Еще в моем детстве, с того момента, как во мне проявилась метафизическая неуклюжесть, матушка задумала меня женить. Она руководствовалась логикой Велюрова из "Покровских ворот": "Люди эмоционального склада нуждаются в некотором руководстве". То, как маман пыталась избавиться от непрофильного актива, умиляло. Проще было просто выставить меня за дверь, пенделем под зад во взрослую жизнь.

С тех пор она подкладывала мне в коляску разных девиц, подсовывала мне их в песочницу, подталкивала меня к ним на детских утренниках, так что я спотыкался и картинно падал в ноги нимфеткам челом долу, плела козни династических браков в моем отрочестве.

Последнее получалось особенно топорно.

Однажды мы с матушкой гостили у её старых друзей. Мне на тот момент уже исполнилось пятнадцать, поэтому просто подсунуть мне суженую в коляску, как раньше, не представлялось возможным. Матушке приходилось действовать витиевато. То есть с бегемотьей грацией Маргариты Павловны из тех же "Покровских ворот".

В гостях у маминых друзей также оказалась их племянница, на год старше меня. Случайно оказалась или была намеренно подброшена - неизвестно.

Хозяйка дома обмолвилась за общим столом, что племянница учится в гимназии.

"А Олежка учится в Лицее", - сказала матушка, удачно попав в контекст. Удачно - по её мнению, конечно.

Вот этот "Олежка" был особенно прекрасен: мне сразу захотелось поправить на себе памперс под колготками.

"Гимназистка и Лицеист!" - добавила матушка, если кто-то за столом вдруг чего не понял.

Я так развенчивался, что положил себе в тарелку две ложки салата оливье. Что само по себе не страшно, вот только к тому моменту у меня в тарелке уже лежало три ложки салата оливье.

Хозяйка дома зачем-то продолжила выдавать стратегическую информацию и сообщила, что у племянницы скоро день рождения. Моя мама кашлянула так, что с дерева за окном вспорхнули голуби.

"Ах да, - спохватилась хозяйка дома, подпрыгнув вместе с голубями, и обратилась к племяннице, - пригласи Олежку!"

"Приглашаю", - прошипела Гимназистка. Кажется, она раскрошила коренной зуб.

На следующих выходных, в субботу, я уже сидел за похожим праздничным столом, только у Гимназистки дома, на её дне рождения. Накануне я пытался договориться с матушкой, чтобы она пошла вместо меня, так как это был её проект, но получил отказ.

В гостях у гимназистки были одни мальчики. То есть вообще ни одной девочки. Даже домашний кот - и тот оказался мужчиной. Если бы ФАС тогда существовала, она бы оштрафовала Гимназистку за недобросовестную конкуренцию.

Дискриминация приглашённых по половому признаку была не единственной странностью того ивента. Все остальные мальчики подобрались один к одному и отличались лишь количеством прыщей и толщиной роговой оправы у очков. Я оказался на каком-то слёте победителей всесоюзных олимпиад. На шабаше отличников. Я и сам хорошо учился (правда, очков тогда ещё не носил), но на фоне тех Паганелей даже я выглядел рецидивистом с тремя ходками. У каждого из них в кармане лежала корочка почетного вундеркинда. Я ретировался на угол стола, на самый угол, соотвественно примете и назло матушке, и попытался слиться со скатертью.

Гимназистка купалась в интеллектуальной патоке. Над её головой рассыпались конфетти цитат. Один прыщ декламировал, другой рисовал на салфетке формулы, третий пел арию Ленского - и все одновременно. В какой-то момент мне захотелось встать и громко пукнуть.

Вместо этого я ковырял какие-то грибы. Это единственное, что оказалось на моем конце стола. Попросить остальное я постеснялся.

Я думал незаметно уйти через окно, благо это была "сталинка" на набережной, и при благоприятном исходе я мог бы выжить, упав с десятого этажа в Москва-реку. Но не успел.

Потому что Гимназистка неожиданно всклочила со своего места и воскликнула: "Играем! Играем!"

Я на секунду предположил, что они все-таки нормальные люди, и мы сыграем в карты на раздевание, но увы.

Игра оказалась такая же интеллектуально-прыщавая, как и все остальные перфомансы.

Гимназистка попросила всех собравшихся передать ей аудиокассеты из своих плееров. Дело в том, что в то время каждый перспективный молодой человек должен был владеть таким портативным плеером. Неперспективные ходили по старинке с орущими бандурами на плече, а передовая молодежь - элитарно-камерно, с наушниками. Несмотря на то, что я происходил из пролетарского района орущих бандур, "вокман" водился и у меня.

Прыщи запрыгали и захлопали в ладоши от такой метафизической забавы. Юноши вытащили из своих плееров кассеты, которые они слушали по пути на день рождения, и передали хозяйке. То же сделал и я.

Гимназистка объявила правила: она будет ставить эти кассеты, а собравшиеся должны угадать, кому из гостей они принадлежат.

