Тяжелые капли памяти
Кап, кап, кап
Кран продолжал капать как и день назад, как и неделю назад, месяц, год. Сколько времени он уже капает? Почему никто не хочет его чинить?
Кап, кап, кап
Удары о металлическую раковину отбивались как молоток. Проходя через уши, достигали мозга, а потом сердца.
Кап, кап – как набат стучало в висках и проходило пульсацией по всему телу.
Женщина чуть за тридцать, растрепанная, уставшая, прошла на кухню, чтобы завернуть вентили. Но как обычно зайдя в помещение, поняла, что кран исправен, на кухне стоит почти стерильная тишина, которая ничем не лучше монотонных злых звуков не перекрытой воды.
Тогда она прошла к холодильнику. Достала из него бутылку вина, из шкафчика над раковиной бокал. И удалилась в гостиную под настойчивые звуки капель, которые опять возникли
Каждый день одно и то же – уложить ребенка спать, включить фильм, налить бокал вина и думать, осязать темноту вокруг себя. Сын в последнее время плачет больше обычного. Наверное, следует показать его врачу. Но нити мыслей путаются. То ли под влиянием темноты, то ли вино начинает растекаться по крови и вызывает ленивое переключение одной мысли на другую. Вино кажется горьковатым, фильм, мелькающий картинками на фоне - знакомым. Но данность каждого вечера такова, что его необходимо завершать именно этим ритуалом. Почему необходимо, кто принял такое решение – неизвестно. Наверное, она сама и приняла, когда в голову стало забираться осознание того, что ее жизни, которая принадлежала бы только ей одной, больше нет. Есть ребенок, его потребности. И есть она – та, которая должна обеспечивать исполнение всех его потребностей. Спасти от ужасов этого мира, защитить. Еще глоток. Нет, это не горчинка, скорее привкус плесени. Очень необычный сорт.
Вечерами в голове проносились искры воспоминаний, но ни одна не горела столь долго, чтобы разжечь костер памяти полностью. Вот этот проблеск – боль. Этот – ветер. Объятия маленьких ручек. Опять боль. Плач. Пустота.
Женщина делала глоток за глотком и лениво ловила эти слабые искорки. Как и каждый вечер. Уже который год подряд. Вот приходит человек, который хочет забрать ее ребенка. Он приходит очень часто, его взгляд полон сочувствия, но речь непреклонна и резка. «Вы должны войти в наше положение, у вас нет выбора. Вы ведь понимаете, что это не может продолжаться вечно. Вы смиритесь, и тогда я буду рядом». «Будете, будете, я знаю» – думала женщина. "Но я не смирюсь"
И она никогда не понимала, о чем именно говорит ей этот строгий мужчина в длинном официальном плаще. В последнее время ее сознание очень лениво и неподатливо, тело болит и ноет. Но ребенок, ее сын – она не может опять предать его. А в чем заключалось это предательство, которое она не может вспомнить? Но мысль опять перетекла, скрутилась как улитка, и ушла из сознания, уступив место другим – таким же неповоротливым и сонным.
В спальне захныкал ребенок. Женщина тряхнула головой, пытаясь избавиться от этого полусонного состояния, и встала, чтобы проверить сына в его колыбели. Но в этот раз перед тем как пройти в спальню, ее взгляд упал на экран телевизора. Она годами включала этот фильм, но ни разу его так и не посмотрела до конца, он проходил мимо ее сознания. Был и знакомым и нет одновременно. Но в этот раз она застала последние кадры. Женщина стояла, пораженная тем, что видит. Это не фильм, и не актеры играют в нем свои написанные роли. Это она. Такая же растрепанная и уставшая как и обычно. В руках у нее ребенок. Она делает шаг в пустоту. Дикий безумный плач малыша в ее руках. Полет равный 9 этажам. Титры.
Искра мысли загорелась. Но не потухла как это обычно бывало. Она вспыхнула словно пожар, пронзив все тело нестерпимым ужасом вернувшейся памяти. Издав стон боли, непереносимой, пожирающей не только тело и душу, но и все пространство вокруг, женщина очень медленно повернулась к комнате сына и сделала неуверенный шаг навстречу тому, что и так знала.
Шаг. Еще шаг. Вода в сломанном кране вторила ее шагам. Кап, шаг, кап, шаг
Кроватка, сын. Тело. Израненное, поломанное, давно застывшее в возрасте двух лет. Ребенок открыл глаза и посмотрел на нее, в его взгляде промелькнуло узнавание. И доверие. Чистое детское, ничем не замутненное доверие ребенка к матери. Простыни под ним пропитались кровью, которая все еще продолжала сочиться. Женщина попыталась взять ребенка на руки, но не смогла. Ее руки были искривлены под странными болезненными углами. Боль в них усилилась. Как она не замечала этого раньше? Так и стояла она напротив кровати сына, глядя на него, не в силах помочь ни ему, ни себе
«Вы смирились» - раздался за спиной голос. Она знала, кому он принадлежит.
«Нам пришлось ускорить этот процесс, добавив пару кадров, но вы смирились, вы вспомнили». Да. Это так. Она вспомнила. Свое состояние после родов, невыносимость жизни, горечь. И панический каждодневный страх. Она боялась за себя, за ребенка, боялась других людей, которые могли навредить им. Этот страх был настолько силен, что однажды накрыл ее разум теплым, удушливым одеялом одной только мысли – нужна свобода, этот мир страшен, опасен, чудовищен. Ребенок. Кроватка. Сонные доверчивые глаза, теплые ладошки на ее шее. Страх. Лестница. Пролет, еще один пролет. Страх. Шаг. Пустота. Страх.
Кап. Кап. Кап.
«Мы забираем ребенка, ему не место в вашем личном аду, ему пора идти дальше своим путем. Ваше же наказание еще не окончено»
Да, пора. Как она могла все забыть? Как она могла дойти до такого состояния? Почему ей никто не помог? А просила ли она помощи или была полностью поглощена ужасом, накрывающим с головой и давящим своими жестокими тисками? Ребенок в кроватке снова захныкал. Из его рта вытекла небольшая струйка крови.
Мужчина подошел к нему, улыбнулся и взял на руки. После чего повернулся к стоящей рядом с кроваткой женщине.
«Мы больше не увидимся. Но теперь вы будете помнить. Если захотите»
* * *
Кап, кап, кап
Бутылка вина с привкусом плесени. Бокал. Боль в теле. И бесконечный фильм, который кажется смутно знакомым. Сын почему-то стал слишком тих, его не слышно. Наверное, стоит показать его врачу.
