Оперативное совещание объединенного штаба МО и МВД по кризисным ситуациям

Штаб кризисного центра расположился недалеко от ворот перед вторым периметром. Палаточно-контейнерный городок вырос за считанные минуты, даже в уборочную страду поля не видели такого количества людей и техники. Чадили грузовики роты снабжения. Сновали курьерские вездеходы. У многоосных бронетранспортеров курили в ожидании приказа мотострелки. В серых броневиках с решетками дежурили гвардейцы. Не терявший времени спецназ тренировался возле тройки вертолетов, накрывшихся лопастями, словно остовами зонтов. Что-то искали в эфире покрытые странными антеннами КАМАЗы – с кем-то связывались или, наоборот, ненужной связи не допускали. Дымили полевые кухни. Дальний край поля занимал полк инженерных войск, только что вернувшийся с сооружения временной полосы отчуждения вдоль внешнего периметра. Гусеничные машины напоминали скорпионов, сейчас они спрятали экскаваторные жала и устало опустили на землю бульдозерные клешни. Неподалеку разминались и весело переговаривались их экипажи.

В штабной машине, накрытой тентом из камуфляжной сетки, заслушивался доклад. Говорил капитан госбезопасности – подтянутый служака средних лет, курировавший ситуацию с первых минут.

– На данный момент к нам поступают звонки от родственников работавших на объекте сотрудников. Их отсутствие и невозможность дозвониться воспринимается родными и близкими с пониманием, причину сами звонившие связывают с секретностью из-за возможного визита Президента. Во избежание паники мы поддерживаем эту версию.

– Журналисты очень беспокоят? – осведомился только что прибывший из областного центра генерал, назначенный ответственным и теперь принимавший дела сразу у нескольких параллельно работавших ведомств.

– Пресса пока не в курсе. Обычно события такого уровня сопровождаются шумихой, но средства массовой информации молчат, отсюда вывод, что противник ни с кем из них не связывался, а значит возможен некий торг, и условия по ходу дела могут меняться. То есть, на данном этапе противник не заинтересован в обнародовании своих действий, пока наша реакция не подскажет, как себя вести. Это может говорить как об отчаянной выходке любителей, так и о профессионализме, если на каждое возможное развитие событий имеется проработанный план. Мы в основном исходили из второго варианта. Произошедшее по всем признакам подпадает под определение теракта, в связи с чем произведен соответствующий комплекс мероприятий. Объект полностью изолирован, с внешней стороны под предлогом учений выставлено оцепление, небо закрыто. Ввиду особого режима секретности на территории исследовательского центра постоянно работала аппаратура глушения сотового сигнала, со своей стороны мы также перекрыли все возможности дальней связи, на объекте осталась только внутренняя телефонная связь. Для внешней использовались два телефонных кабеля, общий нами отключен от городской сети и взят под контроль, а правительственный с ночи не действует – в последнем сообщении сотрудник отдела секретной связи информировал о ситуации категории А, после чего он, согласно инструкции, уничтожил шифры и оборудование. На данный момент террористы могут дозвониться только сюда.

Капитан указал на телефонный аппарат цвета слоновой кости, что, подобно древней пирамиде, возвышался на столике рядом с ноутбуком и бумагами. Выше борт украшала детальная карта местности.

В напичканной электроникой машине было не повернуться, отдельные вертевшиеся стулья полагались только оператору связи, которого отправили погулять на время совещания, и командующему. Остальным пришлось ютиться на двух узких скамьях у входа. Сдававший дела капитан-докладчик расположился на стуле оператора, кроме него внутри присутствовали генерал, который сразу занял место командующего, полковник, два подполковника и майор. Трое последних вошли только что.

– Для новоприбывших обрисуйте ситуацию еще раз, – попросил генерал. – С самого начала.

(отрывок из романа "Три плюс одна")

– Мальчики налево, девочки направо.

Сделанное таким голосом, будто вымучивалось минимум с полгода, распоряжение Аскера оказалась как нельзя кстати – об этом давно просили организмы.

