Под руководством Гудкова созданы самолёты Гу-82 (март 1941 г.), К-37 (май 1941 г.), Гу-1 (июнь 1943 г.), Гу-2 (в проекте), Гу-ВРД (в проекте, март 1943 г.), стратостат «СС»-«Волга» (сентябрь 1962 г.).

Он родился в семье просто рабочего 21 декабря 1904г в Баку(Нынешний Азербайджан).Закончил школу 2-ой степени. После в 1921-1924 годах студент механического факультета Политехнического института по специальности «инженер-механик».

Позже был призван в Красную Армию, где учился в Ленинградской Военно-теоретической школе Красного воздушного флота и школе красных лётчиков. Служил в армии лётчиком.

После демобилизации в 1928 году, работал конструктором на авиазаводе № 39.

В 1930—1932 годах работал на заводе «Авиахим» ведущим инженером и зам.начальника производства, одновременно учился в Московском авиационном институте.

В 1934 году закончил Московский авиационный институт самолётный факультет по специальности «инженер-конструктор».

В 1933—1936 работал в ЦАГИ начальником конструкторского бюро Опытного отдела.

В 1936—1937 годах — заместитель главного инженера и начальник ОТК на заводе № 126.

С 1937 года — старший инженер отдела Первого Главного управления Народного Комиссариата оборонной промышленности, а с января 1939 — старший инженер самолётного отдела Первого Главного управления Народного Комиссариата авиационной промышленности СССР.

В конце апреля 1939 года — начальник 4-го отдела Первого управления Горбунов, сотрудники 4-го отдела Гудков и Лавочкин обратились с письмом к Наркому авиационной промышленности СССР с предложением создать самолёт с использованием нового материала дельта-древесины.

В конце мая 1939 года было организовано новое ОКБ-301 при заводе № 301 для создания самолёта под коллективным руководством Горбунова, Лавочкина, Гудкова.

С июля 1939 года главные конструкторы М. И. Гудков и С. А. Лавочкин работают под руководством начальника ОКБ-301 В. П. Горбунова.

29 августа 1939 года вышло Постановление Совнаркома № 243 о постройке 2-х цельнодеревянных самолётов И-301.

Приказом № 430 от 10 октября 1940 года НКАП самолёт ЛаГГ-3 принят в серийное производство

14 декабря 1940 года М. И. Гудков назначен начальником ОКБ-301.

16 октября 1941 года ОКБ-301 было эвакуировано вместе с заводом № 301 на территорию авиационного завода № 153 Новосибирск.

В декабре 1941 года, учитывая серьёзное положение на фронте, Нарком Шахурин даёт поручение Гудкову незамедлительно внедрить новые самолёты Гу-82 и К-37, уже прошедшие предварительные испытания в производство на авиазаводе № 21 в Горьком, но это не удалось сделать.

В начале 1942 года Гудков с частью своего коллектива ОКБ-301 возвращается в Химки. В сентябре 1942 года ОКБ-301 из г. Новосибирска переведено на территорию завода № 156 в г. Горький.

В 1943 году Гудков продолжил работать над самолётом Гу-1, работу над которым прекратил в начале войны по приказу НКАП. В начальный период войны нужно было ускорить работы над К-37 и Гу-82, так необходимых фронту.

12 июня 1943 года самолёт Гу-1 выкатили на взлётно-посадочную полосу Центрального аэродрома. Для испытания самолёта был приглашён лётчик-испытатель подполковник Никашин А. И. Первый испытательный полёт Гу-1 окончился катастрофой в которой А. И. Никашин погиб.

На основании выводов комиссии, Гудкова обвинили в серьёзных ошибках допущенных в расчётах при сборке самолёта. Нарком Шахурин доложил о выводах комиссии Сталину и предложил лишить Гудкова звания главный конструктор 2-ой степени и запретить заниматься конструкторской деятельностью. Сталин согласился с предложением Наркома. Приказом НКАП от 6 июля 1943 года М. И. Гудков был лишён звания главного конструктора и направлен заместителем начальника ОТК завода № 84, а коллектив ОКБ-301, находящийся в г. Горьком, передан в ОКБ-21 под руководством Лавочкина.

