CreepyStory

Жил однажды молодой мужчина, по имени Сиди Нуман, который происходил из богатой мусульманской семьи. Он должен был жениться, но ни разу не видел лицо своей невесты. По обычаям того времени, брак устраивали родители. Женщины до замужества скрывали своё лицо. Всё, что он знал о своей невесте, это то, что её звали Амина.

Когда сыграли свадьбу, Сиди взял невесту на руки и отнёс домой, он дрожал от нетерпения. Оставшись с ним наедине, Амина открыла своё лицо. Сиди облегчённо вздохнул, увидев, что она ослепительно красива. Обрадовавшись, он заключил её в свои объятия. Так начался их медовый месяц.

На следующий день после свадьбы, Сиди Нуман и его новая жена сели за обеденный стол. Слуги накрыли стол с различными вкусностями. Однако Сиди заметил, что его жена почти ни к чему не притрагивается.

Он увидел, как она достала небольшой металлический футляр, открыла его и вынула из него длинную булавку. С её помощью Амина изящно стала есть рис, по крупинкам. Съев несколько зёрен риса, Амина вернула булавку в футляр, извинилась и вышла из-за стола.

В течение следующих нескольких дней, когда они ели вместе, Сиди отметил, что его жена практически не ест. Иногда, она съедала несколько крошек хлеба, а потом сидела сложа руки, сказав, что насытилась. Её странное поведение, в конце концов, стало беспокоить его.

Однажды ночью, когда Амина думала, что её муж крепко спит, она соскользнула с постели. Но Сиди только притворялся, что спит, и когда он услышал, что его жена встала с постели, ему это показалось странным и подозрительным. Он не открывал глаз и услышал, как она оделась и тихонько вышла.

Как только она вышла, он встал, надел халат и последовал за ней. Выглянув в окно, он увидел, что она выходить из дома и идёт по улице. Он побежал к входной двери и последовал за ней, в жутком свете луны он проследил за ней до кладбища.

Была ночь, и кладбище было пустынным. Сиди спрятался в тени и выглянул из-за кладбищенской стены. Амина прошла к центру кладбища, где ее поприветствовал странный человек, который сидел на разваливающейся надгробной плите. Сиди был слишком далеко, чтобы услышать, о чём они говорят.

Вместе с этим человеком Амина разрыла свежую могилу и вытащила гроб. Сиди с ужасом увидел, как они вытащили из гроба разлагающееся тело, разрезали его на несколько частей и съели, брызжа слюной над своей ужасной трапезой. Сидя в своём укрытии, Сиди содрогнулся, как отвратительно выглядела его жена, пожираю плоть трупа.

Когда они закончили свой пир, Амина и странный человек побросали оставшиеся кости обратно в могилу и снова закопали её. С отвращением Сиди бежал с кладбища. Он побежал домой и прыгнул в кровать, притворившись, что спит. Амин, в конце концов, вернулась, разделась и потихоньку легла обратно в постель, не подозревая, что ее ужасный секрет был обнаружен.

Сиди Нуман не мог сомкнуть глаз всю ночь, и , в первой половине дня, он вышел из дома, до того, как проснулась Амина. Он отправился в город, чтобы посоветоваться с гадалкой, что ему делать. Он рассказал ей о женитьбе на Амине, о том, что заметил, как она мало ест и том, что стал свидетелем ужасного зрелища на кладбище.

“Твоя жена – Гоул”,- сказала гадалка. “Она одна из этих грязных демонов, которые бродят по деревням, делая себе логовища в брошенных зданиях и нападая на неосторожных путешественников, чтобы сожрать их плоть. Если они не могут найти живую добычу, они идут на кладбище и питаются трупами”.

“Что же мне делать?”- умоляюще спросил Сиди со слезами на глазах. “Пожалуйста, скажи мне”.

Гадалка вручила ему маленькую бутылку, наполненную мутной жидкостью.

“Возьми это и немедленно иди домой”,- сказала она. “Когда придет время, брось это зелье ей в глаза, и ты увидишь то, что увидишь…”

Когда Сиди вернулся домой, наступило время обеда, и жена встретила его. Они сидели за обеденным столом и ждали, когда слуги поставят перед ними блюда с пищей.

Как обычно, Амина достала свой футляр, вынула булавку и начала собирать ей зёрна риса, и класть их себе в рот одна за другой.

