CreepyStory

История, о которой я хочу рассказать, произошла несколько лет назад. Был конец марта, холодный и снежный. В тот день я возвращался из города-миллионника, где провёл выходные, в свой родной городок.

Дорога выдалась долгой. Из-за плохих дорожных условий ехать приходилось медленно. Кто путешествовал по Сибири на машине, тот может представить себе дорожные пейзажи тех мест, полностью состоящие из бесконечного хвойного леса и сугробов, убивающих своим однообразием. Добавьте к этому 12 часов за рулём и сможете примерно понять моё сонное состояние.

По моим подсчётам, ехать мне оставалось чуть больше 250 километров. Когда я притормозил у развилки дороги, сперва я подумал, что сплю. Я, без преувеличения, раз 50 ездил этим маршрутом и был абсолютно уверен, что дорога должна была вести исключительно в одном направлении, и именно на этом месте развилки быть не может. Просто физически не может быть.

Я остановил машину и вышел покурить. На улице уже совсем стемнело и стало холодно. Выкурив сигарету и осмыслив ситуацию, решил, что нефтяники проложили новую дорогу к очередному разрабатываемому месторождению, а я просто не заметил. В голове пронеслась очевидная мысль: «Вот му**ки, хоть бы указатели повесили!» Прикинув примерно своё положение в пространстве, решил, что ехать стоит по левому направлению, ведущему на запад. А даже если бы я и ошибся, дороги к нефтепромыслам ведут не далеко, и всегда можно вернуться. Размяв затёкшую спину и справив малую нужду, я продолжил путь.

Спустя час и примерно 90 километров пути, я стал всерьёз сомневаться в своём выборе. Именно в тот момент я вдруг осознал, что за всё время от развилки не видел ни одного дорожного знака, указателя, места отдыха или встречной машины (хотя последнее для наших мест не так уж и удивительно). Я сбросил скорость и остановился у обочины. Включив аварийку, я немного потянулся, размял шею и решил проверить телефон. Связи не было, как я и предполагал.

Выйдя на улицу и закурив, я стал думать, что делать дальше. Честно говоря, в тот момент меня начинала брать паника. Бензина осталось километров на 120-140. От развилки до моего теперешнего места, разумеется, ни одной заправки не было. Сколько ещё ехать прямо до цивилизации — хрен его знает. Температура тем временем опустилась уже до — 20, а пополнять ряды бедолаг, что каждую зиму насмерть замерзают в своих машинах на трассе, мне не хотелось.

Пока я стоял и курил уже третью, заметно усилился снегопад, и видимость значительно снизилась. «И вот угораздило же тебя заблудиться, всегда же перед всеми хвастался своей суперспособностью ориентироваться в пространстве» — поругал я сам себя вслух. Идея ехать дальше показалась мне в тот момент не самой удачной, и, хотя возвращение к развилке стоило бы мне львиной доли оставшегося бензина, я смело полагал, что выбравшись на правильную дорогу, без проблем смогу остановить проезжающую мимо машину. Успокоившись этой мыслью, я развернулся и поехал в обратном направлении.

А вот то, что было дальше, было больше похоже на дурной сон или галлюцинацию. Буквально через несколько километров, за очередным изгибом дороги, я наткнулся на дорожные работы. Я просто не верил своим глазам, казалось, что это полный бред. Ещё 20 минут назад тут ничего не было, а теперь полноценные работы по ремонту полотна: освещённая площадка, работающая техника и с десяток человек в касках и робах, занимающихся своими обычными делами. Изрядно охренев от увиденного, я ударил по тормозам, да так, что машину занесло и остановило перпендикулярно к дороге. Радость от встречи с людьми и весь сюрреализм происходящего, смешавшись вместе, окончательно затуманили мой разум.

Выйдя на улицу, я направился к рабочим. Подойдя к ближайшему, я обратился к ним:

— Ребята! Я тут заблудился,— у меня слегка спёрло дыхание,— Где я сейчас?

В ответ — никакой реакции. То ли не слышат, то ли по-русски не понимают.

— Эээй!!! Мне нужно вернуться обратно на 403-ю трассу,— практически прокричал я.

Парень, стоявший всего в паре метров от меня, вдруг прекратил работу, выпрямился, повернулся ко мне и произнёс:

— Назад пути нет!

Затем и все остальные проделали то же самое: прекратили работу, выпрямились и повернулись ко мне. Даже сейчас, когда я вспоминаю это, у меня дрожат колени. Их лица. Их лица были абсолютно одинаковые, как будто передо мной с десяток близнецов. Они уставились на меня, а дальнейшее можно сравнить с плохим фильмом ужасов. Челюсти на лицах рабочих медленно, но чётко опускались вниз, делая рты просто огромными чёрными отверстиями, и из этих отверстий доносилось чёткое, но нечеловеческое:

— Назад пути нет! Назад пути нет!

В глазах потемнело, ноги обмякли, и я чуть не упал в обморок. С трудом сохраняя сознание, я дошёл до машины и, рванув с места, просто ехал, куда глаза глядят, не думая ни о чём. В голове всё ещё стоял чудовищный внешний вид «дорожных рабочих», а фраза, произносимая ими, как будто преследовала меня, как бы быстро я ни гнал.

В сознание меня вернул предупреждающий сигнал о заканчивающемся бензине. Я резко остановился. Тело трясло, мысли путались. Прижавшись к обочине, я включил всё возможное освещение, подтянул ноги к груди и заплакал. Мне было не страшно, не больно, у меня просто была истерика. Это последнее, что я помню.

Очнулся я через полторы недели в больнице. Как мне сказали медсёстры, я попал в ДТП и пережил клиническую смерть. Тогда я, конечно, никому не рассказал о том, что видел, но до сих меня мучает вопрос, что это было: галлюцинации умирающего без кислорода мозга или что-то иное…

Трудно поверить, что когда-то я любил этот город. Правда, любил. Искренне.

В детстве каждый двор казался островом, царством со своими правителями и рыцарями, легендами и диковинами. Я жил на своем островке, и тот постепенно становился мне мал. Я знал, что здесь есть те, кого стоит опасаться, — злодеи и чудовища. Но всегда были и те, кто мог меня защитить.

