Эхх..
Так получилось что я смотрел только 1 часть Звёздных войн, но теперь я исправился, и сейчас буду смотреть все остальные части с едой и неизвестностью чем все кончится.
И вы снова одеваетесь
Приходите вы из магазина с покупками, раздеваетесь, вытаскиваете из кармана мобильный, но что это ещё в кармане?..
Что это за странный плоский предмет? Он не похож ни на сигареты, ни на смартфон, которого у вас нет. Вы достаете этот предмет, вы видите на нем цифры... и понимаете, какой же вы лашара
Что это за странный плоский предмет? Он не похож ни на сигареты, ни на смартфон, которого у вас нет. Вы достаете этот предмет, вы видите на нем цифры... и понимаете, какой же вы лашара
Деревня в лесу
Так уж получилось, что я хожу в походы. Когда-то, году в 2004, вступил в ролевое движение, и понеслась. Однажды летом, лет пять-шесть назад, мне позвонил мой старый знакомый, назовём его Валерой. Валера расспросил о моих планах, и я ответил, что их у меня попросту нет — девушка ушла к другому, мать в отпуск к морю укатила, дед проживал на даче. Я мог располагать своим временем, как заблагорассудится. Валерий после сказанного заметно оживился:
— Слушай, — сказал Валера. — Тут тема про тебя есть, короче. Тоха (ещё один наш общий товарищ-турист), помнишь, рассказывал под газом, что у него прадеда НКВДшники из села вывезли ночью? Ну, помнишь, он еще говорил, что приехало дохолеры машин, всех погрузили?.. Помнишь? Так вот, я эту деревню в «Google Maps» нашел! Ага. Со спутника. И Тоху уже уговорил, так что вещи пакуй. С меня экипаж. И это… Виталю тащи с собой. Ну, всё, бывай!
Стоит сказать, ремарка про Виталия меня насторожила. Дело в том, что Виталька — мой хороший товарищ, с которым мы знакомы много лет. Он прошёл службу в воздушно-десантных, имел даже какие-то там грамоты и значки за отличную службу. В общем, парень был подготовленный. Если его звали, значит, намечался мордобой с пристрастием. Но я быстро отмел беспокойство — мало ли, может, в этой деревушке бомжи расселились или наркоманы. Тем более, раньше частенько приходилось сталкиваться с неадекватными «мЭстными», которых хлебом не корми, только дай городских погонять.
В общем, сделав необходимые звонки, затарившись продуктами на себя и вверив заботу о квартире и собаке закадычной подружке, я быстро собрал необходимые вещи. Выезжать решили наутро после Валериного звонка, и в 5:15 под моим подъездом уже пыхтела и чадила его оранжевая «Нива».
Нас тогда выезжало пятеро. Я, Виталик, Антоха, одетый в до боли знакомое старое камуфло, Валера и его барышня, которую звали Женя. Женя и Валера были одеты не для похода: на нем была майка-сеточка, шорты, вьетнамки и пижонские водительские перчатки без пальцев, а на ней — короткая джинсовая юбочка, сандалики и абсолютно вырвиглазный топ с губкой Бобом. Погрузили вещи, расселись кое-как, включили музыку, тронулись.
Стоит сказать, что я плохо помнил историю с деревней, где проживали Тохины прадед и дед, тогда ещё двенадцатилетний пацан. К алкоголю, а тем более пьяным россказням, я всегда относился скептически. Разговорив по дороге Антона (не без помощи авторитетного Виталика), разузнал подробности выселения. Со слов его деда, деревенька, куда мы направлялись, находилась в соседней Кировоградской области. Жили там несколько семей — по большей части люди, приехавшие на строительство железнодорожной ветки вроде как промышленного назначения, да ещё старики, жившие тут еще с царских времен. По железной дороге должны были то ли руду возить, то ли уголь из строящейся за десяток километров шахты. Жили себе люди, никого не трогали, честно работали, по вечерам лучину жгли да песни пели — благодать, одним словом. Однажды ночью по просёлочной дороге загромыхали автомобили, из них выгрузилось много вооруженных людей, жителям деревни объявили, что у них 10 минут на сборы и, затолкав в машины, увезли в какой-то райцентр, откуда уже сами выбирались кто куда. На дворе заканчивался 1938 год.
