toplap82

Кто мы и есть.У казаков был обычай. Когда возвращались с войны в родную станицу, их выходили встречать за околицу родственники. В первую очередь жены и матери. Спрашивали у передовых: "Где мой-то?" А он, может, погиб, но казаки не хотели быть носителями черной вести. Поэтому отвечали: "Сзади". Спрашивали у следующих, ответ был тот же. И когда последние повторяли: "Сзади", а сзади уже никого нет, только тогда становилось понятно, где тот, кого встречали.

Владимир с приятелями сидит в машине и нервно курит, осматривая обычный двор типовой пятиэтажки. Детская площадка скрипит качелями, которые подгоняет пронизывающий октябрьский ветер. Первые крупицы снега падают на раскисшую землю и мокрый асфальт.
- Снег ляжет – вздыхает Александр – Земля мокрая, - смотря за окно машины, как-то с грустью говорит он.
- Зима снежная будет – открывает окно Антон и ловит ладонями мелкие крупицы, падающие с неба, больше напоминающие зерна гречки.
- Ну что сидим лясо точим?
- А что прикажешь делать?
- Пошли!
- Иди. Я не пойду – вцепляется в руль Антон, показывая, что оторвать его можно будет только с рулем от стареньких Жигулей.
- Саша?
- Я тем более пасс. Я не буду вестником печали.
- И что вы предлагаете?
- Ничего.
- Давайте жребий тянуть тогда.
- Исключено. Я невезучий.
- Да мне плевать. Спички есть?
- Откуда такая роскошь, зажигалка если только.
- Ладно! – выходит из машины Володя и бежит к небольшому дереву, отламывает там несколько веток и возвращается в салон машины – Так, у кого короткая тот и идет, – берет он в руку ветки.
- И кто первый тянет?
- Тоха, ты издеваешься?! Если хочешь тяни ты и так тут два часа сидим.
- Саня давай ты.
- Давай – Александр потянул за палочку – Это какая? – рассмотрел он ветку, оценивая размер.
- Длинная!
- Фу-у-у-у-х!
- Тяни…
Антон начал бубнить какую-то детскую считалочку, поочередно показывая на оставшиеся ветки.
- Нет! Лучше монеткой – задумался он, прервавшись.
- Быстрее думать можно?! – начинал выходить из себя Владимир.
- Так все! Это орел будет, а это решка – подкинул монетку Антон – Орел! – начал от тянуть жребий – Да! У меня тоже длинная! Ура!
- Почему-то я так сразу и подумал, что идти мне – вышел он из машины, взял сумку и побрел к подъезду.
- Ему бы грамм сто сейчас – вздохнул Антон.
- Да тут и пол-литра мало будет – выдохнул дым в окно Саня.

В подъезде сыро и темно, обшарпанные деревянные двери разбавляются железными. Слышен щелчок замка где-то наверху, и лай собаки, встречающей хозяина или хозяйку. Владимир медленно и нехотя собирает ступнями бетонные выступы на пути к квартире. Он еще минут пять стоит и курит, разглядывая незамысловато старую дверь и причудливый звонок из далеких годов всеобщего счастья и равенства. Нажимает на кнопку покосившегося совкого чуда и раздается пронзительный звон. Послышались шаги сквозь хлипкую дверь и голос:
- Кто там?
- Меня зовут Владимир у меня дело к вам.
- Вы простите, у вас документы есть? Сами понимаете ходят тут разные.
- Да какие документы?! У меня от всех документов военный билет – вздохнул Владимир – Я от сына вашего, Анатолия… - на выдохе произнес он.
- От Толечки?! – послышался лязг замка – Да что же вы стоите, проходите.
- Я просто…
- Пройдемте на кухню. Не разувайтесь, я вытру потом.
- Не стоит. Я ненадолго.
- Что-то случилось? – подняла глаза на рослого Владимира женщина, с надеждой услышать «нет».
- Тут такое дело – опять выдохнул он воздух, как паровоз выпускает пар и поставил сумку на пол– Черт. Видно мы быстрее его приехали и быстрее извещения.
- Кого? Я не понимаю…- трясла руками женщина – Кого извещения?
- Я не буду тянуть, простите. Мне жаль. Тут его вещи. Там все, даже сигареты его.
- Я знала, знала, чувствовала – посмотрела на сумку женщина – Пройдемте на кухню – дрожала она.
- Валентина Степановна кажется. Просите я лучше пойду. Там потом в военкомате тогда вам все объяснят – попятился назад Володя.
- Прошу вас. Пожалуйста. Я на долго не задержу.
- Хорошо – снял берцы Володя, и понес сумку на кухню.

