Apmyp7

Подошли к концу два месяца ареста, назначенные нам Никулинским судом. Я готовился поехать на его продление. Сложил в пакет быстро растворимых продуктов питания, воды, влажных салфеток. Адвокат заранее сообщил нам дату заседания. И в назначенный день я был готов, когда меня заказали "по сезону". На следственные действия, к которым относится и продление предварительного срока содержания под стражей, арестантов вывозят днем. Процедура доставки заключенных в суд идентична процедуре приема вновь прибывших в тюрьму, только с точностью до наоборот: сначала камеры-сборки, затем проверка личных данных, конвой, автозак.
В суд нас везли словно опсаных террористов – в стаканах, не снимая наручников. Стояла страшная жара, в Москве в такие дни невозможно ездить в переполненном общественном транспорте. Но поездка в метро в час пик показалась бы мне путешествием на комфортабельном лайнере, по сравнению с казенным средством передвижения. Железный ящик, размером не многим более гроба, в котором невозможно ни нормально сидеть, ни стать. Крохотная скамейка, колени уперлись в стальную стену, руками обхватываешь голову, что бы не разбить её на первой же кочке. Нечем дышать, под потолком крохотное отверстие для вентиляции и тусклая лампочка. Руки в браслетах затекают, не хватает только кандалов на ноги и маски Ганнибала Лектора. Пот катится градом. Краем наручников я выцарапываю на стене цифры. Один, четыре, восемь, восемь... Продлевает арест дежурный судья. Обычно такие заседания происходят вечером, уже после окончания рабочего дня. Арестантов согнали на судебную сборку. Спертый воздух внутри этой камеры показался мне прохладным морским бризом. Лица арестантов серые после путешествия в автозаке. Некоторые сразу начинают курить. С отвращением смотрю на них.


-Лех... Пообещай мне кое-что..
- Ты о чем?
- Если на нас начнут вешать еще что-то... Ты сможешь передать мне горло?
- Смогу.
-Ты настоящий друг!

Дежурный судья арестовал нас еще на месяц каждого. Никакой надежды на иное решение не было. Я надеялся лишь на открытое заседание и возможность увидеть мать. На этот раз мне повезло, конвойный даже позволил ей подойти и обнять меня. Никому не пожелаешь видеть глаза самого близкого человека из-за решетки. Пустили и некоторых сочувствующих. Знакомые лица улыбались мне, а я им в ответ. Адвокат просил у суда изменить меру пресечения на домашний арест или залог. Следователь и прокурор, естественно, настаивали оставить под арестом. Основными её доводами, помимо нашего с Ромой лидерства в праворадикальной организации, было отсутствие у меня работы и тяжесть преступления.
«Подозреваемый не имеет постоянного источника дохода, - зачитывала она, - Следствию не были предоставлены документы, свидетельствующие о его занятости. Данные о том, что подозреваемый работает в таком-то учреждении не могут быть подтверждены, поскольку он является генеральным директором этой организации, а, значит, не может выдать сам себе соответствующий документ».
Роман откровенно потешался: лидер организации! Вот оно - признание! Аплодисменты! Прошлый раз меня сажали за циничный расстрел антифашиста в общественном месте, а теперь я лидер! Ха-ха-ха, дальше больше?
Я сего веселья не разделял: пускай меня признают самым последним «карланом», только бы выпустили отсюда!

На сборке я обратил внимание на полного пожилого мужчину. В зеленой рубахе в крупную клетку, красном джемпере и брючках. Эдакий веселый старичок. Такому бы сидеть на крылечке дачного дома или на берегу пруда с удочкой, ну на худой конец в очереди в поликлинике. Что же он делает в тюрьме?!
-Это опасный человек, - словно прочитав мои мысли, произнес арестант из соседней камеры, где содержались обвиняемые в насильственных преступлениях. Старичок грустно заулыбался и потупил взор. У него статья сто одиннадцатая, часть четвертая. Кого же он убил - подумал я: неужели решил на старости лет супружеский долг выполнить, а у его старухи сердце не выдержало? Или может внучка за двойку из двустволки порешил? Оказалось, в СИЗО есть целая категория таких вот старичков. Старички напивались, убивали собутыльников. Сидят - накатывают, кому-то недолили. Ссора, кухонный нож, труп. Многие из них, свободными засыпают во время застолья, а приходят в себя уже в камере. Для большинства заключение – это билет в один конец. Жизнь подошла к черте, да ещё сыграла с ними злую шутку. Коварный зеленый змий.