В 1944—1946 годах работал на заводе № 51 зам главного конструктора по лётным испытаниям.

В 1946—1953 — ответственный руководитель работ ОКБ-2 Опытного завода № 1 на базе авиазавода № 458.

В декабре 1948 года был назначен ответственным руководителем по экспериментальному самолёту «346» с ЖРД, включая испытания и доводку до серийного производства на этом же заводе.

В 1953—1955 годах — начальник ОКБ-491 при заводе № 491 по выпуску станочного оборудования для авиационной промышленности.

В 1956 году был назначен главным конструктором ОКБ-424 по созданию дирижаблей, аэростатов, аэрозондов.

С 1959 года — на заводе «Универсал» по созданию парашютных систем.

Умер 19 марта 1983 года вследствие ишемического инсульта.

Похоронен на Преображенском кладбище г. Москвы.

О том, почему 22 июня 1941 года советские войска оказались совершенно не готовыми в нападению гитлеровцев, историки спорят до сих пор. Любопытно, что никто из видных советских военачальников того времени не взял на себя ответственность за разгром первых дней войны. Все кроме одного — героя войны в Испании, генерала-майора авиации Ивана Ивановича Копеца.

Несмотря на то, что участие советских кадровых военных в сражениях в Испании не афишировалось, сами они получали боевые награды — правда, формально по совсем другому поводу. Наиболее отличившихся советских военных, воевавших на стороне республиканского правительства в Испании с 1936 года, награждали Орденом Красной звезды, а в исключительных случаях — званием Героя СССР. Среди выдающихся советских военачальников, удостоенных обеих высших наград, был и летчик-истребитель Иван Иванович Копец, с сентября 1936 года служивший командиром авиагруппы Хозе в войсках республиканской Испании. В ходе боев И.И.Копец сбил шесть самолётов противника и был награждён орденом Красного Знамени, орденом Ленина и удостоен звания Героя Советского Союза. В 1938 году, сразу по возвращении из Испании, И.И.Копец получил назначение на пост заместителя командующего Военно-воздушными силами Ленинградского военного округа. В этой должности он принимал непосредственное участие в боевых действиях в ходе Советско-Финляндской войны 1939-1940 гг. После Финской войны был назначен командующим военно-воздушными силами 8-й Армии, а накануне Великой Отечественной войны — командующим ВВС Западного Особого военного округа.

Как известно, именно советская авиация понесла в первый день войны, 22 июня 1941 года, наиболее катастрофические потери: в результате массированного обстрела немецкими войсками 66-и приграничных советских военных аэродромов были уничтожены более 1000 самолетов. И хотя в те же самые дни многие советские лётчики проявили чудеса мужества и мастерства, оказав упорное сопротивление врагу, сам Иван Иванович Копец счёл себя ответственным за эти гигантские потери и в тот же день, 22 июня 1941 года, застрелился в своем служебном кабинете.

Ну и добавлю немного из Википедии...

Родился 19 сентября 1908 года в Царском Селе в семье слесаря. В 1925 годуокончил 8 классов школы в городе ИшимеТюменской области, после чего работал секретарём окружного суда.

На военной службе с 1927 года. Военное образование получил в Ленинградской военно-теоретической школе (1928), в Качинской военной авиационной школе пилотов (1929) и на курсах усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии имени М. В. Фрунзе (1935).

Служил в 70-м отдельном истребительном авиаотряде авиационной бригады при Военно-воздушной академии имени Жуковского. С сентября 1936 года лётчик, затем командир авиационной группы Хозе в войсках республиканской Испании во время гражданской войны 1936-39 годов. Летал на биплане Ньюпор-52, затем на истребителе И-15. Сбил шесть самолётов противника, награждён орденом Красного Знамени, удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и особой грамоты. Покинул Испанию 17 июня1937 года.

12 декабря 1937 года избиран депутатом Верховного Совета СССР 1 созыва.

