CreepyStory + Снежинск

15 Время над Саркофагом

Меня подвела гордыня. Я внушил себе, что все объяснил. Не укладывающиеся в мою схему факты я счел незначительными. Но как же я мог не понять, что примитивные пустые тоннели под землей не привлекли бы внимание Берии? Я обязан был понять, что там должно быть что-то еще. Всевластного министра не мог не заинтересовать рассказ о невесть откуда вываливающихся монстрах, потому что за этими монстрами он с присущей ему проницательностью сумел разглядеть факт существования двери в другой мир и связанные с этим перспективы!.. И именно это легло в основание суперсверхсекретного Проекта!

Но познание не дается даром. Проект захлебнулся не из-за своей, как мне первоначально представлялось, бесперспективности, а из-за катастрофы, о масштабах которой можно только гадать. Дверь оказалась с секретом. Пространственным изменениям в Кольце сопутствовали изменения временные - которые, к тому же, не ограничиваются пределами Кольца!

Я мог догадаться об этом и раньше, не проверяя на собственной шкуре факта быстрого старения. Почему же, почему, черт возьми, я так снисходительно отнесся к информации о запрете селиться здесь, объяснив табу естественно-религиозными причинами? Только теперь я понял, что жить здесь действительно было смертельно опасно: Колонна работала, и "излучение времени", как я назвал его, действовало даже на поверхности, где продолжительность жизни была значительно меньше, чем на безопасном удалении от "проклятого" места. Вот он - "синарский феномен"! Только теперь в общий ряд известного мне я укладываю легенду башкир, записанную в районе Кыштыма. Она сходна со сказаниями многих народов о проведенном в заколдованном царстве дне, который оборачивается годами в реальной жизни. Только здесь все наоборот: самолюбивый Сагандык, отбившийся от товарищей и охотившийся в запретном месте, возвращается к костру глубоким стариком, в котором никто не может узнать молодого батыра... Я сам живое воплощение этой легенды...

Простите меня те, кто начал заваливать Колонну. Теперь я знаю: это произошло не после начала строительства, а даже до того, как мысль о метро пришла кому-то в голову. И это было связано не с проблемой выемки мусора, а с напряженнейшей борьбой за жизнь. В какой-то момент разразилась катастрофа, ясно показавшая, какая опасность таится в центре Кольца, и исследователи входа в иной мир по мере своих знаний и возможностей попытались изолировать уже существующий город от неведомого излучения, вызывающего старость и смерть. Вспомните Чернобыль. Вспомните саркофаг над Четвертым блоком. Вспомните, сколько здоровья и жизней унесло его сооружение, вспомните и добрым словом помяните этих людей... Здесь, в Снежинске был совершен подвиг, сравнимый по героизму с подвигом "чернобыльцев" и ликвидаторов аварии на химкомбинате "Маяк". Подвиг, о котором, возможно, никто и никогда не узнает. Никто не узнает, сколько людей - ученых, инженеров, рабочих - состарились и умерли на глазах у товарищей, набирая смертельные "дозы" годов за несколько минут работы вблизи Колонны. Выполняя то, что должно было выполнить...

Еще раз: простите меня. Простите меня за мысли. За то, что хотя бы в рассуждениях своих был в чем-то несправедлив к вам...

Возможно, в первое время "излучение времени" было полностью перекрыто тысячами тоннами грунта, и опыты показали, что все "чисто", и потому в чью-то безмозглую голову закралась безумная мысль о строительстве этого злосчастного метро, и никому-никому не подумалось, что Колонна, возможно, и под Саркофагом продолжает свою неведомую работу...

(Господи, вразуми же нас, наставь на путь истинный и открой, ну когда, ну когда же, наконец, мы отучимся строить детские сады близ реакторов, возводить школы на радиоактивных могильниках, сооружать санатории у отравленных рек, когда мы воистину познаем, что живем на Земле во имя чего-то большего сиюминутной корысти и суеты, - и, может быть, пока мы этого не постигли воочию, лучше нашим рукам напрочь отсохнуть, нежели чем творить безумное?..)

Когда я пришел в себя, распростершись на основании Колонны, то на месте пистолета и догоревшего факела я обнаружил горстку пыли. Той самой скользкой, сероватой пыли...

Да, Саркофаг над Колонной не получился. Час за часом, день за днем, уничтожая, измельчая, испаряя горы засыпавшего ее грунта (а может быть даже, подпитываясь им), Колонна продолжала действовать; и наступил миг, когда надежды возводивших Саркофаг рухнули - излучение снова выплеснулось наружу...

"Авантюра не удалась. За попытку - спасибо..."

Строительство было остановлено, доступ в Подземелье - перекрыт, а город...

Город был брошен на произвол судьбы.

Снова и снова я задаю себе вопрос: почему так произошло?

Я не верю в то, что Вершащим Судьбы и Принимающим Решения не хватило соображения, чтобы понять степень опасности Кольца. И в то, что не хватило средств, чтобы эвакуировать город и воздвигнуть его на новом месте, я тоже не верю. Как и в то, что не хватило десятилетий, чтобы сделать это.

Если им чего и не хватило, то это только обыкновенной порядочности.

Город, в котором жили, работали, любили тысячи людей, был брошен на произвол судьбы. На смерть.

Конечно, ее нельзя было сравнить с мгновенной гибелью при взрыве нейтронной бомбы. Если вблизи Колонны человек старел и умирал в считанные минуты, то наверху смерть уже не была такой явной - просто-напросто сокращалась жизнь. А кого в нашей словно Богом проклятой стране могло интересовать увеличение числа ранних смертей? Самих снежинцев? Что ж, любопытных, если таковые и были, ставили на место напоминанием о режимных требованиях и специфике производства, невзначай, но очень многозначительно кивая на рыбьи тела бомб - мол, не утюги собираем! От декораций тоже веяло смертью...

Но чем больше я раздумываю над этим, тем все чаще меня посещает страшная мысль. Мне кажется, что город был не брошен, а именно оставлен. Оставлен по хорошо взвешенным, трезвым соображениям. На Проекте не была поставлена точка. Исследования продолжались. И продолжаются. Кто-то пишет монографии. Кем-то защищаются кандидатские и докторские. Кому-то присуждают закрытые государственные премии - "за изучение влияния тау-излучения на организм человека и исследования возможности наследственной передачи возникших в первом поколении признаков". Поле для изысканий поистине безграничное.

Пятьдесят тысяч человек...

"Власть отвратительна, как руки брадобрея."

Я вижу на ваших лицах вопрос. Что делать? Бежать? Спасаться? Попытаться снова засыпать Колонну? Взорвать ее ко всем чертям? На кого надеяться? На кого положиться? Кто сможет помочь нам?

На последний вопрос я отвечу позже. Что же касается всего остального...

Бесполезно зарывать проблему в землю или уходить от нее в сторону. Проблему надо решать. А значит, так или иначе, город должен перестать быть заложником. Но не заложником Кольца, как вы сейчас подумали, а той секретности, которая окружает нас со всех сторон. И даже не столько внешней, формальной, навязшей в зубах секретности, сколько той, что накопилась в наших душах и называется просто ложью. Ее снега замели наш город, укрыли его невесомым, но надежным покрывалом, заволокли непроницаемой пеленой, не давая взглянуть на себя со стороны, мешая трезво оценивать свои дела и поступки. И именно в этом, как мне кажется, лежит причина всех наших сегодняшних неурядиц.

Дядя Коля говорил: человек должен всегда осознавать, что он делает. Хорошенько осознавать.

Да, Колонна, сеет смерть и порождает чудовищ, но, я уверен: все это внешние, вторичные признаки. Поэтому не кажется ли вам, что тот, кто первым решил скрыть их от мира, просто поставил преграду на пути понимания сути феномена - и тем самым обрек нас на страдание от этих побочных явлений? И не кажется ли вам также, что, привыкнув жить в атмосфере полуправды, а порой и откровенной лжи, мы, мы сами невольно помогли ему в этом?