-Как не слышал?! - удивлялся адвокат: об этом сейчас все СМИ трубят!
-У меня нет ни ТВ, ни радио, все новости о внешнем мире узнаю с опозданием.
-Тогда слушай… опера из ОВД Очаково-Матвеевское, в котором вас держали, отправились на Матвеевский рынок задерживать некоего дагестанца по подозрению в изнасиловании девочки. Но за дагестанца вступились его родственники, и получилась драка. Оперу из уголовного розыска дали по голове так, что проломили лобную кость! Он сейчас в реанимации, но жить будет. А его напарники во время драки стояли в стороне и не вступились за коллегу. Поднялся большой скандал, к пострадавшему в больницу даже приезжал Владимир Путин. По итогу – на оперов возбудили уголовное дело, на заместителя начальника ОВД также возбудили дело, а начальник уволился. Сейчас идут проверки этого отделения, половина сотрудников под увольнение.
-Зам. начальника – это тот самый упырь, который не выпустил нас?
-Да, это он. Но, сам понимаешь, он по факту ничего не решал… все директивы шли из Главка. Когда вы подписали обязательство о явке - по сути, подписку о невыезде, ему позвонили из ЦПЭ и сказали вас не отпускать.
Все-таки есть хоть какая-то справедливость в этом мире!
В этот же день на сборке я столкнулся с тем самым Магой, проломившим голову мусору. Судя по его внешнему виду, при задержании пострадал он не меньше побитого полицейского. Под глазом налилась внушительная гематома, нос сломан. Он поведал мне, как опер после злополучного удара упал и ударился головой о бампер автомобиля. Ему грозил серьезный срок за такое резонансное преступление. И его жене тоже. Они вместе торговали на рынке, вместе и попали за решетку.
Пару раз в неделю приносили письма. Это нетипично для тюрьмы, чтобы кто-то регулярно получал корреспонденцию. Активную переписку иногда ведут жены с мужьями, остальные, в лучшем случае, переписываются только с соседними камерами. Письма приходили как от знакомых, так и посторонних людей. Украина, Беларусь и даже Владивосток - география довольно обширная. Много писем пришло от «господ» антифашистов, иногда приходили послания от совершенно невменяемых людей. Я даже не мог понять, кто они такие. Кто-то предлагал помощь, кто-то слал проклятия, один даже прислал тексты песен «Сектора Газа». Я отвечал на все, кроме тех, что были с липовыми адресами. Первый никому не писал. Подумывал даже о том, чтоб написать некоторым «узникам совести», на что Роман резонно подметил: «Мне и так хватает общения с мусорами, а тебе?».

Я прочел все книги в предыдущей камере. У Байкера была хорошая подборка детективов. Мне стоило больших трудов сначала затянуть эти книги к себе в камеру, а затем, с помощью, баландеров передавать их подельнику. А для себя я первым делом заказал у библиотекаря Бакунина и Кропоткина. Но этих авторов в тюремной библиотеке не оказалось. Не нашлось и книжек по психологии - они были под запретом. Зато было несколько словарей и учебник для пятого класса по английскому языку. Их- то я и забрал, а еще выписал классику русской литературы - куда же без нее? После заката, когда читать было уже темно, я ложился спать, у ночника больше не просиживал - берег зрение. Первые пару недель в застенках я плохо спал. Много переживал, все думал, думал. Потом успокоился. Стал засыпать вовремя. Мне снились близкие люди, дом, моя прошлая жизнь. Но со временем у тех, кто сидит в тюрьме, наступает такой момент, когда перестают сниться сны. Человек изо дня в день в замкнутом пространстве. Вокруг только чертовы решетки, стены, колючая проволока. И яркие впечатления, которые он заново переживает во сне, постепенно забываются, угасают и уходят в туман, а затем и вовсе исчезают. Вроде как и не было ничего. Человек больше не рисует в своем воображении разноцветные картины. Остается только пустота. Так произошло и со мной. Вечером я закрывал глаза, открывал их, а за окном было уже утро. Среднестатистический обитатель тюрьмы в таких условиях будет много курить, повезет - уставится в ящик, что бы там не показывали. Никакого мыслительного процесса. Овощ в клетке. Мне эта метаморфоза в некотором роде пошла на пользу. Я даже иронизировал над собой: отвадили тебя от девок, отключили интернет, хоть делом займешься - книжку напишешь, аль язык иностранный выучишь! По девушкам я, конечно, скучал. Разбрелись мои девоньки кто куда, нашли себе женихов…