В 1938 году комбриг Копец назначен заместителем командующего ВВС Ленинградского военного округа. Во время советско-финской войны был командующим ВВС 8-й армии, лично участвовал в боевых вылетах. За эти бои был награждён вторым орденом Ленина и 31 марта 1940 года было присвоено воинское звание комдива. После переаттестации 1940 г. в связи с введением генеральских званий в РККА — генерал-майор авиации. В начале Великой Отечественной войны был командующим ВВС Западного фронта.

В 03:00 утра 22 июня 1941 аэродромы фронта были внезапно атакованы германской авиацией. Высотные бомбардировщики He-111 нанесли массированный удар кассетными бомбами по выстроенным крыло к крылу самолётам ВВС. На стоянках были уничтожены сотни истребителей. Второй удар нанесли пикировщики Ju-87 и Ju-88совместно с тяжёлыми истребителями Me-110. Некоторые аэродромы, расположенные вблизи границы, к середине дня были захвачены наступающими наземными войсками противника.

Историки обращают внимание на несовершенство организационной структуры советской авиации, а именно на то обстоятельство, что командующему ВВС фронта подчинялись лишь некоторые соединения: 12-я, 13-я бомбардировочные авиадивизии, 3-й авиакорпус дальней авиации и 43-я истребительная авиадивизия. 9, 10 и 11-я смешанные авиадивизии были подчинены командующим армиями. При этом 43-я иад базировалась в районе Орши и участвовать в боях на границе не могла. Поэтому для ответного удара Копец мог использовать только бомбардировщики СБ и ДБ-3, причём без истребительного прикрытия.

В середине дня генерал Копец ввёл в бой бомбардировщики из 12-й и 13-й авиадивизий, и 3-й дальнебомбардировочный корпус. Ответные удары были нацелены на известные аэродромы противника, переправы через Буг и колонны механизированных частей. Не имевшие прикрытия бомбардировщики понесли тяжелые потери. Так 13-я авиадивизия потеряла в течение дня 64 бомбардировщика СБ.

Общие потери ВВС Западного фронта 22 июня составили 738 самолётов, в том числе 528 было потеряно на земле.

Совершив облёт разрушенных аэродромов и узнав о масштабах потерь, И. И. Копец застрелился в своём служебном кабинете около 18:00 в тот же день.

Согласно другой версии, начальник особого отдела НКВД Западного особого военного округа майор ГБ Павел Георгиевич Бегма вечером 21 июня 1941 года получил спецсообщение из Москвы об «изъятии генерала И.И. Копец по вновь открывшимся обстоятельствам». Основанием послужили показания Смушкевича, о том, что он, бывший главный советник по авиации республиканской Испании, сам завербовал Копеца в свою группу.

Согласно выписке из приказа Главного управления кадров Красной Армии, — «генерал-майор авиации И.И. Копец,1908 г.р., исключен из списков действующего высшего комсостава как застрелившийся 23.07.1941 года».

Высадка в Суджукской бухте.


Самое любопытное, что основание укрепления в Суджукской (Цемесской/Новороссийской) бухте в планы военного министерства Российской империи не входило. Главным инициатором организации нового форта северо-западнее уже имеющегося Геленджикского был Николай Раевский. Пользуясь временным потеплением отношений с вышестоящим начальством, он направил срочную депешу в Петербург с просьбой позволить основать крепость в Суджукской бухте. Раевскому позволили. 

12 сентября 1838 года эскадра Лазарева вошла в Суджукскую бухту. Десантники, умудрённые опытом, мигом взяли штурмом берег и заранее приготовились к сопротивлению горцев. Так была положена основа Новороссийску. Стратегический даже пророческий дар Раевского, который считал, что будущий город станет важным центром торговли и обороны на Кавказе, был подтверждён самой историей.

За все эти заслуги Раевский был награждён чином генерал-лейтенанта, а также был назначен начальником всей Черноморской береговой линии. В начале следующего же 1839 года неугомонный генерал предпринял очередную экспедицию с теми же целями, что и экспедиция 38-го. В этот раз, опять же совместно с Лазаревым, Раевский успешным десантом у реки Шахе основал Головинский форт (ныне микрорайон Сочи). После этого эскадра взяла курс на устье Псезуапсе, где заложили Лазаревское укрепление (ныне Лазаревский микрорайон всё того же Сочи). 

