. Хрен башки шире, а туда же, умничает…
Будущее будущим, а наяву сто верст пехом по болотам да косогорам, еще сто по лесам и все сам. Умаялся, шел, как ярыжка, где катком, а где подпрыжкой. Еле отыскал. Кто мне рад был, кто молочком отпаивал, кто печенюшку поднес? Во!
Феофан на сгибе локтя явственно обозначил тогдашнее к нему отношение. Иван Степаныч воспользовался короткой паузой.
-Время такое было. Люди отрицали Бога и церковь.
-А я тут с какого бока? Нешто я православному богу кум иль сват? И-и-и, поздно оправдываться, -как-то по-бабьи махнул мужичок. -Все одно: бить будем!
-Беспредельщики! -с ненавистью выдохнул дед Кулебасов.
-Ни слова доброго, -продолжал жаловаться Феофан, -Ни тебе хозяюшко, ни тебе кормилец-одно огорченье. Знал бы ты, Мартын, как я воевал с отрицаловкой на той трешке!
Старик недоверчиво сощурился.
-Какой отрицаловкой?
-Какой-какой, навьей! Блатные злыдни и навий пахан! Что мы все обо мне!?А Мартын!?
Кот согласно мявкнул и ощерился, явив взору обломанный желтый клык.
-Я же с котят его помню! Какой озорун! А ты, шаврик, за невинные поигрульки все тапкой норовил угостить! А кто его дважды пытался к врачам свести на предмет лишения пола, а? Кабы не балконы, быть доктору при трофее. Словом, сиди-не сиди, а вылезти придется. Ниче, мы тут подождем, нам не к спеху!
Повисло молчание, слышно, как капает вода из-под крана и ругаются соседи. С чувством, внятно и членораздельно матерясь, уповая на хорошую акустику дома. Феофан прислушивался, а после вздохнул тяжко:
-Уйдет от них Жихан, ох, уйдет!
-Ребятушки! -заговорил Иван Степанович.-Давайте, договоримся…
На балконе громыхнуло. Брякнулось и задребезжало. Домовой и кот Мартын переглянулись, Феофан вилкой пальцев указал на глаза, затем выставил указательный в сторону балкона. Кот кивнул и стал подкрадываться.
-Боже мой!
-Цыц!
Между тем, дверная ручка медленно поползла вниз. Что-то торкнулось снаружи, дверь не открылась. Кто-то озадаченно хмыкнул, задергал сильнее, но результат оставался прежним.
-Я на зиму балкон запираю, -по-приятельски улыбнулся Иван Степанович. -Так что не войдут, не переживайте! Насчет моего предложения…
-Цыц, я сказал! Ждешь кого-то?
-Со стороны балкона на девятом этаже? Разве что Карлсона.
Снаружи сдавленно ругнулись и вошли напрямую, сквозь кирпичную кладку, дерево, стекло и обои. Глаза мстителей, как и глаза Ивана Степановича узрели бессмертный дух Варвары Пантелеевны-бесплотный и грозный. Бабушка явно не ожидала иных очевидцев, кроме благоверного, засмущалась и пояснила: -Курсы полтергейста. Чтобы, значит, застращать паразита!
Домовой понимающе кивнул, Мартын пренебрежительно фыркнул.
-Варварушка, душа моя! Ты ли это? -аж прослезился старичок. -Пришла проводить меня на небеса, ангел мой!
Вспомнил и пожаловался:
-А меня здесь побить хотят!
-И только-то! Да тебя прибить мало, хрен старый! Как знала, подменилась с фрау Кляйн. Мы приписаны к Жорман Истерикал Мусиум, -внесла ясность старушка. -Работаем сутки через двое. Еще пара сотен лет, а там и на УДО можно подавать. И понеслась душа в рай! Ну, чего развалился там? Давай, поспешай, я уже везде подсуетилась, в канцелярию смоталась, все бумаги выправила. Осталось твою подпись поставить и вперед, к трудовым свершениям.
