Человек с континента

– Иван Евгеньевич, ты вообще понимаешь, что происходит? – Федор Прокофьевич улыбнулся секретарше и принял чашку кофе. – Ты, конечно, мужик особенный, но очевидное же понимать должен.

– Вы о шуме в прессе?

– Да обо всем. Ты мне что обещал? Что никто не пострадает, так? А что на деле? Смерть гражданского.

– Это никем не доказано: что она умерла по нашей вине, – вставила Ксения.

– Да что ж! – Федор Прокофьевич даже кофе пролил, – ты когда-нибудь научишься не перебивать?

– Она права. Смерть этой женщины пока не связана с нами.

– Да ты что. У нас, конечно, телепатов нет, но кое-что можем, – Федор Прокофьевич с грустью посмотрел на испачканное блюдце и, нажав кнопку, заметил: – Светик, принеси еще пожалуйста. Нет уж, ребятки. Вы доигрались. Теперь вы в моих руках.

– Еще нет, – сухо сказал Кирпа.

– Это формальности.

– Давайте так. Мне нужна неделя, и я сам перейду. Без сопротивления.

– Да ты и так мой. К чему торги?

– Есть военные.

– Они всегда были. Только сперва я, а потом, что останется, уже им. Иван Евгеньевич, вы чего? Я ж говорю: смерть гражданского, непонятная ситуация с девочкой. Вы вот зачем ее отпустили? Она же строго под вашу ответственность приглашена была. А теперь что?

– Просто есть подозрение, что мы столкнулись с высокого уровня телепатом, и, судя по всему, он иностранец. Девочка – приманка.

– Иностранец?

– Да. А потому вопрос с военными открыт. Ведь если это внешняя работа, то боюсь, вы никак не сможете помешать им забрать меня.

– Если он на нашей территории – это вопрос внутренних служб.

– Куда важнее где его подготовили, верно?

Федор Прокофьевич прищурился и улыбнулся. Правда, лицо его при этом особо не просветлело.

– Я так понимаю, у тебя есть план? Верно? Только особо долго не тяни.

– План есть. Точнее, предложение есть. Как я уже сказал, мне нужна неделя, и потом я полностью перейду к вам. Точнее, сделаю правильный выбор между вами и военным министерством. Причем эта неделя, она будет полностью моя. А значит, все, что идет не по плану, тоже ложиться на меня.

– Как жертвенно. Но я надеюсь, ты не задумал что-то глобальное?

– Нет. Но мне нужно несколько групп для наблюдения и защиты периметра. Аня в большой опасности. Нужно как можно сильнее ее обезопасить.

– Только ли она?

– Вообще, в конечном итоге, все государство.

– Лучше расскажи, что тебе известно об этом уникуме. Насколько он силен?

– Предположительно – не слабее меня.

– Как это возможно, если ты у нас первый.

– Первый не означает сильнейший. К тому же у нас совершенно нет информации о телепатах в других странах. Разве что об одном. Но это вышло случайно.

– Ты про ту афроамериканку?

– Да. Но повторю —это случайность.

– Стало быть, доложить о нем наверх мне нечего.

– Только то, что он стремится выйти на контакт. Пусть и своеобразным способом. Я почти уверен, что он считает себя более высоким существом, нежели обычный человек. Грубо говоря, тщеславен. Думаем сыграть на этом.

– Хочешь сказать, это может быть одиночка?

– Не исключено. Ровно как и то, что он независимый эксперт. Ровно как и я. Но в любом случае, если мы его возьмем, то будет очень много вопросов к внешней разведке. Проморгать целую структуру. Это огромная недоработка.

– А если он тебя шлепнет?

– Пока меня еще никто не шлепнул.

– Это потому, что ты круглосуточно под охраной, и я знаю все угрозы. А теперь наше заветное достояние даже само не понимает, с чем имеет дело.

– Не совсем верно. Я как раз понимаю. Поэтому и прошу всего неделю и лишь удержать периметр под контролем. Согласитесь, это не так много.

– Ты слишком часто мне это в последнее время говоришь, а потом случается жопа. А меня по макушке бьют. Ладно. Подпиши бумаги и свободен.

– А группы?

– Дадим, дадим. Все дадим.

– Мне нужен Ваганьковский.

– Полковник в отпуске.

– Мне не откажет.

Фадков погладил себя по лысине. Потом долго рассматривал Кирпу. Наконец кивнул. Иван вежливо наклонился и махнул рукой. Ваганьковский был хоть и сложным человеком, но зато одним из лучших в управлении и, что самое главное, не умел докладывать сверх меры, непонятно как дослужившись до полковника.

– Одна неделя, – поднял палец вверх Фадков, – и потом ты мой.

– Конечно, Федор Прокофьевич.

Кирпа закрыл двери и вздохнул. Затем посмотрел на Ксению. Она держалась молодцом. Он ободряюще улыбнулся.

– Вот мы и вышли на финишную.

– Как-то он слишком мало вопросов задал.

– А зачем? Он и раньше не особо кротов стеснялся. А теперь-то.

– Значит все? Шансов никаких?

– Ты сама все знаешь. Пресса не стесняется уже ни в чем.

– Но. если ты подпишешь договор о сотрудничестве, назад пути не будет.

– Ксень, мы это обсуждали. Если у тебя есть иные варианты, я слушаю. Ну не получился замок мечты, что ж теперь сделать? Я же не пойду против ФСБ и ГРУ? Ты за кого меня принимаешь? Извините, – Кирпа посмотрел на секретаря, – нервы. Где подписать?

– Вот тут, – секретарь указал толстеньким пальцем на листок. – Теперь вы с нами, Иван Евгеньевич? Федор Прокофьевич так долго этого ждал.

– Да уж, задержалась невеста, – вздохнул Кирпа расписываясь. – Что ты смеешься? Ты, между прочим, тоже попадаешь.

Когда они вышли из Лубянки, Кирпа остановился. На вопрос, который назрел у Ксю, он хотел ответить именно здесь, у дверей этого прекрасного учреждения. Но она молчала. Тянула эту ненужную паузу.