Опомнился я быстро, но недостаточно быстро для того, чтобы предотвратить катастрофу. Я вспомнил, что именно находилось у меня в плеере. Это категорически не должно было становиться достоянием гласности. Однако придумать элегантный способ вернуть кассету обратно я не смог. Я плюхнулся на место к своим мухоморам и приготовился умирать.

"Так мы лучше узнаем другу друга!" - воскликнула гимназистка. Да-да, именно этого я и боялся.

Гимназистка приволокла большой магнитофон и поставила в него первую кассету. Кассеты она выбирала наугад.

Из динамиков заиграла какая-то филармония.

"О! Это Страсти по Матфею!" - воскликнула Гимназистка.

"Чья это кассета..." - произнесла она с такой игривой интонацией, как будто говорила "а трусы сейчас снимет..."

"Вадик! Вадик!" - загалдели прыщи.

Один из них приподнялся, зачем-то ("зачем-то" в моем понимании) поклонился и снова сел. Его монументальные прыщи сияли от восторга.

Гимназистка поставила следующую кассету.

"Ага! Кармина Бурана! Чья кассета?"

"Марк! Марк!" - закудахтали интеллектуалы. А кто-то добавил:

"Фу, какая пошлость".

Если это (латынь с оркестром) пошлость, подумал я, и меня прошиб холодный пот, то что же тогда...

В комнате воцарилась гробовая тишина. Мертвая. Было слышно, как зевал кот. Это гимназистка запустила очередную кассету. Мою.

В моем плеере был не Бах. И даже не пошлый Орф.

Гимназистка воспроизводила кассеты ровно с того места, на котором их выключали владельцы, никуда не перематывая.

"Твои бёдра в сияньи луны так прекрасны и мне так нужны, кровь тяжелым напором ударит прямо в сердце мне. Груди плавно качнутся в ночи..."

На этом месте раздался клац. Гимназистка судорожно выключила свой магнитофон, вдавив клавишу по самое не балуйся.

"Это что, Есенин?" - робко пропищал кто-то из прыщей, явно не знакомый с творчеством группы "Сектор Газа".

Это мне ещё повезло, припадочно соображал я, там же дальше песенка про водолаза...

Но по глазам собравшихся я понял, что нет, мне НЕ повезло.

"Чьё это?" - воскликнула Гимназистка, сверкнув глазами. Прозвучало как "голову его мне!"

Я ещё надеялся, что пронесёт.

Но Иоганн Себастьян Прыщ, тот, что со Страстями по Матфею, невежливо указал на меня пальцем и сказал:

"Я видел, это его кассета".

Гимназистка вытащила мою кассету и брезгливо, двумя пальчиками, передала её обратно мне.

Остракизм в исполнении интеллектуалов - страшная вещь. Остаток вечера я просидел в самом тёмном углу квартиры, в обнимку с зевающим котом.

Наконец, наступило долгожданное избавление, как у Мандельштама - карету такого-то, разъезд, конец.

Церемониально подкованная Гимназистка, как хозяйка дома, лично провожала гостей в прихожей.

Я хотел уйти первым и сам направился к вешалке.

Гимназистка отстранила меня и выдала пальто Вадику.

Я попытался снова протиснуться, но хозяйка загородила мне проход и сняла с вешалки куртку Иоганна Себастьяна Прыща.

Что же это, запаниковал я, она мне теперь в наказание вообще мою ветровку не отдаст, насмерть, что ли, замерзать.

Грациозно протягивая верхнюю одежду её владельцу, Гимназистка говорила каждому добрые слова и провожала за дверь.

Наконец, вешалка опустела, и в прихожей остался я один.

Гимназистка сняла мою чахлую курточку и, как мне показалось, подчёркнуто грубо сунула её мне в руки.

Я виновато посмотрел на неё и вдруг заметил, как её лицо изменилось. Как будто она сняла маску.

"Значит так, - сказала Гимназистка, - в понедельник идём с тобой в кино. Покупай билеты".

Я вышел на лестничную клетку и в прострации обернулся.

Гимназистка уже намеревалась закрыть за мной дверь, но на секунду замешкалась, оглядела меня с ног до головы, усмехнулась и добавила:

"Меломан!"

( Автор-Олег Батлук)

Сейчас снова будет история про мою отроческую влюбленность.

И не про ту девочку с пустыря.

И не про ту девочку с ногами из пионерского лагеря.

Про еще одну.

Что поделать, если в детстве я был таким ветреным, сущим сквозняком.

Мой дружок, когда ему было лет восемь, как-то раз после школы беседовал со своим дедушкой, острым на язык. Дедушка спросил его о девочках в классе. И дружок поведал, как на первом уроке он тайком разглядывал Катю, на втором - Свету, а на третьем – снова Катю и еще немного Машу. «Ну, ты и бабник», - резюмировал дедушка.

Вот и я тоже в детстве был – бабник.

Но каждый раз я честно сгорал дотла. Спичка была коротка.