Я давно не живу там. Квартиру родители продали, чтобы перебраться в район получше. Тогда мы думали, что есть районы получше. Тогда преступность и падение нравов казались чем-то временным. Отец говорил, что жизнь движется по спирали, вот и наступил очередной тяжелый этап, который нужно просто переждать. Мой отец много чего повидал. Он рассказывал мне о последнем десятилетии двадцатого века, я был слишком маленьким, чтобы что-нибудь помнить. Казалось, темные времена прошли, но затем мрак вновь надвинулся. Девять лет назад я похоронил родителей, но чертов «этап» все не кончается. Если жизнь движется по спирали, то эта спираль уходит вглубь до самого ада.

То, что люди стали злыми и жалкими — это не самое страшное. А вот то, что появляется на улицах, иногда по ночам, а порой среди бела дня… то, что вызвано пороком, то, что кормится им и плодится в нем, вся эта чертовщина — вот это страшно. И я вижу, как с каждым годом город проваливается все глубже.

Конечно, родители не были рады, когда я подал документы в институт МВД. Преддипломную практику я проходил в прокуратуре, надеясь позже работать там же. Но не сложилось. Меня приютил один из РОВД. Тогда родители окончательно расстроились, считая, что пагубная среда сломает меня. Они оказались и правы, и нет. Много чего было в моей жизни: и водка, и наркотики, и должностные преступления. Но сломала меня не окружающая среда, а воплотившийся однажды кошмар.

Четыре года прошло, а я помню этот тупой звук ударившейся головы об стол, помню ледяную женскую кисть у себя на коленях, помню завывание ангельских труб на кухне, помню тошнотворный запах…

А раньше — да, я любил этот город.

* * *

В темноте пискнул магнитный замок, я толкнул тугую металлическую дверь и вышел наружу. На улице уже стемнело, в ноздри впился морозный воздух. К вечеру температура упала ниже ноля, напомнив, что на дворе декабрь. Я сунул в рот сигарету и пошел к припаркованной у подъезда служебной машине. Внутри дремал Марат, наш водитель. Я постучал. Он встрепенулся, опустил стекло и спросил:

— Что там, Кирюх? — водитель мотнул головой в сторону дома.

Я пожал плечами, потом кивнул. На самом деле я думал в этот момент о Лене. Почему с ней так сложно стало в последнее время?

— Всю квартиру кровью залили. Когда вошли, темно было, а под ногами хлюпает, я думал, трубу прорвало, — я слушал свой голос, вспоминая, какой нервной была жена, когда мы виделись утром. — Потом свет включили, а там, на полу, как будто черный паркет, блестящий такой, и стены все измазаны…

Ленка. Исхудала, а раньше все с лишним весом боролась. Полненькой она мне больше нравилась. Может, у нее климакс начинается? Или рано? Сколько ей? На полтора года меньше, чем мне. Тридцать два. Мы же молодые еще! А сексом занимаемся, как старики. В смысле — редко. Даже не каждые выходные. Нужно, как только приду домой, обнять ее, поцеловать в губы, в шею, за ушко укусить, растает же…

— Сколько там трупов-то? — нарушил тишину Марат, поняв, видимо, что я не собираюсь продолжать рассказ.

— Да хер его знает, кучки какие-то валяются то тут, то там. Эксперты пусть собирают такие паззлы, им за это деньги платят. Соседи говорят, в квартире жило четверо: отец, мать, пацанята — семь лет и двенадцать. Может, они там все… по углам.

Я опять замолчал. Может быть, Ленка жалеет, что за меня вышла? С моей зарплатой мы и ребенка себе не можем позволить. Хотя было время, старались. Тогда, правда, Ленка не работала, нечего было и терять.

Мы помолчали, и это было то, что нужно. Я спокойно докурил.

— Холодно! — все-таки успел сказать Марат, когда я бросил окурок и пошел к дому, пока следователь меня не хватился.

Обязательно же придумает, чем меня занять. Плевать, что у меня смена закончилась. Его самого вроде как из дома выдернули. Леденцов, имени не уловил. Раньше не встречались. Значит, недавно перевели. У нас текучка постоянная.

Когда я поднялся на нужный этаж и заглянул к соседям, которые вызвали полицию и у которых обосновались мы со своими бумажками, Леденцов был в бешенстве, кричал на кого-то по мобильному телефону.

— Оперуполномоченный, — полувопросительно произнес он, заметив меня и оторвавшись от трубки. — Бери еще пацанов, прочешите подъезд, двор, мусорки — все, короче. Ищем трупы. Трупов нет! Крови на трех-четырех человек, если выжать!

Мы ничего не нашли. Правда, у нас еще был след. Удивительная штука. Конечно, странно было бы, если бы убийца не запачкался, но слишком уж долго тянулась эта четкая вереница алых отпечатков. Вниз по лестнице до первого этажа, потом через весь двор по неглубокому затвердевшему снегу. Как будто кровь продолжала стекать по его ногам. Неужели он унес на себе все четыре тела?

Мороз очень удачно схватил грязное месиво снега. Можно было рассмотреть рисунок протектора на подошве, без труда определить размер ботинка. Сорок второй. След обрывался, упершись в дорогу, гудящую десятками проезжающих машин. На другой стороне следа не было. Кинолог тоже не помог.

Еще через полтора часа я сдал смену и мчал домой на маршрутке. Я так любил этот момент — конец рабочего дня, путь домой, мир неслышно и незримо рушится за спиной, падает с твоих плеч. И хотя чувствуешь себя до чертиков усталым, можно наконец-то выпрямить спину. Лена, Леночка. Надо купить ей цветы. Автобус проезжал мимо киоска, и мне показалось, будто за ним толпятся люди. Я заметил чью-то спину и руку, замахивающуюся для удара, а может быть, не видел даже этого, но картина драки уже нарисовалась в мозгу. Маршрутка перестроилась в правый ряд, за поворотом ждала моя остановка. Я вновь бросил взгляд в сторону удаляющегося киоска, и на секунду мне показалось, что я вижу человека, стоящего поодаль от ларька. Потом транспорт повернул направо и остановился, я бросился к автоматическим дверям.