“В чем дело, Амина?”,- Сказал Сиди тихо. “Что-то не так с едой?”

“Нет, я просто не голодна”,- ответила она.

“Может быть, у тебя есть какие-то особые предпочтения в пище”,- сказал Сиди с хитрой улыбкой. “В конце концов, ведь ничего слаще вкуса гниющей плоти трупа…”

Не успел он произнес эти слова, как Амина впала в неистовую ярость. Ее лицо стало фиолетовым, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, и она скрежетала зубами от злости. Она прыгнула через стол и попыталась схватить Сиди, но он был слишком быстр для нее.

Он открыл бутылку и бросил зелье в ее глаза. Сразу же, прекрасное лицо Амины почернело, ее кожа начала плавиться и плоть сморщилась до самых костей. Сиди смотрел в ужасе, как тает лицо его красавицы жены. Она упала на колени, и ее тело распалось у него на глазах.

Когда все закончилось, все, что осталось от Амины, была лишь лужица густой, темной гнили.

В далеком 1985 году мой отец прошел школу прапорщиков в Волгодонске и был направлен служить в часть ВВС в гарнизон Мурманской области, Кольского района с финским названием Килпъявр. Гарнизон тогда состоял из «элитных» двухэтажек и частных домов (каждый на несколько семей) с общим двором, кухней и большим коридором. В гарнизоне скопище этих домов называли «шанхай». Мои родители благополучно прожили в таком доме целый год, а в мае 1986г появился я. Одновременно с моим рождением, родителям подарили сторожевого пса — кавказскую овчарку Баки. Баки был чем-то вроде моей няньки, так как отец постоянно и практически ежесуточно был в нарядах, а мать с примерно таким же графиком работала в местной санчасти. Когда получалось, мама брала меня с собой, когда не получалось — оставляли под присмотром соседки, она укладывала меня.

Историю я вообще узнал, когда заканчивал школу. И то, как сказать узнал, услышал разговор матери и ее близкой подруги во время «кухонных посиделок».

В общем и целом странные события начались до того, как меня покрестили. То есть был мне 1 год.

Чтобы иметь краткое представление о доме: одноэтажный длинный деревянно-штукатурный дом, на 2 семьи. У нас стояла двойная дверь. Первая металлическая, вторая за ней толстенная дубовая с тяжелым засовом, которым на ночь отец запирал дверь, ибо как дверь, так и сам засов были неподъемными для матери и тем более для меня.

Описываемые события произошли в течение недели, то есть довольно-таки быстро. Моя мать возвращалась с работы и издалека заметила, что двери в наш дом распахнуты настежь, метрах в 100 от дома, уже за территорией двора, лаял Баки, между завыванием и лаем он пытался что-то вытащить из снега. Этим чем-то, как оказалось, был я… Мать потом рассказывала, что подумала, что соседка спятила и выбросила меня из дома, потому как более логичной версии не нашлось — я бы не выбрался из дома сам. Версия отпала после того, как состоялся разговор с соседкой, которая заверила родителей, что уложила меня спать и вышла к себе, через коридор внутри дома. Более того — на снегу, на пути от дверей дома до того места, в котором находился я, ничьих следов, кроме следов Баки (который видимо пытался затащить меня обратно в дом) не было. Это происшествие не давало покоя родителям, потому что человеческое участие практически не угадывалось.

Дальше больше, мать стала замечать, что на моем теле появились синячки мелкие, похоже, как будто кто-то щипал меня. Появлялись они буквально «на глазах», — мать укладывала меня спать, на теле ничего не было. Уложила — пошла по хозяйству хлопотать, через несколько минут я просыпался и орал, когда мать приходила — видела на теле лишний синячок. То есть складывалось ощущение, что кто-то щипает, чтобы я проснулся. Я постоянно орал по ночам и среди дня, видимо от того, что не мог выспаться. Матери приходилось дежурить у моей кровати, чтобы я мог спать.

Из слов матери, дальше произошел случай, который заставил нашу семью, на семейном совете принимать решение — жить дальше в этом доме или нет.