В машине повисло молчание, нарушаемое только рекламой по радио. Антон заметно нервничал — было видно, что Валерка его заманил скорее собственным энтузиазмом и врожденной лихостью, чем обещанием показать родину предков. Первым молчание нарушил Виталик, похлопав Антона по плечу своей лапищей, пророкотав привычное: «Не ссы, братуха!». После чего обстановка несколько разрядилась.
Карта (а ехали мы по карте — навигатор тогда был роскошью) утверждала, что мы почти на месте. На дорогу ушло часа три — и это без учета того, что нам теперь надо было искать грунтовку, которой не пользовались с 40-х годов, расчищать её, чтобы проехать, а то и вообще пешком идти. Мне оба варианта не нравились.
В конце концов, пропетляв по местным дорогам ещё с полчаса, мы встретили аборигенов. Ну как аборигенов — бабку. Древняя такая старушка, сгорбленная, идет сама вдоль поля, в руке бидончик такой, желтовато-белого цвета, тряпицей накрыт. На переговоры отправили Антона — он и название деревни знал, и вроде как корни у него общие с местными. Из машины было видно, что бабушка что-то переспрашивает, а Тоха сильно волнуется, жестикулирует. Бабуся улыбнулась, закивала, махнула пару раз свободной рукой, указывая направление. Антоха вынул что-то из кармана, протянул старушке, но та поглядела, головой помотала, и дальше пошла — обиделась, видно.
— Милая бабка, даже денег не взяла, — сказал, вернувшись, Тоха. — Всё путём — за полем налево и до бурелома. Там пешком километра два-три.
Всё было именно так, как сказала старушка — и поворот был на месте, и бурелом. От бурелома шла просека, которую мы определили как старую дорогу. Вскинули на плечи рюкзаки, Валера взял спортивную сумку, а Женя — свою маленькую лакированную сумочку. Я ещё подумал, что она уж больно на заплутавшую в лесу путану похожа. Ну да ладно — дело не моё.
Пробирались мы, нещадно ломая подлесок, около часа-двух. Уже было около полудня, и цель была близка. Все как-то даже радовались. Скоро нам предстоит встреча с неизведанным, путешествие в прошлое, загадки в духе Индианы Джонса.
Первым труп деревни заметил я, потому как шёл первым. Почему-то именно с трупом у меня ассоциировалась эта картина. Среди деревьев явно выделялись рукотворные формы домов. Я предложил оставить вещи и пойти осмотреться. На том и порешили.
Рассыпавшись веером, стали рассматривать дома, которых здесь было, по моей прикидке, десятка два. Во дворах росли одичавшие плодовые деревья с мелкой завязью. Деревянные постройки время не пощадило — крыши рухнули внутрь, открыв доступ семенам деревьев, и теперь внутри рос такой же подлесок, как и снаружи. С кирпичными домами дела обстояли получше. Таких домов в деревне было пять, как сейчас помню. Кое-где поросшие мхом и лишайником низкие, угрюмые строения с маленькими окнами походили на недовольных жаб. Окна были, по большей части, выбиты, но в одном домике пару стёкол было на месте. Да и выглядел он получше и почище, чем другие, хотя, судя по высокой траве и сгнившему деревянному крыльцу, и нем ноги человека не было уже лет 50 как минимум.
Решили группой обойти все кирпичные дома по очереди, оставив самый целый напоследок. Первый же дом встретил нас очередной чудесной картиной победы природы над человеком: прямо посреди большой комнаты с остатками печи сквозь половицы пророс ясень. Дерево росло прямо сквозь крышу, его крона укрывала дом от дождя. Внутри обнаружилось несколько свидетельств прошлой эпохи: тяжелая керамическая чернильница, чугунная дверца от печки с немецким клеймом, а также перламутровая овальная пластина, которую я определил как оклад рукояти ножа, хотя это могла быть просто декоративная накладка.
Второй и третий дома мало отличались от первого. Те же ветхие полы, тот же антикварный хлам в паршивом состоянии. Хочу заметить, что в этих домах мебель, какая была, уже давно развалилась. Всё увиденное вызывало уныние и ощущение тленности бытия.
В районе трёх часов дня решено было окончить осмотр домов. Было интересно, но солнце уже медленно клонилось к закату, а лагерь мы ещё не поставили. Даже место не выбрали. Валера нехотя согласился — ему очень уж хотелось всё обсмотреть, всё обследовать. Женя во всём поддерживала Валеру, и мы с Виталей и Антоном тогда даже всерьёз задумались, не надувная ли она.