Перебегая дорогу, я силился рассмотреть, что происходило в тени за киоском, и все больше убеждался, что там кого-то избивали. Да, трое или четверо парней били одного, его почти не было видно. Я бежал, то и дело поскальзываясь, а потом я вдруг почувствовал на себе взгляд того человека, которого я заметил еще из автобуса.

И это было как-то неправильно, неестественно. Парни рванули от киоска вправо в сторону подворотни. Причем тот, кого только что избивали, побежал вместе со всеми. И я не стал их догонять, только проводил удивленными глазами и уже не спеша дошел до места драки. Поблизости не было ни души, я не заметил, куда подевался тот мужчина. Я прошел дальше и оглядел то место, где стоял наблюдатель. Знакомый рисунок протектора, но вряд ли тот же самый. Я развернулся и пошел домой.

Все началось с того, что я начал арендовать гараж неподалеку от своей квартиры. Родня познакомила меня с владелицей гаража — женщиной в возрасте, которой гараж был не нужен. Машины у нее не было, а гараж достался от отца. Старые арендаторы перестали снимать помещение за пару месяцев до нашей с ней беседы. Со слов владелицы, не платили ежемесячную дань, да и вообще были чеченцами, которые мебель оттуда утащили, а сам гараж едва ли не по кирпичику разнесли.

Гараж мне понравился — смотровая яма, подвал, хорошая проводка. Широкий довольно. Потолок правда низковат был, да и замазать его стоило, но это мелочи. Сторговались мы с хозяйкой, и я стал счастливым арендатором помещения для своей машины.

Мне поначалу там не очень везло. То током ударит, то сколопендра гигантская из стены вылезет, то аккумулятор в машине сядет за ночь, то новый замок, который я навесил, заест. С замком вообще отдельная история — пришлось звать друга, который спилил замок болгаркой. Пилили замок аккурат в полночь, а охранник, сидевший в будке неподалеку, и усом не повел по этому поводу. От владельцев соседских гаражей узнал, что предыдущий арендатор являлся весьма порядочным человеком, содержащим где-то неподалеку СТО и вулканизацию, так что неподобающим образом вести себя он никак не мог. Ну, и хачом он не был.

Затем дела все же нормализовались. Утром приходил к гаражу, забирал машину, вечером пригонял обратно. Так прошло около двух месяцев, я освоился, в гараже можно было уединиться от повседневной суеты. Загоняешь свой рыдван, выключаешь телефон, врубаешь магнитолу погромче, а кондиционер — попрохладнее и сидишь, пивко потягиваешь. Иногда сидел с друзьями, но чаще все же один. Это вошло в привычку и стало предпосылкой к событиям, которые я слабо могу объяснить.

Однажды, вернувшись с учебы, я засел в гараже и замечательно провел вечер, попивая пиво и слушая музыку. Вечером я закрыл все замки, вышел из гаража и поплелся домой. Дома я в пух и прах разругался с девушкой, и мне не оставалось ничего иного, кроме как вернуться в гараж и заночевать в нем.

Отворил замок на малой двери гаража, войдя внутрь и врубив свет, я понял, что изнутри дверь не закрывается. Замок был сломан. К счастью, кто-то из предыдущих владельцев оставил толстый металлический штырь, который идеально влезал в наружную щель на замке — вполне возможно, что когда-то он являлся частью его конструкции, но позже был сорван. Вставив штырь и проверив, насколько надежно закрыта дверь, я убедился, что могу спокойно спать и ни о чем не беспокоиться.

Опустил стекла, сидение. В гараже было тепло, порой даже слишком тепло, так что ночью замерзнуть было бы проблематично. Пнул дверь, проверил все замки еще разок, забрался поудобнее внутрь машины и попытался уснуть.

На грани сна я услышал звук шагов снаружи. Я сначала подумал, что это владелец одного из соседних гаражей прошел мимо, но шаги не прекращались. Возникло ощущение, будто некто подошел к дверям моего гаража и целенаправленно топтался на небольшом пятачке. Когда прошло минут пять, а персона снаружи продолжала вышагивать, я начал серьезно беспокоиться.

Вдруг из-за дверей раздалось какое-то короткое, но звучное мычание, и в дверь ударили. Дверь не поддалась, раздался новый удар, а затем дверь словно обхватили с двух сторон и начали методично шатать. Я высунул голову из машины и с ужасом наблюдал, как дверь ходит ходуном.

Трясущимися руками я открыл бардачок и вытащил оттуда небольшой складной ножик, а затем вышел из машины. Существо словно услышало мою возню и остановилось. Было сильное желание сказать что-либо, что угодно, лишь бы не молчать, но страх овладел моей волей, и я не мог выговорить абсолютно ничего.

В молчании я простоял около минуты. Мне казалось, что я слышал, как кто-то дышал снаружи, но сейчас я не уверен, на самом ли деле слышал это.

Когда я сделал шаг вперед, за дверью мгновенно раздался звук чужого шага. Подождав немного, я совершил еще два шага, и услышал, как кто-то дважды шагнул по ту сторону. Я начал неспешно переминаться с ноги на ногу возле машины, и слышал, как что-то переминалось снаружи, словно дублируя каждое мое движение.

Я совершенно отчаялся и сделал три шага по направлению к воротам и, как и ожидал, услышал три шага с той стороны, но я так и не понял, в каком направлении — ко мне или от меня. Я стоял прямо перед воротами и теперь уже четко слышал чье-то дыхание снаружи.

Мне 21 год, аспирант, живу в Москве. Не так давно стал часто ездить на дачу, так как ее наконец достроили. Вокруг одни старики живут — СНТ строилось для ветеранов войны, участки раздали именно им, а из тех, кому раздали, в живых уже почти не осталось никого. И их дети уже тоже внуков нянчат, но осенью детей там почти нет — школа и все такое. Только старики и остаются. Меня там полюбили местные, так как руки из правильного места, и помочь не отказываюсь. За это мне таскают вкусненькое вроде домашних блинов или свежих овощей с огородов (свой не имею, ибо лень им заниматься, растет только лук и хрен). Еще грибы собирать люблю, самые обычные — съедобные, ну и ягоды с орехами в лесу. Вообще, лес люблю, наверное, из-за него и езжу на дачу.

