Записки анестезиолога-реаниматолога.
Доброго времени суток, дорогие друзья! Несколько недель назад выкладывал пост о работе врача анестезиолога-реаниматолога в экстренной операционной. Судя по отзывам и просто огромному для меня количеству подписчиков, не мог остаться в стороне и не продолжить выкладывать рассказы. И радовать Вас этими рассказами хочется как можно чаще, однако сложность для меня заключается в том, что работа моя зачастую рутинна и безынтересна широкому кругу читателей. Например, у того же @yulianovsemen , на которого я подписан – что ни пост с рассказом – произведение искусства. Ибо каждый случай раскрытия преступлений уникален и богат на разного рода подробности и нюансы. У меня же специфика такова, что лечение больных в большинстве своем подчиняется определенным алгоритмам, тем более экстренные мероприятия, а ответвления и нестандартные моменты настолько узкоспецифичны, что непрофессионалу будет как минимум непонятно, что же ТАКОГО случилось, а следовательно – не очень-то и интересно. Вот поэтому и сложно. К тому же мои тексты изобилуют медицинской терминологией, что опять же, сужает круг лиц, которые получат удовольствие от прочтения. Но я буду в скобках расшифровывать. Тем не менее, имею огромное желание поделиться еще одной историей, или даже просто событием, вполне себе рядовым в нашей профессии, непосредственным участником которой был ваш покорный слуга.
На часах 10:20. Идет плановая работа отделения. Печатаются дневники, вызываются профильные специалисты для консультаций пациентов на постах. Немного отступления: известно ли вам, что в отделении реанимации нет лечащих врачей у пациентов? Реанимация – это, так сказать, филиал всех отделений стационара, в котором находятся больные с угрожающим для жизни риском. Например, не может сам дышать, требует аппаратной поддержки, или необходимо введение препаратов, требующих мониторинга систем организма в режиме он-лайн с подключенными тревогами, если вдруг что-то пошло не так, да много причин. Ну так вот, эпизодически мы вызываем либо лечащих врачей, либо других специалистов для консультаций и других лечебно-диагностических мероприятий. Но мы вернемся к нашей истории. 10:20. Звонок из приемного:
- Реанимация, здравствуйте!
- Драсьте! Это приёмное. У нас мужчина без сознания.
- Дышит?
- Вроде да.
- Понял. Бежим.
Для меня, как реаниматолога, важен очень момент, дышит ли пациент. Если да – с вероятностью 99% там есть сердцебиение. Пока есть кровоснабжение и оксигенация организма (насыщение кислородом) – шансы спасти очень велики.
Спешно собирается мой коллега, хватает «дежурный чемоданчик» и бежит на 1 этаж.
10:22. Звонок с переносной трубки моего коллеги:
Я: Да, Илюх.
Коллега: Серега, готовь ВСЁ. У меня клиника. (клиническая смерть).
Я: Вези на второй.
Коллега: Ага.
Выбегаю из ординаторской в коридор. Свет! Маш! Кать! Бегом на второй. Из приемного без сознания везут. Света - Набор для интубации, Маша - центральная вена, Катя – медикаменты для реанимации и капельницу с содой. (Натрия гидрокарбонат, необходим при реанимационных мероприятиях. Кому подробнее интересно – зачем – в комментах расскажу). Девчонки разбежались. Я же включаю аппарат ИВЛ и монитор, распутываю провода.
10:23. Грохот каталки. Въезжает коллега, верхом на пациенте на каталке, делает непрямой массаж сердца. Рядом лежит мешок Амбу (резиновая груша, для вентиляции легких). Коллега в одиночку то массаж проводил, то «дышал». Отмечаю для себя синюшность головы пациента. Рвотные массы на лице. Мдаа, нехорошо. Перекладываем на кровать. ОТСОС! Полный рот блевотины. Какое там дыхание, о чем речь. Коллега продолжает массаж. Света, отсос, интубация! Клинок, трубка-восьмерка. (клинок = ларингоскоп. Трубка №8). Интубировал с 1 попытки. Света, звони эндоскопистам, скажи срочно пусть бегут, у нас аспирация (попадание масс в воздухоносные пути). Зрачки нормальные, пока еще не широкие, но на свет уже почти не реагируют. Плохо дело.