Выбрали место для стоянки в пятнадцати минутах ходу от деревни. Разбили лагерь: выкопали костровую яму, вокруг неё расставили палатки, развели костёр. Стояли тремя палатками — в одной я и Виталий, во второй — Антон, а третью, принадлежавшую всё тому же Антону, отвели Валерке и его барышне.
За ужином, уже когда порядком смерклось, неугомонный Валера достал из спортивной сумки двухлитрушку пива и предложил нам. Я в походах не пью, равно как и Антоха, а Виталя отказался из солидарности. Поэтому всю «торпеду» приговорил один Валера. Набравшись храбрости, он стал подзуживать нас пойти в деревню ночью, «пофотографировать упырей». Мы потратили почти весь вечер, успокаивая разгулявшегося приятеля, и только когда десантник Виталька пообещал его к дереву привязать, если он не угомонится, Валера затих. Ближе к полуночи все разлеглись по спальникам, а Виталька закемарил прямо у костра. Я тоже уснул, и мне даже чего-то там снилось.
Нас разбудил крик. Даже не крик, а вой какой-то. Будто человеку работающая болгарка на ногу упала. За этим воплем последовал ещё один, потоньше — кричала явно девушка. Затрещали, ломаясь, ветки. Я аж похолодел и сел в спальнике, вытянувшись по струнке. Вход моей палатки расстегнулся, и в проёме я увидел очертания головы Виталика.
— Братуха, не спи! — хрипло шепнул здоровяк, вытащил из палатки своё мачете, и, оставив вход открытым, пригнувшись, исчез за кругом света, излучаемого всё еще горящим костром. Я наспех нацепил ботинки и прихватил топор — Виталька стоял за палаткой и прислушивался. Потом он резко метнулся к костру и начал набрасывать в огонь заготовленные ветки, пока пламя не поднялось на высоту около метра. Я достал из кармана фонарь (а надо сказать, что в походе сплю я всегда одетым хотя бы в брюки) и переключил его в режим стробоскопа, направив в сторону развалин деревни. Антон так и не вышел из палатки, хотя я абсолютно точно был уверен, что он там. Я и сам порядком струхнул тогда, так что не осуждаю его.
Спустя минуту или две из леса на нашу поляну выбежало нечто, от чего я чуть не напрудил в штаны. С трудом мы узнали Валерку. За ним, сотрясаясь и падая с ног, приковыляла Женя. Мы с Виталей усадили ребят на бревно, служившее нам скамьей, начали успокаивать. Женя плакала, обхватив голову руками. Валера бормотал что-то нечленораздельное, постоянно вскакивал и оглядывался в сторону деревни. Десантник достал из палатки алюминиевую флягу с коньяком, а я — аптечку, чтобы оказать друзьям помощь. Только прикончив Вита
— Слушай, — сказал Валера. — Тут тема про тебя есть, короче. Тоха (ещё один наш общий товарищ-турист), помнишь, рассказывал под газом, что у него прадеда НКВДшники из села вывезли ночью? Ну, помнишь, он еще говорил, что приехало дохолеры машин, всех погрузили?.. Помнишь? Так вот, я эту деревню в «Google Maps» нашел! Ага. Со спутника. И Тоху уже уговорил, так что вещи пакуй. С меня экипаж. И это… Виталю тащи с собой. Ну, всё, бывай!
Стоит сказать, ремарка про Виталия меня насторожила. Дело в том, что Виталька — мой хороший товарищ, с которым мы знакомы много лет. Он прошёл службу в воздушно-десантных, имел даже какие-то там грамоты и значки за отличную службу. В общем, парень был подготовленный. Если его звали, значит, намечался мордобой с пристрастием. Но я быстро отмел беспокойство — мало ли, может, в этой деревушке бомжи расселились или наркоманы. Тем более, раньше частенько приходилось сталкиваться с неадекватными «мЭстными», которых хлебом не корми, только дай городских погонять.
В общем, сделав необходимые звонки, затарившись продуктами на себя и вверив заботу о квартире и собаке закадычной подружке, я быстро собрал необходимые вещи. Выезжать решили наутро после Валериного звонка, и в 5:15 под моим подъездом уже пыхтела и чадила его оранжевая «Нива».