Так вот, началось все с того, что этой осенью было какое-то крупное спортивное событие, а у деда (ну не то чтобы деда — мужику лет 60, но пьет так много, что выглядит как дед) по соседству местная шпана бутылкой сбила спутниковую тарелку. А я как раз собрался в лес идти — нож в карман, платок на лицо, кепка, сапоги, штаны — видок, конечно, тот еще. Но лучше выглядеть как диванный Рембо в глухом лесу, чем вернуться с полной задницей клещей и без живого места от комаров. Дорога в лес мимо участка деда как раз проходит, и пока я шел мимо, дед этот меня взглядом провожал, и уже когда я почти прошел мимо забора, окликнул. Взгляд у него, к слову, был замутненный, видать, пил опять. Я подошел, спросил, что у него. А он замялся весь — неудобно, видимо, было, но все же попросил глянуть тарелку. Жалко, конечно, было, ведь если утром не дойти, все богатства у дороги сметут, придется вглубь леса идти, а погода была к дождю. Но не подводить же так деда, сосед все же...

Мудохались мы с этой тарелкой долго — для тех, кто не знает, процедура эта сильно нервы выматывает. Но в итоге телевизор у него заработал, дед прямо просиял. Приглашал выпить с ним, но с такими людьми пить — печени жить недолго. Отказался под предлогом, что в лес успеть надо. Тут дед лысину почесал и заговорщицки так говорит:

— Задержал я тебя, понимаю. Соберут сейчас все там. Давай, чтоб ты там не плутал, я тебе подкину местечко — оно ближе к путям, но там грибов всегда хватает. Сам туда хожу уже много лет, всегда ухожу с полной корзиной.

Отказываться я, понятное дело, не стал. Дед мне карту нарисовал быстренько тропинками. Место было и правда недалеко от железной дороги, только в овраге глубоком. Тут надо сказать, что лес у нас представляет из себя нечто в форме груши, кромку которой отрезает железная дорога. Это не тайга, так что заблудиться не страшно — рано или поздно просто дойдешь до края леса. Уже было часа два дня, и я решил, что пойду прямо сейчас, не возвращаясь домой.

Комары уже проснулись, так что дорога выдалась не самой приятной, и я шел сквозь лес довольно быстрым шагом. Когда я прошел где-то треть пути, услышал раскат грома. И да, совсем забыл сказать — бзик у меня такой есть: таскаю с собой нетбук всегда. У него симка есть 4G, и можно просто из любого места посидеть в Интернете или еще чего поделать. Смартфона у меня нет, да и денег на него жалко, так что ходить с нетбуком мне было удобно. Если бы не эта моя привычка, я не писал бы сейчас этот текст.

В общем, стал я думать, как бы скорее добраться до места. Тут я заметил, что карта, которую дед нарисовал, малость странная: почти прямая линия от того места, где вход в лес из СНТ, а прямо перед тем местом, где я стою, линия делает крюк, огибая где-то километр. Я подумал, что дед, видать, сам так ходит, ибо там, может, спуск или дерево упало, но я-то могу и напрямую идти. Ну и поперся, как дурак, прямо.

Сначала пропали комары. Обычно перед дождем их становится больше, но вот сейчас они просто исчезли. Видимо, в этой области леса сухо было, и я бы не заметил их исчезновения, если бы еще не стало очень тихо. Вроде бы листва шуршит, как обычно, и птицы переругиваются, но вдалеке. А там, где я иду, полная тишина. Даже наушники снял — всё равно.

И тут смотрю — просвет впереди. До путей еще идти и идти, так что полянка, наверное. Я обрадовался, так как зашел довольно далеко, и была хорошая вероятность собрать на поляне клубники. Выйдя на поляну, я первым делом увидел кирпичный фундамент не пойми чего. Просто довольно старые каменные блоки, неровные, сваленные в кучу более-менее прямоугольной формы. Все это обильно поросло травой, но форма виднелась через траву отчетливо. Будь я в другом настроении или сложи я все факты, как складываю сейчас — может быть, повернулся и ушел бы, но нет, надо было залезть внутрь и посмотреть, что там. А там оказался люк из дерева, практически полностью сгнивший — он закрывал дырку в фундаменте, уходящую, по-видимому, глубоко. Я хотел было его открыть, но как только взялся приподнимать люк, он сломался пополам, упав вниз. И вот тут я не на шутку испугался, так как, во-первых, летели остатки люка как-то необычно долго, а во вторых, грохнулись они в воду, но недостаточно глубокую, чтобы заглушить падение. Звук падения был очень громким, и я невольно отскочил от люка, тут же осознав всю ту ситуацию, в которой нахожусь. Я один посреди леса, скоро начнется дождь, вокруг никого — если и были грибники, все уже повернули домой. А тут такой громкий звук. Почему-то сразу показалось, что на меня смотрят из леса, причем не один, а сотня глаз сразу. Показалось, что вся поляна уставилась на меня. Пару секунд я боялся двигаться, но наваждение быстро прошло, и я уже не мог понять, что на меня нашло. Казалось, я был на грани панической атаки на пустом месте. Я заглянул вниз — и вот тут я вконец готов был побежать сквозь весь этот лес назад...

Из глубокой темноты на меня смотрели два глаза, которые никак не могли принадлежать человеку, так как располагались слишком далеко друг от друга. Я не мог оторвать взгляд от них и весь оцепенел от страха, но тут раздался еще один раскат грома, и я, не оглядываясь, рванул из леса. Я никогда в жизни так не бегал, наверное. Бежал, забыв обо всем — о дожде, о том, что сам не знаю, куда бегу, о ветках, которые только чудом не выкололи мне глаза. Выбежал я не так уж и далеко от своего СНТ, но пешком в дождь идти было совсем противно. Все еще не отпускал липкий страх, но дорога и дома рядом успокаивали. В сторону леса не хотелось даже смотреть, но чувство было такое, будто сам лес за мной пристально следит.

Дойдя до дома, я закрыл за собой дверь, включил свет во всем доме и просто упал без сил на кровать, провалившись в сон моментально. Снилась мне какая-то больная ерунда, из которой я запомнил только клацающие где-то рядом зубы в два ряда и нечто похожее на вывернутую наизнанку голову собаки, летевшую за мной медленно, но настигавшую меня, как бы быстро я ни бежал.