Подключили к аппарату. В трубке рвотные массы, забивают её. Своим отсосом как можем убираем их, но в легких очень много масс. На мониторе давления нет, сердцебиения нет.
Подскочил медбрат-анестезист в помощь.
Я: Андрюх! Время фиксируй! (в такой ситуации теряешь счет времени. Минуты пролетают как секунды. Счет со стороны позволяет сохранять равные интервалы между манипуляциями).
Я: Маш! Давай набор. Спиртовых шариков и салфеток дай.
Нет особо времени на полноценную стерилизацию операционного поля. Спиртом несколько раз протер все, даже брить волосы нет времени.
Я: Илюх, прекрати качать пока. 10 секунд. Быстро зашел под ключицу. В вене. Завел струну-проводник, вытащил иглу. 10 секунд на все. Продолжаем качать! (постановка подключичного катетера сопряжена с риском повреждения легкого. Толстая металлическая игла проходит в нескольких миллиметрах около лёгкого, практически скребя надкостницу ключицы внутри. Поэтому непрямой массаж сердца останавливают при процедуре, иначе пневмоторакс неминуем.) Дальше и при массаже можно по струне катетер заводить, он уже в вене, к тому же мягкий, ничего не повредит.
Подскочили эндоскописты.
Я: ИмяОтчество, помогите нам легкие почистить!
Эндоскопист: Не вопрос.
Отсос подсоединяется к бронхоскопу.
Эндоскопист: Тут каша везде.
Я: Овсяная вроде, я видел...
Я: Кать! Я в вене, давай соду. Набирай 1 адреналин. Набрала уже? Ай умница. Вводи. Я пока на анализы тебе шприц наберу. Кать! Ну что значит на какие? На все! Как всегда, Кать!
И понеслась реанимация. Аппарат вдувает 100%-ный кислород в освобожденные от каши легкие, непрямой массаж сердца не прекращался ни на минуту. С редкими остановками на катетеризацию вены, оценку сердечного ритма (не более 5-7 секунд с одновременной записью ритма на пленку. Вернее, отсутствия ритма.) Каждые 5 минут введение возрастающих доз адреналина, допамин в разведении постоянно вводится, сода капается. 5 минут… 10… Я успел зонд в желудок завести. Та же кашка. Разбавленная чуть. Девчата поставили мочевой катетер.
Я: Илюх, устал? Давай поменяю. (Правильный непрямой массаж сердца в реальности отнимает очень много сил. В среднем человек, ведущий обычный образ жизни, не марафонец и не тот, кто вечно за компом с пивом сидит, обычный, среднестатистический, так сказать, выдыхается на 4 минуте. Зачастую от неправильного распределения сил. В дальнейшем его действия как правило настолько малоэффективны в спасении, что считай их нет. В идеале спасать вдвоем, если вы на улице. Один дышит, другой качает. Каждые 2 минуты меняемся.)
Коллега: Да, давай… *пропитывает пот со лба рукавом хирургического костюма*.
20 минут. 30. 35… Прекратить массаж! Оценка ритма!........ Асистолия. Пульс не определяется. Оксигенации нет. Лицо синюшное. Зрачки на свет не реагируют. Арефлексия. (последним умирает роговичный рефлекс. Когда по открытому глазу, по глазному яблоку провести ниточкой или перышком – дёргаются веки. Если его нет – мозговой активности нет.).
Я: …Конец реанимации…
И тут наступает та самая, непередаваемая тишина, нарушаемая только характерным звуком аппарата ИВЛ и не затыкающимся монитором, сигнализирующим о катастрофической ситуации с пациентом. И вот на фоне этого «белого шума» та самая тишина. Несколько секунд, не более. Но я её всегда слышу. Именно так, по моему мнению, звучит голос смерти…
К сожалению, не всегда бывают успешны наши действия. Мы не боги. Но мы очень старались…
10:55. Скидываем пропотевшие перчатки в ведро. Выключаю монитор, аппарат.
Я: Маш, найди простынку, укрой человека. Пойдем, Илюх, ПИСАТЬ будем… (заполнять документы, историю болезни и прочее прочее прочее… Писанины у нас просто до макушки.)
P.S. анализы потом показали, что мужчина был в глубочайшей гипоксии на момент поступления. То есть не дышал он уже очень долго. Ну и клиническая картина была за Тромбоэмболию лёгочной артерии. Все наши попытки были тщетны, увы…