Десант Раевского у реки Шахе.

Однако дальновидный Николай Раевский рассматривал вверенную ему береговую линию не просто как систему укреплений. Для него это были торговые узлы, будущие города и морские порты. Поэтому уже тогда массу внимания генерал уделял не только устройству крепостей для отражения нападений горцев и зарубежных добровольцев, прибывавших сюда со всех краёв света – от Польши до Британии. Так Раевский уже тогда стремился улучшить быт гарнизонов, их снабжение и даже несколько изменить сами природные условия, по крайней мере, в районе самих укреплений. И его страсть к садоводству и весьма широкий кругозор в этом деле пришлись как нельзя кстати.

В 1839 году с очередной инспекцией, а Раевский предпочитал лично проверять гарнизоны, генерал морским путём побывал на каждом укреплении вверенной ему береговой линии. На тот момент Сухумское укрепление располагало единственным более менее подготовленным для торговли рейдом для судов. Поэтому именно этому форпосту империи Раевский уделил особое внимание, чтобы, не дожидаясь смены милости начальства на неприязнь, успеть доказать справедливость своих взглядов на будущее этого края.

О Сухуме Раевский писал: «Климат Сухума вреден от того, что мы заняли турецкую крепость (Сухум-Кале. — Прим. авт.), расположенную в низменном месте. Сие неудобство можно отвратить перенесением крепости на соседнее возвышение, которое доходит до самого моря. Кроме того, турками были сделаны водопроводы в Сухум, они не были нами поддержаны и составили болото – источник болезней. Осушение сего болота не представит большого затруднения».

А вот сопровождавший его полковник Григорий Филипсон был более пессимистичен и не смог разделить сразу такого деятельного напора своего командира: «Сухум имел очень печальный вид… Все это было ветхо, гнило, грязно… Жители имели здесь вид болезненный, изнурённый, апатичный…»

Несмотря на некоторую степень уныния офицеров, Раевский мгновенно взялся за дело. Для начала он осушил пресловутые болота, успевшие унести не одну сотню, как местных жителей, так и солдат гарнизона. За считанные месяцы он растряс апатичность этого «печального» места. 

Вскоре генерал, по привычке подробно осматривающий всю местность, наткнулся на удивительно ухоженный сад, за которым присматривал живущий подле в небольшом доме гарнизонный лекарь Владислав Багриновский. Багриновского на данную должность, как трудолюбивого и опытного человека, год назад назначил сам командующий береговой линией. В саду произрастало множество местных эндемичных растений, не виданных ранее Раевским. Пройти мимо Николай Николаевич не мог в принципе.

Хозяин, Владислав Багриновский, был опальным студентом из Волынской губернии Житомирского уезда, родившимся в польской дворянской семье. Окончив Волынскую гимназию, он поступил в Виленскую медико-хирургическую академию. Учился Владислав хорошо, но быстро втянулся в очередное, конечно, демократическое общество. Естественно, полиция всю контору прикрыла. Трибунал признал Багриновского виновным, а посему решил отправить молодого человека на Кавказ, чтобы руки занял, дабы голова не шалила. Как ни странно, это оказалось весьма мудрым решением. Молодой Владислав смог вписать своё имя в историю рядом с легендарным Раевским в качестве одного из основателей будущего Сухумского ботанического сада. А ведь Багриновский вполне мог раствориться в толпе крикливых юнцов…

Генерал Раевский приметил старательность и основательность Владислава. Поэтому, несмотря на дикое противодействие всего и вся, добился передачи садового участка с редчайшими эндемиками на военный баланс под названием «Сухум-Кальский военно-ботанический сад». Понятие «военный» здесь далеко не случайное. К организации, расширению и уходу за садом привлекли солдат крепости. В саду культивировали и множество плодовых деревьев и кустарников, пополнявших рацион гарнизона. Теперь сад стал частью укрепления, воспринимался своим и отвлекал бойцов от тягот службы на далёких форпостах Родины. Уже через год площадь сада увеличилась в четыре раза. Также Раевский смог утвердить Багриновского на должность директора ботанического сада, хотя репутация последнего этому отнюдь не способствовала.