И к половозрелому возрасту уже все свое отлюбил, как в песнях Вертинского.

И после были только книжки и латиноамериканские сериалы. А потом сразу жена.

Так вот, про очередную влюблённость.

Она настигла меня, как полагается, в пионерском лагере. Мне было лет одиннадцать - двенадцать. В то время по видеосалонам гремел фильм с Майклом Дугласом «Роман с камнем». У меня было отдаленно похоже. Очень отдаленно.

Аномальное это место - пионерский лагерь, скажу я вам. Там нас учили любить партию, но любили мы преимущественно друг друга. Игривый прищур Ильича так на пионеров действовал, что ли.

Ее звали Лиза, почему-то. Обычно мне попадались девочки с простыми крестьянскими именами, а тут Лиза. Хотя и я, в общем-то, не Вася. Олег – тоже вполне себе аристократично.

Я демонстрировал свою любовь, как мог: по ночам я мазал Лизу зубной пастой более толстым слоем, чем остальных девочек. К концу смены у нее на щеке появилось устойчивое дерматологическое раздражение.

Амур, приставленный ко мне античными богами, был резвый, но жирный. Стандартные крылья его не выдерживали, и он частенько срывался в пике. В сущности, все мои истории любви напоминали одно и то же: пикирование жирного амура головой вниз.

Лиза меня бросила. Бросила эпично, с грохотом.

В одночасье.

Вот так же падает стенной шкаф, внутренностями наружу.

Первая любовь не умеет прощать.

К нам в пионерский лагерь просачивались деревенские. Эти ребята были постарше, лет 15-16. Особенно нас полюбил местный хулиган на мотоцикле «Иж Юпитер-5». Он приезжал к нам в гости со своим самоваром, красивой стройной брюнеткой, и учил жизни.

Мы собирались на спортивной площадке возле футбольного поля и слушали его, разинув рты. А он периодически совал в них сигареты. Со стороны этот ритуал напоминал кормление птенцов.

Иж Юпитер-5 был тем, кого принято называть «баловнем судьбы». Есть болваны судьбы, а он был именно баловнем, это редкая порода, в отличие от первых. Судьба одарила его не только мотоциклом, но и красотой. Настоящей мужской красотой, той самой, которую признают даже сами мужчины. И горой мускулов. Иж Юпитер-5 был настолько хорош, что воспитательницы не могли найти в себе достаточно сил, чтобы прогнать его с территории пионерлагеря.

Однажды, в день моего эпичного расставания с Лизой, Иж Юпитер-5 превзошел сам себя.

Он снял майку, ботинки и повис на турнике. Там и в майке было, на что посмотреть. А без - так вообще атомный взрыв, хоть ложись головой по направлению к вспышке.

Но красавец не унимался. Его кунаки вдвоём приволокли здоровенный камень, и Иж Юпитер-5 зажал его между щиколотками. В таком положении он начал подтягиваться на турнике. С утяжелением, что называется. Турник скрипел, девушки, включая воспитательниц, лежали штабелями в обмороке.

Иж Юпитер-5 подтянулся раз десять. Камень у него забрали, и он спрыгнул на землю, к нам, простолюдинам. Его самовар, красивая стройная брюнетка, подошла к нему и обвила рукой его могучий слегка вспотевший торс. Как в рекламе. Не знаю, чего именно, допустим, мотоцикла Иж Юпитер-5.

«Ну что, пионэры (он всегда почему-то так произносил - через «э»), кто повторит?»

И в этот момент я почувствовал на себе, где-то в области печени, проникающий взгляд. С таким же успехом можно было направить на меня мощный прожектор. Лиза прожгла во мне взглядом Марианский желоб. В этом взгляде читался сценарий следующей серии: если я повторю, она точно так же подойдет ко мне и обнимет за торс или что там у меня будет на месте торса.

А надо сказать, что по местным меркам я был спортсменом. Подтягивался я тогда раз 20, как сейчас помню (неужели это было то же самое тело, что сейчас расползается студнем по дивану).

И я сделал шаг вперед. Навстречу взрослой жизни.

Я тоже снял майку. В обморок никто не попадал, конечно, но что-то там бугрилось. То есть не прямо позор-позор (неужели это было то же самое тело…ну, дальше вы знаете).

Иж Юпитер-5 посоветовал мне снять кеды, мол, так удобнее будет держать утяжеление.

Я повис на турнике. Мои малолетние кунаки сначала вдвоём, потом втроём, и, наконец, вшестером приволокли ко мне тот же самый камень. Кое-как пристроили его между моих лодыжек. Я изловчился эту глыбу подхватить и зафиксировать.

И я подтянулся. Один раз.

Был в те годы другой популярный фильм – «Коммандо». Так вот не про меня ни разу.

Когда мой подбородок оказался над перекладиной, случилось страшное.