Как-то за пару месяцев до ареста я собрался пойти на свидание. Но в последний момент все отменилось, и я остался дома. Настроения договариваться с другими девушками не было. И я, не долго думая, зарегистрировался на сайте знакомств. Создал две анкеты: одну пустую, другую со своими фотографиями. На анкету с фотографиями в числе банальных: «Привет, давай познакомимся», - пришло сообщение:
«Здравствуйте, Алексей! Я редактор программы «Давай поженимся» на Первом канале. Вы мне очень понравились, и я бы хотела пригласить Вас принять участие в передаче.»
-Что за шутки! - рассмеялся я, но номер свой все же оставил. Через неделю я заполнял анкету в офисе этой передачи .
-Какой тип девушек Вам нравится?
-Рост - сто шестьдесят пять, русые волосы и светлые глаза.
-А характер? Увлечения?
-Покладистый! Шучу. Главное, что бы друг другу подходили. Люблю, когда девушка – личность.
Далее еще два листа вопросов. Так подробно, похоже, можно подобрать ту единственную, которая будет идеально соответствовать всем параметрам. Затем собеседование с редактором - мадмуазель, после тридцати лет, ухоженная и притягательная в общении - зарплату свою не зря получает. Как на зло именно в этот момент разыгрался мучивший меня бронхит.
-Алексей, расскажите нам свою историю любви
-Так, давайте придумаем сценарий поинтереснее. Вот, например, можно было бы…
-Нет, нам нужна реальная история
-Да? Я был уверен, что на тв все по сценарию
-Вот видите, это не всегда так!
-Удивили. Ну хорошо. Была у меня девушка…
-Так-так, очень интересно. А чем в свободное время увлекаетесь? Я вижу, спортом.
-В том числе, а еще музыкой, общественной деятельностью немного.
-Что за деятельность?
-Мы с друзьями добрыми делами занимаемся, детским домам помогаем, деревья сажаем, педофилов ловим.
-Педофилов?
-Да. Быть может, вы видели наши ролики. Их по всем каналам показывали. Ну, кроме вашего, разумеется.
-У нас не политическая передача, Вы уж извините.
-Никакой политики тут нет. Мы всего лишь показывали людям, что они в состоянии сами менять мир вокруг себя в лучшую сторону. Сама идея не нова, в США было ТВ-шоу, в котором педофилов заманивали в студию и беседовали с ними, задавали вопросы. В России их начали ловить и снимать на камеру. В одиннадцатом году мы снимались в кино…
-В кино?
-Да, Мосфильм и Укрфильм совместно снимали фильм об известном физике Ландау. У него была интересная жизнь, его жена написала книгу, по мотивам сняли кино. Фильм называется «Дау". Если бы он назывался «Ландау», то родственники бы засудили режиссера. В жизни ученый был евреем, по фильму он грек. Фильм очень масштабный. Представьте, чтобы снять одну единственную сцену, в Харькове полностью засыпали землей одну из центральных улиц. Мы жили прямо в киношной декорации, это была самая большая декорация в Европе. Наверное это самые яркие впечатления в моей жизни. И вот мы обедали в буфете при съемочной площадке. Просматривали разные ролики и на глаза нам попался ролик с поимкой педофила. С одной стороны, он вызывал интерес к просмотру, идея хорошая, но исполнена так себе. Просто ловят непонятно кого, затем бьют. Зрителям не очевидно до конца, злодей пойманный или нет. И мы решили снять что-то подобное, тем более, опыт у нас имелся. В итоге получилось модно, весело и спортивно - как мы хотели!
- А как вы попали на съемки фильма?
-Мы к актерам кино имеем отношение ровно такое же, как балерины к партизанам. По фильму мы играли комсомольцев-идеалистов. Режиссер искал людей, у которых «не расходятся идея и действие». Националисты, по его мнению, идеально подходили на эту роль. А мы в этой среде узнаваемы.
Мое повествование прерывалось приступами кашля, помощницы редактора суетились вокруг меня, отпаивали чаем, предлагали конфетки, всячески пытались облегчить мои страдания. Если честно, то я бы остался в их обществе подольше.
-Хорошо, Алексей, съемки будут восьмого числа в три часа, но вам необходимо быть здесь уже к двенадцати часам.
-Боюсь, что я не могу. Пятого мы улетаем в Тайланд снимать видео про туризм.
-Что же вы сразу не сказали? Тогда звоните сразу же после возвращения.