Колонна - не зло, это лишь бездушный механизм. К ядерному реактору тоже не подойдешь близко, но это не значит, что он задуман всецело во вред. Надо лишь понять, как его правильно использовать.

И еще. За каждым механизмом стоит разум. Помните, когда я очнулся, я обнаружил горсть пыли. Все, что осталось от факела и пистолета.

Но сам я - не стал пылью!

Это внушает оптимизм.

И заставляет надеяться, что мой последний поход в Подземелье не окажется воистину Последним.

Для всех нас.

Я хорошо помню, что увидел после того, как прыгнувшее на меня чудовище вновь исчезло в голубом тумане. Поэтому, мне кажется, я знаю, как ответить на ваш последний вопрос. Я знаю, кто сможет помочь нам. Я расскажу, как найти его.

Окончание и все ссылки в комментариях.

14 Лицо в зеркале

Я пришел в себя, лежа на основании Колонны. Было тихо.

Я отчетливо помнил, что случилось со мной до того момента, когда зверь прыгнул на меня.

И я отчетливо помнил, что увидел потом...

Первым знакомым человеком, встретившимся мне, когда я в то утро возвращался домой, была соседка из квартиры напротив. Я поздоровался с ней, но она как-то странно взглянула на меня и прошла мимо. Открывая дверь, я почувствовал, что она остановилась на площадке между этажами и, обернувшись, поймал ее странный, напряженный взгляд. Она заторопилась вниз.

Это могло насторожить меня, что-то подсказать, предостеречь, но я не обратил на мимолетный эпизод никакого внимания, и потому оказался совершенно не готов к тому, что, скинув с себя грязную одежду и пройдя в ванную, я увидел в зеркале незнакомое лицо!

Это потрясение невозможно понять умом. Его надо пережить. У меня хватило ума больше не смотреть на свое отражение, а также хватило соображения внушить себе, что я невыразимо устал, что я чертовски грязен, и надо лишь хорошенько вымыться, побриться и отдохнуть, чтобы в зеркале вновь отразились мои, так хорошо знакомые черты. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Только немного времени. Мои путешествия под землей научили меня жить, воспринимая все, происходящее со мной, как должное. Поэтому, фыркая под душем и ожесточенно терзая себя мочалкой, я совершенно успокоился и был мысленно готов ко всему...

Лицо в зеркале было мое. Но постаревшее лет на пятнадцать...

Я помню ваши недоуменные лица, когда сказал, что родился в шестьдесят первом году. Вы хотели что-то спросить, но, поразмыслив, оставили это на потом. Несложный расчет подсказал вам цифру тридцать семь, но вы больше верили своим глазам, и выходило, что мне не может быть меньше пятидесяти.

Мне действительно тридцать семь. Могу показать документы, хотя, знаю, что это не доказательство.

Нет, я не болен ни СПИДом, ни раком, о чем шепчутся за спиной мои знакомые, готовые заранее пожалеть меня и оплакать мою преждевременную смерть. И я не употребляю наркотиков - о чем тоже идет молва. Меня здорово забавляют все эти слухи...

Могу прибавить еще, что никакого особого потрясения, от которого седеют за одну ночь, я не испытал. Глядите, у меня немало черных волос.

Я просто постарел.

Изменилось не только мое лицо. Я действительно чувствую себя на пятьдесят. Побаливают суставы, покалывает сердце, по утрам ноет печень. С одышкой поднимаюсь на свой третий этаж. Неделю назад посетил окулиста и сразу заказал очки, а позавчера - первый раз в жизни одел их. Хорошие очки, удобные.

Если вам вздумается пожалеть меня или сказать что-то соболезнующее - не тратьте слов. Я не чувствую себя жертвой обстоятельств. Это - жизнь. Которую, повторяю, надо воспринимать как должное.

От окулиста я зашел к психиатру и немного побеседовал с этим мужиком. Я выяснил, что психически здоров, и спросил, нельзя ли мне получить соответствующую справку. Он приготовил ручку и поинтересовался организацией, в которую необходимо предоставить такую справку. Я мог выдумать все, что угодно, но сказал, что такая справка нужна лично мне. Вот тут беседа наша потеряла свою непринужденность, и я услышал странный вопрос: "Вас что-то беспокоит?" "Но вы же признали мое психическое здоровье, не задавая этого вопроса," - заметил я. Он убрал ручку и сказал, что просьба моя несколько необычна, и, как правило, подобные справки выдаются только по запросу заинтересованных организаций. "Другими словами, - заключил я, - факт просьбы такой справки уже говорит о какой-то психической аномалии... Ну, хорошо. Я принесу запрос. Но после того, как получу от вас справку, я расскажу вам о том, что под Снежинском находится громадное подземелье, в котором водятся ужасные звери. Мой рассказ повлияет на ваш диагноз?" Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением, и я понял, что перегнул палку, сочтя за лучшее сразу уйти. Уходя, я заметил, что он смотрит на обложку моей медицинской карты, словно получше запоминая фамилию. А может быть, ему бросился в глаза год моего рождения?

Я не думаю, что слух о моей ненормальности пошел именно оттуда: врачебная тайна есть врачебная тайна. Похоже, я сам спровоцировал этот слух, в двух-трех местах обмолвившись о том, о чем говорить не стоило. Странное дело. Когда я был мальчишкой, о моих походах под землей не знал ни один человек, ни один из моих самых близких друзей, ни одна девчонка, воображение которой мне во что бы то ни стало нужно было поразить. Хотя, прекрасно помню, соблазн временами был просто невыносим... Тогда, ребенком, я все-таки смог сохранить мою тайну в неприкосновенности. А сейчас... Моя природная сдержанность все чаще и чаще изменяет мне, возможно, нервы мои и в самом деле не в порядке. Однако факт налицо: за моей спиной шушукаются, перемывая мне косточки, хотя если бы не это шушуканье, вы бы даже не узнали о моем существовании. И обо всем прочем тоже.

Хуже другое. Я ощутил достаточно пристальное внимание к своей особе. И я догадываюсь, откуда оно может исходить. Первым предупреждением было исчезновение из квартиры всех снятых под землей фотографий. А их было немало, штук, наверно, сто или даже больше. Когда я спохватился, то обнаружил, что пропали не только фотографии, но и часть схем, помогающих мне ориентироваться под землей. Хотя эта последняя потеря не играет для меня особой роли.

Я ощущаю слежку. Обыкновенную, банальную слежку. Не спешите приписывать мне манию преследования, хотя бы по той простой причине, что слежка эта совершенно не тяготит меня. Я уже говорил: я ничего не боюсь. А чтобы убедить вас... Взгляните в окно (хороший каламбур для вашей газеты, не правда ли?). Видите там, на бульваре Циолковского прогуливается в тридцатиградусный мороз какой-то чудак? Так вот, не чудак он. Работа у него такая...

Черт со всем этим. Я хочу кое-что подытожить.

Все ссылки в комментариях.

13 Последний поход

Я не спускался в Подземелье до тех пор, пока общая картина не стала окончательно (как я тогда считал) ясна мне. И только после этого начал задумываться о новом походе.

Сказать по правде, воспоминание о барсуке еще заставляло меня просыпаться по ночам, но это лишь выходило пережитое. Наяву я почти перестал бояться этой твари, уверив себя, что найденное средство - огонь - надежная защита от слишком пристального внимания коварных подземных существ. К тому же я взял у знакомого предпринимателя газовый пистолет, надеясь, правда, больше на звук выстрела, нежели чем на слезоточивый эффект.