– Спрашивай уже.

– Как мы его поймаем? Ты так и не сказал, какой у нас план.

– Если честно. То я и сам не представляю. Но выбора у нас тоже нет. Когда мы войдем в полное подчинение – он оборвет контакт.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто знаю, – Кирпа задумчиво посмотрел на небо, потом по сторонам и, открыв двери машины, предложил Ксении сесть.

Я вижу твои страхи

Когда она вышла на улицу, то словно спиной ощутила все эти взгляды, которые пусть и в небольшом количестве, но падали на нее. Сначала соседка, чье любопытное старое рыло вылезло из-за приоткрывшейся двери. Потом то ли дворник, то ли уборщик, маячивший в своем грязном тулупе посреди белого снега. И, наконец, продавщица, также, по всей видимости, считающая, что забралась на вершину карьерной цепи. Все они прошлись одним и тем же, наполовину презирающим, наполовину завистливым или даже любопытным взглядом.

Аня провела картой и забрала пакет с продуктами. Да. В этом Кирпа был прав – она теперь действительно не из этой стаи. Она – изгой. Ровно как и все в команде этого телепата. Она пошла в сторону дома. На улице было неприятно, дул сильный ветер, и потому ей очень хотелось домой. К тому же она не выспалась. Пусть и встала в двенадцать часов дня.

Зато у нее был телефон. Интернет. Вообще все новостные каналы и куча мнений. Можно было даже не выходить на улицу, чтобы узнать очередной вонючий коммент в свой адрес. Каждый желал высказаться. Даже совершенно мелкая школота, которая только и знает, что бздит по уголкам, когда старшие классы прогуливаются по школе. Теперь же все повылазило на свет божий.

Она опять подумала, что даже тут согласилась бы с Кирпой, когда он убрал все эти мнения вместе с телефонами и интернетом. Ведь когда она только попала к нему, она была куда чувствительней. Да. По большому счету, даже сейчас, несмотря на то что смерть матери прибила ее к полу, она все равно ощущает легкий дискомфорт, который неприятно покалывает душу. Она на мгновение задумалась и ровно спустя секунду стала набирать буквы. Что ж, хотят говна – они его получат.

Ответов долго ждать не пришлось. Этот нескончаемый поток мнений буквально захлестнул ее страницу. Банить стало настолько сложно, что ровно через час она закрыла свою страницу и кинула телефон на кровать. Такой напор даже ей было не сдержать, хотя она и была далеко не новенькой в словесных баталиях.

Закачав несколько сериалов и кое-как приготовив обед, Аня легла на кровать. Кажется, все. Приплыли. Так и будет проходить вся ее оставшаяся жизнь, пока, наконец, ей не стукнет лет пятьдесят и она не упокоится в могиле. А все почему? Да потому, что путешествовать ей реально нельзя, так как насчет наемников Кирпа прав. Да и особо гулять свои же не дадут: будут лезть к ней с вопросами, предложениями. Ведь по факту все уже ясно. Люди не дадут ей спокойно жить. Это еще сейчас они немного тушуются, но пройдет неделя, вторая – подъезд будет разрисован, а ей придется постоянно менять номера сотовых телефон и мучить ментов своими жалобами на вечно докучающих людей.

Но ничего. Все равно она к этому мудаку не вернется. Лучше уж так. Лучше одной. Можно, кстати, начать пить. Аня вспомнила, как ей неплохо дало от первой пробы водки, которую они раздавили на троих с девчонками, на днюхе Насти. Тогда было весело. Тогда она была еще своя. А что теперь? Что теперь они скажут? Они ведь были подругами.

Она перевернулась через спину и снова взяла телефон. Комменты комментами, а переписке никто не мешает. Настя ведь была ее лучшей подругой, что ж теперь? Оступиться нельзя? Они ж как две капли воды похожи. Она должна понять ее ситуацию. Аня стала быстро искать их переписку. О да, она еще сохранилась. И как это она забыла про лучшую подругу. Только бы не обиделась.

Ответ последовал не быстро. Примерно через полчаса. Вроде все нормально: учеба, все дела. Но только вот надурить, к сожалению, при столь продолжительном общении до всей этой истории с Кирпой – сложно, и Аня сразу поняла, что ее подругу что-то смущает. Что-то не дает ей сразу согласиться на встречу после уроков. Забавно. Неужели общественное мнение, которое начнет ее порицать?

Она покачала головой и пустила в ход заранее припасенный контент мощных супергеройских доводов. Но увы, дальше шуток не пошло. Судя по всему, Настя была с ней более чем честна и не хотела выходить с ней лишь для того, чтобы скормить ее толпе. Мол смотрите, кого я привела. В принципе, так она и ответила спустя еще полчаса. Честно, жестко, правдиво.

Да. Лучше, чем ничего. Аня повертела телефон. Кто там еще был? Ах да. Ну куда же без Васи. Боже! Но с другой стороны, писать ему самой просто невыносимо. Хотя… Она быстро поискала в диалогах. Он вроде выходил на связь. Надо лишь найти его. Среди всех этих бесчисленных реплик. Тупо по имени.

Вася, Вася, Вася. Быстро прокрутив вниз, она нашла несчастного романтика. Все правильно, он, как и положено, пропустив ее молчание мимо ушей, несколько раз настойчиво долбился в закрытые двери, ища пути для общения. И это длилось не один день. Какой хороший мальчик. Аня быстро набрала ему. Здесь главное не переборщить с доступом к себе любимой. Не то совсем обезумеет от счастья

Василий ответил быстро. Даже очень. Все как с той собакой из рекламы. Показали корм – уже бежит. Но все равно, это куда лучше, чем все те парни, которые наперебой пишут, желая переспать со знаменитостью, пусть и не совсем стандартного масштаба. Лучше уж с Васей. Он хоть привычен и понятен. Да и верный. Вон сколько времени прошло, а отвечает спустя минуту. Хорошая штука эта влюбленность: не сразу ржавеет.