Валентина Степановна начала капать себе Валокордин, выпила залпом и повернулась.
- Может выпейте водки?
- Нет спасибо.
- Нет, это хорошая водка. У меня колени иногда болят я растираю их, но она хорошая, правда. Не дешевая.
- Спасибо не надо.
- Вас всего трясет – достала женщина из холодильника бутылку, взяла небольшой стакан и налила туда горькой жидкости, горькой и похмельной как вся наша жизнь.

Степь, наполненная рожью, что питается водой, холодными ручьями да росой потом превращается в то, что туманит разум, так же как когда она просто рожь с каплями дождя на стеблях.
- Не стоит…
- Выпей, за упокой души. В гостях не принято отказываться.

Владимир выпил и посмотрел на Валентину Степановну.
- И как?
- Что как?
- Как он погиб?
- В общем…
- Курить хочешь? В окно только. Я Толе пить запрещала, гены. Отец его спился, когда ему еще и двух лет не было. А курить?! Да тоже запрещала – усмехнулась она – Ой, но все равно курил стервец. Так что случилось?
- Там… - охлопывал себя по карманам Владимир – В общем…
- Сигарет нет?
- Есть. В машине у друзей. Забыл.
- А что они не поднялись? Не хотели вам говорить… Мы жребий кинули, кто пойдет.
- Воевать мужество есть, а сказать матери в глаза что и как, смелости нет?
- Не в этом дело – присел за стол Владимир.
- Например, твоей матери не сказали бы? Толя всегда говорил прямо!
- Возможно.
- Так что случилось?
- Он с разведгруппой ушёл в зеленку. К сожалению, мы и командование не предполагали, что там многочисленная группа боевиков. Их было всего пятеро разведчиков, они даже оборону не успели занять. Мы выдвинулись сразу после сообщения по рации и при начале обстрела. Когда мы подошли, все были мертвы, ваш сын еще был в сознании, он передал это – протянул записку из сумки Владимир.
- Что это?
- Его письмо. Некоторые перед боем такие писали, мало ли что…
- Ты уж прости, что на «ты» перешла – присела женщина на стул – А ты не писал такие?
- Нет.
- Он ушел по контракту, денег хотел немного заработать. Я говорила ему. Сдадут вас там в очередной раз. И помяни слово – ударила она пальцем по столу – Вы еще им дань платить будете, забыв про честь и гордость.
- Я туда не по контракту пошел и не за деньги. Простите – встал из-за стола Владимир – Мне наверно пора. Я об одном жалею, что я не вместо них туда пошел. Но после ранения из меня разведчик был бы как из… Простите... – похромал он в сторону прихожей.
- Стой. Как тебя звать?
- Владимир.
- Ты прости дуру старую. На слезы сил уж нет. Сердце чуяло. Знала ведь. А может сама себе напророчила. Я не со зла – упала она на колени уткнувшись в его ноги, через несколько секунд он увидел, как слезы у нее полились из глаз. Он опустился на колени и обнял ее.

Мы смотрим на все через призму жизни и смерти, но все многогранно. В жизни граней очень много, и одна из них горе. Ты отдаешься ему полностью иногда теряя контроль над собой, особенно когда теряешь последнее, что есть. Потом приходит опустошения. Как будто вычерпали из тебя все, ты как пустая склянка. И тебя выкинут скоро на помойку, где ты зазвенишь и разобьешься об кучу таких же склянок.

- Ну где он? – смотрел на часы Антон.
- Не знаю. Убили наверно.
- «Смешно». А ты чего не пошел старшой? А? Страшно?
- Страшно. Перед Богом не страшно стоять, а перед матерью мертвого молодого парня, страшно.
- Гляди, выходят….