План мой вкратце был таков. Проникнуть через барсучий ход в радиальный тоннель, дойдя до предполагаемого центра, убедиться в существовании остальных пяти радиальных тоннелей и, по мере возможности, осмотреть центральную часть. Центр я представлял себе в виде некоей полости, куда сходятся все шесть тоннелей и в которой высятся рукотворные грунтовые холмы-отвалы, пробуравленные сверху донизу гигантскими барсучьими норами.

Я не предполагал, что планируемый поход станет для меня последним...

Пятого декабря, почти через месяц после встречи с барсуком я вновь вступил в Подземелье. До таинственной скамейки я добрался без приключений, не заметив по дороге ни одного постороннего следа; правда, на самой станции следов было более чем достаточно. Сначала я долго лежал на животе, подсвечивая себе фонарем и вглядываясь в темную перспективу виднеющегося в отверстие тоннеля. Никакого движения я там не заметил, но у меня, тем не менее, появился соблазн пальнуть туда пару раз из пистолета, и я с большим трудом подавил в себе это не вполне разумное желание.

Пропихнув в отверстие связку импровизированных факелов (пяти метровых палок, обмотанных пропитанными соляркой тряпками), я осторожно поджег оставшийся у меня факел (он вспыхнул ярким, чадящим пламенем) и, просунув его внутрь, угрожающе помахал им. Реакции не последовало, и я с кряхтеньем начал протискиваться в узкую щель.

Это было уже не то привычное мне Кольцо, которое я знал как свои пять пальцев, а нечто новое, неизведанное, поэтому невольный трепет охватил меня, когда надо мной распахнулись блестящие, желто-серые своды. Языки огня, словно играя, отражались и переливались в зеркалах не тронутых побелкой металлических стен - так вот что еще, оказывается, отличало этот тоннель от остальных тоннелей Кольца!. Не выпуская из рук факела, я поднялся с четверенек и, подобрав с пола валяющуюся связку, зацепил ее за специально пришитый к вороту штормовки крючок. Затем я немного постоял, собираясь с духом, и осторожно двинулся в проход между двумя рядами вагонеток. На груди у меня висел фонарь, в правой руке я держал пистолет, в левой - факел. Факел слепил меня, поэтому я то и дело отводил его немного назад.

Метров через пятьдесят вагонетки остались позади, растворившись в темноте, а с ними улетучилось чувство защищенности. Я шел между двух узкоколеек, вглядываясь вперед и считая шаги. Что-то мне сильно не нравилось, но я не мог сказать, что именно.

Минут через десять впереди появилось темное пятнышко, которое становилось все темнее и темнее по мере того, как ярче обрисовывались окружающие его стенки тоннеля, и я понял, что приближаюсь к выходу, за которым сгущается недосягаемая моему фонарю темнота.

Тоннель кончился. Передо мной распахнулся гигантский зал, величину которого оценить я не мог, а мог, скорее, только почувствовать. Пол его оставался на том же уровне, что и в тоннеле, а потолок уходил куполом куда-то вперед и вверх. Посветив, я обнаружил, что вправо и влево уходит стена из того же желто-серого металла (или сплава?).

Похоже, мои предположения оправдались. Радиальный тоннель вывел меня в центральную полость. Судя по расстоянию, которое я прошел от "Рабочей", эта полость имела в диаметре не больше двухсот метров, как я примерно и представлял себе. Но существовало нечто, совершенно не укладывающееся в мою картину.

В этом гигантском зале не было ничего даже отдаленно похожего на горы вынутого грунта!

Пол зала был покрыт чем-то, что я принял вначале за многолетний слой пыли. Однако сделав два-три шага от устья тоннеля (мне показалось, что пол слегка опускается к центру зала), я убедился, что это вещество трудно назвать пылью в привычном понимании этого слова. Сероватая субстанция под моими ногами не поднималась в воздух как пыль, а текла как вода, смыкаясь у щиколоток и не оставляя никаких следов. По плотности она напоминала пепел. Ее невесомость и текучесть были странными и... неприятными.

Заставить себя идти к скрывающемуся в темноте центру зала было страшновато. Хотелось держаться стены, чтобы в случае необходимости прижаться к ней спиной и отразить атаку неведомого врага. Поэтому, поразмыслив, я решил отправиться налево, чтобы, как и планировал, убедиться в наличии других радиальных тоннелей.

Переложив факел в правую руку, а пистолет в левую, я медленно пошел вдоль стены, то и дело оглядываясь назад и прислушиваясь. Уже через десяток шагов я понял, что стена закругляется, а метров через сто слева распахнулся зев тоннеля, идущего, видимо, в сторону "Уральской". Еще через сто метров я обнаружил еще один такой же тоннель.

Мои предположения продолжали сбываться. Сто метров на шесть выходов - шестьсот метров, начал считать я. Это окружность центрального зала. "Два пи эр". Следовательно, нетрудно вычислить, что до центра отсюда не больше ста метров. Стометровка. Пятнадцать секунд туда, пятнадцать обратно.

Этими цифрами я убеждал себя оторваться от стены и решиться исследовать теряющуюся во мраке область. Однако в голову стали лезть другие расчеты. Я стал высчитывать кубометры грунта, занимавшего когда-то место современных станций, и мысленно сваливать эти кубометры в зал, раскинувшийся передо мной. Получалось, что породы должно быть столько, что даже если центр завален ею до потолка, то и на периферии зала, где я сейчас находился, ее также должно быть предостаточно. Но - где же она?

Может быть, все-таки грунт свозился не сюда? Нет, определенно сюда, об этом ясно говорят вагонетки, некоторые из которых даже остались наполненными. А может быть... Может быть, в центре зала находится ствол шахты, в который и сбросили всю извлеченную породу?

Факел догорел, но я не стал зажигать новый. Надо решаться. Осторожно постукивая перед собой обгорелой палкой, я двинулся вперед.

Пол под ногами начал ощутимо понижаться, сначала круто, так, что я оступился и чуть было не упал, - а потом все более плавно. Уже через десять метров я шел по колено в текучем сероватом веществе, которое почти не препятствовало моему движению, но почему-то ощутимо действовало на нервы. В нем было нечто от притаившегося живого существа, готового внезапно напасть на одинокого путника и поглотить его. Нервы, нервы...

Постепенно впереди стал вырисовываться отчетливый вертикальный контур, чуть поблескивающий в свете моего фонаря. Подойдя ближе, я разглядел уходящую к потолку колонну, установленную на мощном, около пяти метров в диаметре, основании, металлическая поверхность которого была чуть-чуть выше уровня сероватой дряни, в которую я погрузился почти по пояс.

Я подошел к основанию вплотную и на всякий случай потыкал в него палкой. Ничего не произошло. Подняв луч фонаря вдоль колонны, на высоте пятиэтажного дома я обнаружил потолок зала. Колонна, как мне показалось, касалась купола, а если там и был какой-то зазор, то, наверняка, весьма незначительный. Положив на основание пистолет и догоревший факел, я оперся на него руками и попытался влезть наверх.

И тут я услышал звук. Звук, идущий от махины, представляющейся мне мертвым куском металла. А потом я увидел луч.

Нет, сначала на поверхности колонны, метрах в двух от основания зажглась голубовато-белая точка, которая несколько секунд мерцала, то погасая, то разгораясь, а потом из этой точки стал выдвигаться луч. Именно выдвигаться. Как антенна радиоприемника. Но это был луч, сине-голубой луч, он слегка рассеивал темноту вокруг себя, оставаясь по-прежнему не толще спицы. Его конец медленно, как бы неохотно ушел в сторону невидимых мне стенок зала. Прошло около минуты. Луч, мерцая, продолжал висеть в воздухе, как вдруг тон по-прежнему раздающегося звука резко сменился, и луч словно заскользил вниз вдоль колонны, разворачиваясь в плоскость. Я как загипнотизированный смотрел, как растет туманная полоса, а на ней, как на экране, клубится, мелькает и переливается голубоватое сияние. Меньше минуты понадобилось для того, чтобы луч достиг основания, и справа от меня в воздухе застыла светящаяся двухметровая дорожка, протянувшаяся от колонны в темноту зала. И в этот момент тон опять сменился, и я с ужасом обнаружил, что плоскость начала как бы поворачиваться вокруг колонны, образуя в воздухе светящийся сегмент пространства, с каждым мигом все увеличивающийся и приближающийся ко мне...