У моих тренировочных штанов, эпичных советских «треников», была очень слабая резинка. Едва я подтянулся, камень начал скользить вниз, увлекая за собой мои штаны. Несколько секунд я висел с подбородком над перекладиной в неравной борьбе с силой тяжести. Но камень победил. Он окончательно сполз вниз. Вместе с моим трениками.

Трагедия была не в том, что с меня сползли штаны. Это несколько подмывало героику момента. Но с этим еще можно было жить.

Трагедия была под штанами.

А под штанами у меня скрывались черные семейные трусы, гигантские, почти до колен, из того же советского эпоса.

Точно в таких же трусах на зарядку выходил наш местный физрук. Над ним ржал весь лагерь: физрук был худой как жердь, и в этих трусах-парашютах вместе с ним легко мог поместиться взвод десантников в полной выкладке.

Те трусы в СССР не зря назывались «семейными»: по задумке партийных модельеров в трудные годы в них должна была помещаться вся советская семья.

Интимиссими и хуго боссов тогда для мужиков еще не придумали – только бесполые трусы с функцией плащ-палатки.

В них я и висел, под страшный гогот собравшихся. Под тот же гогот я спрыгнул с турника, элегантно спланировав над землей в трусах-парашютах. Если бы я повис с голым задом, и то было бы меньше позора, точно говорю.

В итоге рука все-таки обвила мой стан даже несмотря на то, что я не вспотел. Только мужская. Это была рука ИЖ Юпитер-5. Он, единственный, не ржал. Красавец утешал меня, приговаривая, что подтянуться с таким утяжелением даже один раз для моего возраста отличный результат. Потом он полчаса катал меня на мотоцикле вокруг футбольного поля, спасая мое реноме.

Но это не помогло. Лиза с того дня обходила меня стороной.

Очевидно, аристократическое имя Лиза и пролетарские семейные трусы не могли сосуществовать в одной системе координат.

(Автор-Олег Батлук)

Я - человек ограниченной светскости и нулевой медийности.

Мой рейтинг цитируемости высок лишь по месту моего жительства и особенно в те моменты, когда жена начинает рассказывать кому-то по телефону про мой очередной эпик фейл.

Моё лицо - репа из серии "я вас где-то видел". Типичное и простейшее.

Как человек, катастрофически непьющий, на светских раутах я стою со стаканом воды, и ко мне никто не подходит. Если я хотя бы стоял со стаканом яблочного или томатного сока, их ошибочно могли бы принять за виски или кровавую мэри, а меня - за приличного человека. Вряд ли нормальный тусовщик примет стакан воды за стакан водки - это чересчур даже по меркам светских раутов. Поэтому на приемах я торчу одинокой кривой репкой посреди грядки с идеальными ананасами (ананасы же на грядках растут?). Никто не хочет подходить к незнакомцу со стаканом воды. Их можно понять. Спрашивается, на кой ляд подходить к человеку, который в следующую секунду накапает себе в бокал корвалол, иначе зачем ему держать в руке воду?

Однако, недавно судьба повернула меня к себе передом, а к лесу задом. А не наоборот, как я обычно стою.

Я присутствовал на одном шумном мероприятии. Там по случаю также оказался мой друг. А он продюсер, на секундочку - ананас, не репа. И этот друг в одночасье все изменил.

Во-первых, он дал мне подержать свой стакан виски, зная, что это безопасно. Так я сразу слился с толпой.

Во-вторых, он на какое-то время встал рядом со мной. Разные люди, среди которых было немало известных медийных персон, проходя мимо, здоровались с ним, а заодно и со мной, торчащим сбоку. Люди здоровались со мной, как будто я тоже был нормальным человеком, а не подстаканником для воды. Кстати, друг забыл, что передал свой бокал с виски мне на хранение и взял себе новый. А старый остался в руках у меня, адского кутилы. Так что никаких подозрений своим корвалолом я больше не вызывал.

И, что важно, разные люди, включая известных медийных персон, не только здоровались со мной, но и разговаривали. Точнее, разговаривали они с моим другом, у которого многие из них снимались, но я от себя добавлял разного. Говорил "ого", "надо же" и "ыыы", последнее - как результат убийственной смеси смущения и ликования. Причём возникла цепная реакция: как только со мной поздоровался первый медийный ананас, все решили, что я какой-то вип, и, раз они не знают меня в лицо, видимо, какой-то секретный вери вери импортант вип, и тоже стали подходить к моему телу.

В моей жизни был только один похожий эпизод, когда меня вот так же удачно перепутали.