К машине подходит Володя и Валентина Степановна, он стучит в окно, Саша открывает дверь.
- Мы пройдемся. Езжайте.
- Приятно познакомиться – посмотрела она на Александра и Антона – Вы тоже Толю знали?
Они кивнули.
- Приезжайте в гости…
- Хорошо – промямлил Антон.
- Саш, я позвоню…
- Хорошо Володь.
- А ты знаешь, как Толька в баскетбол играл? Это же его записала. Ой, такая история – женщина шла рядом с Володей – Хотя что я говорю, ты вон какая шпала. Сам же наверняка играл?
- Нет. Я волейбол Валентина Степановна.
- Ну вот, слушай, пришли мы в секцию….

Антон смотрел на друга
- Они того что ли?
- Кто про что! Поехали – смотрел Саша на две фигуры, идущие по парку.

Через две недели все вместе встретились. Воинские посиделки и пустой треп. Подвыпили. Неожиданно у Володи звонит телефон.
- Да. Валентина Степановна?! Что случилось? Понял. Сейчас приеду.
- Володь? Ты чего? Сидим. Какая Валентина еще и Степановна – икнул Антон
- Это… Помните мы приезжали?!
- Та бабка что ли?
- Она не бабка!
- Ой, запал! Не давал никто давно – ступил Антон.
- Убью…- ринулся Володя.
- Стой – Александр начал его отталкивать, но силы были не равны – Стой. Объясни, что случилось?!
- Сейчас прибью его, потом скажу….
- Прости, прости, чего ты?!  Как псих…- пятился Антоха.
- Что случилось?
- Ну, по хозяйству я там ей помогаю. Сына то нет.
- И что?
- Я не говорил никогда. Я без матери рос, из интерната я. А тут, попросит сделать дверь там…  Выключатель. Я приеду сделаю. Она и накормит, и поговорит.
- Так женись, девок у тебя много.
- Жена, Саша, мать не заменит. Она рассказывает, как Толика по секциям водила, учила, поднимала. А меня кто поднимал? Да и не в этом дело. Доброе слово скажет и хорошо мне. Она мне сынок говорит. Меня сынок называют, понимаешь?! Меня только «шпалой», по фамилии или сержант, а тут сынок. Понимаешь? Она встречает меня и ждет. Сам знаю, что многое придумывает из поломок, но мне только в радость приезжать и чинить там все, вот с зарплаты обои купил…
- У тебя своя квартира – вздохнул Саша
- Я может и не умный, как ты лейтенант, но ради матери можно все отдать.
- Ты в сыновья что ли набиваешься? – усмехнулся Антон.
- Рот закрой, пока я тебя сам не удавил – цыкнул Александр
- Нет. Просто люблю смотреть семейные фотки. Представляете, у вас всегда есть память о близких, а у меня памяти на интернатах, на драках, да на пулевых да на боевых. Ну с вами конечно, братцы фото есть конечно. Поеду я к ней, можно?
- Нужно! – обнял его Александр – Благослови тебя.

Через 5 лет после тех событий Владимир женился, у него прекрасная супруга и маленький Костик. И вместе с ними живет мама Валентина Степановна. Отличная бабушка и довольно забавный человек, который делает сладкие огурцы и лишь иногда показывает мелкому боевые ордена незнакомого дяди Толи и папы Володи, и всегда приговаривает, что вестник печали не всегда печаль, а всего лишь новый путь…...

Есенин

Сегодня 130 лет со дня рождения Сергея Есенина. Как и полагается современной корявой и убогой России по центральным каналам тишина и покой. Когда у какой-нибудь современной "звЯзды" юбилей все каналы перевозбуждены и праздничны. Все наперебой рассказывают о «гениальности» заурядной певички или бездарного певца и сам ВВП посылает праздничные телеграммы. Какое время и народ, такие у них и герои. Общество любителей оливье, вертикали и бездарных песен под селедку, выбирает дно, ну каждому как говорится своё.

Наверное никто так не понимал и не чувствовал Россию как Есенин. Да, конечно Пушкин — наше всё, но для меня например всё же Есенин — всё. Потому что настоящая Россия это не красота балов и звон бокалов с шампанским, это голубое небо над полем где крестьяне собирают рожь, там где запах сена и шелест леса уносят мысли в вечность, там где люди просты и открыты, там где рождение ребенка на селе — общий праздник, а похороны — общее горе. Россия, где-то уже совсем далеко, осталась за поворотом событий.