Луиза благодарно кивнула и отошла за деревья.

– Не опасно отпускать ее одну? – спросил Ник, поливая молодую березку.

– Опасно, – согласился пристроившийся по соседству Аскер. – Но кто скажет ей об этом? Я не рискну.

Повернувшийся к ним спиной Мирон промолчал.

На душе по-прежнему было неспокойно, и Ник не выдержал.

– Все же надо что-то придумать. Если хотите, я сам заведу разговор эту тему, но вы должны поддержать.

– И что мы предложим в качестве альтернативы? – кисло осведомился Аскер.

– А-ааа! – взорвал тишину вопль Луизы.

Из-за деревьев девушка опрометью бросилась в их сторону, но ноги запутались в джинсах, и она рухнула на землю ничком, уже в траве натягивая одежду на место.

Ник, Мирон и Аскер помчались к ней такие же, с приспущенными штанами, которые поправляли уже на ходу. Мирон встал над Луизой, Аскер забежал за нее и принял боксерскую стойку с поднятыми на уровень подбородка кулаками. Ник тоже перегородил Луизу собой.

Никого не было.

– Что случилось? – Аскер продолжал смотреть по сторонам.

Ник вместе со всеми тревожно всматривался в окружающий мир. Там, где ветвей достигал гулявший над лесом ветерок, они легко шевелились, и это было единственным движением во всей округе. А единственным звуком было бурное дыхание вслушивавшихся в тишину. Спрятаться было негде: три березы и раскидистая ель оставляли достаточно места для обзора, ближайшие кусты остались позади, сверху сквозь сомкнутые кроны пробивались солнечные лучи, освещая пробивавшуюся сквозь прошлогоднюю листву жухлую травку. Пахло легкой затхлостью, грибами и едким потом. Последнее после приключений двух дней было неудивительно. Ник решил, что предложит помыться, как только окажутся вблизи озера – гримаса, с которой Луиза окидывала взором свои руки или оглядывала волосы, когда в очередной раз забирала их в хвост, говорила сама за себя. Мыться можно по очереди, это проблемы не составит.

Мирон помог Луизе сесть на земле, подал чудом не разбившиеся очки, она нацепила их и тут же обхватила себя руками, спрятав лицо в прижатых к груди коленях. Плечи дрожали.

– Он дотронулся до меня.

(из романа "Три плюс одна")

Фаня потянула Ника в темноту, ближе к скале.

– Что ты хоте…

– Тсс! – Ее ладонь заткнула ему рот.

Место, которое выбрала Фаня, отличалось особой акустикой – здесь отчетливо слышалось, что говорят неподалеку за камнем.

– Ты жаловалась на холод, и он всего лишь хотел согреть тебя, – рокотал ровный голос Толика.

– Он хотел меня…

– Ты здесь самая обворожительная и соблазнительная, – перебил Толик Луизу. – Тебя все хотят.

– Ты не понимаешь. Я терпела то, что он лапал меня в танце, потому что ты в это время лапал мою сестру. А он, видимо, решил, что теперь ему можно все. Он даже не постеснялся, что ты рядом!

– Он и не должен меня стесняться. Он мой друг. И Юрец мой друг. А ты, как моя подруга, не должна стесняться их. По-моему, ничего сложного. Что-то горло пересохло, пойдем в пещеру, откроем еще бутылочку.

– Не хочу больше пить.

– Чего еще не хочешь? – голос Толика обрел жесткость.

– Я хочу быть с тобой!

Толик помолчал несколько мгновений.

– Если хочешь, чтобы мы всегда были вместе, должна принять два условия. Не говорю, что в противном случае откажусь от тебя, ты же понимаешь – это невозможно. Я слишком долго искал тебя, не зная, что лелеемая в грезах виртуальная «ты» – это именно ты. Но пойми, мы встретились, когда жизнь у меня уже сложилась, и чтобы войти в нее так, чтобы ничего не сломать, нужно видеть, что мешает идти вперед. Тогда путь будет далеким и счастливым. Просто скажи «да» двум маленьким правилам, и все будет хорошо.