В следующее мгновенье все понеслось со скоростью убыстренного кинофильма.

Продолжение и все ссылки в комментариях...

12 Тюбинги

О тюбингах.

Если вы не знаете, что это такое, то сейчас я вам на пальцах все объясню. Способы сооружений тоннелей метро бывают разные, но всегда в них присутствует следующая операция. После выгрузки всей взорванной или разработанной отбойными молотками породы собирается обделка тоннеля. Она состоит из чугунных колец, охватывающих всю его внутреннюю поверхность. Кольца образуются из двенадцати сегментов-тюбингов, соединенных между собой болтами. Когда кольцо собрано, цикл работы повторяется, и примерно через метр собирается следующее кольцо. И так далее. Вы не раз видели эти черные конструкции, глазея в окно вагона метро.

Так вот. Я задал себе вопрос: почему, убегая от страшного барсука, я, смертельно рискуя, преодолел лишних сто метров, а не полез на стенку тоннеля сразу же после нападения?

Конечно, вы можете предположить, что мозги у меня тогда плохо соображали, и я в панике не сразу понял, что надо делать. Однако осмелюсь возразить и высказать обратное предположение: мозги у меня работали как раз так, как надо, хотя я совершенно не осознавал всей логики подсказываемых мне действий. А логика была. Железная логика. Чугунная. Дело в том, что обделка тоннеля тюбингами, цепляясь за которые я так ловко вскарабкался на самый верх, существует только в Сортировочном и Тупиковом тоннелях. Больше в снежинском метро нигде тюбингов нет!

Да, я бежал тогда не просто так, а бежал к Сортировочному, единственному месту, где мог спастись от неминуемой смерти, потому что стенки всего Кольцевого тоннеля совершенно гладкие, и кабели идут везде только на высоте человеческого роста.

Почему же, думал я, это знание, которое помогло мне в тот критический момент, никогда не служило предметом моих размышлений и умозаключений? А ведь я прекрасно видел отличие Кольцевого и Сортировочного тоннелей! И не только по наличию тюбингов. Я ведь все время мысленно именовал Сортировочный "узким", потому что диаметр его меньше диаметра основного тоннеля. Но только осознав проблему тюбингов, я воочию представил себе Сортировочный - и меня прошиб холодный пот.

Это не Сортировочный со своими стандартными шестью метрами "узкий", а Кольцевой - "широкий"!

В снежинском метро только два тоннеля были типичными для советского метростроения - Сортировочный и Тупиковый!

Но, возможно, скажете вы, снежинский метрополитен планировался именно как экспериментальный, с большим диаметром, с большей пропускной способностью, с заделкой тюбингов внутрь бетонного свода... Чушь! Почему же не все тоннели имеют "экспериментальный" диаметр? Какое, к черту, может быть увеличение пропускной способности с той же колеей, вагоны, что ли, будут толще? А по поводу заделки... По поводу заделки я могу сказать только одно.

Кольцевой тоннель - цельнометаллический.

Да, именно сбив пряжкой известку, я и обнаружил это. Я потом процарапал почти сто метров стены, и везде видел этот самый желтовато-серый, похожий на латунь металл. Ни одной щели, ни одного паза - хотя бы для компенсации температурных изменений. Везде одно и то же...

А теперь я попытаюсь вкратце изложить мою гипотезу, которую вы как хотите, так и воспринимайте. Можете придумать свою - все или, скажем так, почти все факты теперь в вашем распоряжении. Но для начала все-таки послушайте меня. Вот мой основной тезис.

Кольцо существовало задолго до основания города.

Дальше пойдет легче. Начнем с инопланетян, хотя, в принципе, можно взять кого угодно: и древних атлантов, и Семерых Мудрых, и кельтских друидов, и масонов, да и вообще, любых субъектов, которые вам больше по душе. Ценность указанного предположения будет примерно одинаковой. Итак, некогда некие существа (имеющие в своем распоряжении достаточно передовую технологию) соорудили для своих непонятных целей большие тоннели в глубине Уральских гор (а может, тогда еще и не в глубине, и не тоннели это были, а, скажем, нечто вроде системы трубопроводов). Ну, соорудили себе, а потом то ли забыли о них, то ли они им так и не понадобились. Шли годы, века, а то и тысячелетия, дела эти все, конечно, забылись, поскольку через Южный Урал одна за другой перекатывались волны переселения народов, всяких там гуннов, аваров, тюрков, пока в конце концов не сформировалась здесь башкирская группа, вытеснив к северу ряд угорских народов. Но поскольку башкиры горным делом не занимались, а их предшественники, наоборот, имели к этому делу склонность, то осмелюсь предположить, что первой Кольцо обнаружила эта самая "чудь белоглазая", роясь в земле там и тут. Конечно, воображение их это не могло не поразить и - как у многих ранних народов - непременно должно было стать либо святыней, либо совсем наоборот. Поскольку по менталитету, как сейчас говорят, находящийся в земле объект был близок горнякам-уграм, то, скорее, оно должно было стать объектом поклонения. Что, вероятно, и произошло. После вытеснения угров башкирами тайный, окутанный всяческими домыслами культ еще некоторое время, несомненно, продолжал существовать, что табуировало ("не ходи") это место для башкир (хотя, быть может, табу было связано и с тем, что поклонники культа долгое время с оружием в руках отстаивали свою святыню, безжалостно убивая проникающих сюда пришельцев). Как бы то ни было, но по причине недостатка информации запрет, в конце концов, перешел на бытовой уровень, и южный берег Синары на столетия остался незаселенным.

Разумеется, время от времени сюда забредал какой-нибудь лихой башкир-охотник или бесшабашный русский старатель. И не исключено, что в какой-то момент довелось одному из таких храбрецов забраться в темную глубину пещер и ходов под нынешним хирургическим корпусом. Повредился ли он при этом рассудком или нервы у него были покрепче, чем у наших изнеженных современников, но молва о Кольце пошла гулять по свету, пока в советское время не добрела до... Лаврентия Павловича Берии.

Честно говоря, я склоняю голову перед безусловно смелым поступком председателя Спецкомитета, который не побоялся отправиться за несколько десятков километров в сторону от места основной командировки, чтобы собственными глазами убедиться в существовании Подземелья. Интересно, правда, было бы узнать, многие ли из сопровождавших его пережили хотя бы пятьдесят третий год?..

Я уверен, что Берия сразу оценил уникальность находки. Это - было только в Советском Союзе. Это - пусть не сразу, пусть не впрямую, обещало уникальный прорыв в науке, технике, технологии, а следовательно, неуклонно вело к усилению мощи первого в мире социалистического государства. Проблема была лишь в том, чтобы информация об этом ни в коем случае не стала достоянием кого бы то ни было.

Возможно, перспективы использования Кольца представлялись в тот момент ослепительными, сравнимыми лишь с перспективами набирающей обороты атомной промышленности, секреты которой СССР хранил как зеницу ока. Поэтому уровень секретности любой информации, связанной с Кольцом, никак не мог быть ниже атомной.

Я же утверждаю, что эту информацию Берия ставил на порядок выше. Как иначе объяснить дьявольский по своей хитрости план воздвигнуть над Кольцом очередной Атомград, и в его тени спокойно заниматься подземными исследованиями?!

