Замена идей Платона универсалиями Аристотеля
Данная статья относится к Категории: Научные парадигмы
«Без Аристотеля вся философия, теология и наука Запада развивались бы совершенно по-иному.
При попытках определить точный характер и развитие аристотелевской мысли мы столкнемся с целым рядом трудностей, отличных от тех, что встают при изучении Платона.
Практически ни одно из дошедших до нас сочинений Аристотеля не было предназначено для обнародования. Те сочинения, что были изданы Аристотелем – очень близкие к платонизму по идеям и написанные в популярной литературной форме, – утрачены; те же, что дошли до нас, представляют собой серьёзные трактаты, предназначенные для учеников школ – в форме лекционного курса, текстов и комментариев. Эти-то сохранившиеся рукописи и были собраны, получили названия и были опубликованы последователями Аристотеля несколько столетий спустя после его смерти. Современные попытки проследить за развитием философии Аристотеля, исходя из этого корпуса значительно видоизменившихся материалов, не принесли однозначных результатов, и поэтому по поводу некоторых вопросов его суждения так и остаются невыясненными. Ясен, однако, общий характер его философии, так что представляется возможным очертить приблизительную теорию её эволюции.
Очевидно, вслед за начальным периодом, когда его мысль ещё испытывала явное влияние Платона, Аристотель стал разрабатывать философские положения, которые резко расходились с доктриной учителя. Тем камнем преткновения, у которого их пути расходились, стал вопрос о точной природе Форм и их отношении к эмпирическому миру.
Аристотель склонен был рассматривать эмпирический мир как самостоятельный и имеющий целиком собственную реальность. Он не принимал выводов Платона по поводу того, что основы действительности зиждутся на трансцендентном и нематериальном царстве идеальных сущностей. Он был убеждён, что подлинной реальностью является чувственный мир конкретных предметов, а не неосязаемый мир вечных Идей. Теория Идей представлялась ему эмпирически недоказуемой и отягощённой логическими натяжками.
В противовес этой теории Аристотель выдвинул своё учение о категориях.
Он утверждал, что вещи «бывают» различными способами.
Высокая белая лошадь в одном смысле – «высокая», в другом смысле – «белая», в третьем смысле – «лошадь». Все эти способы бытия не обладают, однако, равнозначным онтологическим статусом, поскольку высокий рост и белизна лошади всецело зависят от первичной реальности именно данной лошади. Лошадь материальна в своей реальности, чего нельзя сказать о характеризующих её прилагательных. Для того чтобы установить разграничения между этими различными способами бытия, Аристотель ввёл понятие категорий: конкретная лошадь является субстанцией, что составляет одну категорию; её белизна – это качество, составляющее совсем иную категорию. Субстанция – первичная реальность, от которой зависит существование качества.
Из десяти категорий, выделенных Аристотелем, конкретное независимое существование обозначает лишь субстанция («эта лошадь»), в то время как прочие – качество («белая»), количество («высокая»), отношение («более быстрая») и все остальные – представляют собой лишь вспомогательные способы бытия, поскольку их существование лишь подчинено индивидуальной субстанции. Субстанция обладает онтологической первичностью, все же прочие виды бытия производны от неё и по отношению к ней предикативны. Субстанции находятся в основе всего и составляют предмет, или субъект всего остального. Если бы их не было, не существовало бы ничего.
Для Аристотеля реальный мир – это мир индивидуальных субстанций, обособленных и чётко различающихся между собой, однако характеризующихся такими качествами или иными типами бытия, которые объединяют их с другими индивидуальными субстанциями. Эта общность не подразумевает тем не менее существования некой трансцендентной Идеи, от которой происходит данное общее качество. Общие качества – это универсалии, распознаваемые при помощи интеллекта в чувственных вещах, но никак не самодостаточные сущности. Универсалия вполне отделяема от конкретной индивидуальности, однако не наделена онтологической независимостью. Она сама не является субстанцией. По учению Платона, «белизна» и «высота» существуют независимо от конкретных вещей, в которых они могут проявляться, – Аристотель счёл это учение несостоятельным. Он полагал, что заблуждение кроется в смешении Платоном категорий, который, например, качество принимал за субстанцию.
Многие предметы могут быть прекрасны, однако это еще не означает, что существует трансцендентная Идея Прекрасного.
Красота существует лишь тогда, когда прекрасна некая конкретная субстанция. Сократ – как частное лицо – первичен, тогда как его «человечность» или «доброта» существуют лишь постольку, поскольку их можно найти в данном конкретном человеке – Сократе. В отличие от первичной реальности, которой наделена субстанция, качество – всего лишь абстракция (хотя и не чисто умозрительная абстракция, ибо она основывается на той или иной действительной стороне характеризуемой ею субстанции).