Разбудил меня стук в дверь часов в десять следующего дня. На пороге был тот самый дед, весь красный — то ли от вчерашней ночи с собутыльниками, то ли еще от чего-то. Видимо, мой вид все выдал, но деду явно стало легче, когда дверь открылась.

— Ты уж прости, дурака старого... — начал было он, но запнулся, изменившись в лице, будто вспомнив о чем-то.

— Ладно, пойду я, — сказал он после неловкой паузы.

Хотелось спросить у него хоть что-то, но я так и не смог придумать, что — как только проиграл в голове события вчерашнего дня, тут же понял, что все это выглядит так, будто бы мне просто стало страшно в лесу, и я дал деру на пустом месте. С другой стороны, дед все же пришел. Легко, конечно, было убеждать себя, что все в порядке, когда на дворе уже утро и вокруг люди.

В тот день я решил уехать подальше и еще долго не возвращаться, но меня ждал неприятный сюрприз — нетбука, который я таскал с собой, нигде не было. Видимо, я его обронил, пока бежал, может, даже в тот самый момент, когда рванул. Ну и чёрт с ним, подумал я. Даже если бы у меня хватило смелости опять вернутся в лес после вчерашнего, нетбука там не найти никогда в жизни.

На этом бы все могло и закончиться, но нет. Как только я вернулся домой, я понял, что не могу зайти ни в один из своих аккаунтов. «В Контакте» был заблокирован, парочка форумов выдавала, что пользователь забанен, и единственное место, куда я смог войти, был IRC, но на моих обычных каналах было пусто. Подумав о том, что от компа стоит отойти, я позвонил своей девушке и договорился с ней о встрече в одном довольно уютном месте. Через пару часов мы уже сидели вместе и пили кофе.

Колёса стучат на стыках, мерно покачиваются вагоны, баюкая пассажиров, а позвякивание ложек в гранёных стаканах тихим музыкальным фоном сопровождает всё происходящее. За окном мелькают пейзажи России, голые деревья, словно поражённые чудовищной болезнью, убогие домишки, угрюмо глядящие на проносящийся по железной дороге поезд. Свет в коридоре приглушён, смолкли разговоры, и большая часть людей уже улеглась спать.

Я отхлёбываю чай из стакана и задумчиво барабаню пальцами по клавиатуре ноутбука: рассказ никак не хочет писаться. Идея вроде бы есть, готовы пара оборотов, просящихся в текст, но первые фразы никак не желают слетать с пальцев. Наваждение какое-то.

Я тянусь к куртке, висящей рядом, чтобы достать пачку сигарет, задумав совершить небольшое преступление в тамбуре, когда слышу тихий шёпот с полки напротив:

— Ты чего не спишь, полуночник?

— Рассказ не пишется, — отвечаю я своему приятелю. — Курить пойдёшь?

Дима отвечает, садясь:

— Отчего бы и нет. Поспать-то ты всё равно не дашь, будешь метаться по купе до утра. Писатель, блин…

Накинув куртки, мы выходим в тамбур. Перестук колёс становится громче, холодный воздух приятно бодрит.

— Приятно ночью курить в тамбуре, — внезапно произносит Дима. — Есть в этом что-то…

— Потустороннее? — подсказываю я.

— Нет. Просто. Просто что-то в этом есть.

Я согласно киваю, выдыхая дым. Димон прав, от ночных перекуров в тамбуре веет каким-то особым духом дороги. Выходишь так — и сразу чувствуешь себя не просто мчащимся непонятно куда студентом, а опытным, матёрым искателем приключений в поисках очередного Грааля.

Докурили мы в молчании, каждый думая о своём и любуясь видами зимнего леса. Затушив окурки, направились в купе. Мы были уже совсем близко, когда поезд ощутимо дёрнулся, останавливаясь. Не настолько сильно, чтобы спящие пассажиры послетали с полок, но явно сильнее, чем при торможении на станции. Скрипя тормозами, поезд остановился.

— Охренительно, блин, — бормочу я. — Чего встали-то, интересно?

— Да мало ли что. Пошли в купе, — бурчит мой приятель и легонько подталкивает меня в спину, подгоняя.

По вагону уже слышится недовольное бормотание проснувшихся пассажиров, а из купе высовываются головы с взъерошенными волосами.

— Вы что, сволочи, наделали, а?! — щерится на нас с Димой какая-то бабка, явно подозревая нас в том, что мы дёрнули стоп-кран.

Я успел только раскрыть рот для ответа, как в коридоре объявилась проводница, оглашая пространство громовым басом:

— Сохраняйте спокойствие! Возникли технические неполадки! Запритесь, пожалуйста, в купе, опустите шторы и выключите все осветительные приборы! Поезд скоро отправляется!

— А шторы-то за каким этим самым опускать? — доносится с другого конца вагона нетрезвый мужской голос.

— Чтобы ты, чудак, спросил! — мгновенно приходит в ярость проводница. — Поезд скоро отправляется, делайте, пожалуйста, как я прошу.

Мужик, похоже, не хочет сдаваться так просто, но окончания перепалки мы уже не слышим: дверь купе отсекает звуки. Некоторое время мы молча сидим в тишине, затем Дима произносит:

— Интересно, что там снаружи происходит?

Я пожимаю плечами:

— Знаешь, у меня дед в подземке работал машинистом. Ну, рассказывал там всякое... Так что... Думаю, если мы выглянем в окошко, увидим мужиков в спецовках, которые с матюками бегают вокруг поезда.

Димка ухмыляется, и мы синхронно пододвигаемся к окну и чуть убираем штору. Снаружи нет ничего необычного, вполне такой российский пейзаж: запорошённый снегом лес, чёрной стеной встающий в нескольких метрах от поезда, да фонарь, горящий где-то в отдалении.

— Мужики в спецовках, судя по всему... — начинает было мой однокурсник, но замолкает.

— Что? — переспрашиваю я.

— На фонарь посмотри. Мне кажется, или он сдвинулся только что?

— Показалось, наверное...