Вы знаете, что такое легенда? Нет, не в мифологическом, а в режимном понимании. К примеру, строится лакокрасочный завод средней мощности, на котором производятся необходимые в быту эмали и краски, - а под ним разворачивается гигантское производство химического оружия. Причем рабочие на лакокрасочном заводе могут и не подозревать, что делается под ними. Вот это называется легендой или прикрытием.

Так вот город, который потом назовут Снежинском, со своим НИИ-1011, из которого позже вырастет гигант РФЯЦ-ВНИИТФ, - и стали такой легендой для глобального Проекта по изучению Кольца!

Ни один самый хитроумный американский аналитик и по сей день не усомнился, что секретный город Snezhynsk был создан именно для разработки атомного оружия. Подменяйте маленькую ложь большой, говорил Геббельс, и тогда вам точно поверят. Остается добавить: прячьте под огромным секретом глобальный - и о секрете глобальном не узнает ни одна живая душа.

Представьте, что сорок лет жители Снежинска жили и трудились в гигантских декорациях, честно и самоотверженно выполняя свой рабочий и патриотический долг. Причем декорации эти были действующими: оружие неуклонно совершенствовалось, на полигонах взрывались бомбы, в роддоме появлялись новые горожане, на кладбище упокаивались закончившие свой земной путь, - и никто, никто не подозревал, что этот спектакль разыгрывается во имя определенной, вполне понятной кому-то цели...

Я понимаю, нелегко и, главное, очень нелестно представить себе такое. Многим это покажется просто оскорбительным. Тогда я спрошу их: а вам не было оскорбительно, когда вас заставляли лгать своим родным и близким на Большой Земле о том, чем вы занимаетесь? Вам не было оскорбительно, когда вы измышляли причины, по которым ваши родственники, ваши старенькие папы и мамы не могут навестить вас? Вам не было оскорбительно, когда с вашей подачи ваши дети с самого раннего возраста учились лгать незнакомым дядям и тетям о своем местожительстве, пусть во имя благой, как вы считали цели, но все-таки - лгать?..

Нет, вам не было оскорбительно! И только потому, что государство разделяло с вами эту ложь. А когда государство решило, что один из вас в этой паре лишний (решило во имя всеобщего блага, во имя высшей необходимости - неужели вы можете сомневаться в этом?), - вот тогда вы и почувствовали себя оскорбленными...

Истина не может быть оскорбительной.

Теперь я перейду к метро. Представьте: пятидесятые годы. Сталина и Берии уже нет. Идет отчаянная борьба за власть. Снежинск вовсю строится. На-гора выдаются первые бомбы. Все хорошо. Спектакль идет полным ходом.

А за ширмой дела идут неважно.
Продолжение и все ссылки в комментариях.

11 Огонь

Соль - соленая.

Волга впадает в Каспийское море.

Все звери боятся огня.

Глупо, но именно эти прописные истины всплыли у меня в мозгу, когда я нащупал в кармане штормовки зажигалку. Представьте: полумрак тоннеля, урчащий хищник внизу, поблескивающие рельсы - и я, прижатый кабелями к потолку и рассуждающий о философских проблемах.

Не совсем о философских.

Неправда, не все звери боятся огня. Но все звери боятся боли от огня. Свет фонаря не испугал барсука, хотя, быть может, и вывел его из равновесия.

Зверь, как и человек, как и всякое живое существо, боится боли.

Вот мой шанс.

Сначала я чуть было все не испортил. Мне пришло в голову извлечь огонь, а затем, раздавив пластмассовый баллончик зажигалки, обрушить пламенный водопад на чудовище. Если бы я сделал это, то в результате, без сомнения, моментально вспыхнул бы сам и, воя от боли, спрыгнул прямо в пасть соскучившемуся по жаркому барсуку. Но мой ангел-хранитель был где-то неподалеку, и я, поразмыслив, отказался от этого нелепого прожекта.

Вытащив из ворота штормовки ленточку, стягивающую капюшон, я завязал ее узлом на одном из кабелей и, повернув колесико зажигалки, осторожно подпалил снизу. Барсук настороженно наблюдал за моими действиями и, когда вспыхнул язычок пламени, слегка отпрянул в сторону, пряча морду - видимо, свет все-таки доставлял ему какое-то неудобство. Крошечный огонек на конце моего импровизированного трута не гас, и я приступил ко второй части моего плана.

Раздеваться под потолком было страшно неудобно, но делать было нечего. Как на просушку я развесил рядышком на кабеле штормовку и свитер. Надорвав зубами футболку, я разодрал ее на две части, а затем, вытащив из джинсов ремень, просунул один из кусков бывшей футболки в пряжку и завязал его узлом. После этого я вновь натянул на себя свитер, намотал на левую руку штормовку и, устроившись понадежнее, осторожно раздавил баллончик зажигалки, стараясь, чтобы содержимое попало на оба куска футболки.

Я знал, что жидкость испаряется мгновенно, поэтому времени на колебания у меня не было. Я быстро поднес один из кусков к труту, ткань моментально вспыхнула (хотя и не так сильно, как я ожидал), и я сбросил ее вниз.

Мне повезло, что при вспышке зверь сунул голову в лапы и не увидел, как горящая ткань спланировала на него. Раздался оглушительный вопль-взвизг, резко запахло паленым, но я уже не смотрел вниз. Обвязанный вокруг правого запястья ремень с тряпкой на конце послужил мне факелом, и как только полыхнуло огнем, я освободился от кабелей и низвергнулся с высоты второго этажа, довольно удачно упав на бок и ничего себе не сломав при этом. Время растянулось. Слыша где-то впереди яростное рычание ошалевшего от боли зверя, я страшно медленно поднимался и все никак, никак не мог окончательно подняться, а распрямившись, с ужасом обнаружил, что при падении мой факел почти погас, а хрипящий барсук уже поворачивался ко мне мордой, и его неистовство вот-вот могло обернуться бешенством нападения, но я, пьянея от какого-то лихорадочного предчувствия схватки, доставшегося мне, вероятно, от моих далеких предков, издал дикий вопль и ринулся на врага, и его неистовство перешло в страх, который я ощутил всем телом, и он вместо того, чтобы вцепиться зубами мне в горло, бросился наутек, а я кинулся за ним, размахивая ремнем, и мой факел ярко вспыхнул, и я еще успел достать его бледный, подпрыгивающий зад своим огненным мечом, и он дико взвизгнул как попавшая в мышеловку крыса, и еще быстрей рванулся веред, распространяя запах страха и паленой шерсти, а я все гнался и гнался за ним, что-то крича во все горло и все размахивая, размахивая ремнем...

На станции зверь сходу вспрыгнул на платформу, проскочил мимо двух ближайших пилонов, и в неверном свете моего факела я с изумлением успел заметить, как он, словно уплощившись, протиснулся в узкое, не больше тридцати сантиметров пространство под скамейкой, стоящей у внутренней стены!..

Факел догорел, и я бросил ремень на рельсы. Потом присел, привалившись спиной к контактному рельсу. Ни радости, ни страха не было. Эмоциональный и физический всплеск сменился полным упадком и равнодушием. Мне было все равно. Если бы барсук вернулся и начал мной закусывать, то это бы ни в малейшей степени не заинтересовало меня.

Потом я кое-как взял себя в руки, сходил за продолжающим светить фонарем (мимоходом попытавшись, но не сумев ужаснуться мысли о том, что было бы если бы он разбился), а затем совершенно неожиданно для себя решил сходить посмотреть, куда девался зверь.