Про встречу договориться можно было сразу, но Аня решила потянуть. У нее впереди целая жизнь, куда спешить? Да и для Васеньки это полезно. Пусть немного поволнуется. Зато потом, когда немного перегорит, можно будет смело погулять. Завтра, например, или послезавтра. Но лучше, конечно, завтра, не то она просто чокнется в этих четырех стенах. А сегодня пойдут в ход сериалы. Тут главное не отпускать влюбленного далеко, всегда что-то писать. Любую ерунду. Да и себя так развлечь можно. А еще, наверное, стоит ответить паре придурков, которые бравируя кафе и кино, решили попытать своего безумного счастья.

Она пролистала диалоги. Да. Это хоть какая-то, но жизнь. А еще учиться больше никогда не придется. Ведь деньги у нее есть. Хорошо еще, что эти телепаты лишь развиваются. Растут как грибы из-под дождя, вон уже говорят и в Америке кто-то засветился. Так может и про нее постепенно забудут, ну или хотя бы не будут столь сильного внимания обращать.

Она убрала телефон и поставила кастрюлю с водой. Дорогие, но всего лишь пельмени. А раньше – раньше мама готовила суп. Аня пошла в ванну и умылась. Впервые за день. Затем посмотрела в зеркало. Почти случайно.

Немытые растрепанные волосы, полное отсутствие косметики, красные глаза – в таком виде она давно себя уже не помнила. И главное, ей совершенно ничего не хочется менять. Пусть все идет именно так. А еще Вася всегда говорил, что будет любить ее абсолютно любой. Что ж, вот ему прекрасный шанс доказать свои чувства. Правда, она еще ого-го. Проверка-то неполная. Как-никак не жирная и даже без косметики прекрасна. Но все равно – хуже, чем было. Аня взяла зубную щетку, выдавила пасты и провела ей по зубам. Надо понемногу приводить себя в порядок. Как-никак первая красавица в классе. Пусть и в прошлой жизни.

Одинокий принц

Мама. Аня перевернулась на бок. Мама – она стояла перед ней. Улыбаясь. Бледная, красивая, с длинными тонкими руками и небрежной челкой, которую все время забывала подстричь. Или просто не хотела. Она была у нее красивая. Заметно красивее, чем у дочери.

Молодая. Хорошая. Добрая. Мама. Мама, зачем? Зачем это все? Аня потянулась к горлу: хотелось дышать. Мама! Она раскрыла глаза. В комнате было пусто. Ни призраков, ни каких-либо еще движений. Лишь одинокое пустое пространство. Она приподнялась и провела рукой по лицу. Кошмары. Куда же теперь без них. Поднявшись, она прошла на кухню и открыла холодильник. Учитывая ее телосложение, она могла бы недели три только и делать, что заедать все едой.

Вытащив сваренные макароны, купленное мясо, она закинула их в микроволновку. Кирпа дал ей денег, более того, открыл счет, так что о еде можно было не беспокоиться. К тому же он сказал, что оплатит обучение и проживание. А значит, вопрос денег был решенный. Она задумчиво следила за электрическим светом в печке. Как странно. Ей абсолютно все без разницы. Абсолютно.

Медленно перемешивая макароны, она вспомнила, как мама периодически подкидывала ей эту стряпню, не успевая приготовить что-то более стоящее. Она еще говорила, что это просто заплатка. Быстрая, некрасивая, но зато неголодная. Аня отложила вилку и, обхватив голову руками, заплакала.

– Не плачь. Ты ведь ее не отпустила, – раздался тихий, спокойный голос.

– Что? – она подняла голову и осмотрелась. – Кто это?

– Разве это важно?

– Да.

– А мне кажется нет. Дареному другу в лицо не заглядывают, ровно как и в ценник помощи.

– Если вы от Кирпы – мне ничего от него не надо.

– Я не от Кирпы. Я сам по себе, – сказал голос, все также не давая ей возможность определить свой источник.

– Хватит играть! Я сказала, я не хочу иметь с вами дело. Дайте мне побыть одной. Я устала. Я хочу побыть одна.

– Хорошо. Только ты не одна. За тобой присматривают двое его помощников. Они в доме напротив. Сидят и наблюдают за каждым твоим шагом. Кирпа не отпускает никого просто так. Он просто этого не может себе позволить.

– Да кто ты такой?

– Я? Я Иван, – наконец сказал голос, резко меняясь в звучании.

Она посмотрела в сторону. Теперь ей уже казалось, что она знает, откуда он идет. Из комнаты. Да, из маминой комнаты. Черт. Вот же гады, забрались к маме. Но ничего, они еще, видимо, просто не поняли, на что она способна. Она поднялась и, схватив кухонный нож, пошла в комнату. Сейчас они наконец поймут, что может сделать обычная девочка, потерявшая мать.

Высокий. Красивый. Бледный. С белыми, спадавшими до плеч волосами. Казалось, он даже светился. Настолько изящным, настолько обаятельным и прекрасным он был. Аня даже едва не выронила свое оружие, заглядевшись на этого мужчину. Совсем как принц в той самой сказке, которую она так любила. Лишь доспехов не хватало.

– Вы кто?

– Я же сказал. Иван, – улыбнулся мужчина, галантно проведя своей тонкой, изящной ладонью от лица. – Очень рад нашему знакомству. Я слышал о вас много хорошего.

– Обо мне?

– О вас.

– От кого?

– От всех, кто вас знает, моя дорогая. Пусть их не так много, но я ведь фильтрую людей. Так что я выбрал самых честных.

Тут он улыбнулся. Боже, какая улыбка! Черт, это просто дьявольски красиво. Непостижимо. Она почувствовала, как непослушными становятся ноги и, словно сами по себе, несут ее к нему. Она посмотрела ему в глаза. Да. Этот взгляд. Он какой-то старый. Она это чувствует. Но внешность: на вид ему не больше двадцати трех. Или даже меньше. Что же это?

– Вас что-то смущает? – улыбнулся Иван. – Наверное имя? Оно распространено.

Но нет, Аня думала не о имени, а все еще о внешности. О белой, расстегнутой на верхних пуговицах рубахе, о безволосой груди, о странных штанах, которые, по-видимому, стащили с мертвого пирата.