Нас тогда выезжало пятеро. Я, Виталик, Антоха, одетый в до боли знакомое старое камуфло, Валера и его барышня, которую звали Женя. Женя и Валера были одеты не для похода: на нем была майка-сеточка, шорты, вьетнамки и пижонские водительские перчатки без пальцев, а на ней — короткая джинсовая юбочка, сандалики и абсолютно вырвиглазный топ с губкой Бобом. Погрузили вещи, расселись кое-как, включили музыку, тронулись.
Стоит сказать, что я плохо помнил историю с деревней, где проживали Тохины прадед и дед, тогда ещё двенадцатилетний пацан. К алкоголю, а тем более пьяным россказням, я всегда относился скептически. Разговорив по дороге Антона (не без помощи авторитетного Виталика), разузнал подробности выселения. Со слов его деда, деревенька, куда мы направлялись, находилась в соседней Кировоградской области. Жили там несколько семей — по большей части люди, приехавшие на строительство железнодорожной ветки вроде как промышленного назначения, да ещё старики, жившие тут еще с царских времен. По железной дороге должны были то ли руду возить, то ли уголь из строящейся за десяток километров шахты. Жили себе люди, никого не трогали, честно работали, по вечерам лучину жгли да песни пели — благодать, одним словом. Однажды ночью по просёлочной дороге загромыхали автомобили, из них выгрузилось много вооруженных людей, жителям деревни объявили, что у них 10 минут на сборы и, затолкав в машины, увезли в какой-то райцентр, откуда уже сами выбирались кто куда. На дворе заканчивался 1938 год.
В машине повисло молчание, нарушаемое только рекламой по радио. Антон заметно нервничал — было видно, что Валерка его заманил скорее собственным энтузиазмом и врожденной лихостью, чем обещанием показать родину предков. Первым молчание нарушил Виталик, похлопав Антона по плечу своей лапищей, пророкотав привычное: «Не ссы, братуха!». После чего обстановка несколько разрядилась.
Карта (а ехали мы по карте — навигатор тогда был роскошью) утверждала, что мы почти на месте. На дорогу ушло часа три — и это без учета того, что нам теперь надо было искать грунтовку, которой не пользовались с 40-х годов, расчищать её, чтобы проехать, а то и вообще пешком идти. Мне оба варианта не нравились.
В конце концов, пропетляв по местным дорогам ещё с полчаса, мы встретили аборигенов. Ну как аборигенов — бабку. Древняя такая старушка, сгорбленная, идет сама вдоль поля, в руке бидончик такой, желтовато-белого цвета, тряпицей накрыт. На переговоры отправили Антона — он и название деревни знал, и вроде как корни у него общие с местными. Из машины было видно, что бабушка что-то переспрашивает, а Тоха сильно волнуется, жестикулирует. Бабуся улыбнулась, закивала, махнула пару раз свободной рукой, указывая направление. Антоха вынул что-то из кармана, протянул старушке, но та поглядела, головой помотала, и дальше пошла — обиделась, видно.
— Милая бабка, даже денег не взяла, — сказал, вернувшись, Тоха. — Всё путём — за полем налево и до бурелома. Там пешком километра два-три.
Всё было именно так, как сказала старушка — и поворот был на месте, и бурелом. От бурелома шла просека, которую мы определили как старую дорогу. Вскинули на плечи рюкзаки, Валера взял спортивную сумку, а Женя — свою маленькую лакированную сумочку. Я ещё подумал, что она уж больно на заплутавшую в лесу путану похожа. Ну да ладно — дело не моё.
Пробирались мы, нещадно ломая подлесок, около часа-двух. Уже было около полудня, и цель была близка. Все как-то даже радовались. Скоро нам предстоит встреча с неизведанным, путешествие в прошлое, загадки в духе Индианы Джонса.
Первым труп деревни заметил я, потому как шёл первым. Почему-то именно с трупом у меня ассоциировалась эта картина. Среди деревьев явно выделялись рукотворные формы домов. Я предложил оставить вещи и пойти осмотреться. На том и порешили.
Рассыпавшись веером, стали рассматривать дома, которых здесь было, по моей прикидке, десятка два. Во дворах росли одичавшие плодовые деревья с мелкой завязью. Деревянные постройки время не пощадило — крыши рухнули внутрь, открыв доступ семенам деревьев, и теперь внутри рос такой же подлесок, как и снаружи. С кирпичными домами дела обстояли получше. Таких домов в деревне было пять, как сейчас помню. Кое-где поросшие мхом и лишайником низкие, угрюмые строения с маленькими окнами походили на недовольных жаб. Окна были, по большей части, выбиты, но в одном домике пару стёкол было на месте. Да и выглядел он получше и почище, чем другие, хотя, судя по высокой траве и сгнившему деревянному крыльцу, и нем ноги человека не было уже лет 50 как минимум.