Николай Раевский.

Николай Николаевич твёрдо решил создать в Сухуме не просто сад, а настоящий питомник плодовых растений, чтобы бойцы гарнизонов и будущие переселенцы со своими семьями могли получать уже районированные саженцы плодовых деревьев, а местные жители ознакомиться с акклиматизированными растениями с других концов света. Это была крайне дальновидная политика для того времени, т.е. Раевский и в прямом и в переносном смысле пускал корни державы. В Сухумский ботанический сад генерал привозил семена и саженцы со своих имений и из Никитского ботанического сада, из Сибири и из Турции. С прилежанием учёного садовода он писал, что Абхазия обильно производит виноград, апельсиновое, чайное и камфорные деревья и даже новозеландский лён. А вот уникальные эндемики Раевский отправлял в Никитский и Петербургский ботанические сады.

Сухумский ботанический сад.

Вскоре милость двора сменилась резким неприятием. Любые инициативы генерала саботировались. Отчасти потому, что в армии в то время бытовало два противоположных мнения по поводу замирения Кавказа. Одни высказывались за жёсткие меры огня и меча, другие же, в том числе и Раевский, считали, что процесс должен быть мирным и основан на совместном ведении хозяйства и торговли. Конечно, первые имели больше влияния при дворе, т.к. обещали решить проблему Кавказа в самые короткие сроки.

Николай Николаевич в ноябре 1841 года оказался окончательно отстранённым от дел Черноморской береговой линии. Оставшись не у дел, как многие кипучие души, Раевский не смог обрести долгую жизнь на гражданке, также давали о себе знать многочисленные походы и сложный климат Кавказа. 6 августа 1843 года Николай Николаевич скончался в имении Красненьком Воронежской губернии.

Однако после отставки Раевского и его кончины последнее творение генерала отнюдь не было забыто и заброшено. Сад взял под свою опеку комендант Сухумского укрепления, а очень скоро попечительство стало определённой традицией.

Сухумский ботанический сад во время русско-турецких войн 1853-56 гг. и 1877-78 гг. сильно пострадал, но каждый раз восстанавливался и непрерывно рос в размерах. Только в 1889 году военное министерство передало сад в ведение гражданских властей. После развала СССР, во время абхазо-грузинской войны грузинские войска, захватившие Сухум, в своей беспредельной «мудрости» и «тяге к прекрасному» не нашли ничего лучше, как разместить артиллерийские позиции чуть ли не на территории самого сада.

Освобождённые от «гнёта красных» специфические граждане начали стахановскими темпами деградировать в сторону национализма. Посему чудо природы и человека Сухумский ботанический сад, к которому грузинские войска не имели в принципе никакого отношения, тонких струн «свободолюбивых» душ не тронул. Даже наоборот. Именно поэтому, увы, одна из защитниц сада, коренная жительница Сухума 79-летняя научная сотрудница Татьяна Турчинская погибла, охраняя детище русского генерала.

Но и тогда творение Раевского выстояло и возродилось. И сейчас Сухумский ботанический сад может посетить любой желающий. Правда, его встретит не памятник Раевскому, а бюст председателя ЦИК Абхазии Нестора Лакобы.

До сих пор бытует легенда о посаженном Раевским дереве, к которому можно прикоснуться и сейчас. Она гласит, что это дерево — раскидистая липа в Сухумском саду. Однако это маловероятно, потому что возраст липы учёные определяют в районе 300 лет. Но! Дерево, посаженное генералом Раевским, в самом деле существует: это поистине гигантское тюльпанное дерево родом из Северной Америки, растущее в Головинке (Сочи), высотой около 35 м и диаметром целых 3 метра.

Тюльпанное дерево Раевского

Дела Раевского живы до сих пор. Новороссийск – крупнейший российский торговый порт на Чёрном море. Сухум вырос и успел даже стать камнем преткновения, знаменующим важность этого города. А Карасан и Сухумский ботанический сад продолжают цвести...