– Зачем вы здесь? Что вам надо?

– Ты. Мне нужна ты, Аня. Твой дар. Твои способности. Твое одиночество.

– Одиночество?

– Да. Ведь лишь это может нас сблизить. Я тоже одинок, как ни странно, – сказал блондин и посмотрел в окно.

– Что же с вами случилось?

– Все просто. Я тоже потерял дорогого мне человека.

– Простите.

– Нет, ведь это я к тебе пришел. Садись. Тут нам обоим хватит места, – он указал рукой на стул. – Иногда достаточно простого общения, чтобы прогнать печаль. Пусть и временно.

– Спасибо, – послушно сказал она и села.

– А это для меня? – указал он рукой на нож.

– А, это… – Аня смутилась. – Да я думала вы от Кирпы. Я его ненавижу. Он убил мою маму. Они изрезали ее. Понимаете, все из-за меня. Они убили ее. Ненавижу.

– Да. Это грустно, – согласился блондин и снова пострел в окно.

Настала странная тишина. Аня чувствовала, что он чего-то ждет, что-то от нее хочет, но никак не могла понять, что именно. Согласия на то, чтобы она пошла с ним? Или больше откровений? Что она вообще может дать этому человеку, если он конечно человек? Она не знала. А потому продолжала тупо молчать. Все время думая о ноже, который, все также, держала зачем-то в руке. Наконец блондин снова посмотрел на нее.

– Ты хочешь отомстить?

– Кирпе?

– Всем. И ему в том числе.

Аня посмотрела на нож. В принципе, ответа на этот вопрос и не нужно было – и так все понятно. Но видимо, при таком знакомстве, сказать что-то обязательно надо. Но она согласна даже кровью расписаться, если придется. Ведь, как она уже сказала, они убили ее мать.

– Да. Я согласна.

Принц улыбнулся. Изящно, наполовину. Скромно. И красиво. Как же все-таки красиво! Она снова поймала себя на мысли, что тащится от этого парня, или правильней сказать мужчины. Боже, как он красив! Но даже не это ее привлекло. В нем чувствовалась сила. Странная, могучая сила. С которой было не страшно пойти против кого угодно.

– Спасибо. Ты настоящий друг, – сказала он и протянул к ней руку. – Помни, теперь ты не одна. Нас двое.

Он коснулся ее руки. Казалось бы нежно, но от этого прикосновения пошел такой жар, что ее будто огнем обхватило. Она замахала головой: жгло все сильнее и сильнее, пока наконец она не открыла глаза и не поняла, что все также стоит в маминой комнате. Только совершенно одна.

– Это был сон? – вслух произнесла она оглядываясь.

Но ей никто не ответил. В комнате, кроме мебели и привычных вещей, уже ничего не напоминало о белокуром принце. Затем раздался звук, и она вздрогнула. Нож – он выпал из ее руки, глухо стукнувшись о ковер.

Непонимание. А потом смирение и снова боль. Именно так произошло, когда она поняла, что это был лишь сон, и что она, судя по всему, стала лунатиком, бродящим по квартире, из-за нахлынувших переживаний. Что ж, так даже лучше. Может быть в следующий раз она просто встанет на край балкона и спрыгнет, закончив все к едрене фене.

Аня посмотрела в окно. Глухая, мрачная ночь. Абсолютная тишина. Какой же это все-таки мрачный город, с его непостижимыми правилами жизни. И все же – сон с принцем был прекрасен. Жаль, конечно, что это был лишь сон. Она тихо вздохнула и пошла к себе в комнату, оставив нож так и лежать посреди дурнопахнущего ковра.

Проводив ее взглядом из противоположного окна, Кирпа задумчиво потер подбородок. Пожалуй, впервые он столкнулся с тем, кто, как и он, мог создавать столь глубокие проникновения в сны. Но зачем так открыто? Просто показать свои возможности? Он посмотрел на поблескивающий в дальнем окне нож. Нет, пора как можно скорее заканчивать эту игру. Как можно скорее.

Все хорошо

Когда Аня открыла глаза, то первым, что увидела, это лист, круживший свой странный танец за окном. Деталь, которая, раньше, скорее, прошла бы незаметно, теперь же полностью приковала ее внимание. Отдельный, своеобразный кусок жизни, рано или поздно, но обязательно малозаметно уходящий в неизвестность. Она тихо вздохнула. Странно. Обычно философия была не самой ее сильной стороной.

– Вот, попробуй, – раздался голос Аси, и на одеяло поставили что-то теплое. Аня опустила глаза. Это была белая, широкая кружка с горячим шоколадом.

– Шоколад?

– Да. Я подумала, что кофе ты не захочешь, – пожала плечами Ася и убрала ладони с чашки. – А вот шоколад – самое оно. Я лично очень люблю сладкое по утрам.

Аня подняла кружку и отхлебнула. Немного терпкий, теплый шоколад не обжигал. Сразу чувствовалось, что Ася изрядно постаралась, готовя его ей.

– Подожди! Его надо с водой. Вот, держи. Запивай понемногу, – Ася подала вторую кружку с холодной водой. – Так вкуснее. Как говорится, «почувствуй вкус».

– Где ты научилась его готовить?

– Дома. Мама научила, – сказала она и потом задумчиво добавила: – Когда была трезвой.

Не убирая взгляда, не делая ничего, чтобы хоть как-то сгладить момент неуместного напоминания о матери. И, что странно, Ане это понравилось. Вот так – грубо, в первое же утро после потери ее родителя. Она даже не пытается делать вид, что это какая-то запретная тема. Она снова отпила шоколада.

Мама умерла. Да. Теперь правильней всего просто свыкнуться с этой мыслью, принять ее. Наверно, это единственный путь, который, собственно, ей и подсказывает Ася. Аня снова сделала глоток шоколада – такие мысли надо сластить, как только можно.

– А где все?

– Ты про Кирпу? – Ася тоже посмотрела в окно. – Он уехал. После смерти твоей мамы начался переполох: журналисты его едва не разорвали. Теперь пришла очередь руководства.