Заменив платоновские Идеи универсалиями – общими качествами, которые человеческий разум способен выделить в эмпирическом мире, но которые существуют в этом мире независимо, – Аристотель целиком перевернул всю Платонову онтологию.
Для Платона частное менее реально, будучи производным от всеобщего; для Аристотеля менее реально всеобщее, будучи производным от частного. Универсалии необходимы для познания, но они не прибывают в трансцендентном мире в качестве самодостаточных сущностей. Платоновские идеи представлялись Аристотелю излишним идеалистическим удвоением действительного мира, открытого повседневному опыту и, следовательно, – логической ошибкой. […]
В то время как Платон делал акцент на несовершенстве всех природных вещей по сравнению с формами, которым они подражают, – Аристотель учил, что из несовершенного, или незрелого состояния любой организм в своем телеологическом развитии движется к достижению полной зрелости, в которой осуществится внутренне присущая ему форма: семя превращается в растение, зародыш – в ребёнка, ребёнок становится взрослым, и так далее. Форма есть внутренний принцип действия, заложенный внутри организма с момента его возникновения – подобно тому, как форма дуба внутренне заложена в желуде. Форма подталкивает организм от стадии потенциальности к стадии актуальности, от возможности – к действительности. После того, как это осуществляется и форма постепенно «теряет хватку» – вступает в силу разрушение. Аристотелева форма как бы навеки «вживляет» в каждый организм некий импульс, движущий и управляющий его развитием.
Сущность вещи – это та форма, которую она приняла. Природа вещи состоит в том, чтобы осуществить внутренне присущую ей форму. При этом для Аристотеля «форма» и «материя» – понятия относительные, ибо осуществление формы может, в свою очередь, привести к превращению ее в материю, из которой может вырасти более высокая форма. Так, взрослый человек – это форма, по отношению к которой ребёнок является материей, ребёнок – та форма, материей для которой был зародыш, а зародыш – форма для яйца-материи. Каждая субстанция состоит из того, что изменилось (материя), итого, во что оно изменилось (форма). «Материя» не означает здесь просто физическое тело (которое, по сути, всегда в той или иной степени является формой): материя скорее представляет собой не поддающуюся точному определению открытость в вещах структурному и динамическому формированию. Материя – это неопределённый субстрат бытия, некая возможность формы, которую форма наделяет очертаниями, возбуждает и подталкивает от потенциальности к актуальности. Материя находит своё осуществление только благодаря единению с формой. Форма есть актуальность материи, конечная цель оформления. Вся природа целиком находится в процессе – и сама является процессом – этого покорения материи формой. […]
Подобно Платону, Аристотель был убеждён, что глубочайшую причину всех вещей следует искать не в начале вещей, а в их конце – их telos'e, то есть цели и конечной действительности, к которой они устремлены. И хотя аристотелевские формы (за одним исключением) целиком имманентны, а не трансцендентны, – они неизменны в своей сущности и поэтому распознаваемы человеческим интеллектом в потоке органического развития и разрушения. Познание начинается тогда, когда разум вбирает в себя форму некой субстанции, даже если эта форма и не существует в мире отдельно от своего частного – материального – воплощения. Разум сам производит разделение – или отвлечение – понятий, если этого уже не произошло в природе. Познание же возможно благодаря тому, что действительности присуща внутренняя структура. Эмпирический подход к природе имеет смысл оттого, что природа внутренне открыта рациональному описанию, каковое в процессе познания может разложить её на формы, категории, причины, роды, виды и тому подобное. Таким образом, Аристотель сохранил платоновское представление об упорядоченном и доступном человеческому познанию Космосе, дав ему новое определение.
По сути, Аристотель как бы переместил платоновскую перспективу с трансцендентного фокуса на имманентный, так что она оказалась целиком направлена на физический мир с его открытыми эмпирическому наблюдению образцами и процессами».
Ричард Тарнас, История западного мышления, М., «Крон-пресс», 1993 г., с. 50-56.
Дополнительные материалы
Система категорий по Аристотелю
Online-лекция № 200: ГЕНИЙ АРИСТОТЕЛЬ – НАУЧНЫЕ МОДЕЛИ
Плейлист из 13-ти видео: ИСТОРИЯ ТЕОРИИ ТВОРЧЕСТВА
Изображения в статье
Аристотель — древнегреческий учёный. На многие столетия вперёд заложил концептуальные основы европейской науки, за что его иногда называли «Отец всех наук» / CC BY 2.0
Image by Gianni Crestani from Pixabay
Image by Hans Braxmeier from Pixabay
Image by Dirk Hoenes from Pixabay