Источник

Николай Раевский – младший

Николай Николаевич Раевский – младший был страстным садоводом, это его увлечение, которое он, кстати, также умело поставил на службу во благо Отечества, перешло к нему от отца, Николая Николаевича Раевского –старшего. Старший Раевский разводил чудесные сады и виноградники и даже делал недурное вино. Так, Денис Давыдов, с юных лет вхожий в семью Раевских и практически являющийся их родственником, писал: «С ежедневным восходом солнца видели мы его в простой одежде поселянина, копающего гряды и сажающего цвет…» Особой гордостью Раевского-старшего была оранжерея в селе Каменка, в которой он смог добиться цветения даже в 17-градусный мороз.

Раевский-младший практически с детства был при отце в действующей армии. Возможно, в самый первый свой бой Николай ворвался, будучи 11-летним мальчишкой под Салтановкой. Сейчас бытует мнение, что сам Раевский отрицал своё участие в том бою, однако на поверку окажется, что никаких собственноручных письменных свидетельств этого отрицания нет. Более того отрицание его участия в бою под Салтановкой полностью на совести не самых близких Раевскому людей, позже что-то там вспоминавших. Кстати, именно после того боя в 1812 году он был произведён в подпоручики. Далее потекла нелёгкая военная служба.

Бой под Салтановкой 

С 1826 года Раевский служит на Кавказе, сменяя одну военную кампанию на другую. Однако именно здесь расцветёт его увлечение садоводством. Весной 1829 года он получит посылку с любопытным письмом, ярко характеризующим его жизнь и страсть: «Вот вам 37 родов семян, доставленных Фишером, сейте их на здоровье, полно вам возиться с вашими лезгинами…»

Последняя фраза по поводу «возни с лезгинами» перекликается с тем, что как раз в 1829 году после череды сражений от Карса до Ахалцыха Раевский был пожалован чином генерал-майора, а также на него возложили ответственность вести переговоры с лезгинами, проживавшими на границе Кахетии. 

Но вернёмся к приятному… Почти на протяжении всей жизни Николай Николаевич вёл весьма активную переписку с целью расширить разнообразие культивируемых растений. Иногда эта переписка выходила ему боком. Так, Мария Волконская (сестра Раевского, но более известна как жена декабриста Сергея Волконского) уже из ссылки в Сибири прислала брату редкие семена китайских растений. Позже он высадит их в своём крымском имении «Карасан» (владельцем имения Раевский стал после женитьбы на Анне Бороздиной – племяннице прежнего владельца генерала Бороздина), а заодно подарит этим фактом ещё больше поводов для злопыхателей наушничать и клеветать на него как тайного декабриста и антигосударственного деятеля. Одним из самых высокопоставленных этих недоброжелателей был его непосредственный начальник на Кавказе Иван Паскевич, который вскоре возвысится при дворе, получит чин генерал-фельдмаршала и будет иметь влияние на императора.

Зарождение Карасанского парка. 1835 год

Также активную переписку Раевский вёл с виднейшим садоводом того времени, учёным-натуралистом и первым директором Императорского Никитского ботанического сада (ныне принадлежит Российской академии наук) Христианом Стевеном. Христиан содействовал страсти Раевского самыми различными саженцами редких зарубежных растений, не встречавшихся доселе в Российской империи. Для этой цели Николай построил оранжерею, а всю территорию вокруг имения «Карасан» украсил магнолиями, кедрами и итальянскими соснами — пиниями. Правда, стоит отметить, что посадку парка начал ещё генерал Михаил Бороздин, но его расцвет ознаменовал именно Николай Раевский. Всего можно было насчитать свыше 200 кустарников и деревьев из самых разных уголков планеты – от Африки и Дальнего Востока до Южной и Северной Америки.

После революции имение было национализировано и реорганизовано в санаторий «Карасан». Этот санаторий действует и ныне, специализируясь на лечении заболеваний дыхательной системы. Жив и карасанский парк, высаженный Раевским. Конечно, имение весьма изменилось, а здание в неомавританском стиле, именуемое дворцом Раевских, было построено уже потомками легендарного генерала. Карасан располагается недалеко от посёлка Партенит, между Гурзуфом и Алуштой. 