Мать занималась приготовлением ужина для себя и меня, так как отец в очередной раз заступил в наряд и к ужину приходить не собирался. Напротив разделочного стола и плитки с газовыми конфорками было окно. Мама сказала, что около 21 часа она отчетливо услышала около окна хруст снега, через несколько минут мимо окна прошел мой отец и помахал матери рукой. Еще через несколько минут стали отпираться двери в дом, мама сказала, что была крайне удивлена тому, что отец пришел на ужин, так как служба есть служба и из наряда он не приходил никогда в вечернее время. В общем отец прошел в коридор, на кухню заходить не стал, мама спросила его что-то типа «Ты как здесь? На ужин или что-то случилось?». Отец ответил , что все хорошо, есть не будет, что-то забыл в доме и прошел вглубь комнаты. После мать услышала грохот и мой плач. Забежала в мою спальню и увидела , что я на подоконнике у выбитой рамы, в комнате никого, во дворе заливался пес.
Как я понял, это было последней каплей и родители решили, что будут просить выделить жилье в двухэтажке, соседи наши, к слову сказать сами, уже полгода как пытались выбить квартиру вместо того, чтобы жить в этом же дома. Интересно, причина была та же, что и у моих родителей?…

Съехать получилось у нас и у наших соседей, но гораздо раньше, чем предполагалось. Неделю спустя после «семейного совета», загорелась балка кровли в доме. Отец рассказывал , что воспламенение произошло с такой скоростью и интенсивностью, что кроме меня на руках и паспортов, больше ничего вынести не удалось.

После переезда в двухэтажный дом, подобного ничего не происходило. Примечательно еще то, что я ничего из описанного не помню.

Я прекрасно помню день, когда всё началось. Это был понедельник. Про него говорят, что это самый тяжёлый день недели, но тогда я почти не отличал вторник от субботы, а весну от зимы.

Тем хмурым вечером я сидел после работы перед телевизором с вечерними новостями и жевал безвкусные макароны, обильно поливая их соусом. На улице хлестал дождь, из окон моей квартиры на девятом этаже можно было наблюдать всполохи молний где-то над частным сектором за железной дорогой. Мы с женой купили эту двухкомнатную каморку три года назад — специально взяли жилплощадь на последнем этаже стандартной панельной брежневки в уютном спальном районе. Плюнули на протекание крыши, которым нас пугали родители, на возможную поломку лифта и слабый напор воды. Все эти бытовые ужастики обходили нас стороной, а безмятежное существование приятно дополняло то, что в этом бетонном муравейнике хотя бы над нами не было людей.

Мы строили планы на будущее, планировали родить ребёнка и, голубая мечта, объездить весь мир. Всё рухнуло 14 января 2012 года.

К Новому году город основательно замело. Пока население отрывалось в праздничном угаре, коммунальные службы пытались навести порядок на опустевших улицах. Местами им это удалось, но наледь, снежная каша и сугробы на обочинах по-прежнему оставались такой же фирменной чертой зимы, как и снежные шапки на деревьях. В субботу жена отправилась в супермаркет за съестной мелочёвкой, а я остался дома наводить порядок на балконе — за неимением гаража он служил у нас Местом-Куда-Складывают-Ненужные-Вещи.

Пока я перекладывал сломанные лыжные палки, а моя жена прокладывала себе путь через свежевыпавший снег, водитель автомобиля Ford C-Max несся по полупустой дороге вдоль проспекта, не забывая время от время прикладываться к бутылке с «горькой». Во время очередного глотка автомобиль подскочил на кочке, и крепкий напиток попал мужчине в дыхательные пути и нос, заставив его зайтись в кашле. Спустя четыре секунды он вернул расфокусированный взгляд на дорогу и увидел перед собой стремительно приближающиеся стоп-сигналы машин, вставших на светофоре. Недолго думая, он крутанул руль, вылетев на встречку. Там тонна металла и пластика на скорости 70 км/ч врезалась в людей, переходивших дорогу. Одна женщина заработала перелом ноги, двое школьников — сотрясение мозга и сломанную руку. Моя жена получила травмы внутренних органов, несовместимые с жизнью, и умерла в течении пяти минут от внутреннего кровоизлияния.

Честно сказать, я мало что помню. Сознание демонстрирует короткие размытые ролики — вот я бьюсь в истерике над остывающей телесной оболочкой самого дорогого для меня человека, а спустя некоторое время я бью в лицо мужчину, который в тот день решил, что совместить распитие водки и вождение автомобиля — это отличная идея. Я успел нанести два или три удара, после чего меня оттащили полицейские. Я не выкрикивал оскорбления, не грозился убить его, а только плакал в бессильной злобе, зная, что даже если я подвергну его сколь угодно жестоким пыткам, это не вернёт мою утрату.