– А это разве неправильно?

– Я не знаю. Но лучше от того, что нас могут расформировать, нам не будет. Нам надо держаться вместе – это я точно знаю. Лично мне возвращаться некуда.

– Мне теперь тоже, – тихо сказала Аня и поставила кружку с шоколадом на одеяло.

– Хочешь подогрею? – Ася опустила руку и, коснувшись Ани, попыталась вытащить кружку.

Тепло. Странное тепло вдруг разлилось по организму. Аня подняла глаза и увидела, как расширились зрачки Аси. Да. Она тоже это почувствовала. Это странное тепло, которое так резко наполнило все ее сознание, разливаясь по рукам, ногам. Доходя до кончиков пальцев; наполняя ее покоем и умиротворением. Аня отдернула руку. Что это было? Она никогда такого раньше не ощущала. Нет. Это не просто касание – это явно что-то другое.

Она прислушалась к ощущениям. Едва она убрала руку, странная теплота стала уходить. Не быстро, но отчетливо. Она снова посмотрела на Асю. Та чувствовала то же самое. Это было видно. Аня опустила глаза.

– Я принесу, подожди. Надо разогреть, – несколько сбивчиво сказала ее новая подруга и поднялась. – Не надо пить его холодным. Совершенно другой вкус.

– Да какая разница. Шоколад и есть шоколад.

Аня подняла руку и пристально на нее посмотрела. Она была точно такой же, как и всегда. Без каких-либо изменений. И все же, теперь она показалась ей чем-то новым, просто под старой личиной, скрывающей ее подлинную суть.

Телепатия? Неужели это то самое, что нашел в ней Кирпа? Да нет. Бред. Ей просто хочется так считать. Она просто боится, что может оказаться ненужной даже в этой сумасшедшей семейке. Ведь что с ней будет, если таланта не найдут? Правильно, вышвырнут на улицу, как ненужную собачонку. И всем, по сути, плевать, что умерла ее мать. Дадут два миллиона, пожалеют в газетенках и на этом все. Гуляй, девочка.

Она повернулась и свесила ноги с кровати. Надо было вставать и начинать этот чертов день. Она же одаренный воин, как тут понежишься на перине? Да, потеряла мать, но ведь все на благое дело. Потери неизбежны, особенно для маленьких наивных дурочек, считающих, что они должны стать известными. А еще над Асей стебалась. Господи боже, да она тупее ее раз в триста.

– Подожди, я сейчас принесу.

– Да не надо. Все равно вставать пора, – вздохнула Аня и поставила ноги на холодный пол. Увы, тут чуда не случилось и приятное тепло не разливалось по ее коже.

Она сделала шаг, затем второй, потом еще. Нет, все такой же мерзкий холодный пол, от которого создается крайне неприятное ощущение отчужденности. Она посмотрела на дверь. Ася выскользнула из комнаты как ветер. Видно, побежала на кухню, где можно заново растопить этот сладковатый шоколад. Хорошая девочка, неплохая подруга; старается – с этим ей повезло.

Просунув ноги в белые тапочки, Аня подошла к окну. Ощущение тоски, которое немного отступило перед подругой и новым внутренним теплом, теперь снова возвращалось к ней. Словно зверь, которого пугнули огненной палкой, оно снова подкрадывалось среди темноты, уже не сильно пугаясь горящего пламени.

Мама. Мама… Аня вздохнула. Все картинки прошлого вдруг стали такими яркими, сильными. Детство, юность. Ее улыбка. Даже упреки, на которые она столь часто огрызалась. Ох уж эта извечная война! Для чего? Кому она была нужна? Хотя нет. Скорее нужна. Тогда была. А вот сейчас – уже нет. Новые правила игры, заставили посмотреть на все по-другому.

Так странно. Сколько раз она слышала такие слова как: «теперь уже я никогда ее больше не увижу, хотя только вчера я говорила с ней по телефону», и всегда считала, что в этом не так уж много особенного. Так, обычный голливудский трюк. Но теперь – теперь она их поняла. И пусть она не звонила матери, но она точно знала, что та ее ждет. Аня коснулась холодного стекла. Как же все-таки больно! А потом полились слезы.

Ася вернулась через десять минут. Причем то что она войдет, Аня узнала задолго до того, как открылась дверь, и дело тут даже не в каких-нибудь особенных возможностях. Просто она топала как слон, неся ей этот горячий шоколад.

– Вот, теперь все как надо, – выпалила она, открывая двери.

Аня развернулась и, повернувшись к подруге, стала медленно приближаться, не сводя с нее взгляда.

– Что? Что такое? – начала пятиться Ася. – Тебе не понравился шоколад?

– Замолчи, – прикрикнула на нее Аня и, подойдя вплотную, взяла за руку.

Ничего. Ровным счетом ничего. Ни тепла, ни вообще чего-либо особенного. Разве что вроде пульс нащупала. Схватила ведь за запястье.

– Мне больно, – скривилась Ася, – отпусти.

Аня кивнула и отпустила, свободной рукой избавив ее от кружки с шоколадом. Настроение у нее немного улучшилось. Ведь все это выглядело забавно. Какая же она все-таки дура. Понадеялась, уцепилась за эту соломинку. Боже, ей реально место в этом обезьяннике. Вместо того чтобы ехать хоронить мать, она сидит с этими блаженными и пытается выдать себя за супергероиню.

– Я ухожу, – твердо сказала она, глядя снова в окно, где все также продолжал метаться осенний лист. – Сегодня пойду к Кирпе и объясню ситуацию. Надо с этим завязывать.

– Тогда ее смерть будет бессмысленной. Ты же понимаешь, что ее убили не просто так.

– Именно что не просто так. Если бы я никуда не уехала, она была бы жива.

– Но сейчас ты здесь, и от этого не деться. И только тут ты можешь понять, как наказать виновных. А вернувшись домой, ты станешь как все, если не изгоем.

– Как-нибудь справлюсь. К тому же, мне надо похоронить мать.

– А потом? Что ты будешь делать после похорон? Вернешься в школу и продолжишь учиться?