В тот раз я пришёл на день рождение к товарищу в кафе. Уже нетрезвым. Тогда я ещё бывал нетрезв - доисторическое время. Кафе, где товарищ праздновал день рождение, дверь в дверь граничило с другим заведением, в котором праздновали свадьбу. Дело было в девяностые, когда кафе в спальных районах Москвы отличались друг от друга только количеством трещин на витринах. Немудрено, что я ошибся дверью и ввалился на свадьбу. У входа меня встретил какой-то дядька, который крикнул другому дядьке в глубине зала "этот пьяный, все пьяные со стороны жениха", и меня проводили на сторону жениха. Причём не просто проводили, а посадили непосредственно рядом с женихом. Не на место невесты, к счастью. Место невесты было занято, причём, судя по её решительному настрою, лет на пятьдесят вперёд. Мне назначили штрафную, которая меня добила, как стакан коньяка - Карандышева в "Жестоком романсе". Я остался на той свадьбе, которая, надо признаться, не сильно отличалась от пропущенного мной дня рожденья за стеной, поскольку в то время все бухали незатейливо одинаково. Так что я ничего не потерял, а, напротив, даже приобрёл - в лице жениха, ставшего моим лучшим другом на час. Тогда, в том кафе, я также купался в лучах славы: ко мне подходили, со мной здоровались, меня слушали, хотя я просто мычал…

После получаса пребывания на светской тусовке среди ананасов с чужим бокалом в руках я уже горделиво расправлял ботву у своей репки: моя медийность резко пошла вверх. Я стоял в зените славы и судорожно кусал губы, пытаясь сообразить, как же мне эту внезапную славу теперь монетизировать.

Но все тусовки рано или поздно заканчиваются. И боги возвращаются на бентлях на Олимп, а репы на метро - в Гольяново.

Я ехал домой грустный. Моя медийность убывала с каждой следующей станцией по направлению к "Щелковской". Я потерянно смотрел в стакан виски в своей руке, пытаясь разглядеть в нем следы былого величия. Ну, это уже перебор, ладно: не было у меня стакана виски в руке, я его там на поднос официанту поставил, не буду излишне драматизировать. Вы и так, скорее всего, уже рыдаете от жалости на том конце фейсбука.

Я ехал грустный ещё и от того, что этим своим, пусть и коротким, триумфом мне не с кем было поделиться. Для малолетнего сына Артема все эти медийные люди - такие же репы, как и его отец. Вот если бы я выпивал на тусовке с водителями Камазов, это его впечатлило бы и прибавило мне вистов. Жена у меня - такой же, как и я, домашний овощ, скажем, морковка, и она с нашей грядки ни ногой. Наверное, поэтому, в том числе, мы и вместе. Для неё весь этот sic transit gloria mundi до лампочки.

Я страдал от синдрома Печкина: мне показали что-то большое и заманчивое, но не отдали, потому что у меня докУментов нет.

Вернувшись домой, я долго ковырялся в тарелке. На светском рауте кроме паров от бокала виски в руке я ничего не ел. А когда, спрашивается, мне было есть - на меня накинулись все эти звёзды с вопросами, не оставив ни секунды свободной.

Я начал было рассказывать жене о событиях грандиозного для меня вечера, так, на удачу. Она никак не реагировала, как я и предполагал, морковка, блин. Дежурно кивала, сидя напротив меня за столом, безразлично смотрела в окно. Только однажды из приличия спросила, кто из известных людей ко мне подходил. Я перечислял, а она после каждой очередной фамилии украдкой зевала - время было позднее. Я начал плавно закруглять свой бесполезный рассказ, в конце пытаясь вспомнить фамилию одного актера, который тоже подходил к нам с другом (ну, хорошо - к другу со мной) и даже поздоровался со мной за руку.

"И этот ещё со мной поздоровался...как его...ну, этот...а...Прилучный", - закончил я свою тухлую тираду.

Смотрю - с женой что-то происходит. Неладное что-то - выпрямилась вся, побледнела.

"С Павлом?!" - внезапно взвизгнула она.

"Да, с Павлом", - пробормотал я в недоумении.

"Как поздоровался?" - снова взвизгнула жена.

"Как-как, обыкновенно - за руку", - ответил я вполне уверенно, как будто здороваться за руку с Павлом Прилучным для меня действительно было привычным делом.

"За эту?" - прошептала она, осторожно вынимая из моей правой руки, лежащей на столе рядом с тарелкой, вилку.

"За эту", - подтвердил я, приосанившись.

Несколько минут мы с женой сидели в полной тишине. Было слышно, как в ванне капает из крана вода и как Артем в детской лупит пальцем по экрану своего планшета. Все это время жена осторожно гладила мою руку, как будто это был маленький котёнок, и мечтательно смотрела вдаль.

И тогда я начал смутно припоминать, что, несмотря на свою морковность, жена души не чает в этом Павле Прилучном и залипает каждый раз, когда видит его на экране.

Все недавние колоссальные ощущения со светского раута моментально вернулись ко мне. Я вновь поучаствовал себя ананасом. За годы брака я ещё ни разу не был настолько интересен жене, как в ту минуту.

"Мы с ним обсудили его новый фильм", - решил я добить любимую.

Любимая ахнула, придвинулась поближе и положила голову мне на плечо.

"Привет!" - сказал мой друг.

"ЗдорОво!" - ответил ему Павел Прилучный и поздоровался за руку с ним и со мной.