С тех пор я почти не общался с родственниками и друзьями, на работе механически выполнял свои обязанности и уходил домой. Напиваться мне не хотелось, поэтому я отдался на милость охватившей меня безграничной апатии.

Раздался звонок домофона. Обычно я не подхожу к нему, если не ожидаю гостей. Этот раз не стал исключением, хотя звонящий был настойчив. Наконец, назойливый визитёр угомонился. Я подумал о том, что надо будет заплатить за интернет, поскольку на носу был конец месяца, и в этот момент позвонили в дверь.

Вы, наверное, уже догадались, что на звонки в дверь я тоже не отвечал. На всякий случай я заглянул в короб со стояками водопровода и ванную. Убедившись, что я не обеспечил соседям снизу халявный душ, я сел за компьютер. В дверь опять позвонили. Игра на выдержку продолжалась минут пять, потом я сдался, подошёл к двери и заглянул в глазок. Увиденное заставило меня часто заморгать, потереть виски и снова посмотреть на лестничную площадку. Моё присутствие осталось незамеченным, и стоящий человек опять протянул руку к кнопке звонка, не подозревая, что я нахожусь в полуметре от него.

Я открыл дверь и посмотрел на своего гостя. Дальше стены прихожей ушли куда-то вверх и вбок, пол подскочил, ударил меня в лоб, и тьма поглотила меня.

Очнулся я на диване, укрытый пледом, на лбу у меня лежал платок, смоченный холодной водой. Мгновение мне понадобилось, чтобы прийти в себя, потом я резко вскочил и в два прыжка очутился в прихожей. Входная дверь была закрыта, а коврик на полу был сдвинут, как будто по нему что-то протащили, а потом небрежно вернули его на место.

Не двигаясь, я осмотрел прихожую и проход на кухню. Не было видно ничего необычного, единственные звуки издавал яростный дождь за окном. Сделав шаг в комнату, я почувствовал босой ногой воду на полу и остановился. Коврик легко впитал влагу, но голый линолеум сохранил мокрые следы. Как будто кто-то пришёл с улицы, изрядно промокнув, а потом потоптался у меня дома. Автоматически, без малейших раздумий я прошёл в комнату и увидел лежащую на диване женщину. Простое чёрное платье, босые ноги, русые волосы до плеч, с которых на пол накапала вода. Практически нормальная картина за исключением того, что это была моя жена, и я точно знал, что она умерла десять месяцев назад.

*

Вряд ли кто-то мог сказать, что я храбрый, решительный и обладаю прочими положительными качествами, характеризующими волевых людей. Однако, я неоднократно замечал, что в критических ситуациях у меня появляется какая-то необычайная ясность сознания — как будто от ощущения непосредственной опасности мозг начинает работать в пять раз быстрее. В этот раз я испытал нечто подобное.

Я начал внимательно осматривать своего гостя. Внешность в точности как у моей жены, грудная клетка не двигается от дыхания или двигается незаметно для глаза, лежит на боку, взгляд направлен в одну точку, одна рука лежит на диване, другая свисает с него, немного не доставая до пола. Никаких следов разложения, трупных пятен, сломанных конечностей. И, если на то пошло, ни двух точек от укуса на шее, ни грубых стежков на лбу. Кожа бледнее обычного — как у человека, испытывающего недомогание. Только ступни были почти чёрными от грязи, как будто она (я решил считать это существо женщиной) шла по улице босиком несколько километров.

Решительно никаких догадок о том, как она сюда попала, у меня не было. Я решил поступить наиболее очевидным образом — спросить.

— Э... привет. Ты кто?

Молчание было мне ответом. Женщина на диване никак не показала, что услышала меня. Если честно, она вообще не подавала признаков жизни. Это несколько разозлило меня. Плюнув на последствия, я подошёл и потряс её за плечо. Оно было холодным, но податливым, как у живого человека. Ноль реакции. Я потряс её ещё раз, сопроводив это окриком:

— Аллё, ты кто, как сюда попала?

Глаза женщины повернулись в мою сторону. Скорее от неожиданности, чем от страха, я отпрянул назад, чуть не впечатавшись в шкаф и больно ударившись пяткой о ножку столика с телевизором. Глаза продолжали смотреть на меня, но в остальном неподвижность тела на диване могла сделать честь любой скульптуре.