– Наверно. Это уже я решу потом.

Аня сняла ночнушку и начала переодеваться. Решение о возвращении домой не вызывало у нее абсолютно никакого отторжения и потому казалось ей вполне очевидным шагом. Оставаться же было куда сложнее. Хотя, по идее, по логике, тут было намного лучше и безопаснее. Но ведь люди не всегда следую логике. Не так ли?

Быстро собравшись, она почти за пятнадцать минут распихала все свои вещи на две небольшие сумки и положила их на кровать. Так быстро у нее еще никогда не получалось собраться. Ася ей не мешала. Лишь наблюдала. И, что особенно приятно, никуда не побежала сообщать, иначе ей, наверное, пришлось бы крепко двинуть.

– Надеюсь, когда ты остынешь, ты поймешь, что неправа.

– Конечно, это ведь не у тебя убили мать!

– Моя мать давно для меня мертва.

– Да? – Аня подняла голову. – А моя только вчера. Что теперь, мне благодарить их?

– Нет. Но там, куда ты вернешься, только хуже. Ты станешь изгоем, у тебя нет родных. Кроме того, враги не дремлют.

– Да какие враги, что ты вбила себе в голову? Откуда ты знаешь, что это не их игры в шпионов. Ты думаешь, я удивлюсь, если узнаю, что это часть их какого-то плана? Нет. Мы просто чертова разменная монета. Две простушки, жизни которых не имеют никакого значения. Суперменши, блядь. Еще костюмы жаль не выдали.

Закинув сумки, она повернулась к двери и замерла. В дверях, облокотившись о дверной косяк, стояла чертова грузинка, несколько ухмыляясь их перебранке. Аня глубоко вдохнула и пошла на нее. Нет, время страха прошло. Теперь она прекрасно понимает, что надо делать.

– С дороги!

– Прости, но Иван Евгеньевич хотел тебя увидеть. А ему отказать я не могу.

– Мне плевать.

– Мне тоже.

– Я еще раз повторяю: уйди с дороги!

Нина покачала головой и потянулась к ее сумкам. Это было ошибкой, сама не понимая, почему именно так, но Аня, со всей силы, махнула головой и крепко засадила этой злосчастной дуре прямо в переносицу, заставив крепко выругаться и схватиться за перебитый ударом нос. Вытерев кровь, свирепая грузинка пошла было на нее, но вдруг остановилась. Аня тоже не предпринимала никаких действий. Вырваться-то она хотела, но не прям уж так агрессивно. Все-таки это нос – он всегда важен.

– Давай так, ты сейчас идешь со мной, ненадолго, и я тебе ничего плохого не сделаю. Кирпа не будет тебя задерживать. Просто поговорит. Поверь, в данный момент это весьма хороший вариант, – зло проговорила Нина.

Аня посмотрела на Асю. Испуганная, она стояла у двери и просто умоляла ее согласиться. Такой жалостливый взгляд, это ж надо. Аня покачала головой: пожалуй, десять минут у нее все же есть. Да и Нина – слишком уж опасный соперник. Театрально выдохнув, она скривилась и сухо бросила:

– Веди.

Мать

Да. Она обычный человек. Обычный. Из костей, мяса, кожи и крови. Просто кусок тела. Аня села на кровать – ее колотило. Колотило так, что пальцы было не остановить. Они тряслись. Как и руки, и мысли, и разум. Она сделала выдох. Дышать было трудно: казалось из-за сухости воздух просто не выходит наружу. Мама. Мама умерла. Теперь у нее нет никого.

Хорошо, что Кирпа попросил к ней никого не впускать. Оставить одну. Здесь, на столь знакомой кровати, среди старых книг, игрушек, на бледном розовом одеяле, которое ей подарили года два назад. Аня провела по нему рукой: после долгих стирок, оно стало мягким и нежным, пусть и без изначального блеска. Все как с человеком. Чем дольше ты с ним, тем мягче отношения и меньше необходимости в былом качестве. Она слабо выдохнула: слезы снова накатывались.

За стеной был шум. Словно все хотели пробиться на место преступления. Еще бы! Такое дело. Впервые Кирпу подвел его профессиональный нюх и все, что он так планомерно строил все эти годы, непривычно сильно зашаталось. Ведь вопреки его официальному мнению, что родители избираемых им детей в безопасности, это оказалось неправдой. Да еще какой. Жестокой, кровавой.

Зачем он сказал ей опознать ее? Неужели в этой квартире мог быть кто-то еще? Они же могли обойти эти формальности. Она ведь не так уж и рвалась сюда. Что-то мешало. Да хватило бы и фото. Простого черно-белого фото.

Аня вдруг ощутила холод. Разом. Моментально. По всем своим нервным окончаниям. Он словно остановил все процессы. Она. Именно она причина смерти собственной матери. Ведь если бы не было ее, то мама была бы жива. Тут даже думать не надо. Это все из-за нее. Она сжала одеяло. Мама!

В голове тут же всплыло тело. Глубокий разрез вдоль шеи; кровь. Много крови. Кровавые следы… Она цеплялась за жизнь. До конца пыталась перекрыть кровавые потоки. Пыталась выжить, цеплялась за стол; за ножку стола, пока, наконец, силы не иссякли, и она не умерла. Ее мама вообще была сильным человеком. Жаль только не в этот раз, когда убийца оказался немного сильнее.

Выйдя на улицу, она снова увидела блики вспышек фотоаппарата. Этот, некогда затерявшийся среди серых домов, подъезд теперь было не узнать. Он словно расцвел десятками ярких лепестков, освещающих очередную серую ночь. Районную ночь. Она закрыла лицо. «Как в фильме», – пронеслось в голове.

Кроме Кирпы в черном микроавтобусе была еще Ксения и Ася, едва ли не охрипшая от желания ехать с ней. Но теперь она молчала. Сидела напротив и молчала. И это было единственным правильным поведением. Не надо слов. Просто пусть кто-то посидит рядом. Затем к машине подошел Кирпа и через стекло попросил шофера отвезти их в особняк.