А в турник-дни я ограничивался лишь битвой с воображаемым противником. Патрулировавшие крышу мусора каждый раз косились на меня бегающего и прыгающего. Я исполнял безумные серии ударов, словно вообразил себя Джеки Чаном, персонажем Mortal Combat или Маугли.

-Кто таджикам уши отрезает? - опер изображал строгий взгляд.
-Их же поймали, насколько я знаю.
-Поймали других – полных дебилов. Они даже не правые. Спайс курили и бухали. Но эти на севере орудовали, а была еще группа на юге.
-Да? Ну, я такими делами не сильно интересуюсь.
-Помнишь тебя брали по делу БОРНа. Узнаешь нас?
-Смутно… Тогда по голове сильно били…
-Да.. перестарались тогда… А что можешь рассказать про Тесака? Ты не думай, если что-то интересное расскажешь, то и выйдешь на свободу. Это не сложно устроить!
-На свободу конечно хочется… Ну, что сказать… Урод он моральный. Таких еще поискать надо.
-Что ты имеешь ввиду?
-Ну трахает баб страшных… В Питере одну трахнул, так она же вообще на человека не похожа. Рыжая толстожопая уродина похожая на Шрека,алкоголичка. Самая страшная, что у меня была - говорит. Так зачем ты её того самого… Да сам не знаю… За ночлег наверно. Она мне семинар организовывала, ну и на ночь поселила у себя. А я утром просыпаюсь, смотрю лежит на боку. Ну, думаю, надо отблагодарить. Мне ещё тогда зрение не сделали. Снял очки, вроде как и не видно ничего. Но она толстуха, усатая к тому же, потная. Я за подушку держался, глаза закрыл и представлял Ксению Собчак. Но знаешь, если я и такую смог, то теперь у меня на любую встанет! Я это воспринимаю как испытание на прочность! Еще он гадит везде, где только можно. Вот как то поехали мы в Турцию работать. Сидим в номере гостиницы. Тесак говорит: Зайди в ванную. А я ему: ты что, насрал в ванну? Нет, ха-ха. Захожу, а он насрал в раковину …
-Так, хватит! Вы моральные уроды! Мы, когда вас прослушивали, - чуть не охуели! Такого бреда я больше нигде не слышал!
-А что скажешь про Ивана Арийцева?
-Мудак.
-А про Зигулькина?
-Петух.
-Понятно… Ну, ты тут телку-то не выебал еще?
-Что? Как я в тюрьме выебу телку?!
-Тут же работают телки, договорись с ними и трахни!
-Попробую, но не обещаю.
-Похудел ты, Леха…
-Да…
-Что, мясом не кормят? Зачем ты мясо-то украл?
-Кушать хотелось.
-А тренируешься? Сколько жмешь-то?
-Сто сорок.
-На раз? На анаболиках своих. А у меня рабочий сто семьдесят! И кто ты после этого?
-Как сидится тебе? С кем в камере?
-С дагестанцем. Скучновато.
-Да? Ну ты в карты с ним играй, в шахматы всякие а-ха-ха… Какие пожелания у тебя будут?
-В смысле?
-Черной икры не проси, но свиданку тебе организуем.
-Вы меня отпустите, а я вам покажу, как черную икру достать.
Опера переглянулись.
-Ну, так что, а то нам уже пора уходить, нужно тебе чего?
-Свидание с матерью если разрешат, то буду рад, конечно.
-Мы тебя поняли. Давай прощаться. Мы с Ромой беседовали сегодня. Он поумней тебя, на волю хочет - все рассказал, что нас интересовало.
Опера попрощались и ушли. Каждый раз, когда навещал адвокат или вызывали к следователю, специальный мусор конвоировал меня от камеры до особых комнат, где и происходили подобные беседы. В таком кабинете были стол и два стула, привинченные к полу. Те же решетки на окнах, но смена обстановки даже поднимала настроение.
-А что за опера-то были? - мусор, проверявший удостоверения, заглянул в журнал посещений. Написано из отдела «Л». А что за отдел «Л»? - обратился ко мне его напарник.
-Преступления против личности. Убийства и тому подобное.