Нет, не показалось. Я тоже вижу, как фонарь, светящий где-то в отдалении, сдвигается немного вправо. совсем чуть-чуть.

— Димон, — прозреваю я. — Это не фонарь вдалеке. Это тут, за ближайшими деревьями кто-то светит.

На некоторое время вновь наступает тишина. Мы напряжённо вглядываемся в источник света, оказавшийся куда ближе к нам, чем мы предполагали изначально.

— О, видел?! — громким шёпотом произношу я, когда огонёк, качнувшись, сдвигается ещё немного.

Дима не отвечает, только тяжело сопит, очевидно, пытаясь понять, что же мы видим. Я же, повинуясь внезапному порыву, достаю из кармана телефон и включаю на нём фонарик, затем прислоняю заднюю стенку смартфона к холодному стеклу и провожу им из стороны в сторону. Через секунду неизвестный источник света повторяет мои движения.

— О! — восклицаю я. — Контакт с внеземной формой жизни установлен!

Мой приятель хмыкает, а я продолжаю играться с неизвестным собеседником: выписываю на стекле круг, крест, вожу смартфоном из стороны в сторону... С той стороны кто-то послушно повторяет все мои движения. Когда моя фантазия иссякает, и я опускаю руку со смартфоном вниз, огонёк в лесу, чуть помедлив, смещается снова. На этот раз — в сторону поезда. Совсем немного. А затем — ещё немного. И, наконец, начинает целеустремлённо двигаться к нам, покачиваясь из стороны в сторону.

— Твой новый друг тебя потерял, — комментирует происходящее Димка.

Я киваю, и мне отчего-то становится неуютно. Кого я приманил своей игрой? Бомжа какого-нибудь? Туриста?

Источник света приближается, и уже становится возможным различить очертания человека. К поезду нетвёрдой походкой шагает мужчина, высоко над головой держащий старую керосиновую лампу. Стеклянный кожух, защищающий огонёк от ветра, причудливо преломляет свет, и становится ясно, отчего мы перепутали его с фонарём — обычно настоящий огонь не даёт такого мертвенно-жёлтого свечения. Мужчина шагает напрямик через сугробы, как обычно говорят в таких случаях — с упорством, достойным лучшего применения.

— Поздравляю. Ты приманил психа, — говорит Димон.

Я тихонько киваю. Не могу не согласиться. Вряд ли психически здоровый человек будет ночью гулять по зимнему лесу в тренировочных штанах и футболке, да ещё и с керосиновой лампой. В его облике, кроме явно неподходящей сезону одежды, есть что-то отталкивающее, кричаще-неправильное. Походка, нелепые движения головы и рук, то, как он держал лампу — всё это говорило о том, что этот человек не в порядке. Совсем не в порядке.

— Слушай, Дим, тебе не кажется... — начинаю я говорить, когда мужчина достигает железнодорожной насыпи, но осекаюсь, едва не вскрикнув: сумасшедший поднимает голову. Его лицо распухло так сильно, что глаза превратились в узкие щёлочки, но при этом он улыбается, демонстрируя два ряда крепких белоснежных зубов. Он падает на четвереньки и скрывается из вида.

Мы с моим приятелем смотрим друг на друга, не зная, как реагировать на происходящее, а мгновение спустя с криком отскакиваем от окна: за толстым стеклом внезапно взмывает керосиновая лампа, высоко, словно знамя, поднятая в руке. Затем открытая ладонь другой руки бьётся в стекло. Мы видим, что ногти на ней отрасли настолько, что напоминают скорее изогнутые когти на птичьей лапе. Обломанные, покрытые чем-то тёмным.

— Задёрни штору! Задёрни штору! — громко шепчу я, спиной вжимаясь в стену купе и потихоньку отползая от окна.

— Смотри... — выдавливает из себя Дима, указывая куда-то рукой.

Я поднимаю взгляд над керосинкой и вижу, как из леса выходят люди. Той же походкой, спотыкаясь, падая, и поднимаясь снова и снова, медленно ковыляют к нашему окну.

— Что это?! Димка, что происходит?!

Однокурсник не успевает мне ответить — в купе врывается проводница и, с шипением подскочив к окну, опускает штору.

— Послал мне бог идиотов! — свистящим шёпотом произносит она в наступившей темноте. — Сказала же, шторы задёрнуть и не светить ничем!

— Да что происходит-то? — практически синхронно произносим мы с приятелем.

— Технические сложности! — бросает тётка и выскакивает из купе. Мы слышим, как она запирает нас снаружи.

— Что-то тут неправильно, — произношу я, и мои слова повисают в тишине.

Некоторое время мы сидим молча, слышатся только редкие шлепки ладоней по стеклу, да шуршание ногтей по металлическому корпусу поезда. Из соседних купе до нас долетает обеспокоенное бормотание, судя по тому, что нам удаётся расслышать, проводница заперла всех. Приближаться к окну больше нет никакого желания.

Я снова пробую завести разговор:

— Ты как считаешь, что случилось?

После паузы Дима отвечает:

— Понятия не имею. Завтра разберёмся, как доедем. Может, из психушки народ свалил. А может, это зомби-флешмоб такой. А может, это упыри, почему бы и нет?

Шутка отнюдь не кажется мне смешной, когда я вспоминаю распухшее лицо спешащего к поезду мужчины, но я не могу сдержать нервный смешок. Затем ещё один. Затем вместе со мной начинает смеяться Дима. Мы хохочем до тех пор, пока тишину зимнего леса не разрезает крик. Полный боли и животного ужаса крик человека, которого лишают жизни.

Бормотание в соседних купе мгновенно смолкает, зато хлопанье и шуршание заметно усиливается — крик словно вдохновил тех, кто пытался проникнуть в поезд снаружи.

— Это что сейчас было? — спрашиваю я, и мой голос дрожит гораздо сильнее, чем не бы того хотелось.

Приятель молчит.

Так, в молчании, проходят минуты. Звуки, доносящиеся снаружи, начинают нервировать всё сильнее. Я несколько раз дёргаю дверь купе, но та вполне предсказуемо не поддаётся.

— Да что же это такое, а?! — раздаётся где-то неподалёку. — Почему нас тут держат?! Почему не едет поезд?! Я требую открыть купе!