Преодолевая страшную ломоту во всем теле, я с трудом поднялся по металлической лесенке на платформу и проковылял в зал. Семь фигур по-прежнему стояли в своих нишах, и, посветив вокруг фонарем, я с некоторым облегчением убедился, что никакой восьмой фигуры в сфере видимости не наблюдается.

Не помню, говорил ли я, что на каждой станции было по четыре скамейки, располагающихся вдоль противоположной перрону стены. В ландшафт станций входили они по-разному, но везде их было четыре. Так вот. Под второй справа скамейкой и исчез мой недавний приятель.

Наклонившись, я в первый момент ничего не смог разглядеть и даже на какой-то миг усомнился, что это произошло именно здесь: щель под скамейкой была настолько узкой, что даже я вряд ли смог бы туда протиснуться. Однако потом я вспомнил, как некогда один мой одноклассник (ныне учитель биологии и географии) рассказывал, что у грызунов, вроде мышей и крыс, кости черепа (самого "негабаритного" места) устроены таким образом, что при проникновении животного в узкую щель они как бы складываются, заходя друг за друга. Может быть, и это существо имеет такие подвижные кости?

Я лег на мрамор пола у самой скамейки, погасил фонарь и на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы получше привыкнуть к темноте. Затем продвинул фонарь вперед, чтобы вспыхнувший свет не ослепил меня, и - включил его.

Я предполагал увидеть темную извилистую нору, уходящую куда-то вглубь. Возможно - хищную морду обитателя этой норы. Но то, что я увидел, было совершенно неожиданным.

За бетонной, толщиной около тридцати сантиметров стеной я увидел... тоннель. Точно такой же как и любой другой тоннель, соединяющий станции снежинского метрополитена. Точно такой же... но не совсем.

В тоннеле были проложены две колеи, заметно более узкие, чем обычные. На обеих узкоколейках стояло множество уходящих в темноту низких вагонеток, заполненных грунтом. По стенам тоннеля не проходило ни одного кабеля. Было что-то еще не вполне обычное в этом тоннеле, но что именно я так и не смог понять да и не особенно пытался.

Все. Больше рассмотреть мне ничего не удалось.

Не буду лукавить. Пролежав на животе минуты три, я поднялся и безо всякого интереса направился прочь. Еще один тоннель, вяло думал я. Ну и черт с ним.

Возможно, вы не поймете меня. Как же так, скажете вы. В секретном метро - да еще засекреченный тоннель! Как можно было не удивиться! Как можно было уделить ему так мало внимания?

А вы постарайтесь понять меня. Все чувства мои были притуплены - обычная защитная реакция. Меня только что чуть не скушал неизвестный науке зверь. Я чудом спасся. И вы хотите, чтобы я чему-то удивлялся, о чем-то задумывался или, того хлестче, опять лез ему в зубы?

Впрочем, какая-то работа в моем мозгу шла, и я был уверен, рано или поздно результат этой работы всплывет на поверхность. А пока я неторопливо напялил на себя штормовку и, повесив на шею фонарь, вновь спустился на рельсы. Поразмыслив, я решил не возвращаться за вещмешком (он и по сей день лежит где-то там, недалеко от Сортировочного) и, подобрав ремень, неторопливо побрел в сторону "Курчатовской". Преследования я теперь почему-то совершенно не опасался...

Свой рассказ о том происшествии хочу закончить маленьким, казалось бы, ничего не значащим эпизодом. Когда я уже миновал "Уральскую", пряжка моего ремня, которым я бездумно помахивал по сторонам, задела стену тоннеля, неожиданно выбив яркую искру. Я механически поскреб ногтем свежую царапину на побелке и неспешно отправился дальше. Потом остановился и снова поскреб стену. Потом поскреб стену в другом месте...

Очень хочется соврать, что в этот момент я и понял все. Это было бы очень элегантно, но я покривил бы душой. В этот момент я просто был не в состоянии делать какие-то глобальные заключения. Но, метафорически уподобляя мысль составу метро, я могу сказать, что именно тогда мой поезд вошел в единственно возможный тоннель, ведущий к станции назначения. Хотя если вы спросите меня, о чем я думал, ковыляя по темным коридорам Подземелья, поднимаясь по ступеням эскалаторного тоннеля "Курчатовской", протискиваясь в по-прежнему узкое отверстие пробитого лаза, - то мои слова удивят вас, и вы решите, что они не имеют ни малейшего отношения ко всей этой истории.

Но вы ошибетесь. Сказать вам, о чем я думал?

Я думал о тюбингах.
Все ссылки в комментах.

10 Зверь

Что там Робинзон Крузо! У него в руках было ружье, за поясом топор и нашел он все-таки человеческие следы!..

Я застыл на корточках, сжавшись буквально в комок и ожидая, что неведомый зверь вот-вот окажется у меня на спине, терзая и раздирая когтями мое тело. Страх буквально клокотал во мне, смешиваясь с острым чувством безнадежности: до единственного выхода наружу было километра два тоннелей, где, сами понимаете, возможности спрятаться или свернуть не существовало.

Я проклинал себя за беспечность. Не знаю почему, но за эти четыре месяца я совершенно исключил для себя возможность какой-либо опасности в Подземелье. Те странные звуки, которые я услышал в первый мой приход сюда, были со временем легкомысленно отнесены мною к начинающемуся тогда бреду. Раз за разом я становился все беспечнее, все чаще и чаще забывая брать охотничий нож - вот и сейчас у меня не было никакого оружия, никакой возможности защитить себя.

Я даже не пытался строить каких-то гипотез о происхождении этих следов - хотел бы я посмотреть на вас в этот момент! - и единственной мыслью, которая, помню, плясала у меня в голове, была: "Только не крысы. Пожалуйста, только не крысы!.."

Постепенно ступор, охвативший меня, прошел. Я медленно разогнулся и осторожно посветил фонарем в темноту перед собой. Потом так же осторожно посветил назад. Никого. Было абсолютно тихо. Способность соображать постепенно возвращалась ко мне. Позади меня зверя быть не могло - я шел от самого депо, где спрятаться негде. Значит он был здесь до меня - и до моего захода в Сортировочный вернулся на Кольцевую. Я снова осветил фонарем шпалы.

Так и есть! Чужие следы шли как туда, так и обратно, причем нетрудно было убедиться, что мои следы везде шли поверх них. Поверх - и как поверх! Оттиски моих кроссовок находились внутри отпечатков чудовища, видимо, бредущего по шпалам как и я. Я не следопыт, но мне удалось разглядеть еще одни, чуть меньшие отпечатки, из чего я заключил, что зверь шел на четыре лапах. Кто же это мог быть?..

Это я сейчас излагаю все так связно и красиво. Тогда же это были лишь обрывки мыслей, из которых я, скорее, подсознательно выстраивал общую картину.

Образ гигантской крысы с жирным телом, с длинным жестким хвостом, с невыразимо мерзким оскалом верхних зубов преследовал меня, но, вняв голосу разума и выбросив из головы леденящие душу образы фильмов-ужасов, я предположил, что здесь просто-напросто (!) прошел медведь. Откуда он взялся, это был второй вопрос, но, согласитесь, легче (и даже как-то спокойнее) вообразить в метро этого крупного и, пусть даже, нередко опасного хищника, чем неведомое чудовище вроде крысы-мутанта или какой-нибудь гигантской гиены...

Дорога была одна, и я медленно двинулся вперед, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Почему-то я решил первым делом добраться до станции, где, как мне казалось, не будет такой безнадежной - вперед-назад - альтернативы моему перемещению. Там можно будет сообразить, куда направился зверь, и рвануть по Кольцу в другую сторону - до спасительной "Курчатовской".

Я приблизился к месту примыкания Сортировочного к Кольцу. Своды Кольцевой были раза в полтора выше, поэтому темнота сразу словно приблизилась, распахнув свои объятия. Я посветил фонарем сначала направо, потом налево - и ахнул!