После окончания официальных мероприятий, ожидая, когда меня отведут обратно в камеру, я разглядывал надписи на стенах. Были тут и совсем свежие, оставленные Романом. От скуки и друг для друга мы во множестве, при любой возможности рисовали на стенах white power символику и радикальные лозунги в стиле spirit 95. Постоянной связи с подельником у меня не было. Только адвокат периодически передавал какие-то обрывки информации из серии: "Тебе привет» или «На прошлой неделе к Роме приходили опера». Тем сильнее было мое удивление, когда ночью для меня пришла малява. Рома обходными путями смог протянуть веревочку и наладить переписку из «красной» хаты. После двух месяцев изоляции я был несказанно рад такой возможности общаться. По три раза перечитывал строки, писанные мелким почерком на свернутом многократно клочке бумаги. Обсуждали перспективы нашего запутанного дела, кому сколько писем пришло, бытовые условия, Рома просил загнать ему книжек. В идиотской системе «исполнения наказаний» почему-то не была предусмотрена банальная передача книжек для арестантов. То есть, теоретически такая возможность, конечно, существовала, но на практике это было проблематично и почти невозможно. Любителям литературы приходилось «затягивать» интересное чтиво, словно это была какая-то недоступная в тюрьме еда или любой другой подобный запрет.