Это хорошо. Там наверняка лучше, чем здесь. Нет ни любопытных глаз, ни дотошных репортеров. Лишь тишина и покой. И Ася, считающая, что она может ей чем-то помочь. А по факту, наверное, больше присмотреть, чтобы она не совершила какую-нибудь глупость. Например — самоубийство.

Огни. Огоньки. За окном машины все казалось таким умиротворяющим. Мелькающим. Но однако это нисколько не влияло на боль, которая немного притуплялась явным неполным осознанием происходящего с ней катаклизма. Но это пока. Это на этот вечер. Аня чувствовала это. Знала, что завтра будет хуже, чем сейчас. Понимает, что будет. Она ведь уже взрослая девочка. Знает, как об этом пишут психологи.

Снова огни. Мелькают, мелькают. Затем — идет тоска. Успокоительное все больше и больше овладевает ее разумом. Ксения изрядно постаралась с дозой, и, видимо, она скоро уснет. А ведь она была против, кажется… Память не остановилась на этом моменте, оставив все место для картины кровавой лужи вокруг бледной шеи матери.

Кого она любила еще? Отца? Этого уже незнакомого ей мужика с редким желанием посетить их семью на выходных? Нет. Нет, это химера. Она даже не помнит, был ли он там. Это раньше это было главным. Она считала, что у них почти все хорошо. Да он бывает не часто, но зато он шлет деньги. И это все перебивало.

Она почувствовала на запястье тепло. Аня подняла глаза и увидела руку Аси. Та слабо улыбнулась. Получилось мило. Очень. Аня улыбнулась в ответ. Что ж, подруги должны поддерживать друг друга, пусть и в такой странной ситуации. А потом – потом словно дикая сила природы вырвалась. Неудержимо, рефлекторно, сильно.

Мама. Ты скучала по мне, мама? Ты смотрела в окно, мама? Скажи, что ты помнишь из последних дней, мама. Я наверно, была плохой дочкой, мама. Ведь я ушла. Ушла непонятно к кому, и непонятно зачем. Ты звонила мне, мама?

Аня почувствовала, как сжала руку Аси. Мама. Не надо так, мама. Я не заслужила этого, я не хотела этого, я просто не поняла, что происходит. Мама, я прошу тебя, вернись! Мама! Я не хочу больше здесь жить, мама, вернись!

Аня отвернулась. Она уже не могла сдерживаться. Удерживая руку Аси, она заплакала, впервые за все то время, когда узнала об этой беде. Отвернувшись и выплакав все слезы, она почувствовала как слабеет. Сон. Он наконец соизволил к ней прийти.

Аня шмыгнула носом. Наверно, больше всего она хотела бы уже не просыпаться. Остаться там, в этом мрачном, черном мире грез. Или же воспоминаний. Она просто не хочет возвращаться в реальность. Незачем. Ради кого? Или чего…

И все же. Приятно, что даже в таком полусонном состоянии она чувствует ее руку. Этой странной девочки, которая всего за несколько недель стала для нее, наверное, самым близким человеком. И вовсе не потому, что она была ее подругой из класса. Просто она делала все правильно, как настоящая родственная душа.

С этой мыслью Аня и уснула, так как иначе, даже несмотря на снотворное, она бы так и смогла отойти в царство сна.

Воспоминания Кирпы. Генерал

Федор Прокофьевич Фадков был крупный, невысокий маститый шеф разведки, с низко посаженными глазами, большим носом и еще более большим подбородком, органично увенчивающим крупное лицо высокого начальства. А потому практически все появляющиеся в нем эмоции разглядеть почти не представлялось возможным. Поэтому Кирпа уже и не пытался, что-либо понять из блеклых поползновений мышц лица разведчика.

– Иван Евгеньевич, я, конечно, ценю, то что вы делаете и что соответственно можете. Но порой ваши решения меня несколько обескураживают. Вот как, скажите мне на милость, вы хотите проводить набор рекрутов?

– Я же озвучил. Каждый новый сотрудник будет выбираться исключительно мной.

– Так мы так и сделали. Мы предоставили вам списки из более чем тысячи человек. Более того, я даже учел ваше пожелание о возрасте. Есть как и опытные сотрудники, так и молодые специалисты. Выбирай не хочу. Все прошли всю необходимую подготовку. Есть даже и девушки.

– Федор Прокофьевич, но мне не нужны ваши специалисты. Это ведь не дал и взял. Это дар. Он может быть у одного из миллиона, из миллиарда.

– Ну это вы, мне кажется, загнули.

– Нет. Я ведь пока единственный, кто в этом хоть что-то понимает. Потому мне и решать: кто будет со мной работать.

Генерал-майор тяжело вздохнул и, сложив толстые пальцы домиком, с неодобрением посмотрел на Ксению, эффектно, красочно стоявшую позади Кирпы в элегантной белой блузке.

– Да, я понимаю, что вы у нас особенный сотрудник и отделение у вас новое. Но поймите: опытный разведчик в команду – это не так плохо. Тем более, высококлассный специалист, которым, по сути, является любой из этой тысячи. Даже молодые.

– О каких именно навыках идет речь?

– Сбор информации, аналитика, оперативные действия – да все.

– Федор Прокофьевич мое дело, по сути, обеспечить изучение новых возможностей, и для этого крупный аналитический отдел пока, слава богу, не нужен. А что до оперативников – это тоже вполне решаемо благодаря вам. За что отдельное спасибо.

– Хорошо, я понимаю. Вы очень переживаете за особую атмосферу в вашей группе. Но как вы собираетесь вести свой набор? Ну не по школам же вы будете, наконец, ходить? Как с вербовкой-то быть. Сами говорите: вам нужен большой выбор. Вот, пожалуйста – готовые молчать люди. Беспроблемные. Все подписали договор о неразглашении государственной тайны. Бери – не хочу.

– Как вы успели заметить, можно ходить по школам.

– Что? – нахмурился Генерал, в редком разе проявив мимику. – Какие еще школы? Вы в своем уме?

– Почему бы и нет. Это долгая работа, но она вполне реальна и по силам. Я хочу нанять не обмеренных вашими идеями детей.