— Ну что, ты вроде как жива, — я понимал, что несу чушь, но ничего другого мне в тот момент в голову не пришло. — Давай опять попробуем поговорить — ты кто такая?

Я ожидал молчания, но в этот раз рот женщины приоткрылся и из него донеслись бессвязные звуки, больше похожие на сильные выдохи. В это время её тело выше пояса дёргалось так, словно она пыталась заставить лёгкие набирать и выпускать воздух, но не знала, как это правильно делается.

За окном раздался раскат грома такой силы, что во дворе завопили автомобильные сигнализации, но я почти не обратил внимания, поскольку был поглощён безумием, творившимся у меня дома.

— Ну, что ты хочешь сказать? Ты можешь это написать? — я схватил со столика шариковую ручку и засунул её в правую руку лежавшей женщины. С таким же успехом я мог дать кубик Рубика годовалому младенцу. Ручка упала на пол, я не стал её поднимать.

— Хорошо-хорошо, не говори ничего, если не можешь! — женщина издала ещё два жутких сиплых выдоха и замолчала. Это уже был прогресс в нашем общении, который вдохновил меня на другую идею. — Ты можешь сесть? Давай я помогу.

С некоторой брезгливостью я поднял её в вертикальной положение, прислонив к спинке дивана. Убедившись, что она не упадёт набок, я сделал пару шагов назад. Глаза женщины, лишённые выражения, по-прежнему смотрели на меня.

— Ты понимаешь меня, ты можешь кивнуть, если понимаешь?

Несколько секунд тело моей жены, а это было оно — я узнал шрам на левой руке, сидело неподвижно, а потом его голова наклонилась в подобии кивка.

— Ты помнишь, как попала сюда? — голова поднялась и снова опустилась.

— Ты знаешь, кто ты такая? — ещё один жуткий механический кивок.

— Ты... моя жена? Юля, это ты? — Голос мой дрогнул, а на глазах навернулись слёзы. В этот момент больше всего на свете я хотел, чтобы существо, сидящее на диване, никак не отреагировало на мой вопрос. Однако, судьба не была так милостива ко мне. Очередной кивок сломал тонкую грань, отделявшую моё сознание от мутных вод паники, и смесь страха и злобы захлестнула меня. В каком-то горячечном бреду я начал орать на свою восставшую из мёртвых жену, чаще всего повторяя вопрос: «Что тебе здесь нужно?!» — и ни разу не получив ответа. Мне хотелось, чтобы она хоть как-то проявила себя — издала какой-нибудь осмысленный звук, растворилась в воздухе или даже напала с воплем «Мозги!». Всё, что угодно, но только не этот стеклянный взгляд, прикованный ко мне, и давящее молчание.

Живу я в обычном девятиэтажном доме, в самой стандартной «трёшке», где, помимо всего прочего, есть еще и кладовка — туда еще выходят трубы из кухни. Обычный такой чулан, где лежит всякие хозяйственные принадлежности: швабра, пылесос, пакеты и бутыли с порошками и растворами. Еще там стоит деревянный стеллаж с банками — ну, соленья-варенья в ассортименте. Дверь там тоже самая простая — еще советская, с советским же шпингалетом, который довольно туго закрывается и открывается, и поэтому уже давно бы пора заменить ее на более современную. Ах да, еще в эту кладовку меня запирали в качестве наказания в детстве: я тогда темноты боялся, поэтому такой вид экзекуции был для меня самым действенным.

Сейчас в этой квартире живем мы — я и моя жена Ира. И наш кот Барсик.

И вот недавно, месяц-другой назад, стало что-то капать в чулане. Крупные такие капли, судя по звуку, шлепались на тот самый стеллаж с поганым звуком «кап-кап-кап».

— Черт, кажется, трубы потекли, — сказал я.

— Если прорвет — соседей затопит, — заволновалась Иринка.

Делать нечего — взял фонарик и полез искать место протечки. И… ничего не нашел: я излазил там всё, но в кладовке было сухо, как в Сахаре. Тогда я обрадовался: значит, показалось, и трубы в порядке. А звук пропал, как только я вошел внутрь чулана.

Но и дня не прошло, как звук вернулся. Кап-кап-кап! И снова я обследовал кладовку. На этот раз Иринка полезла вместе со мной — как она шутит, я «слона в клетке не замечу». И опять мы ничего не обнаружили: сухие трубы, сухие полки, сухая кладовка. И звук исчез, как и в прошлый раз.