После того, как начальник покинул камеру, в нее сразу же залетели мусора «со шмоном». Разнесли камеру, выпотрошили баулы с вещами, перевернули все вверх дном. Обыски в камерах проходят регулярно. Существуют плановые и внезапные обыски. В среднем, каждую камеру обыскивают пару раз в месяц. Ищут запреты, к которым относятся, прежде всего, телефоны, реже – бражка или наркотики. Заточки, веревки-дороги, самодельные карты и тому подобное привлекали внимание мусоров только на глазах у начальства. В этот раз заточку забрали, но обычно такие вещи надежно спрятаны, дабы не привлекать внимание. Обыск начинается с осмотра самих «постояльцев» на предмет спрятанных на или в теле запрещенных предметов. Затем всех выводят из камеры, внутри которой остается один из арестантов. Это записано в внутренних правилах конкретного учреждения ФСИН. Сам обыск снимают на видео. Если находят нужный мусорам запрет, его изымают, и, в зависимости от серьезности нарушения, провинившийся несет кару. Самое суровое наказание в тюрьме – это карцер. Перед карцером идут такие меры взыскания, как «выговоры» и занесение различных характеристик в личное дело: «склонен к побегу», «склонен к суициду», «склонен к употреблению наркотиков» и т.д. Эти взыскания, в конечном итоге, приводят к карцеру в тюрьме и штрафному изолятору на зоне. Если отношения с мусорами налажены, то они не будут слишком усердствовать и портить быт в камере.
Быт в этой камере был поставлен основательно. Помимо наличия hi-tech устройств типа пароварки и машинки для стрижки волос, в ней было очень чисто. Уборку делали каждый день по очереди. Даже «дорожник», который не спал всю ночь, дергая за веревочки, и старший по камере не были избавлены от повседневных обязанностей. Специального человека, который бы делал грязную работу или убирался за кем-то, не было. Все находились примерно в равных условиях. Связью тоже могли пользоваться все, кому она была необходима. То же самое и с едой. Вся пища из холодильника была общая. Каждый мог по желанию употреблять любые продукты. Гастрономические предпочтения у всех были разные, поэтому никто друг другу особенно не создавал неудобств. Были и личные продукты, особенно редкие в тюрьме. Кола, шоколад, у курильщиков – хорошие сигареты. У меня к таким деликатесам относился протеин. Еще задолго до тюрьмы я передавал друзьям, оказавшимся в неволе этот полезный продукт. Протеин можно было загнать исключительно шоколадный. Его приходилось пересыпать в упаковки из под какао. Чаще всего такой обман оставался нераскрытым. Можно было так же приправить протеин метаном. Очень продуктивно получалось!
Пообвыкнув к окружающим меня условиям и людям, приведя мысли в порядок, я все свое свободное время стал посвящать чтению. Старался читать классические произведения русской литературы, однако не обошел вниманием и современные труды. На свободе у меня толком не было времени для чтения. В заточении же его было предостаточно. Один дагестанец рассказывал о своем родственнике, отбывавшем наказание в лагере: «он целый день молится и качается, качается и молится». А я целый день читал и тренировался, тренировался и читал. Настолько увлекся чтением, что не хватало светлого времени суток. После десяти, когда гасили свет в камере, я читал при свете ночника - тусклого фонаря над дверью. Зомбоящик почти не смотрел. Исключение составляли утренние выпуски новостей, да некоторые передачи. Помимо чтения пытался заниматься английским. На слуху была история про зека, который за каждый год отсидки выучивал по одному иностранному языку.
Так продолжалось примерно неделю, пока на вечерней проверке корейца не перевели в другую камеру. А еще через пару дней всем оставшимся сказали собирать вещи. Привычный распорядок дня тут же нарушился. Полдня ушло на то, чтобы собрать личное и поделить содержимое холодильника на четверых. Прошли сутки, прошли вторые. Все это время посреди камеры возвышалась гора пакетов, сумок и баулов. Ваня должен был уйти в «красную хату», где его не достали бы блатные. Смотрящий за хатой пообещал, что постарается организовать все так, чтобы меня посадили в соседней камере рядом с ним. Но в последний момент перевели только меня и его. На этот раз пожитков у меня было значительно больше, чем в первую неделю ареста. За один раз в руках было не унести. Я в несколько заходов перетащил все к камере, на которую мне указал мусор. Видимо, в тот день было какое-то массовое перемещение арестантов по тюрьме: на глаза мне попались еще несколько таких же "вынужденных переселенцев". Особенно я был рад, что одним из них был Стас. Он сменил Brioni на Adidas, отрастил бороду, похудел. Мы успел перекинуться лишь парой фраз, прежде чем за нами захлопнулись железные двери.
Новая камера была совсем тесной - всего два с половиной метра в ширину и шесть в длину. И большую часть площади занимали стол и шконари. Из всех удобств - только еле живой чайник и загаженный до невозможности унитаз. Зато окно выходило на вольную сторону. Из него было видно дерево и кусочек неба, которые хоть немного радовали глаз. Разложив весь свой скарб, я исследовал содержимое книжных полок. Евангелие, молитвенники, жития святых, подписка православной газеты за полгода, православный календарь и прочий богоугодный фольклор. Хорошо, что захватил книги с собой. Первое время будет, чем занять себя. Мысли мои прервал лязг ключей в замочной скважине и скрежет ржавых петель. Сокамерником моим оказался молодой дагестанец родом из горного аула на границе с Чечней. Поздно ночью он вернулся после суда. Засадили его за кражу шпал и рельсов у РЖД. Сидел он на четыре месяца дольше, чем я, два из которых – в этом тесном каменном мешке.
Предыдущим его соседом был уже знакомый мне кореец, которого он выгнал из камеры уже через пару дней совместного проживания. Но и за эти два дня вредитель успел подчистую уничтожить все съестное. Оказалось позднее, что кореец был известным всей тюрьме персонажем. За несколько месяцев отсидки он сменил уже не один десяток камер. Где-то его били, где-то заставляли убираться за всеми, но в итоге неизбежно выгоняли. Он зачем-то всем рассказывал, что у него открытая стадия туберкулеза, чем даже спровоцировал небольшой бунт.
В тюрьме часто давали на обед и ужин горох. Гороховою крупу разваривали до состояния каши, добавляли комбижир и вот блюдо от шеф-повара готово. Кореец мог целое корыто такого гороха разбавить, например, борщом и преспокойно отобедать получившейся жижей. Он строил планы на побег. Ему всего-то и нужна была веревка и лук. Выстрелил бы из лука в дерево за забором – и перебрался на вольную сторону. «Кореец!» - кричали ему из других камер. Кореец просовывал голову в кормушку и сразу же получал заряд воды с моющим средством или даже мочу. Он визжал, ругался на своих обидчиков. Но проходило совсем немного времени и он сам выглядывал в кормушку: «Братка! Братка! Есть че закурить?».
Наверно, он просто был сумасшедшим...