– Идеями? Да что вы несете? Что скажет общественность?!

– Исходя из мнения нашей тестовой группы, люди будут лишь за, – вмешалась в разговор Ксения и выдвинулась немного вперед, аккуратно кладя на стол генералу бумагу. – Вот, посмотрите данные социального исследования. Благодаря публикациям на «Ютубе» и резонансным раскрытиям, а также нестандартному подходу к раскрытию, общественность на нашей стороне. Ивана Евгеньевича боготворят в массах.

– Да, это я знаю, – нахмурился генерал, подняв бумагу. – И что это такое? Что это за данные? Что вы мне принесли?

– Есть идея. Мы просмотрели, чем увлекается молодежь и переняли интересный опыт. Ведь, в конечном счете, Иван Евгеньевич, в каком-то роде, сверхчеловек, или же человек со сверхспособностями. Что-то вроде супергероя. А в современных франшизах персонажи чаще всего происходят из обычных людей. Поэтому идею с выбором среди обычных школьников сами дети примут на ура. Вопрос лишь в согласии родителей, и тут нам нужна небольшая помощь. Как-никак вопрос государственный.

– Да что вы несете? Какие школы, какая помощь, какие супергерои? – покраснел генерал, откинув бумагу. – Вы там что, спятили в конец? Вы что, собираетесь от имени ФСБ ходить по школам и рекрутировать тех детей, которые вам понравятся? Да вы в своем уме?

– Вполне. И я повторю тесты.

– Да иди ты в жопу со своими тестами! Ты их у врача делай, а здесь разведка! Ты мне ее зачем притащил, Иван? Ты что, хочешь меня до белого каления довести? Решил в дурака сыграть? Ты этой бумажкой можешь знаешь что сделать?

Федор Прокофьевич тут осекся и немного расправил воротник. Он очень не любил ругаться и всегда старательно следил за этим. Похрустев затекшей шеей, он сделал несколько вдохов и уже спокойно посмотрел на телепата, все еще никак не понимая, почему именно ему поручили работать с этим взбалмошным, невесть откуда взявшимся типом.

– Так. Школы отменяются. Это против правил. Меня сожрут с этой вашей идеей. Так что как-нибудь сами.

– Уверены? – скривился Кирпа, забирая бумагу. – В прошлый раз, генерал, вы попросили вам обо всем сообщать.

– Если без сумасбродства. Если разумно все делать. Просто дело в том, что ходить по школам и набирать деток непонятно из каких семей, да еще возможно с прошлым нестабильным – это несколько неправильно. Не говоря уже о том, что скажут их родители, которые, естественно, захотят получить максимум информации от общения с детьми. Более того, а скажите мне на милость: как вы их защищать-то будете?

– Кого? Детей?

– Нет. Родителей. Вы же сами сказали: у вас набор на одного из миллиарда. Что ж это получается? Любого ребенка которого вы выберете из школы, нам надо будет в спешном порядке перевозить к себе на частную квартиру? Это же гражданские! А если они не согласятся? Вы им что, мозги вправите? – усмехнулся Фадков, все-таки расстегнув верхнюю пуговицу. – Нет, это провальная затея. По-хорошему, это надо делать скрытно. Ваш набор. Чтобы никто не мог найти семью. И это мы, опять же, возвращаемся к вашим публичным методам работы. Они все сводят на нет.

– Про публичность мы уже говорили. Что же касательно воздействия на мозг, в данном случае оно, конечно, неприемлемо, – мягко согласился Кирпа. – И что касательно денег, то мы будем использовать конспиративные квартиры или ваш бюджет. Защита родителям просто не понадобится.

– Это почему же?

– Все очень просто. Я запрещу детям видеться с родными на время обучения и на определенный срок после. Мы исключим любые контакты с родственниками. Любые. А потому западной разведке просто не будет смысла работать с ними. А когда ребенок подрастет, то там уже будет другая история.

– Попахивает экстремизмом.

– Только в том случае, если об этих правилах не заявить открыто. Опрос показал, что люди не против найти в себе сверхчеловека. Особенно дети. Есть даже ролики, где они снимают небольшие сцены, после того как Иван озвучил эту идею в одном из интервью, – снова влезла Ксения.

– Ох уж эти интервью, – снова вздохнул Фадков. – Так, давайте подытожим. Что вы намерены делать?

– Запустить небольшую пиар-кампанию. Подготовим договор. Поставим всех в известность относительно нашей идеи. И посмотрим, что предпримут как взрослые, так и дети. Способны ли они выявить в себе героя и пойти на некоторые сложности, либо решат так и остаться на своем месте, – четко отбила Ксения.

– Ох уж эти ваши публичные эксперименты. Мне и так каждый раз шею мылят за ваши эти подвиги. Иван Евгеньевич, ну когда уже вы угомонитесь? Хватит играть с огнем. Ведь может не повезти.

– Может. И тогда я весь ваш. Со всеми потрохами, – покладисто ответил Кирпа, театрально опустив голову.

– Мой, мой – уж поверьте так и будет. Просто, видимо, не сразу: больно уж вас удача балует. Хорошо. Раз так решили – делайте. Но на свой страх и риск. Если сорвется – вы полностью мой. Если пройдет… Пока все также можете продолжать работать в вашей временной вольнице.

– Большое вам спасибо. Но как насчет вашей поддержки?

– В разумных пределах. Разумных, – поставил ударение на последнем слове генерал. – Распоряжение я отдам.

– Премного благодарен, – поклонился Кирпа и направился к двери.

– Да, спасибо вам большое, – мило улыбнулась Ксения, но тут же, спохватившись, пошла следом за телепатом.

Проводив их взглядом, Федор Прокофьевич покачал головой. Если бы кто-то два года назад сказал ему, что подобный диалог пройдет у него в кабинете, он бы, наверное, того человека в психбольницу определил. А оно вон как. И главное отказать толком нельзя. Генерал еще раз посмотрел на список, предложенный Кирпе. Имен там было много, конечно, но, как он и предполагал, своего сына он нашел там достаточно быстро. Как-никак родная кровь.