Решили группой обойти все кирпичные дома по очереди, оставив самый целый напоследок. Первый же дом встретил нас очередной чудесной картиной победы природы над человеком: прямо посреди большой комнаты с остатками печи сквозь половицы пророс ясень. Дерево росло прямо сквозь крышу, его крона укрывала дом от дождя. Внутри обнаружилось несколько свидетельств прошлой эпохи: тяжелая керамическая чернильница, чугунная дверца от печки с немецким клеймом, а также перламутровая овальная пластина, которую я определил как оклад рукояти ножа, хотя это могла быть просто декоративная накладка.
Второй и третий дома мало отличались от первого. Те же ветхие полы, тот же антикварный хлам в паршивом состоянии. Хочу заметить, что в этих домах мебель, какая была, уже давно развалилась. Всё увиденное вызывало уныние и ощущение тленности бытия.
В районе трёх часов дня решено было окончить осмотр домов. Было интересно, но солнце уже медленно клонилось к закату, а лагерь мы ещё не поставили. Даже место не выбрали. Валера нехотя согласился — ему очень уж хотелось всё обсмотреть, всё обследовать. Женя во всём поддерживала Валеру, и мы с Виталей и Антоном тогда даже всерьёз задумались, не надувная ли она.
Выбрали место для стоянки в пятнадцати минутах ходу от деревни. Разбили лагерь: выкопали костровую яму, вокруг неё расставили палатки, развели костёр. Стояли тремя палатками — в одной я и Виталий, во второй — Антон, а третью, принадлежавшую всё тому же Антону, отвели Валерке и его барышне.
За ужином, уже когда порядком смерклось, неугомонный Валера достал из спортивной сумки двухлитрушку пива и предложил нам. Я в походах не пью, равно как и Антоха, а Виталя отказался из солидарности. Поэтому всю «торпеду» приговорил один Валера. Набравшись храбрости, он стал подзуживать нас пойти в деревню ночью, «пофотографировать упырей». Мы потратили почти весь вечер, успокаивая разгулявшегося приятеля, и только когда десантник Виталька пообещал его к дереву привязать, если он не угомонится, Валера затих. Ближе к полуночи все разлеглись по спальникам, а Виталька закемарил прямо у костра. Я тоже уснул, и мне даже чего-то там снилось.
Нас разбудил крик. Даже не крик, а вой какой-то. Будто человеку работающая болгарка на ногу упала. За этим воплем последовал ещё один, потоньше — кричала явно девушка. Затрещали, ломаясь, ветки. Я аж похолодел и сел в спальнике, вытянувшись по струнке. Вход моей палатки расстегнулся, и в проёме я увидел очертания головы Виталика.
— Братуха, не спи! — хрипло шепнул здоровяк, вытащил из палатки своё мачете, и, оставив вход открытым, пригнувшись, исчез за кругом света, излучаемого всё еще горящим костром. Я наспех нацепил ботинки и прихватил топор — Виталька стоял за палаткой и прислушивался. Потом он резко метнулся к костру и начал набрасывать в огонь заготовленные ветки, пока пламя не поднялось на высоту около метра. Я достал из кармана фонарь (а надо сказать, что в походе сплю я всегда одетым хотя бы в брюки) и переключил его в режим стробоскопа, направив в сторону развалин деревни. Антон так и не вышел из палатки, хотя я абсолютно точно был уверен, что он там. Я и сам порядком струхнул тогда, так что не осуждаю его.
Спустя минуту или две из леса на нашу поляну выбежало нечто, от чего я чуть не напрудил в штаны. С трудом мы узнали Валерку. За ним, сотрясаясь и падая с ног, приковыляла Женя. Мы с Виталей усадили ребят на бревно, служившее нам скамьей, начали успокаивать. Женя плакала, обхватив голову руками. Валера бормотал что-то нечленораздельное, постоянно вскакивал и оглядывался в сторону деревни. Десантник достал из палатки алюминиевую флягу с коньяком, а я — аптечку, чтобы оказать друзьям помощь. Только прикончив Вита