Стас обосновался в соседней камере. Эта камера была весьма интересна своим контингентом. Пожалуй, самый необычный из них – иеромонах Илия, в миру Павел Семин. Он занимал должность в московской патриархии. В тюрьме его прозвали "Батюшка". Батюшка прогремел во всех новостях, став виновником аварии на Кутузовском проспекте. На своем Mercedes G врезался в газель с дорожными рабочими, двое из которых погибли на месте. Батюшка с места происшествия скрылся, а потом все же явился с повинной и адвокатом. Но тюрьмы избежать не удалось. Говорят, сын владельца некой сети по продаже электроники провел в этой тюрьме лишь ночь за аналогичную «провинность». Батюшка ездил на суды и готовился к сроку. Поначалу иеромонах был приветлив и открыт для общения. Много интересных историй о своей службе поведал он сокамерникам. Но после пары месяцев отсидки он стал угрюмым и замкнутым. Оно и понятно - тюрьма это не храм Божий. Он был невелик ростом, вел себя настолько тихо, что его было незаметно. Порой во сне к Батюшке даже являлся сам Сатана! Да, да! Именно так! Что обсуждали князь Тьмы и иеромонах - неизвестно. Но Батюшка после таких визитов усердно молился часы напролет! Сокамерникам святой отец запрещал смотреть телевизор, ибо сие приспособление от Лукавого. Тут я целиком был на стороне Церкви. Даже радовался, что в новой камере у меня не оказалось зомбоящика. На свободе я и так его не смотрел. А читать книги в тишине гораздо приятнее.

Конечно, никакого телефона в камере не было. Первое время места себе не находил - теперь я не мог общаться даже с теми немногими, с кем ранее поддерживал связь. Адвокат приходил раз в три-четыре недели. Да и с дагестанцем особенно не поговоришь. Меня постигла практически полная изоляция. Но нет худа без добра: лучше сидеть в крохотной камере практически без общения, чем в переполненной «биджо» и «джамшутами» в сигаретном дыму.
Дагестанец в быту был не худшим соседом – он был не против ходить на прогулку. И, если с предыдущими сокамерниками выбирался гулять в лучшем случае один-два раза в неделю, то отныне я гулял ежедневно. У меня даже выработался четкий режим дня. Ночью даг "стоял на дороге". Рано утром он будил меня и ложился спать. Я завтракал и затем прятал дорожные веревки. В маленьких камерах на дороге принято стоять по очереди, но, поскольку более ленивого человека, чем я, представить себе сложно, вся тяжесть ночного дежурства ложилась на дагестанца. Он особенно не роптал, ибо ночью мог переписываться с соплеменниками, дабы хоть как то развеять тюремную рутину. До прогулки оставалось примерно час-полтора, и я ложился спать. Но как только за дверью я слышал уже привычное : "Прогулка, прогулка! Гулять идем?" – тут же просыпался и будил дага. Сам факт физической активности и смены обстановки придавал сил. А еще утром я завтракал кашей с молоком. Это была самая вкусная еда для меня на тот момент. Поскольку я мог регулярно тренироваться, то добавил к уже привычным для меня силовым тренировкам бег. В дни отдыха я просто бегал по пятнадцать-двадцать минут. Затем у меня были бой с тенью и растяжка. А в турник-дни я ограничивался лишь