Видимо, Луиза как-то пожелала подробностей. Толик снова заговорил:

– Правило первое. Не возражать. Никогда. Если что-то кажется неправильным или неприемлемым – это только кажется. Я не позволю случиться вещам, о которых один из нас может пожалеть. Каждое мое слово обдумано, каждый поступок имеет смысл, даже если его не видишь, или он кажется тебе неправильным. Любым возражением или недоверием ты меня унижаешь, а возражая в присутствии других – унижаешь намеренно. Как бы я к тебе ни относился, такое – хуже прилюдной пощечины, это плевок в душу. Смириться и простить я не смогу. Ты понимаешь меня? Согласна со сказанным?

– Это будет трудно. Я привыкла жить своим умом и сама отвечать за поступки.

– Потому что рядом не было настоящего мужчины. Если между людьми нет доверия, между ними нет ничего. Итак?

– Да.

– Хорошо. Второе правило – это выкинуть из головы мещанские комплексы. На дворе двадцать первый век, и любой, кто живет мерками вчерашнего дня, остается в прошлом. Мы, люди будущего, должны вести себя соответственно. Пойми, правила племени появились не просто так. Мы обжигались и совершали ошибки. Теперь все в прошлом. Мы с друзьями создали свой логичный и приятный каждому маленький мир внутри большого. У нас все общее. Скажи: если у тебя появилось красивое платье, а подруга попросит дать на вечерок – откажешь? Согласен, плохое сравнение. Тогда так: ты в походе, у тебя полная фляга воды, а друг умирает от жажды.

– У него есть своя фляга! – не выдержала Луиза.

– Пусть не вода, а дорогое вино – изысканное, благоухающее, от которого переворачивает жизнь. Не дашь даже попробовать? И если купишь шикарную машину, которой нет больше ни у кого – не дашь прокатиться?

– Пусть покупает свою! К тому же, у него уже есть своя!

– Такую, – голос Толика наполнился гипнотизирующими обольстительными нотками, – уже никто не купит, она единственная в своем роде. Неповторимая. Я собираюсь на ней ездить долго-долго, и оттого, что друг оценит красоту и мощь моей машины, я буду только счастлив – ведь это моя машина, а не его. Он только проедется разок, а я – владелец. От того, как потом он будет смотреть на меня и глотать слюнки от зависти, я получу удовольствие, сравнимое… только с обладанием таким сокровищем…

(из романа "Три плюс одна")

– Никому не двигаться. Мирон, входи один и закрой за собой дверь.

– Это мои друзья. – Мирон остался на месте. – Мы голодные.

– Друзья? – со снисходительной насмешкой донеслось из коридора. – И те?

Ствол пистолета качнулся чуть вправо, на Аскера и Ибрашку.

Мирон на миг поджал губы.

– Я не делю людей на тех и этих.

– Как знаешь. Вообще-то, и я не делю, но только тех, кто разделяет мою точку зрения или хотя бы может понять, что другие точки зрения существуют. Встать на чужую позицию и принять, что другие могут думать не так, как ты – для многих непосильное дело.

– Вот именно! – ухватился за мысль Мирон. – Почему же отказываешь в этом другим? Почему не хочешь понять их? У них тоже свои точки зрения, и обоснованы они не хуже твоей.

Из коридора хмыкнули:

– Кажется, ты боишься своих «друзей». А-а, понял, ты перед девчонкой рисуешься. Запомни: свои убеждения нужно отстаивать всегда, что бы ни случилось. Только так можно вернуть утраченную славу своего народа.

Ник почувствовал плечо прижавшейся к нему Луизы.

– Дядя Кастусь, ты захватил институт? – прямо спросил Мирон. – Зачем?

После короткой паузы раздалось:

– Войди и поговорим.

– Поговорим здесь.

– Здесь не место для разговоров.