"Ыыы!" - добавил я.

Вот так мы с Прилучным обсудили его новый фильм.

(Автор-Олег Батлук)

Когда порой мы с женой вдвоём покидаем свою кроличью нору, сдавая Артема в камеру хранения к бабушке, я использую запатентованную технологию выхода из дома с женщиной вовремя.

Без технологии тут никак. Об этом знают все, у кого есть женщина, с которой они хотя бы раз пробовали выйти из дома вовремя.

Моя технология заключается в том, что я начинаю заниматься проблемой выхода из дома с женщиной (а в случае с женщиной это именно проблема) за 1 (один) час до назначенного времени. Допустим, нам нужно выдвигаться в три часа пополудни, чтобы успеть на мероприятие или в гости - я перевожу закрылки жены в режим взлёта в два часа пополудни.

Первые полчаса - это так называемое "лоббирование выхода" (я уже начал писать научную монографию про технологию выхода из дома с женщиной, так что тут уже все серьёзно, и даже терминология имеется).

Я неотступно сопровождаю жену по квартире. Здесь жизненно важно не упустить свою половину из виду, иначе за минуту до выхода вы рискуете застать её в пенной ванной с телефоном за разговором с подругой.

Просто неотступно сопровождать - тоже не вариант. Она вас элементарно не заметит, а то и пройдёт прямо сквозь вас: у женщин во время выбора наряда есть такая суперспособность.

Нужно говорить. Комментировать её действия. В режиме "адского бубнежа" (это тоже терминология, запоминайте).

"Дорогая, а ты ещё долго будешь выбирать между этими двумя одинаковыми кофточками?"

(Хотя вот прямо так лучше не надо. Как известно, у женщин существует потусторонний мир неодинаковых одинаковых кофточек, в котором все кофточки разные).

Или "дорогая, может, ты начнёшь красить и правый глаз тоже? А то с одним левым крашеным глазом будет не комильфо, а нам уже выходить..."

Женщина во время сборов - как алкоголик. Она вам будет тотально врать.

"Дорогая, ты скоро?" - "Да, дорогой, ещё минуточку".

Не верьте. У женщин нет встроенных часов. Она не знает, что такое "минуточка".

Не то, что мы, мужчины. У нас по будильнику в каждой ягодице, поэтому мы не можем усидеть на месте. Если нас прямо спросить "дорогой, ты скоро?", мы ответим точно "ещё 7 минут, дорогая". Потому что у нас все расписано по секундам. За 3 минуты найти позавчерашние носки под кроватью, за 2 минуты причесать непричесываемое, за 1 минуту 59 секунд поискать туалетную воду, не найти её и попрыскаться освежителем воздуха в сортире (формально - тоже туалетная вода) и за 1 секунду наглядеться на себя в зеркале.

Женщина во время сборов, защищая своё безвременье, будет расставлять вам ловушки. Не ведитесь. Бдите.

Она будет спрашивать вас "дорогой, а сколько ещё осталось до выхода?" Не называйте точное время, не палитесь. Для женщины все, что кроме "дорогая, мы уже опоздали", это вечность.

Мужчины, прочитав все это, скажут - неубедительно. Детский сад, с помощью этих приёмов даже хомяка из клетки не выманить, не то, что женщину за дверь.

Окей. Именно для этого и существуют вторые полчаса. Это "силовое обеспечение выхода".

Поймайте свою половину в квартире и начинайте нежно и деликатно выталкивать её за дверь. Физически. В том виде, в каком она есть: в двух кофточках, с одним накрашенным глазом, в пене из ванной.

За полчасика как раз вытолкаете.

Все.

Другого способа нет.

Пользуйтесь.

(Автор-Олег Батлук)

Если составлять топ чарт самых идиотических мест для знакомства с девушками, то на первом месте будет, безусловно, ИКЕА. Потому что туда девушки приходят, в основном, со своими мужчинами.

Вот недавний случай. Я тихо-мирно висел себе на шторе в одной из финальных секций ИКЕА. Висел даже не столько от усталости, хотя и от неё тоже, а дабы занять руки. В противном случае этими руками я бы придушил жену, которая уже час медитировала у очередной полки, выбирая между зелёными тапочками и зелёными тапочками.

И рядом со мной разыгралась сценка. "Девушка, можно с вами познакомиться?" Я даже слез со шторы, чтобы посмотреть на эту наглую рожу, которая не стала утруждать себя и использовала такой пребанальнейший способ подкатить. Рыжий худощавый паренек размером с прыщ вертелся вокруг высокой стройной блондинки. Really? - буркнуло где-то внутри моё уязвленное эго. Почему вот так вот всегда: чем короче, тем нужно длиннее, и чем страшнее кавалер, тем прекраснее жертва?