-Каким? -опешил старичок, намеревавшийся после смерти бездельничать на законных правах. Признаться, будущий покойный не тяготел к физическим и умственным работам. Считал, что дарвинова обезьяна поступила весьма опрометчиво, взяв в руки злосчастную палку. Это она не подумала, поспешила. Сам Иван Степанович развивал навыки уклонения со студенческой скамьи. Сказывался больным при выездах группы на свеклу или картошку, после подгадывал аврал на работе, чтобы занедужить. Он не мог помочь с переездом-у него спина, с ремонтом-от краски тошнит, а выходные вояжи на огород считал кощунственными. Он искренне надеялся за гробовой доской раз и навсегда забыть о порочном слове "труд", блаженно нежиться на облаках и поплевывать на глупых смертных.
--Неподалеку заводик имеется. Я уже договорилась, тебя на испытательный срок берут. Месяца три попрактикуешься, попугаешь уборщиц, а там глядишь и до главного пугала дорастешь. Все на глазах будешь, горе мое горемычное!
-Пугалом? -задрожал щетинистый подбородок-и это после стольких лет совместной жизни!?Не пойду!
-Никак, в рай намылился? -Варвара Пантелеевна подбоченилась, как частенько случалось перед физическим внушением. Иван Степанович втянул цыплячью шею в плечи, но вспомнил ее бестелесность и собственную осязаемость, в который раз за день, взвизгнул по-бабьи:
-А, хоть и в рай! Заслужил, выстрадал за целую жизнь-то с тобой! Намыкался…-и от жалости к себе, пустил слезу.
Дебелые формы супруги колыхались в лунном свете. Она искренне, с прихрюкиваньем, радовалась, очевидно, располагая большей информацией, чем знал Иван Степанович о загробной жизни. Отчего-то стало жарко, душа приняла волевое решение и навязала на ноге морской узел из двенадцатиперстной кишки.
-Видать, не скоро ты почечуй облачками разомнешь, -заметил домовой, -но нам-то начхать, а, Мартын!?У нас с котом одна забота-в морду дать тебе охота.
-Значит, в рай? -Уточнила бабка и, внезапно, загремела. -Ах ты, змий подколодный!
Сколько крови моей понасосал и в рай? Греховодник! После Клавки-мотальщицы, Людки Бутяковой, в рай? Трижды меня аборт делать принуждал! Не прокормим, не прокормим…Работал бы, авось прокормили бы! Да на тебе пробы ставить негде!
-Ничего, пусть только вылезет, мы отыщем где поставить, нащупаем! -заверил Феофан.
-Злыдни! -отбрехивался Иван Степанович. -Хрена вам лысого, а не моя бессмертная душа!
-Все, вытряхивайся оттеда, пора нам! -приступила Варвара Пантелеевна.
-Погодь, хозяюшка! -загородил старичка домовой. -Давай-ка, в очередь! Мы с котом натешимся, опосля забирай куды хошь своего голубя, а, Мартын!?
Кот милостиво изволил мотнуть башкой.
-Ну-ка, шкет, с дороги! Зашибу во рвении!
-Мартын, фас!
Глубокое недоумение отразилось в изумрудных зеркалах кошачьей души. Усы вопросительно дернулись, поза выразила крайнее смятение.
-Для котов-то не придумано, -развел руками Феофан. -Короче, убери старуху!
Иван Степанович в разногласия противников не вступал, как истый полководец, наблюдая за разворачивающейся драмой с высоты смертного одра. По-кутузовски смежил правое око, левым он видел значительно лучше. Где-то в глубине теплилась надежда, что недоразумение исчерпает само себя, то есть выживших не останется. Между тем, Мартын подскочил и блатной походкой, вихляя задом, наступил на бабку Варвару. Что-то в его абрисе напомнило старичку Промокашку из знаменитого творения Вайнеров. Феофан опасливо косился. Почти околевший дед незаметно для себя гундосил "Мурку".
-Такая твоя благодарность, Марик? А ведь я тебя во-о-от таким крохотулечкой принесла домой. Притом котом, а выросла свинья!
Бабушка Варвара хотела отфутболить дерзкое животное к воротам в лице домового. Весовые категории сильно рознились, кот выступал в суперлегком весе, тогда как прежняя хозяйка определенно стремилась в тяжеловесы.