Следы были везде!

Повторяю: я не следопыт. Возможно, зверь гулял здесь еще неделю назад, а я просто не обращал внимания на отпечатки в пыли. Но сейчас-то мне нужно было принять решение, в какую сторону идти, и я, словно Буриданов осел, оказался перед смертельной дилеммой.

Вообще-то я шел в депо со стороны "Рабочей", и если я никого не встретил по дороге, значит, логично предположить, что идти стоит именно туда. Однако, кто осмелится утверждать, что зверь, прогулявшись, скажем, до "Снежной" или "Зоологической", пока я был в депо, не решил навестить ту же "Курчатовскую"? И я просто-напросто побреду за ним вслед!.. Или же, возможно, он сидит (и сидел!) где-нибудь на ступеньках эскалаторных тоннелей "Рабочей" или "Уральской" (я не заходил ни на одну из этих станций), ожидая моего возвращения, чтобы познакомиться со мной поближе?

В конце концов, я все-таки двинулся к виднеющейся слева "Рабочей", в основном, руководствуясь одним соображением: отсюда ближе всего до "Курчатовской". Успокаивал я себя тем, что, возможно, следы вот-вот кончатся, завернув назад, и тогда я уже беспрепятственно пойду вперед.

Зверь прыгнул на меня с платформы.

Все произошло настолько неожиданно, что я даже не успел по-настоящему испугаться. В свете взметнувшегося вверх фонаря я увидел только продолговатую черно-белую морду с клыками под задравшейся верхней губой и светлое, почти белое шерстистое тело.

Я уверен, меня спасла только случайность. Зверь явно ориентировался на свет моего большого шахтерского фонаря, который я нес чуть впереди тела, поэтому он промахнулся (выбив тем не менее фонарь из моей руки и сбив меня с ног) и тяжело ударился об облицованную плиткой стенку станции. Вскочив и дико вскрикнув, я, ничего не соображая, бросился обратно. Упавший фонарь продолжал гореть, светя мне прямо в спину, а я продолжал бежать, сначала видя перед собой в луче света свою все удаляющуюся тень, а потом на мгновение свет померк, и я услышал за собой тяжелую и в то же время мягкую поступь моего преследователя, тень которого поглотила мою тень и тоже постепенно убегала вперед с каждым мягко-тяжелым царапающим шагом и раздающимся ему в такт вдохом-выдохом за моей спиной...

Только потом я осознал, что поступил единственно верным образом. Влетев в уходящий вправо Сортировочный, я быстро-быстро полез вверх по стенке, цепляясь за выступающие части металлической отделки тоннеля и идущие по стенкам кабели. Здесь у меня провал в памяти, однако, хорошо помню, что, упершись руками в выступающий стержень арматуры, я пытаюсь, пытаюсь и все никак не могу закинуть вторую ногу за проходящий под потолком тоннеля кабель - и в этот самый миг слышу или, вернее, всем телом чувствую сотрясающий стенку тяжелый удар, а сразу вслед за этим раздается гулкий долгий звук лопнувшего кабеля и отвратительное царапанье когтей по металлу...

Точно не знаю когда, но в какой-то момент я осознал, что зажат между сводом тоннеля и двумя идущими вдоль него кабелями. Как я ухитрился туда забраться и по сей день остается для меня неразрешимой загадкой. Зад мой висел в пустоте, лоб упирался в потолок, а ноги свешивались по разные стороны кабелей. Вещмешка на спине не было, и я полувспомнил-полупредположил, что сбросил его где-то на той стометровке, которая едва не стоила мне жизни.

Снизу раздавалось громкое и неприятное урчание. По звукам я предположил, что зверь пытается дотянуться или допрыгнуть до меня, но, похоже, без особого успеха. Это внушило мне некоторый оптимизм, поскольку устроился я достаточно надежно и падение от усталости мне, во всяком случае, не грозило.

Довольно долго я не мог заставить себя перевернуться лицом вниз. Во-первых, мне казалось, что при этом я либо сорвусь, либо лопнет кабель. Во-вторых, я думал, что своей излишней подвижностью могу привести зверя в ярость, и он, наадреналиненный, таки достанет меня. А в-третьих, меня просто пугала возможность воочию увидеть своего противника...

Переворачивался я долго. Зверь прекратил бродить по тоннелю взад и вперед и, судя по тяжелому дыханию, сел прямо подо мной, наблюдая за моими действиями. Я освободил левую ногу, медленно перенес ее вправо и, зацепившись ею за правый кабель, осторожно повернулся вправо, придерживая локтем левый кабель. Затем я подтянул к животу правую ногу и, высвободив ее из-под левой, рывком попытался зацепить за соседний кабель - и промахнулся.

Тело мое провалилось вниз, описав дугу; я чуть не сорвался и сразу же ощутил удар воздуха у самой ноги, а затем услышал шумное падение огромного животного. Но руки мои уже обрели обе опоры, и, не дожидаясь, пока зверь прыгнет во второй раз, я торопливо подтянул правую ногу к кабелю, зацепился за него и только после этого, окончательно убедившись в надежности своего положения, перевел взгляд вниз.

Это был не медведь!

Мой фонарь все еще продолжал светить издалека, и в неясном полумраке я различил громадное белесое существо с двумя черными полосами на узкой, вытянутой морде.

Гигантский барсук!

Изумление мое было столь велико, что я почувствовал, как обмякли мои мышцы, и я, на какой-то миг потеряв контроль, чуть было не свалился вниз. Чудовище было едва ли не крупнее медведя, во всяком случае, метра два в длину и не меньше метра в высоту. Оно то и дело поднимало голову и внимательно смотрело на меня крохотными, едва заметными глазками. Дважды оно подходило к стенке тоннеля и, поднимаясь на задние лапы, начинало неистово царапать по ней, цепляя и раскачивая кабели. Несколько раз оно принималось мерзко урчать (отчего у меня прямо-таки леденела кровь), заканчивая урчание злобным утробным похрюкиванием.

Судя по всему, зверь никуда уходить не собирался. Возможно, этот тоннель был его родным домом, а возможно, он, подобно многим хищникам, мог караулить добычу бесконечно. Разумеется, я помнил, что барсуки питаются лягушками, ящерицами и змеями, но, боюсь, такому барсуку этого было бы не вполне достаточно. Бросившись на меня, он четко обозначил свои пристрастия и приоритеты.

Так прошло около получаса. Барсук бродил подо мной по тоннелю, удаляясь метров на сорок-пятьдесят, но все время возвращаясь.

Продолжение и все ссылки в комментариях...

9 Сомнения и вопросы

Да, я понимаю ваше нетерпение. Обходя пещеры тоннелей и любуясь дворцами станций, я как и вы сейчас мучился одним и тем же вопросом.

Почему именно метро?

И этот вопрос моментально распадался на десятки мелких вопросов. Когда оно был построено? Кто его строил? Для чего было предназначено? Почему горожане ничего не знают о нем? Почему оно не было введено в строй? Почему не были проложены эскалаторы? Почему? Почему? Почему?..

Шаг за шагом я получал ответы на часть из этих вопросов, но так и не мог ответить на главный.

Первое, что стало очевидным с самого начала, это то, что строительство метрополитена по непонятным причинам было окутано такой завесой секретности, какая, пожалуй, не снилась в розовых снах ни одному работнику ни одной когда-либо существовавших на Земле режимных служб. Степень этой секретности можно оценить хотя бы по тому, что в городе, где на каждом шагу можно услышать те или иные атомные секреты (и это при наличии якобы надежнейшей системы их охраны), подавляющее большинство населения ни разу (чего было бы более чем достаточно для распространения слухов) не слышало об этом строительстве!..