Девушка не успела ответить. Хотя, не уверен, что вообще собиралась. Потому что в этот момент из-за моей шторы, на которой я висел, вышел двухметровый шкаф со сковородкой в руке. Не икеевский шкаф - живой шкаф с косой саженью в плечах. С саженью и со сковородкой, да. Я не знаю, что такое "косая сажень", но звучит страшно, а выглядел мужик именно так. Дверцы шкафа тире ноздри мужика в бешенстве подрагивали. Это почти закон природы: если пытаешься склеить красотку, а где-то поблизости завалялся ее мужчина, то им обязательно окажется чемпион мира по кекусинкай. Двухметровый мужик и без сковородки провоцировал заикание. Даже у меня, невиновного. Мне было страшно просто от того, что я оказался в одном квадрате с его женщиной. А про рыжего доходягу и говорить нечего. Он, такой тепленький, просто просился в некролог. Здоровяк мог дунуть на него, и тот переломился бы в пояснице.

Все дальнейшее происходило беззвучно. Говорили только взгляды.

"Беги", - сказал взгляд красотки.

"ААААА", - сказал взгляд рыжего прыща. И прыщ побежал. Буквально. Опрокинув стеллаж "Альберт" на своём пути.

А взгляд двухметрового шкафа ничего не сказал.

И только по тому, как дернулась его рука, я понял, что шкаф инстинктивно собирался метнуть в рыжего сковородку. Красотка явно заученным движением выдернула утварь у него их сарделькообразных пальцев. Видимо, не в первый раз.

Я, конечно, никоим образом не оправдываю подобных рыжих. Но, возможно, таким красоткам со сложными спутниками все таки стоит подумать о ближних и озаботиться какими-нибудь запрещающими знаками? Ну, как в ПДД. Кирпич, например, на себя повесить. Или тупик. Или остановка запрещена. Не то, что стоянка - остановка.

А лучше сразу - "не влезай, убьёт". Есть такой знак у нас, у электриков.

(Автор-Олег Батлук)

Знакомиться с незнакомками - не моё. Никогда не было. По молодости я мог пригласить на свидание только в одном случае - если мы знакомы сто лет, я видел ее медицинскую карту со всеми анализами и знаю всех ее родственников до пятого колена.

Но однажды я психанул. Единственный раз, когда моя внутренняя диванная собачонка выбежала за дверь. Дело было на курорте. Я лыка не вязал, естественно. Конечно, и до этого случая мне, пьяненькому, приходила в голову трезвая мысль познакомиться. Но обычно от одной наглости подобного намерения я моментально трезвел и терял кураж. А в тот раз я, видимо, накидался настолько качественно, что, даже протрезвев, остался достаточно пьяным.

Естественно, незнакомка была ослепительна, как же иначе. В таких случаях я обычно говорю, перефразируя известную пословицу "не по сеньке шапка" - не по квазимоде эсмеральда. Моё либидо встретилось с завышенной самооценкой в районе пляжа. Жертва, ослепительная незнакомка, загорала на шезлонге. Я тащил к ней свой шезлонг с другого конца береговой линии. По пути я переехал им несколько неповоротливых тётушек, распростёртых на полотенцах. Я обрушил свой шезлонг рядом с красоткой, подняв тучу песка. Едва она откашлялась, из песчаной дымки проступил я, эротично развалившийся на лежанке.

Надо сказать, что лучшего момента в жизни для ухаживания за наядами было трудно найти. Это был как раз тот кратковременный период в моей истории, когда я весил около 100 кг. Я лежал рядом с незнакомкой, неотразимо мужественный. Мои красивые полные груди блестели на солнце. Мой живот отбрасывал на красотку гигантскую тень. Моя одышка вполне могла сойти за возбужденное дыхание страсти.

Курорт был иностранный. Девушка читала иностранную книжку. Я заговорил с ней по-английски. Она ответила. Мои атласные лежащие на животе мужественные груди и крупные градины пота на лысине сделали своё дело. Она была моей. Про западную врождённую интеллигентность, эмпатию и терпимость к идиотам я узнал много позже. Я беседовал с очаровательницей на английском, как на французском. Грассируя и растягивая гласные. Я чувствовал себя аленом делоном.

Разговор получался, как мне казалось. И вот я собрался поставить ей шах и мат - пригласить куда-нибудь. Restaurant или my room? - подбирало внутри слова мое охреневшее эго. Я приподнялся на локте, подтянул к себе ноги, выбрал свой самый сексуальный взгляд из двух доступных и открыл рот. И в этот момент подо мной сложился шезлонг.

Вот так неудачно я распределил по лежаку свои 100 кг. Шезлонг вылетел из под моей донжуанской задницы и ударил меня другим концом по голове.

Надо мной ржал весь пляж, вся береговая линия. Красотку скрутило от смеха так, что ее прибежали распрямлять несколько настоящих, не водевильных красавцев. Из глаз девушки ручьём лились слезы.

Никогда больше - ни до ни после - мне не удавалось разбудить в девушке таких сильных чувств. Тем более на первом свидании.

(Автор-Олег Батлук)

В своём советском детстве и отрочестве я занимался в конькобежной секции.