Не успела, порхнула назад аки бабочка, а домовой презрительно заржал:
-А еще привидение! Слышь-ка, дух, знать бы надобно, что вы кошек боитесь! Они посередке миров гуляют, хранители границы то бишь, хе-хе! Гони ее, Мартын, с балкона да под зад!
В замочной скважине заелозил ключ. Ивана Степановича будто подменили.
-На помощь! Леночка, дочка моя, Женечка, зовите полицию!
-Я ж говорил, сука!
-Ну и пусть! Зато живая, -парировал дед. -Со свету сживают, люди добрые!
-Найти бы таких людей, чтобы тебя со свету сжили! -размечталась благоверная.
Хлопнула входная дверь. Феофан цыкнул зубом и скомандовал:
-Мартын, пригляди за обормотом! А вы бабушка ховайтесь, сгиньте килограммами то бишь, коль не желаете потомкам карачуна раннего да заикания вечного. И я от глаза вострого под стол! Мартын, а?!
Зеленоглазый друг человека воспарил на живот деда и, хищно осклабившись, прижал серпы когтей к шее Ивана Степановича. Со стороны сие вполне напоминало задушевное обмурлыкивание клиента.
-Предатель! -просипел старичок-а когда корма трескал все потереться норовил! Иуда!
Коготь бандита недвусмысленно чиркнул по кадыку. Фыркнул презрительно, мол сколько кормов-столько и тапок.
В зал вопреки ожиданиям вошел плешивый человечек, в затертом сером костюме, неприметной канцелярской внешности и с большим, черепаховой расцветки, портфелем. Вид он имел уныло-административный; с таким обычно сажают на средние должности для безукоризненной бюрократической работы аппарата, дабы в долгих многочасовых пустословиях сводить просителей и жалобщиков с ума. Душа что-то ойкнула и схватила деда за сердце. Сердце громко стукнуло и попыталось скатиться в желудок.
-Воры! -захрипел Иван Степанович, не особо, впрочем, испугавшись. Грабители были милее захолодевшему нутру, чем попрятавшаяся по углам банда.
-Здравствуйте, товарищи!
Человечек сел за стол и принялся вываливать из портфеля стопки бумаг.
-Вот, только не нужно вымусоливать ситуацию, Иван Степанович! Будет ходить обычная, в чем-то даже стандартовая процедура. Имеется категоричное зашагивание предмета, наименованого душой за частичные, я бы сказал, ограниченные участки тела. Будем прорабатывать допустимость всех факторов, знаете ли.
Дедушка аж оттаял при столь внятном и близком посуле. Душа кокетливо глянула из-за частокола ребер, веря, что дело налаживается. Но заперхал домовой. Вывалившись из-под стола, глядел осоловело, явно пытаясь выстроить в голове перевод.
-Че за скоморох, а, Мартын!?
Кот не ответил. В нервном приступе он вылизывал предмет гордости, позабыв о приличиях и даме. Варвара Пантелеевна выглянула с балкона своей верхней половиной.
-Ты откедова взялся, языковед!?
-Давайте внятно проговаривать! Не будем спускать на оскорбления! Все мы тут собрались, как и я в частности, поучаствовать в судьбе товарища, Ивана Степановича, э-э-э…
-Кулебасова, -услужливо подсказал дедок.
Серый человечек солидно покивал плешью. Перевернул пару справок, пролистал коротенькое досье. Старушка и домовой невольно подтянулись к столу, любопытничая и пытаясь подглядеть из-за плеча. В сухих столбцах и строчках умещалось все многообразие мира Ивана Степановича. Многообразие было довольно коротким, но емким. Красным подчеркивались проступки, благодеяния не отмечались вовсе, в самом низу досье наливалась алым цифра, сулившая трехзначный срок.
-По-существу поимевшегося, от ведомства очистки назначается распорядок отбывания в сугубых общественных местах, как отдаленных, так и остальных.
- В чистилище значит? -уточнила Варвара Пантелеевна, наливаясь помидорным соком. -В маринад?
-И это правильно! -воздел человечек палец.