«Верь глазам своим», — заключили мы, и капающая вода была отнесена к разряду «что-то у соседей сверху шумит».

Между тем надоедливый звук повторялся каждый день по нескольку раз, чем, конечно, сильно раздражал. Так что вчера, когда Ирина ушла в гости, я не выдержал и снова решил посмотреть на трубы. Оставил дверь открытой, так как не смог найти фонарик, и стал осматривать стеллаж, ориентируясь на звук, который в этот раз не исчез. «Кап-кап-кап!» — шлепнуло совсем рядом, и я протянул туда руку…

Дверь плавно закрылась. Я повернулся и, недоумевая, толкнул ее ногой. Не поддалась — кто-то закрыл шпингалет.

— Ирин, открой, темно, — на автомате сказал я и осекся: Иринка же ушла, и в доме только я и кот. «Кап-кап-кап!» — раздалось в темноте. «Кап-кап-кап!» — шлепнуло уже с другой стороны.

Инстинктивно я сделал то же, что и в детстве: опустился на пол и стал смотреть в узкую щель под дверью, из которой лился свет. «Кап-кап-кап!» — звук шел со всех сторон. «Кап-кап-кап!» — я словно оказался под невидимым дождем.

«Кап-кап-кап! Кап-кап-кап!».

Не знаю, как долго это было — час, может, два. Я услышал звук открывающейся входной двери и Иринкин голос, зовущий Барсика.

Проклятый кап-кап-кап тут же пропал, как будто его и не было. Я поднялся и позвал жену, чтобы она открыла дверь и выпустила меня.

— Макс, а как это тебя там закрыло? — только и спросила Иринка.

Пришлось выкручиваться и выдумывать про сквозняк, так сильно захлопнувший дверь, что закрылся шпингалет — очень не хотелось пугать жену. Не знаю, поверила ли она мне.

Барсик в чулан не заходит — нет, не шипит, не рычит, не выгибается дугой. Просто не заставишь его туда зайти — упирается.

Я не знаю, что это: дом ни на каком индейском кладбище не стоит, квартира до нас никому не принадлежала, в ней никто не умирал. Но этот проклятый кап-кап-кап все шлепает там, в кладовке.

Когда я был молодым студентом и первый раз начал зарабывать столько, чтобы жить один, то есть тратиться на съем квартиры и еду, я ушел от родителей и снял квартиру в старом сталинском доме на окраине. Квартира была на первом этаже, вся исписана всякими надписями а-ля «Привет Жоре!» или «Вадик, с днюхой!» — в общем, этакий притон, в котором до меня жила какая-то девушка. Снял я этот притон, естественно, потому что у меня не было денег, а не из-за квартирных предпочтений, да и к университету он был ближе.

Когда я вселялся, а эта девушка, соответственно, выселялась, она на меня посмотрела и ехидно сказала, чтобы я «готовился». К чему готовиться, я тогда не понял. Сама квартира состояла из коридора, кухни, заброшенной комнаты и моей комнаты. В кухне было огромное окно, «украшенное» драными и пожелтевшими от времени занавесками, облупившийся потолок, надписи на стенах. Заброшенная комната, как мне потом рассказала соседка, принадлежала чьей-то бабушке, которая умерла, была снабжена ненужной мебелью из других комнат и старым советским радио, которое встроено в стену, умеет ловить только «Маяк» и втыкается в специальную розетку. Моя комната — самая большая и в целом непримечательная, немного уютней, чем в остальных, но с теми же надписями на стенах.

В первый день, перевезя все свои вещи и подключив компьютер, я устроился было спать в полном одиночестве в своей комнате, как внезапно заметил, что из соседней пустой комнаты со старыми вещами раздается музыка — старая советская музыка без слов. Время было в районе часа ночи. Если честно, я перепугался вусмерть — лежал, вжавшись в кровать, не смея шевелиться, минут двадцать, и пытался себя убедить, что это соседи, что мне все кажется. Но чем больше я вслушивался, тем больше осознавал, что музыка идет оттуда. Весь в холодном поту, я достал из рюкзака свой нож-бабочку и пошел в коридор, попутно включив свет в коридоре и в моей комнате. Передо мной была закрытая белая дверь в пустую комнату. Набравшись храбрости, я с криком: «Вон из моей квартиры!» — вломился в комнату, но там никого не было. Только радио играло, каким-то образом включившись само по себе.