Вид на Карасан

Постоянную переписку Николай поддерживал и с создателем Императорского Петербургского ботанического сада (реорганизованного из Аптекарского сада, ныне также относится к РАН) профессором Фёдором фон Фишером и старшим садовником того же сада Францом Фельдерманом, который доставил в Россию редкую коллекцию живых растений из Лондона. 

Но не забывал Раевский, так сказать, и о хлебе насущном. Ведь не стоит воспринимать Николая только как некоего эстета, наслаждающегося под сенью деревьев прохладой в летний зной. Его цели были далеко идущими и, естественно, не всегда чисто научными. Одной из важнейших частей работы генерала было плодовое садоводство и виноградарство. Поэтому особым гостем и соратником Раевского в Карасане был Николай Андреевич Гартвис. Николай Гартвис к тому времени уже занял место директора Никитского ботанического сада, заменив отошедшего от дел Стевена. Но главное, что Гартвис был одним из основателей и энтузиастом Магарачского казённого заведения, которое культивировало различные сорта винограда, а также занималось обучением виноградарству и подготовкой виноделов.

Кстати, и сейчас созданное трудами князя Михаила Воронцова и Николая Гартвиса казённое заведение функционирует, правда, под названием Всероссийский национальный научно-исследовательский институт виноградарства и виноделия «Магарач». Находится институт в Ялте, недалеко от пгт Отрадное (ранее как раз именовалось Магарач), входящее в городской округ Ялты. 

Институт виноградарства "Магарач"

Оценивая перспективы садоводства и виноградарства, способных принести державе и вполне конкретным её областям (к примеру, всему Черноморскому побережью России) весомую выгоду и обеспечить тысячи людей рабочими местами, Раевский всячески популяризировал этот вид деятельности. Поэтому в 1835 году Николай Николаевич стал одним из соучредителей «Российского общества любителей садоводства». При обществе было открыто училище для садоводов, а с 1838 года выпускался «Журнал садоводства». Для этого журнала Раевский написал несколько статей об акклиматизации растений в Крыму и на Кавказе.

В 1837 году дипломатический, управленческий и боевой опыт генерала Раевского наконец был оценён по достоинству: его назначили начальником 1-го отделения Черноморской береговой линии. По сути, на него свалилась тяжелейшая ноша. При дворе желали как можно быстрее решить вопрос замирения Кавказа, но осознания реального положения дел региона при дворе не было. Но и в этой ситуации Раевский, пускай и разрываясь на части, старался уделить время всему. Более того он поставил собственную страсть садоводства на благо решения поставленных задач.

Карасан сейчас

Часто желание скорейшего решения того или иного вопроса сильнее нежели скорость его решения в реальности. Таким образом, укрепления и гарнизоны, основанные отчасти самим Раевским, стали опорой в замирении Кавказа. Однако связь между ними часто обрывалась, а с некоторыми и вовсе существовало только морское сообщение. В таких условиях вставал вопрос не только подкрепления и боеприпасов, но банального провианта. Раевский понимал это, а высокопоставленные чины при дворе с трудом.

В подобной ситуации генерал приказал для обеспечения гарнизонов свежими овощами и прочим развести при укреплениях огороды и виноградники. Имея огромный опыт и связь с виднейшими садоводами того времени, Раевский лично развозил из своих имений различные саженцы и лозу столового (не винного, который ныне именуется техническим) винограда по фортам береговой линии. Это были самые живучие и неприхотливые образцы, дабы облегчить ведение хозяйства и разнообразить рацион гарнизона, а порой и помочь ему продержаться на полученном урожае некоторое время. Кроме того, генерал привечал среди солдат «садоводов» и «огородников» и отправлял их за свой счёт учиться этому ремеслу на профессиональном научном уровне.

Как видно из истории, уверенность Раевского в том, что виноградарство и садоводство как на Черноморском побережье, так и в Причерноморье станет значительной статьёй дохода, подтвердилась. Но одно из главных своих свершений, далёких от его военной службы, а, соответственно, от внимания общества, ждёт генерала впереди…

Продолжение следует…

Источник