– Место, – с несвойственным ему упрямством заявил Мирон. – Открытие, которое совершили в этом институте, может изменить мир. Ты хочешь изменить мир сам, в одиночку? Хочешь владеть Вселенной, стать богом-императором? Уверен, что справишься?

– Вспомни, кто ты на самом деле, Мирон. Сейчас ты живешь в другой стране, но у твоего народа собственная великая история!

Нехорошее предчувствие укололо Ника. Дядя Мирона давил на больную мозоль. Именно на эту тему постоянно твердил Мирон в любых спорах, всегда тянул одеяло истории на себя, и переубедить его было невозможно. Он принимал многовариантность истории, но истинной назло остальным фактам считал только свою версию.

И вдруг…

– Да, у моей малой родины великое прошлое, но сейчас я часть большого народа, который победил фашизм и покорил космос, – с пылом заговорил Мирон. – Этот народ непобедим только пока все нации, которые его составляют, хотят одного – чтобы никто не отнял их родную землю. Я не отказываюсь от корней, но я хочу в великое будущее, пусть даже как составная часть чего-то большего, а не в великое прошлое. Великое прошлое было у большинства наций. Но. Нынешние итальянцы – далеко не римляне времен Империи. Греки – не эллины. Турки – не Блистательная Порта при султане Сулеймане. У литвинов было великое прошлое, но оно кануло в Леиу. Все вокруг доказывают, чья нация круче, играют словами, чтобы возвысить своих, а это – к слову о чужих точках зрения – унижает других. Странно, но именно сегодня я понял одну истину. Глупо гордиться великими предками. Если сейчас дела твоего народа плохи, значит, потомки профукали достижения великих предков и недостойны их. Но это никак не значит, что не надо ничего делать. Надо, и еще как. Жизнь надо прожить так, чтоб наши потомки гордились великими предками в нашем лице.

– Гляжу, тебе хорошо промыли мозги. Выходит, теперь ты с ними – вечными рабами и косорукими алкашами?

– Говоря «они», ты плюешь в зеркало. Народы веками жили своим умом, и чтобы понять, у кого получалось хорошо, а у кого плохо, достаточно посмотреть на глобус. Криворукие пьяницы? Еще раз посмотри на глобус. А теперь посмотри на тех, кто «освободился от кровавых тиранов», от всего, что связывало с «ними». Прости, но эти «борцы за свободу и независимость» кладут жизни за свободу – от кого? Я так понимаю, что за свободу воровать, врать и стравливать, чтобы воровать дальше. Все, что было построено нашими предками, ими разграблено и присвоено. А ведь рядом был наглядный пример. Россия – имею в виду не русских, как нацию, а Большую Россию – прошла все это в девяностые. Как можно что-то созидать и строить, расковыривая себе болячки и во всем обвиняя соседей? Представь: а что будет, если свои болячки начнет расковыривать Россия? Не русские, а россияне, все вместе? Аляска и запад Америки вплоть до Калифорнии принадлежали России, и срок аренды за Аляску – да-да, она не подана, а сдана в аренду на девяносто девять лет – истек совсем недавно. Но Россия молчит. Гавайи год жили под российским флагом, пока их король не сменил его на американский. Россия на них претендует? А если вспомнить вот такое: когда открывалась некая новая земля, она доставалась государству, чьи представители ее открыли. Огромная Гренландия, например, принадлежит маленькой Дании, Австралия до обретения независимости – очень странной, надо сказать, поскольку сохранена власть английской королевы с военной присягой именно ей, а не родной стране – принадлежала Великобритании. Почему же открытая Россией Антарктида не принадлежит первооткрывательнице? А теперь скажи: если объединение народов, победившее Наполеона и Гитлера, все же расковыряет эти болячки «великого прошлого», что сможет противопоставить мир?

– Говоришь прямо как дед-пенсионер, но спасибо за удачный пример. России просто необходимо что-то противопоставить, именно поэтому я сделал то, что сделал. Давай поговорим без свидетелей. Как бы ты меня ни убеждал, впустить могу только тебя. Потом, если хочешь, можешь вынести друзьям еды, но внутрь они не зайдут.