Чуть успокоившись, я выключил радио из розетки, плотно закрыл комнату и пошел спать. Думаю, не надо уточнять, что ночь я провел с открытыми глазами, глядя в сторону коридора с ножом под подушкой.

На следующий день все вроде было в порядке. Я пошел сначала в университет, потом на работу. Вечером вернулся домой, посидел за компьютером и начал заниматься учебой — надо было сделать какие-то лабораторные работы по криптографии, кажется. В общем, закончив дела, я посидел до часу, специально вслушиваясь. Посмеялся над собой — как может играть радио, если я его из розетки выключил? А вчера, вероятно, просто что-то в нём сломалось, вот оно и заиграло...

Я лег спать, но мне было немножко не по себе, и я не мог заснуть до трёх часов ночи. А потом началось. Опять играла ТА ЖЕ САМАЯ музыка из той же самой комнаты. Тут я рванул ко входной двери в свою комнату, подпер ее табуреткой и забаррикадировал тумбочкой. Вторую ночь я провел, сидя напротив двери и думая, что я схожу с ума. Музыка была довольно громкой — было ясно, что она шла из соседней комнаты, а не от соседей.

Музыка прекратилась через полчаса, а наутро я зашел и специально проверил — радио было выключено из розетки. Уходить из квартиры мне было некуда. С родителями я поругался, когда уходил, а друзей, которые могли меня приютить, у меня не было. В третью ночь было то же самое, но я уже почти не боялся, да и музыка длилась совсем недолго — мне показалось, что минут пять. Идти в комнату, я, конечно, не решился. На четвертый день все закончилось, а через полтора месяца, найдя новое жилище, я выехал из этой квартиры.

Я тогда работал участковым и во время одного обхода зашел очередной раз в «неспокойную» квартиру, которая была под наблюдением. Там жила женщина лет сорока, сильно пьющая, у нее была маленькая дочь. Женщина постоянно водила к себе мужчин, запирая девочку в ванной. Соседи часто жаловались на шум, потому я часто бывал в этой квартире.

На мой звонок в дверь долго не реагировали. Наконец, дверь приоткрылась на длину цепочки, и в проеме показалось опухшее лицо этой женщины. В ответ на мою просьбу открыть дверь она пробормотала что-то неразборчивое, но цепочку отстегнула. Когда я зашел в прихожую, то сразу обратил внимание на странный запах. Тогда я был еще новичком и представлял мало, как пахнут трупы, но подозрение этот сладковатый запах породил. Я попытался разговорить хозяйку квартиры, но та невнятно бормотала и все норовила сесть на пол. Мне показалось, что она пьяна, но перегара я не чувствовал. Судя по тишине, в квартире никого не было.

Вспомнив о девочке, я решил обойти квартиру, поискать ее. Все комнаты оказались пусты, а ванна была заперта. Когда я подошел к двери в санузел, женщина завопила, попыталась оттолкнуть меня оттуда. В ее неразборчивой речи стали проскальзывать слова «чудовище» и «кровь». Знатно перепугавшись, я вызвал по рации ребят из участка. Уж не знаю, что именно тогда меня испугало — на тот момент я убедил себя, что просто беспокоюсь, смогу ли справиться сам с этой сумасшедшей женщиной (я тогда ещё был почти тощим), но сейчас, припоминая, могу сказать, что страх был практически необъяснимым, жутким. Через десять минут прибыли двое коллег. Вместе мы смогли задержать хозяйку квартиры и открыть дверь ванной.

На полу у старой чугунной ванны лежало тело девочки лет девяти, одетой в ночную сорочку, залитую кровью. Лицо девочки было обезображено — нижняя губа была практически оторвана и висела лоскутом, обнажая челюсть с выбитыми зубами, глаза были выцарапаны. Ногти на маленьких пальчиках были обломаны, а на двери мы обнаружили кровавые разводы и глубокие царапины, в неровностях которых позже обнаружили обломки ногтей. По всей комнате были следы запекшейся крови. Унитаз (санузел в квартире был объединенный) был залит непонятной жижей, оказавшейся смесью все той же крови и фекалий, от него к трупу шел странный след, похожий на те, что оставляют за собой слизняки.

Женщина при виде этой картины закричала и потеряла сознание. Мы же, справившись с тошнотой, вызвали «труповозку». Приехавшие эксперты выпроводили нас за двери. Больше я ничего не слышал об этой истории. Если честно, не особо и стремился.