Зимой мы до посинения, в буквальном смысле, потому что в то время зимы были ещё зимами, катались на длинных коньках-ножах по кругу, а летом, по тому же кругу, уже на роликах.

Тогда, в восьмидесятые, ролики были почти неизвестны. На улицах на них никто не катался, как сейчас.

Мы, как ни странно, не чувствовали себя избранными. Поскольку ролики, которыми в те далёкие годы располагала система советского конькобежного спорта, больше напоминали лапти на колёсах. Или каторжные колодки. Передвигаться босиком по стеклу и то было бы приятнее и быстрее, чем в них.

Ролики были жутко не удобными. Мы выливали на них литры какого-то вонючего масла, но колёсики все равно застревали.

Более того, эти советские ролики были элементарно опасны. Время от времени, причём довольно часто, шуруп в одном из колёсиков вылетал, блокировал его, и ты благополучно нырял "рыбкой" на асфальт. После нескольких лет таких тренировок многие из нас вполне могли продолжить спортивную карьеру в прыжках в воду, еще и с большим успехом. Нередко в конце этих летних занятий мы все были похожи на недоделанных Буратино - кожа у всех красная, в царапинах и кровоподтёках, как будто Папа Карло весь вечер полировал нас "наждачкой". По сути, на каждой ноге мы носили по гранате: неизвестно, когда в следующий раз шуруп вылетит, и она рванет.

Перед началом тренировки каждому выдавали его пару роликов. После занятий их было необходимо вернуть. С этим как раз никто не спорил, все смаковали момент, когда злобные создания запихивали обратно в тёмный шкаф. Среди всех роликов из арсенала нашей спортшколы особенно выделялась одна пара. Мы называли ее "ролики-убийцы". Они буквально разваливались на ходу. Выдать их юному конькобежцу означало отправить его на верную смерть. Мы все знали эти ролики в лицо. Очередь на выдачу периодически складывалась в гармошку, когда ребята впереди начинали пятиться назад при виде знакомых киллеров на колёсах.

Но была у тренера и другая пара роликов, тоже одна-единственная, которая кардинально отличалась от своих уродливых братцев. Эти ролики были иностранными. Как они оказались в районной секции - неизвестно. Возможно, их обменяли на вражеского разведчика, попавшего в советский плен. Как сейчас помню: ярко красный ботинок с чёрной полосой. С белыми толстыми, в палец, шнурками. С колёсами от феррари. Так нам всем тогда казалось.

Эту пару тренер хранил в яйце в ларце на дубе том, как Кащей, чах над ними и выдавал только одному человеку - восходящей звезде нашей спортшколы. Иностранные ролики ехали сами - немудрено, что и без того восходящая звезда ставила рекорд за рекордом.

Предполагаю, никого не удивит, что ролики-убийцы регулярно получал я. Меня было не жалко. Надежд я не подавал. Получая эти противотанковые ежи на ноги, я каждый раз говорил себе, что это за мои грехи - перед тренером, перед советским спортом.

Наши тренировки повторялись как под копирку. Первым в закат улетала восходящая звезда на своих феррари. За ним устремлялись все остальные каторжники в колодках. А замыкал растянувшуюся колонну на приличном расстоянии ваш покорный слуга, передвигавшийся почти пешком, с грацией робота Вертера. Тяжело мчаться, когда на твоих роликах давно образовались протекторы, похлеще трактора "Беларусь".

Парадоксально, но что такое скорость я, конькобежец, не знал. Пару раз мне даже удавалось задремать во время катания на своих калошах.

Однажды я стоял в очереди на выдачу роликов перед тренировкой. Как обычно - последним. Все ребята свои коньки уже получили и дожидались меня, по регламенту, чтобы всем вместе выйти на улицу. Тренер на секунду замешкался, наклонился куда-то и протянул мне ролики. Я взял их, не глядя, и, зевнув, поплёлся к товарищам. Едва я приблизился к ним, толпа начала медленно расступаться. Все смотрели на меня пятикопеечными монетами.

Я взглянул вниз. В руках я держал ярко-красные ботинки с чёрной полосой. Колеса феррари сверкали как новенькие.

До сих пор не могу объяснить, почему тренер тогда выдал мне, колченогому, чемпионские ролики. Возможно, просто пожалел. Возможно, ему надоело постоянно видеть на моем лице следы асфальта. Возможно, это была тренерская хитрость. Впрочем, к чему хитрить с буратино: дерево не может эволюционировать в золото.

Факт в том, что в тот день я впервые почувствовал ветер в лицо. И что я побил какой-то рекорд восходящей звезды. Но в сравнении с ветром второе для меня не имело никакого значения.

Вот точно так же, как эти ярко-красные чемпионские ролики, мне однажды выдали Артёма. Неизвестно за какие заслуги. И точно так же я впервые в жизни узнал, что такое ветер в лицо.

(Автор-Олег Батлук)