По вагону пробегает волна ропота. Похожие крики начинают раздаваться, произнесённые другими голосами.

— Тихо! Не шуметь! Скоро поедем! — перекрывают всех вопли проводницы, но её уже никто не слушает.

— Я сейчас сломаю дверь! — грозно басит кто-то, судя по звуку, примерно через купе от нас.

— Сломаешь — будешь платить! — не сдаётся тётка, но и этот, железный, по её мнению, аргумент не срабатывает.

Слышны глухие удары, затем треск и грохот.

— Где тут старший?!

ЧАСТЬ 1. ШАГИ

Мой рассказ будет длинным, за что я заранее извиняюсь. Мне никогда еще не приходилось рассказывать эту историю так подробно, но она полностью правдива. Это случилось, когда мне было шесть лет.

Если в тишине приложить ухо к подушке, можно услышать, как бьется твое сердце. В детстве этот мягкий, ритмичный стук казался шагами на ковре. Поэтому в детстве я почти каждую ночь, засыпая, слышал эти шаги, и в ужасе вырывался из сна.

Все свое детство я прожил с матерью в довольно-таки неплохом районе, переживавшим переходную фазу — туда постепенно перебирались люди с низкими доходами, среди них были и мы с матерью. Мы жили в одном из тех домов, которые по частям перевозят по автомагистрали, но мать хорошо о нем позаботилась. Вокруг дома был лес, в котором я любил играть днем, но по ночам он принимал более зловещие очертания. Прибавьте к этому то, что в нашем доме был достаточно большой подвал, и вы поймете, почему мой разум было полон воображаемых чудовищ, которые поглощали мои мысли, когда я просыпался от звука шагов.

Я рассказал маме про шаги, но она ответила, что мне только кажется. Я так настаивал, что она даже промыла мне уши, потому что я думал, что это поможет мне заснуть. Это, конечно, не помогло. Несмотря на то, что шаги пугали меня, в то время не было никаких странностей, если не считать того, что я ложился спать на верхнюю койку двухэтажной кровати, а просыпался на нижней. Впрочем, это было не так уж странно, потому что иногда я просыпался среди ночи и шел в туалет или попить, а потом ложился на нижнюю койку (я был единственным ребенком, и это было неважно). Такое случалось один или два раза в неделю, и просыпаться на нижней койке не было страшно. Но в одну ночь я проснулся не на нижней койке.

Я слышал шаги, но они раздавались слишком далеко, чтобы разбудить меня. Поэтому я проснулся не от шагов и не от кошмара, а от холода. Было очень холодно. Открыв глаза, я увидел звезды. Я был в лесу. Я немедленно вскочил, пытаясь понять, что происходит. Я думал, что сплю, иначе с чего бы я мог оказаться в лесу. Рядом лежала спущенная надувная лодка в форме акулы. Из-за неё все казалось еще более сюрреалистичным, но, когда мне так и не удалось проснуться, я понял, что это был не сон. Я встал, пытаясь сориентироваться, но лес казался мне незнакомым. Я все время играл в лесу у дома и знал его достаточно хорошо, но если я оказался совсем в другом месте, то как я мог оттуда выбраться? Я сделал шаг, и мою ногу пронзила боль, отбросившая меня туда, где я только что лежал. Я наступил на колючку. В свете луны я видел, что они были повсюду. Посмотрев на другую ногу, я убедился, что она в порядке. На мне не было ни царапины, и я не так уж и испачкался. Я немного поплакал, а потом снова встал на ноги.

Я не знал, куда идти, а потому наугад выбрал направление. Я хотел позвать на помощь, но сдержался, потому как не хотел быть обнаруженным тем, что могло оказаться поблизости.

Я шел, наверное, несколько часов.

Я пытался идти прямо, стараясь менять свой курс там, где надо было идти в обход. Я был ребенком, и мне было страшно. Не было ни воя, ни криков, и только один раз я услышал звук, который меня напугал. Это было похоже на плач ребенка. Сейчас я думаю, это была просто кошка, но тогда я запаниковал. Я бежал, сворачивая в разные стороны, избегая густых кустарников и поваленных деревьев. Я внимательно смотрел себе под ноги, потому что в тот момент они были не в лучшей форме. Я слишком много смотрел под ноги и слишком мало на то, куда они меня вели. Через некоторое время после того, как я услышал плач, я увидел то, что наполнило меня отчаянием, которого я прежде не испытывал.

Это была надувная лодка.

Я был всего в десяти футах от того места, где я проснулся.

В этом не было ничего сверхъестественного. Я просто заблудился. До этого момента я думал больше о том, как выбраться из леса, нежели о том, как я туда попал. Но, вернувшись на место, я задумался. Я уже не был уверен, что это был не мой лес. Сделал ли я огромный круг вокруг этого места, или я просто развернулся и пошел обратно? Как же попасть домой? В то время я считал, что полярная звезда — самая яркая, поэтому я нашел в небе самую яркую звезду и последовал за ней.

Со временем все стало казаться знакомым. Увидев канаву, в которой мы с друзьями любили кидаться грязью, я понял, что нашел свой путь. Я шел медленно, потому что у меня болели ноги, но я был так рад тому, что дом был уже близко, что побежал трусцой. Увидев крышу своего дома, возвышавшуюся над соседским домом, я испустил радостный всхлип и побежал быстрее. Я очень хотел домой. Я уже решил, что не буду ничего рассказывать, потому что я не знал, что сказать. Я должен был вернуться домой, привести себя в порядок и лечь спать. У меня опустилось сердце, когда я свернул за угол, и мой дом предстал во всей своей красе.

В каждом окне горел свет.

Я знал, что моя мама проснулась, и что мне придется объяснять, где я был, но я не знал, с чего начать. Мой бег замедлился, а потом и вовсе перерос в шаг. Я увидел ее силуэт за занавесками, и, хотя я беспокоился из-за предстоявшего объяснения, в тот момент это было неважно. Я зашел на крыльцо, дотянулся до ручки двери и повернул ее. Я не успел открыть дверь, как вокруг меня обвилась пара рук и оттащила назад. Я кричал изо всех сил: «Мама! Помоги! Мама, пожалуйста!» То, что я почти оказался в безопасности, а потом меня от нее так грубо оторвали, наполнило меня ужасом, который я не могу описать даже сейчас.