После долгих размышлений я решил, что метрополитен строился примерно пятнадцать лет - с середины шестидесятых до конца семидесятых годов. Нижнюю границу я определил исходя из рассказа дяди Коли - разумеется, именно туда канул в шестьдесят шестом году эшелон с оборудованием, так нигде во ВНИИП и не всплывшим. И, судя по дядиным словам, не один эшелон. Вероятно, для сохранения секретности подобные дела поручали разным людям, и далеко не все из них обладали присущей дяде степенью компетентности и проницательности. Сдал, расписался - и конец!.. Верхняя граница была выведена мною из тех соображений, что, лазая под землей подростком, я отчетливо слышал доносящийся снизу шум, и теперь, восстанавливая в памяти характер этого шума, был абсолютно убежден, что он принадлежал подземным электропоездам. Значит в то время работы велись полным ходом, а метро готовилось к введению в эксплуатацию. То, что конец работ приходится именно на семидесятые годы, я решил также, изучая некоторые особенности живописных и архитектурных элементов станций: этот стиль был характерен только для семидесятых годов, и поскольку оформление станций производится на завершающем этапе, то именно тогда что-то помешало их открытию.

Насчет строителей я окончательного решения не принял. Я не хочу показаться смешным, строя какие-либо предположения, но в Снежинске не может не быть людей, причастных к этому строительству. Не может - и все тут. Возможно, некоторые из них (немногие, иначе информация так или иначе бы расползлась) были целиком в курсе строительства; они и по сей день прекрасно представляют все то, о чем я сейчас рассказываю (и эти люди умеют хранить секреты!). Другие работали там, скорее всего даже не понимая, где это место находится (для них создали подходящую легенду, взяли подписку, к месту работы везли кругами в закрытой машине - и так далее). Но основную массу, я уверен, составляли военные строители не "нашего" стройбата, а возможно, и заключенные, привозимые туда на своего рода "вахты". Может быть, они и жили там, хотя никаких свидетельств этому я не обнаружил.

Меня спросят: как же так? Строительство метро всегда начинается с закладки шахты, из которой вынимают десятки тысяч кубометров грунта. Где такие шахты в Снежинске? Где вывозимый грунт, который должны были видеть все горожане?

Я тоже долго не мог ответить на эти вопросы. К вынимаемому грунту я еще вернусь, а вот насчет шахт скажу вам определенно. В городе были заложены две шахты, о которых горожане не знали по одной простой причине: обе они находились на территории обычных, ничем не примечательных строительных площадок.

Где именно?..

В принципе, хорошенько поразмыслив, вы бы сами смогли ответить на этот вопрос. Маленькая подсказка. Вспомните, пожалуйста, примеры, пожалуй, уникальных для "семидесятки" долгостроев, длящихся чуть ли не по десятилетию. Напрягайте, напрягайте мозги - историю родного города надо знать во всех ее проявлениях... Вспомнили? Верно. Один из них - это многолетнее возведение нового хирургического корпуса (кстати, на его строящемся фасаде так долго висел лозунг "Слава первостроителям города!" - что, в конце концов, начало казаться, что заложили его именно первостроители). Ну, а второй долгострой? А? Тоже правильно. Только сооружение не одного "Универмага", а всего комплекса зданий на площади Ленина - и "Универмага", и "Дома связи", и "Снежинки". Задумались? О чем, по-вашему, говорит затягивание на долгие годы строительства в городе с прекрасным финансированием? И не кажется ли вам, что указанные объекты совпадают с чем-то еще? С какими-то точками, о которых я уже рассказал вам...

Не буду вас утомлять. Ответ прост. Основная шахта находится сейчас под хирургическим корпусом. Причем скажу больше: эта шахта прокладывалась по месту какой-то более древней выработки. Я нашел множество горизонтальных штреков, на исследование которых у меня пока не было времени, потому что, пройдя только по одному из них, я убедился, что он тянется более чем на триста метров, а их там десятки. Так вот, выскажу предположение (на самом же деле, это мое твердое убеждение), что первые строители метро спускались вниз именно по этим старым выработкам, ну а потом, естественно, шахта была расширена..

Но вот в чем дело: шахта достаточно широка, чтобы принимать значительное число рабочих, но совершенно непригодна для подачи на поверхность большого объема грунта. То есть клеть человек на двадцать там есть и до сих пор, но она абсолютно не приспособлена для транспортировки породы. Нет там также никаких наклонных выработок со скипами, вагонетками или конвейерами. Нет - и все. Что? Тоннели для эскалаторов? Те наклонные эскалаторные тоннели, о которых я говорил, с поверхностью земли не сообщаются и никогда не сообщались...

Все сказанное относится и ко второй, несколько меньшего диаметра шахте под "Универмагом". Разумеется, никаких входов из подвалов в эти шахты сейчас не существует по той простой причине, что горловины шахт перекрыты плитами и залиты бетоном фундамента, на котором возвышаются эти два, столь привычные глазу горожан здания...

Но вот вам еще загадка: на четырех оставшихся станциях никаких шахт нет. Как попадали туда люди? Ответ один - только по постепенно прокладываемому тоннелю. С точки зрения подвоза на рабочее место это, возможно, и неплохо: сел на дрезину - и поехал. А вот с точки зрения доставки туда проходческих комбайнов и обратной транспортировки того же грунта - это еще надо подумать. Но факт остается фактом: метрополитен строился практически изнутри. Даже, казалось бы, такие объекты как вентиляционные шахты, которые вполне доступно и целесообразно делать с поверхности земли (есть где развернуться технике), тем не менее, по многим признакам, также прокладывались снизу. Кстати, о вентиляционных шахтах. Наземные их части до сих пор существуют (я пробирался по ним до самого верха), и в пяти случаях из шести они находятся внутри строений местных трансформаторных подстанций. Вентиляционные киоски окружены распределительными щитами, намертво к ним приваренных. Однако решетки киосков не заделаны, что, видимо, позволяет даже при неработающих вентиляторах проникать свежему воздуху внутрь метрополитена.

Частично становится понятным, почему так и не были смонтированы эскалаторы. Начало монтажа эскалаторов знаменовало бы выход строительства на поверхность, то есть практически рассекречивание его. Несомненно, рано или поздно так и должно было случиться - это не могло не входить в планы его создателей (хотя иногда у меня появляется безумная мысль, которую я стараюсь прогнать подальше, но она снова и снова возвращается в мою голову: а вдруг снежинское метро с самого начала строилось как некая "вещь в себе" - просто так, из любви к искусству?), однако рассекречивания не произошло. По непонятным причинам перед самым завершением был отдан приказ на срочное свертывание строительства.

Срочное или аварийное? Последнее больше напоминало истину. Никакой срочностью не объяснишь тот факт, что все оборудование, наверное, на миллионы тех, старых рублей было оставлено внизу.

Оставлено или брошено?

Когда я впервые столкнулся с этой мыслью, мне сделалось нехорошо. Помню, как я несся по темному тоннелю от "Площади Ленина" к своей "Курчатовской", спотыкаясь, падая, поднимаясь и все проклиная и проклиная себя за слабоумие. Мозг услужливо подсказал ответ, который едва не стоил мне тогда психического срыва.

Радиация! Как же я сразу не понял! Радиоактивное заражение тоннелей. А я брожу по ним, глазея по сторонам с любопытством кретина, не ведая, что меня подстерегает...

Я уже считал себя покойником. Не жильцом. Однако дома я взял себя в руки и прежде чем бежать сдавать кровь на анализ (как решил по пути) позвонил школьному приятелю, который работает на Двадцатой. Звонок в три часа ночи (о времени суток я сообразил немного позже) всполошил его, но уже назавтра я спускался вниз с дозиметром в руке и не успокоился пока не прошел по всему Кольцу.

Радиации не было.

А вопросы остались.
Продолжение в комментариях...