-Правильно? Ах ты, крючкотвор проклятущий. Я по небесной канцелярии ноги сбила, чтобы человека к делу пристроить, под пригляд родной души, а ты в чистилку!?За каким бесом!?Бездельничать?
Иван Степанович впервые заинтересовался. Особенно последним вопросом.
-Вы неправильно раздумываете мыслить, Варвара Пантелеевна-возразил клерк вечной промежуточности. -С′зади него грехи, поперди…
-Чего-чего сделать? -удивился Феофан необычности предложения.
-М-м-м, попереди пути совокупления.
-Искупления, -поправила старушка. -Хватит ему, при жизни насовокуплялся, аспид!
-И все равно! У меня тоже бумаги имеются! Какого лешего я валдохалась, собирала, в очередях отстаивала, а!?
Домовой и Мартын отошли к деду. Суть претензий обоих сводилась к кратковременному воздействию на душу Ивана Степановича, остальное их не касалось. Феофан засмолил бычок, кот продолжил вульгарно вылизываться.
-Хоть бы Женька здеся поселилась, -мечтательно вздохнул домовой, -поскакушка-огневушка, люблю детей! Этот-то брюзжал все, да поперди расходовал. А там смех, радость в дом!
-Я вас к себе не зазывал! -оскорбленно ответствовал Иван Степанович.
-Во-во! Отчасти, за энто и бить будем! Сделал душу и гуляй себе клуша!
Между тем, страсти за столом накалялись. Человечек попеременно размахивал разными справками у носа бабульки, а та со старческой упертостью доказывала свою личную правду. Вновь воспользовалась курсами полтергейста, находя в лице клерка дзот и стремясь завалить его грудью. Человечек маневрировал, демонстрируя сноровку китайской гимнастки, а скорее, как большинство аппаратчиков, умел без мыла и в труднодоступные места. Схватка напоминала сражение сумоиста и дипломированного дистрофика. "Диплом" постоянно оказывался перед носом безразличного к регалиям тяжеловеса.
-Литр молока на бабку, -предложил домовой.
Кот принял пари, Иван Степанович увлекшись, разрубил. Душа скучающе моделировала оригами из ливера, старичок вот-вот готовился порвать с ней всякие отношения. Кукушка из старых ходиков не успела накуковать конец первого раунда, как бой был прерван. Раздался грохот и полыхнуло с пола. Ковер пронизали жадные языки огненного круга, засмердело невнятно, вызвав взаимные подозрения всех гостей. Пошловато потек дымок, как с попсовой сцены девяностых и в круге означился силуэт, наградивший зрителей не менее пошлым громовым хохотом.
В унисон с ним заверещал дед, обоюдное исполнение напоминало удачный дуэт на каком-нибудь конкурсе. Что-то наподобие Скопец и Зверь или Геракл в неудачной схватке с эрифманским вепрем. Красный аки рак, переплывший брассом кастрюлю, из круга выступил довольный демон. Раскинул руки, желая объять благодарную публику. Подумал и окончательно хохотнул:
-Хо-хо!
-У-уй! -последовательно повторил дед.
-Нешто, матюгнулся? -спросил Феофан. -Грешишь по-русски, с размахом?
-Меня у вас так часто встречают, -не обиделся демон. -Обычно с приставкой "на", чуть реже с "по". Вторые, обычно пьяные. Ну, что, Степаныч, двинули в наши скромные, но душевные чертоги? Или попрощаться хочешь? Сразу договоримся; каяться бесполезно, под дурачка косить не надо, биться лбом в иконы поздно. У меня сегодня график щадящий, минутки три у тебя есть.
Обалдевшая от внимания душа стала бессвязно лопотать на вымирающем еврейско-берберском диалекте. Что характерно, в роду Ивана Степановича берберских евреев не наблюдалось. Душа комом стала в горле и норовила спрятаться в уютной черепушке деда. Глаза при этом таращились на демона, как у Вия при запоре.
-Позвольте, несогласовать ваше предложение! -осторожно начал клерк. -Нужно консолидироваться, товарищи! И нарешать уже методом голосования!
-Я тебя сейчас отконсолидирую, посредник! -злобно ощерился демон.