Есенин как никогда актуален и сейчас. В 1918-ом году Алексей Толстой праздновал именины. Были приглашены литераторы, поэты и писатели. Среди них был и Есенин, по свидетельству Ходасевича (он был лично знаком с Есениным), поэт привел своего приятеля по фамилии Блюмкин, молодого чекиста 18-ти лет от роду. Бурное застолье и пьяный угар. Разговор в конце концов зашел о недавно заключенном Брестском мире с немцами. Многие считали что для России это позор, так считал и Блюмкин, Есенин же считал с точностью да наоборот. И вот в самый разгар спора одна поэтесса, Ходасевич упоминает ее как «К». Я же считаю что эта была Наталья Кугушева из рода князей Кугушевых. Она в то время была совсем молода и только закончила гимназию, возможно по молодости, а возможно из потому что была княжеского рода, она горячо поддерживала Блюмкина и доказывала Есенину, что это позор, а не мир. Есенин ей ответил просто: «Так вам, барышня, война нужна? Вам нравится, как люди убивают друг друга?.. А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою...»

В поэме «Анна Снегина» он напишет:

Как прекрасна
Земля
И на ней человек.
И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!
И сколько зарыто в ямах!
И сколько зароют ещё!
И чувствую в скулах упрямых
Жестокую судоргу щёк.
Нет, нет!
Не пойду навеки!
За то, что какая-то мразь
Бросает солдату-калеке
Пятак или гривенник в грязь.

Наверное строки «Как прекрасна Земля и на ней человек» - это и есть некий эпиграф ко всему что создал Есенин, но с людьми как с женщинами. Чем больше мы их любим тем меньше мы им нравимся. Почему-то люди в России любят и уважают тех кто их: сажает, убивает, унижает, ворует у них. Нынешняя ситуация в стране это доказывает на 100%. Недавний опрос по поводу Есенина среди молодых людей показал, что 70% считают его алкоголиком, который просто спился к 30-ти годам. Современные фильмы про Есенина, рассуждения о нем различных критиков сформировали новую реальность, в которой нет места гениальности. Гениев нет в современной России, есть «Прилепины», которые сами себе премии вручают. И не спорьте уважаемые. Прилепин переведен на 21 язык, а Есенин который для большинства россиян баламут и алкоголик, на 150 языков.

Гении творят сердцем и душой, а не мыслями о гонорарах. Наверное поэтому они и не понятны для большинства, и мы, именно мы их убиваем в конце концов. Потому что они другие, не такие «правильные» как мы. Я не знаю убили его НКВД-ки или он сам повесился, как говорится в официальной версии, знаю одно — его убил народ, который он так любил. Народ который в угаре революции и безумства не понимал его. И до сих пор этот народ уничтожает любое и любого кто хоть как-то не вписывается в понимание картины мира обывателя и линии партии.

Большое видится на расстоянии и с возрастом понимаешь Есенина, ничего этому народу не надо и он ничему не учится, не взаимная любовь глупа, разрушительна и безрезультатна…

Я усталым таким еще не был.
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.

Много женщин меня любило,
Да и сам я любил не одну,
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину.

Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит,
Словно синие листья червь?

Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед, -
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет.

Превращается в пепел и воды,
Когда цедит осенняя муть.
Мне не жаль вас, прошедшие годы, -
Ничего не хочу вернуть.

Я устал себя мучить бесцельно,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца...

И теперь даже стало не тяжко
Ковылять из притона в притон,
Как в смирительную рубашку,
Мы природу берем в бетон.

И во мне, вот по тем же законам,
Умиряется бешеный пыл.
Но и все ж отношусь я с поклоном
К тем полям, что когда-то любил.

В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве, -
Шлю привет воробьям, и воронам,
И рыдающей в ночь сове.

Я кричу им в весенние дали:
"Птицы милые, в синюю дрожь
Передайте, что я отскандалил, -
Пусть хоть ветер теперь начинает
Под микитки дубасить рожь".