Дверь, от которой меня оторвали, открылась, и в моем сердце блеснула надежда. Но это была не моя мама.

Это был мужчина, и он был огромным. Я метался и наносил удары по голеням того, кто меня держал, в то же время пытаясь убежать от того, кто только что вышел из дома. Я был напуган, но меня переполняла ярость.

— Отпусти меня! Где она? Где моя мама? Что вы с ней сделали!?

От криков у меня охрипло горло, и, сделав вдох, я наконец уловил тот звук, который раздавался раньше, чем я сумел его воспринять.

— Милый, пожалуйста, успокойся, я с тобой.

Это был голос моей мамы.

Руки, державшие меня, ослабили захват и опустили меня на крыльцо. Тогда-то я смог разглядеть одежду человека, стоявшего передо мной. Это был полицейский. Я повернулся на голос и увидел, что это была моя мама. Все было в порядке. Я заплакал, и мы все трое вошли в дом.

— Я так рада, что ты дома. Я боялась, что уже не увижу тебя. — К тому времени она тоже плакала.

— Прости, я не знал, что случилось. Я просто хотел домой. Прости.

— Это ничего, больше так не делай. Не знаю, выдержу ли я или мои ноги...

Тихий смех прорвался сквозь слезы, и я тоже улыбнулся.

— Прости, что ударил тебя, но зачем ты меня схватила?

— Я боялась, что ты снова убежишь.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, к тому времени уже ничего не понимая.

— Мы нашли на подушке твою записку, — сказала она, указав на бумажку, которую двигал по столу полицейский.

Я взял записку и прочитал её. Это было письмо перед побегом. В ней было сказано, что я несчастен, что я больше не хочу видеть мать и своих друзей. Полицейский обменялся парой слов с моей мамой, а я все смотрел на письмо. Я не помню, чтобы я его писал. Я вообще ничего не помнил. Даже если я мог во сне уйти в лес, если все это было правдой, в одном я был уверен.

— Мое имя пишется не так... Я не писал это письмо.

* * *

Несколько лет я проработала в роддоме акушеркой. Много раз я видела, как матери отказываются от своих детей. Каждый раз я пыталась их переубедить. Я пыталась им объяснить, что это большое счастье – иметь ребенка. Мне казалось, что в мире нет такой причины, по которой можно бросить свое дитя. Но одна женщина, отрекшаяся от своей маленькой дочки, поведала мне такую историю:

«Я не хочу ее бросать. Не хочу. Но я не могу забрать ее, ради ее же блага. Много лет назад, когда мне было 18, я познакомилась с парнем. Костя был очень порядочным, из хорошей семьи, к тому же красавец. Влюбилась в него без памяти. Это оказалось взаимно. Вскоре везде и всюду мы стали ходить вместе. Прохожие часто оборачивались нам вслед. Одни смотрели с завистью, другие же наоборот – с улыбкой. В тот вечер мы с ним гуляли в парке. Навстречу нам шла цыганка. Проходя мимо нас, она резко повернулась ко мне и сказала:
- Все твои дети умрут. Судьба такая.
Так же резко отвернувшись, она быстрым шагом пошла прочь.
На ее слова я не обратила никакого внимания. Цыгане – что с них взять? Они всегда странные. Над этими словами мы только посмеялись и быстро позабыли.
После того случая прошло 2 года. Мы с Костей поженились, и очень скоро у нас родился сынишка. Назвали его Сергеем, в честь моего покойного деда. Сережа с детства рос хиленьким и слабеньким. Часто болел. В садике его постоянно обижали. Не было дня, когда Сережа приходил без синяков домой. Воспитательницы говорили, что они ничего не могут сделать, сверстники его просто презирают.
В тот роковой вечер я сидела на кухне и читала книжку. Сережа играл в гостиной. Костя позвонил и сказал, что задержится на работе. Дома были только я и мой сын. Внезапно я услышала грохот и вопль Сережи. Я плохо помню момент, как оказалась в гостиной, помню одно – дикий ужас, охвативший меня тогда. Я чувствовала, что случилось непоправимое. Когда я ворвалась в гостиную, моим глазам предстала невыносимая картина: мой сынишка лежал на полу, раскинув ручки. Под его головкой была лужа крови… я немедленно вызвала «скорую», но было поздно. Мой сын упал и ударился головой об угол стола. Я помню, как тогда билась в истерике. Мы с Костей с трудом пережили гибель Сережи.
С того рокового дня прошло 5 лет. Я опять забеременела. Врачи определили – будет девочка. Еще через семь месяцев родилась моя доченька. Но врачи вынесли ей приговор – врожденный порок сердца с осложнениями. Проживет максимум три месяца. Она не прожила и двух, умерла от остановки сердца. Мы с Костей не могли найти себе места от горя. И вот тогда я вспомнила ту цыганку и ее слова. Я не могла в это поверить. Я хотела ребенка, я очень хотела ребенка. Но как я могу спокойно жить с мыслью, что все мои дети умрут. Тогда я четко решила для себя – если у меня родится еще ребенок, то я отрекусь от него. Быть может, я смогу обмануть судьбу и он выживет.
И через год Бог подарил мне еще ребенка. Я снова забеременела. Всю свою беременность я молилась Господу, чтобы все обошлось. Я боялась рожать. Кто знает, что может случиться? Рожала тяжело. Дочка родилась полумертвой. Пуповина обмоталась вокруг шейки и чуть не задушила ее. Но то ли Господь Бог спас мою дочурку, то ли Ангел-хранитель, но она выжила. Врачи говорят, что чудом. После родов я сразу же написала отказную на ребенка. Костя долго не мог смириться с тем, что я отдала дочку. Дай Бог, она выросла здоровой, и у нее все сложилось.
Иногда я склонялась к мысли, что это совпадения, но когда речь идет о собственном ребенке, я не буду рисковать и все сделаю, чтобы обмануть судьбу и он выжил».

Когда женщина рассказывала мне эту историю, по ее щекам текли слезы. Меня эта история поразила до глубины души. Простите, если что не так.