-Нет, правда, как-то надо решить, куда моего старика…Почему к вам-то, вдруг? Убил только мою молодость, насильничал мозги, украл годы жизни. Да, ведь, я не в претензиях. Все ж, соколик мой, сколько с ним годков-то бок о бок, -всхлипнула Пантелеевна.
-А чего тут решать? Вот, собственно, -демон развалил длинный пергамент и пригласил к столу. -"Черти бы меня взяли"-сказано двадцать пять тысяч триста шестнадцать раз. Далее…"Катись оно все к черту…
-Возражаю, это общее! -воскликнул серый человек.
-Пфи! И без того по шею в геене. "Черт бы меня побрал". На вопрос: "Куда идешь? Ответ, "К чертям собачьим", "Вся жизнь к чертям собачьим". Кстати, Степаныч, они ждут! И, как мечтал, именно, собачьи! У нас все по-высшему классу! "Забери меня пекло!" "Душу бы продал!" -и все в таком духе. Словом, наш клиент!
-Экие вы, прыткие! -подбоченилась старушка. -Медяка не дали, а душонку вынь да положь. Одно слово, бандюки!
-Все по-честному! Адский совет постановил, что одной из наиболее распространенных причин заклания души, являлось желание залезть под юбку Матрене Никифоровне. Говорил, Степаныч?
-Мя-я! -выдавил только дед.
-Мартын изумленно глянул. Домовой присвистнул.
-Во, приложил!
-Говорил! -не обратил внимания на невольное кошачье ругательство демон. -Вот, по дороге и залезешь. Она сейчас тоже при смерти, ей все равно.
-Потаскун старый! И до Матрены на трех ногах хаживал?
-Товарищи, товарищи, бескультурованность отягщает…
-Мы ему харю погладим и уйдем! Дерите его опосля хоть на три части!
-Аидский цербер тебе товарищ!
-Юбкочес проклятущий! Под моим приглядом не забалуешь!
-Мявк!
-И под галочку дать!
-Скорее уж, под петушка!
Оппоненты галдели, напоминая Ивану Степановичу депутатов перед мордобитием. Сам он затих, уныло поглядывая из-под тяжелых век. Душа беспола, но вздохнула совсем по-женски. За стеной что-то происходило. Раздавались невнятные крики и это в час-то ночи. Душа опасливо покосилось на горлопанов. Споры плавно перетекали в кулачные забавы. Мартын подкрался со спины и шугнул старуху, та барабашкой хватила фарфоровым блюдом по голове клерка. Демон ржал и норовил пустить искру в бороду Феофана. Тот матом не одобрял такой забавы. Им не до бесплотного духа. Подцепив какую-то кишку навроде страховочного троса, душа нырнула головой в стену, любопытствуя по-соседски.
-Ой, не могу! Быстрее! -кричала женщина.
-Как же так вышло, -переживала та, что постарше, видимо, мать-ведь, рано еще, не срок.
Душа, в который раз за сегодня, приняла волевое решение и отпустила кишку. Когда спустя потасовку, пару ссадин и неравно обруганное число раз дуэлянты обернулись к помирающему деду, то не обнаружили ее на месте. Иван Степанович коченел, беглянка скрылась.
Позже, уже под утро, во втором родильном отделении слышался привычный стенам призыв:
-Тужься, тужься! А вот и головка! Еще немножко, Мариночка, поздравляю! У вас мальчик!
-Витенька! -выдохнула мать.
"Какой я тебе, Витенька? -думал Иван Степанович, -глядя в приближающиеся глаза акушера. -Никак, целоваться лезет? Прямо в усы? Извращенец!
К удивлению деда, усы потерялись в процессе родов. Вместо них, пронзительно голубым глазенкам открылись румяные пухлые щечки. "Нехорошо без усов, несолидно", -решил он. Его развернули к помятой, вспотевшей женщине и та, шепотом, повторила:
-Витенька!
"Я попросил бы по имени-отчеству! Все-таки, в отцы гожусь!"-хотел сказать Иван Степанович, но не смог. Его звонко шлепнули по попке и он, к собственному удивлению, громко разревелся.